Прыжок тигра

어제는 역사이고 내일은 알 수 없는 미스테리며 오늘은 선물이다. "Вчера — это история, завтра — тайна, которую нельзя узнать, сегодня — подарок". (Корейская мудрость)

Бао просыпается от крика. Влажная ткань неприятно холодит щеку. Пот перемешался со слезами и впитался в наволочку. Он едва может пошевелить кончиками онемевших пальцев. Во рту до сих пор медный вкус от прокушенного до крови языка. Еще одна ночь позади. В последнее время кошмарные видения приходят все чаще, становясь длиннее и четче. Живая темнота тянется к нему тысячами щупалец, дышит и засасывает вглубь какого-то смерча, который, раскручиваясь и вращаясь, уносит его прочь от родного дома. А еще зеркала: множество отражений, появляющихся и исчезающих, как только он протягивает к ним руку. Иногда они взрываются, и осколки режут ему глаза, заливая образы алым. Тогда он кричит от боли, разрывает глотку, что есть сил, рыдает, чтобы слезами смыть, выдавить острые кусочки стекла, вонзившиеся ему под веки… Бао с трудом садится на постели, выпивает травяной отвар, который всегда стоит на прикроватном столике, и постепенно возвращается в реальность. Отец будет недоволен. Кошмары вытягивают из Бао энергию, а это очень плохо. Если у него не будет сил, он не сможет поддерживать отца, когда тот в нем нуждается. Входит слуга, который помогает с утренними процедурами, ведь сейчас Бао слабее котенка. Если бы у него было время — месяц-другой — он бы попытался справиться, но отец не даст ему и недели. Немного облегчения приносят визиты в храм. Сонсонун знает, что нужно делать, но он слишком стар, чтобы изгнать видения и очистить разум. Бао с нетерпением ждет возможности пойти в храм Четырёх стихий. Он находится здесь же, на территории их огромного поместья, за озером. Бао знает, что где-то есть большие города с башнями-небоскребами и магистралями, по которым ездят машины, но он никогда не увидит их. Здесь проходит вся его жизнь: обучение, практика — и так изо дня в день. Он надевает простую хлопковую рубаху и штаны, медленно спускается вниз по широкой лестнице — резкие движения причиняют ему боль. Простой завтрак, состоящий из риса и овощей, — как раз то, что ему сейчас нужно: желудок не примет тяжелую пищу. Жаль, что его недомогание пришлось на урок Шина. Бао так ждал их встречи, считал дни. Ему ужасно стыдно, что он смеет думать о таком, но это выше его сил. Он должен в равной степени развивать четыре энергии: энергию силы он совершенствует в боевых искусствах, бое на мечах; энергию исцеления он изучает с самим Сонсонуном, а потом многократно оттачивает практикой; энергию воли он закаляет, входя в транс и изнуряя тело; раскрывать и контролировать сексуальную энергию помогает ему Шин. Бао входит в комнату, где проходят занятия и садится на циновку. Вскоре занавес отодвигается, и появляется Шин. Бао не поднимает глаз, поэтому видит только его ноги не выше щиколоток. — Ты готов? — традиционно спрашивает Шин, и Бао краснеет от негодования на самого себя: так обидно, что он разочарует Наставника. — Нет, — вынужден ответить он. Это первый раз за полгода, что они занимаются, когда такое случилось именно перед этим уроком. А ведь он проходит даже не каждую неделю. Отец считает, что совершенствовать сексуальную энергию ему ни к чему: у него никогда не будет пары, а сексуальные практики только отвлекают от главного предназначения. Поэтому он начал занятия на два года позже обычного. Если бы не необходимость гармоничного развития четырех стихий, отец и вовсе бы запретил их. — Посмотри на меня, — Шин приподнимает его голову, легко касаясь подбородка. Бао глядит во все глаза. Для него Шин прекрасен: черные волосы, округлые скулы, большие глаза с густыми ресницами, в уголках которых затаились первые морщинки. Наставники должны быть в самом расцвете сил, чтобы соответствовать возможностям ученика. И только в случае с целителем не из кого выбирать. — Посмотри на меня, — повторяет Шин, глядя ему прямо в глаза. — Ты готов. И сможешь принять столько, сколько я тебе дам. Бао облегченно кивает. Душу омывает радостное нетерпение, но он старается его тщательно скрыть. Только в глубине живота начинается приятное покалывание. Он поднимается и аккуратно снимает с себя одежду. Наставник указывает ему на кольцо в стене, прикрепленное не выше метра от пола. Если бы Бао попросил, то ему зафиксировали бы руки, но его воли хватит, чтобы держаться самому. Он осторожно становится на колени, все еще неловкий в своих движениях, и берется за кольцо, прогибаясь в спине. Наставник не торопится подходить, позволяя Бао привыкнуть к позе. Прохладный воздух немного охлаждает начинающую разогреваться кожу. Бао сублимирует внутреннюю энергию, чтобы максимально подготовить себя к происходящему. Шин подходит ближе, и до Бао доносится персиковый аромат. Он не видит, но знает, что на изящном подносе в руках наставника лежат смазанные маслом шарики разного размера. Палец Шина теплый и настойчивый, когда он проталкивает самый маленький шарик, Бао облегченно выдыхает. Ему приходится контролировать дыхание, пока шарики один за другим исчезают внутри него. Он помнит, как первые разы наставнику приходилось надевать ограничительную повязку на его член. Сладкое распирание быстро доводило Бао до пика. Но постепенно он научился сдерживаться, и теперь его член может долго сочиться смазкой и напрягаться —: пока Шин не позволит, Бао не кончит. Сегодня ему особенно трудно, ведь он знает, что высвобождение энергии поможет его восстановлению. Хочется поскорее избавиться от слабости, обрести прежние кондиции. Организм сам стремится к разрядке, подгоняя Бао изнутри, скручивая его в сладких спазмах. А Шин и не думает останавливаться. Бао слышит протяжный стон и понимает, что его издает он сам. Это ужасно, но он ничего не может с собой поделать. К его удивлению, Шин проводит рукой по его вспотевшей спине, водит пальцем по вспухшему, с вывернутыми наружу краями, отверстию, словно это настоящая ласка, и успокаивающе опять произносит, проталкивая следующее звено, которое кажется уже огромным: — Ты примешь все, что я тебе дам. Бао начинает бить крупная дрожь, тело словно наэлектризовано, тысячи невидимых иголок, впившихся под кожу, будоражат его кровь, а в заднице разгорается настоящий пожар. Бао сосредотачивается — шарики начинают вибрировать, доставляя немыслимое наслаждение. Член уже горит, ощущаясь между ног особенно остро. Вдруг Бао слышит какой-то посторонний шум — в комнату кто-то входит. Но даже это не в силах его отвлечь, он слышит лишь невнятную речь чужака и ответ наставника: — Он не готов! Почему сейчас? Проклятье! Шин подходит к Бао и тянет за нить. Шарики выскакивают один за другим, задевая нужные места и Бао опустошает оргазм: мощный, всепоглощающий, очищающий тело и душу. Наставник набрасывает на него мягкую ткань, помогает улечься на мат возле окна и бережно приподнимает его голову, чтобы дать глотнуть сладкий напиток со вкусом меда и мяты. И, в отличие от предыдущих занятий, не уходит, а садится на корточки и наблюдает за Бао. А Бао следит за выражением его лица, подмечая глубокую складку, пролегшую между бровей, золотистые искры в черной радужной оболочке, тонкие пальцы и узкие кисти рук, которые могут стать твердыми или нежными. Бао вспоминает, как изучал каждый миллиметр ладони и кисти наставника, гадая, поместятся ли они у него внутри и сколько раз ему позволят кончить в процессе. Он чувствует, как от этих запретных мыслей член вновь наливается приятной тяжестью. И вместе с этими ощущениями силы возвращаются к Бао: тело исцеляет себя. Он отбрасывает покрывало и садится. Его внутреннее чутье подсказывает, что сегодня все происходит не так, как всегда, и этому есть объяснение. Нужно только терпеливо ждать, когда Шин сочтет, что Бао готов. Кажется, такой момент наступает именно сейчас. — Бао, — лицо наставника озаряет легкая улыбка. — ты бы хотел поехать со мной в путешествие? Бао смотрит на него неверяще. То, что предлагает Шин, невозможно, нереально и так прекрасно! — Я не могу, — шепчет он, а сердце его кровоточит. — Я должен быть рядом с отцом. — Мы очень быстро вернемся. Пока тебя не будет, настоятель присмотрит за ним. Бао не в силах противостоять его просьбе. Сколько раз этот голос вынимал из него душу, посылая к самым небесам. Если Бао суждено увидеть большой мир, пусть рядом с ним будет Шин. И может быть, он сочтет, что Бао готов принять нечто большее. Эта ниточка надежды ведет его, когда они покидают поместье. Шин приподнимает заднее сиденье джипа и просит Бао постараться поместиться в нише. Он предупреждает, что здесь может не хватать воздуха, поэтому Бао лучше начать медитировать, замедляя дыхание. Проходит довольно много времени, прежде чем машина тормозит и наставник выпускает его на свободу. Бао осторожно выбирается, делая выверенные глотки воздуха, которые провентилируют легкие. Голова немного кружится, когда он ступает на твердую землю. Вокруг простираются поля, редкие островки с деревьями и кустарниками на холмах, между которыми петляет вдаль дорога. Бао пытается соотнести картинку, которую он видел по визору, с тем, что наблюдает сейчас. Мозг услужливо подсказывает определения, факты, сопутствующую тому или иному объекту информацию. — Мы должны переодеться. — Шин кивает ему на пакеты с одеждой, лежащие в открытом только что багажнике. Бао с любопытством примеряет футболку, джинсы и кроссовки, стараясь не смотреть, как Шин надевает свою одежду. Черные брюки и такого же цвета кожаная куртка полностью меняют его образ. Бао смотрит на него, словно видит впервые. Потом они едут по бесконечному шоссе, пропуская несколько симпатичных городков. Бао хочется остановиться и рассмотреть их повнимательней, но Шин настаивает, что им не нужно останавливаться, и они мчатся все вперед и вперед. Очень скоро Бао становится понятно, что у Шина есть какая-то своя цель, и он начинает всерьез волноваться за него. Бао никогда не оставляли одного. По территории его сопровождали охранники. Однажды, будучи еще маленьким, он хитростью сумел оторваться от них и спрятался на раскидистом дубу у озера. Тогда это показалось ему забавной игрой. Вот только спустя час он уже дрожал от страха, когда огромные псы, которых он никогда раньше не видел, бросались, норовя вцепиться в него зубами. Гнев отца был ужасен. Бао сурово наказали, дерево спилили, а людей из старой охраны сменили. Новые люди были еще молчаливее прежних и не выпускали его из виду, только в храме оставляя в покое. Он не боится за себя и готов понести любую кару. А вот Шину может не поздоровиться. Об этом Бао осторожно говорит, когда они останавливаются освежиться и поесть в придорожном кафе. — Ты беспокоишься? — Шин смотрит внимательно. — Я должен позаботиться о тебе. — Ну вот, Бао осмелился произнести эти слова вслух. Теперь его чувства в руках Шина. Ответит ли он? Примет ли Бао? Но Шин ничего не успевает ответить. Вместо этого он больно дергает Бао за руку, заставляя упасть. С грохотом валятся стулья, сдвигаются со скрежетом столики, женщина рядом пронзительно кричит, и кажется, что в воздухе пролетают, свистя, гигантские жуки. Они почти бесшумно вонзаются то тут, то там в своем сумасшедшем танце, и Бао вдруг отчетливо понимает, что это пули. Наставник обнимает его, накрывая своим телом, и Бао рвано дышит ему в ключицу, молясь, чтобы эти мгновения длились дольше. Но Шин делает ему знак подниматься и, лавируя между столиками, пригибаясь и перепрыгивая через лежащих людей, они бегут в сторону машины. Теперь Бао замечает, как ловко наставник припарковал джип; незаметно, у самого выезда — они запрыгивают на сиденья и без всякой подготовки стартуют. С металлическим лязганием пули чиркают по корпусу. — Не бойся, он бронированный — должен выдержать! — кричит Шин. Но Бао уже охватывает тьма, потому что в это время стекло со стороны водителя разбивается, а зеркало заднего вида осыпается мелкой крошкой им на колени. Это так похоже на кошмары из его снов, что Бао проводит рукой по лицу, ожидая, что она моментально станет мокрой от крови. Но этого не происходит, и он удивленно пялится в раскрытую ладонь, замечая мельчайшие линии. Линия судьбы: куда она ведет его? Через разбитое окно в кабину врывается ветер. Скорость только нарастает. Пальцы Шина, вцепившиеся в руль, белеют, под глазами темнеют круги, но решимости на лице только прибавляется. Он утапливает до конца педаль газа, и Бао надеется, что наставник знает, что делает. Наконец они сворачивают на какую-то неприметную насыпную дорогу, по которой можно проехать, только трясясь всем телом и подпрыгивая на сидении, а мелкая галька стучит по металлическим деталям джипа и отскакивает во все стороны. Впереди виднеется старый заброшенный дом, Шин глушит мотор и, усталый, откидывается на спинку, прикрывая глаза. Бао выходит осторожно, но вокруг, куда ни кинь взгляд — никого. Оглушающая тишина, разбавляемая стрекотом сверчков в траве. На небе ни облачка. — Где мы, наставник? Но Шин не отвечает. Бао обходит автомобиль, открывает дверцу и трогает его за плечо. Голова безвольно откидывается, сквозь загар проступает синюшная бледность. Одного прикосновения Бао, как целителю, достаточно, чтобы понять: Шин умирает. Крик отчаяния застревает в его горле удушающим комком. Он хватает Шина и тащит прочь из машины. Теперь становится заметно, что ткань сиденья насквозь пропиталась его кровью. Как Бао не учуял этот характерный запах раньше?! Видимо, всему виной сильный ветер и стресс, но он все равно не смог бы заменить Шина за рулем, так что сожалеть не о чем. В доме жарко, пыльно и сумрачно. Бао с трудом укладывает Шина на полуразвалившийся диван, предварительно стащив с него чехол, срывает с безвольного тела куртку и рубашку. Под лопаткой обнаруживается входное отверстие. Ровные края пузырятся, сочась кровью. Ранение не сквозное, значит пуля все еще в теле Шина. Бао закрывает глаза и пытается ее увидеть, так же как внутренние повреждения наставника, но у него ничего не получается. От отчаяния он готов завыть, биться головой о стену, но это вряд ли поможет. Бао бежит к машине, в надежде найти там хоть что-то, что может помочь. В багажнике лежит большой серебристый чемодан, стандартная аптечка, в бардачке — пистолет и поллитровая бутылка воды. Бао забирает все и бежит обратно в дом, молясь всем богам, чтобы не было поздно. Чемодан закрыт, но, к счастью, Бао быстро обнаруживает, что ключ висит у Шина на запястье, прикрепленный к браслету. Бао и сам не знает, что надеется увидеть внутри, но находка его разочаровывает. Чемодан заполнен одинаковыми пластинами белого металла. Бао научили хорошо разбираться во всех веществах и материалах, так что он безошибочно узнает платину — самое ценное из всех средств наличного расчета. Но сейчас оно бесполезно. Чуть лучше обстоят дела с аптечкой, укомплектованной бинтами и антисептиком. Но и они не помогут вытащить Шина, если Бао не возьмет себя в руки. Он открывает бутылочку и жадно, торопливо пьет: вода стекает между губ, попадая на футболку, но ему все равно. Затем Бао кладет руки на грудь Шина и закрывает глаза, пытаясь сосредоточиться и настроиться на нужный лад. И снова терпит неудачу. Подушечки пальцев покалывает от остаточной энергии, которая покидает тело. Он отдергивает руки, не в силах контролировать потоки. Возможно в эти мгновения он не исцеляет, а отбирает у наставника последние капли едва теплящейся жизни. У Шина нет шансов. Внезапно Бао ощущает какое-то смутное беспокойство. Сквозь полуоткрытую дверь слышится, как стая птиц с криком поднимается в небо, словно кто-то ее спугнул. Бао поднимается: скорее всего, это за ним. Пора возвращаться домой. Недолгим оказалось его путешествие. Он берет чемодан, пистолет и выходит во двор. Вдалеке уже виднеется облако пыли. Бао ставит чемодан, садится поодаль прямо на землю, скрещивая ноги, проверяет затвор пистолета, снимая его с предохранителя и ждет. Через пару минут во двор въезжают три внедорожника, из первого высыпают люди, а два других продолжают стоять закрытыми, за темными зеркальными стеклами храня напряженную угрозу. — Не подходите, — кричит им Бао и недвусмысленно подносит пистолет к виску. Один из людей делает знак остальным. — Чего вы хотите? — обращается он к Бао. — Вы знаете, кто я? — Знаем, господин. — с полупоклоном отвечает тот. — Есть ли среди вас знакомый мне человек? Человек шепчет несколько слов в переговорное устройство, закрепленное у него за ухом, кажется, что он о чем-то спорит и даже настаивает. Наконец в самом дальнем автомобиле распахивается дверца и Бао по характерной походке сразу узнает приближающегося. Начальник службы безопасности отца. Почти такой же всемогущий, как он. И такой же холодный и безжалостный. У Бао начинает дрожать рука, дулом пистолета неприятно цепляя кожу на виске. — Господин, — кланяется Мин Ху. — Знаешь ли ты о моем даре, Ху? — Да, господин, я посвящен. — Мой отец — могущественный человек. Я люблю его, но я сделал выбор. Мой отец смертельно болен. Если я не вернусь — он вскоре умрет. Я не стану его преемником. — Будет война, мой господин, — глаза Мин Ху сверкают, словно он уже увидел реки крови и множество убитых. — Не будет, если Империю возглавит сильный человек, такой как ты, Мин Ху. — Господин испытывает меня? — Знаешь ли ты, что мой дар может не только исцелить, но и проклясть? — Все в руках богов. — Начальник охраны кланяется еще ниже. — Подойди и открой этот чемодан. Ты вернешься и возглавишь империю. Будешь охранять храм и относиться с почтением к монахам. Это твой шанс! — А как же вы, господин? — Как я уже сказал, у меня есть выбор и даже не один: я могу проклясть вас и убить себя, я могу поехать с вами и все равно вас проклясть. Или я навсегда исчезну из вашей жизни. Клянусь Четырьмя стихиями. Мин Ху колеблется, прежде чем приблизиться к чемодану. Но алчный блеск в его взгляде дает понять Бао, что он принял правильное решение. Щелкают застежки замков, Минг Ху так быстро захлопывает крышку, будто боится, что слитки испарятся. — А как же изменник Шин? — вдруг спрашивает он, уже не выпуская чемодан из рук. — Он умер, поэтому мне больше нечего терять. Мин Ху кивает и еще раз кланяется, потом поворачивается, стараясь побыстрее добраться до автомобиля. — Мин Ху! — окликает его Бао и тот подпрыгивает, словно ему выстрелили под ноги. — Мой отец стар и болен — прошу, не сокращай его дни и позволь уйти достойно. Я смогу почувствовать его даже издалека, и сила моей ненависти не знает расстояний. Мин Ху коротко кивает и еще быстрее шагает к автомобилю. Через минуту только свежие следы колес напоминают, что здесь недавно происходило незримое сражение. Бао опускает затекшую руку, второй рукой помогает отцепить онемевшие пальцы с курка и вновь ставит оружие на предохранитель. Во рту снова сухо, но тяжесть, давившая неподъемным грузом на грудь, постепенно отпускает. Он спешит в дом, надеясь, что еще не совсем поздно. Жизнь в Шине едва светится, робкими одиночными искрами. Бао легкими движениями оглаживает его тело, лаская так, как не мог делать этого прежде. Он воскрешает в памяти каждый урок, каждый день, когда наставник заботился о нем, раз за разом подводя к пику наслаждения, раскрывая его внутренние резервы. Бао цепляется за эти воспоминания, сублимирует и вытягивает из себя ту энергию, которую он тогда генерировал, и пытается влить ее в тело Шина. Постепенно кожные покровы умирающего вновь розовеют, но этого недостаточно. Зато к Бао возвращается внутреннее зрение и он видит пулю, застрявшую внутри и все повреждения, которые она нанесла. Бао идет на кухню и находит нож и спички. Поджигает старую газету, раскаляет и дезинфицирует лезвие. Возвращается и, уложив Шина на живот, рассекает кожу и мышцы крест-накрест вокруг пулевого отверстия. Теперь самое сложное — заставить ткани разойтись под его рукой. Бао представляет, что Шин — это масло, а собственные пальцы — это нож, входящий плавно и не встречающий сопротивления. Из-за рассечения и глубокой раны наставник теряет много крови, так что Бао нужно поторопиться. Кончики пальцев нащупывают и извлекают пулю, и Бао от переполняющих эмоций начинает плакать и смеяться одновременно. Он стягивает края раны, сыплет антисептик и туго перебинтовывает. Затем садится поудобнее, кладет раскрытые ладони на повязку и закрывает глаза. Невидимые нити сплетают свои узоры, соединяя поврежденные ткани, сосуды, сращивая и восстанавливая. Синхронизированный поток энергии вливается в Шина, возвращая его к жизни. Бао отдает и отдает, не считаясь с ограничениями, уплывая в золотистое марево. Когда он приходит в себя, то видит лунную дорожку, повисшую в пылинках на полу. Он лежит на том же диване, только разложенном. Бао с трудом поворачивает голову и замечает подле себя следы крови, которые остались после Шина. Но его самого нет. Бао не на шутку пугается и сразу думает, что Мин Ху мог вернуться. Но почему тогда он сам все еще здесь? Он пытается подняться, но, кажется, на поворот головы он потратил последние силы. Бао издает стон отчаяния. — Хвала богам, ты очнулся, — слышит он довольно бодрый голос наставника, и Бао охватывает неуемная радость. У него получилось! Из темноты появляется Шин, присаживается рядом. Лунный свет попадает ему прямо на лицо. Он почти такой, как и до ранения, только глаза ввалились, да щетина сделала из него настоящего героя криминальных фильмов. Бао взахлеб торопится рассказать ему обо всем, млея от ощущения теплой руки, гладящей его по волосам. — Мы должны уехать отсюда как можно быстрее, — ласково говорит Шин. — Но ты не выдержишь дороги. — Дай мне немного времени, — просит Бао, словно извиняясь. — У меня есть идея получше. Шин стаскивает с него штаны вместе с бельем и проводит рукой, расправляя член и яички. Бао чувствует потребность облегчиться, но неясную резь перебивают умелые движения наставника. Он водит туда и обратно, посылая приятные импульсы, вызывающие эрекцию. Бао ждет, когда она окончательно перекроет уретру и заглушит позывы. Это и больно, и сладко одновременно. А Шин между тем наклоняется и погружает член во влажное тепло своего рта. Бао захлебывается собственными стонами. Тело легкое, словно парит над поверхностью. Умом он понимает, что касаются только ствола, задевая сверхчувствительную головку, но по ощущениям ласкают каждую клетку его тела. Понимая, что Шин о нем заботится таким образом, Бао ощущает себя на седьмом небе от счастья. Они свободны, они вместе! Наставник дразнит языком отверстие, одновременно проводя пальцами по входу и ритмично надавливая на промежность. Переполненный мочевой пузырь создает дополнительное давление, отчего каждое прикосновение воспринимается на грани. Бао ёрзает, пережидая мучительную пытку, которая доводит его до неистовства. Он вскидывает бедра, не в силах себя сдержать. Тело отказывается ему повиноваться, несмотря на годы упражнений. Шин вновь с силой всасывает головку, ударяя языком по уздечке и продолжая ласки руками, и Бао наконец отпускает себя, слишком слабый и беспомощный, чтобы противостоять его напору. Вместе с оргазмом приходит привычное покалывание: это возвращается утраченная энергия. Бао чувствует необычайный по мощи прилив сил, который весьма кстати, чтобы способствовать его поспешному бегству во двор. Шин идет следом, подстраховывая, и Бао ничуть не смущается, отправляя при нем естественные надобности. Он забирается в джип на заднее сидение и тут же засыпает под умиротворенное мерное покачивание и шум дороги. Потом сквозь сон ему мерещится, что его куда-то несут на руках, и Шин просит его не бояться, потому что они сейчас полетят. Шум винтов убаюкивает его еще больше, и он проваливается в глубокий целебный сон. Бао просыпается от холода и обнаруживает себя лежащим на циновке. В комнате горит тусклый светильник. Бао садится и оглядывается. В небольшой комнате нет окон и мебели. В углу стоит ширма. Бао встает и заглядывает за нее. Там располагаются небольшой металлический унитаз и раковина. Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять: он опять в беде. Виски сдавливает болью. Бао прикасается к ним и нащупывает тонкий металлический обруч, плотно пригнанный по окружности. Он пытается, но не может его снять, и от этого головная боль только усиливается. Множество мыслей терзают его, события последних дней пляшут как в калейдоскопе. Но больше всего доставляют беспокойство вопросы о судьбе Шина. Где он? Не причинили ли ему вред? Бао напрягается, чтобы почувствовать его, но то, что раньше сияло точками, как ночное небо, сейчас воспринимается, как молочная пустота. Бао пугает неизвестность, но еще больше его страшит возможность никогда больше не увидеть наставника. Он так мало успел ему сказать. Они еще не прошли всю дорогу познания. И, возможно, мечта Бао о том, что Шин когда-нибудь сделает его своим, наполнит без остатка его тело, соединится с ним, уравновешивая все стихии и достигая гармонии, никогда уже не сбудется. Но пока не умерла последняя надежда, Бао будет терпелив. Ему нужны все силы, поэтому он старательно медитирует, поглощает всю пищу, которая время от времени появляется в небольшом проеме двери, и много занимается специальными упражнениями, совершенствуя физическую оболочку. Через несколько дней, точного срока он не знает, дверь открывается. Бао чувствует себя отлично. Если бы не подтачивающее его беспокойство за судьбу Шина, он даже радовался бы представившейся возможности отдохнуть. Он не знает, кого встретит: сурового отца или жаждущего власти Мин Ху, но готов бороться до последнего за свою судьбу и любовь. Он не знает человека, который за ним пришел, но в этом нет ничего удивительного. — Ты не будешь меня связывать? — только уточняет он у сопровождающего. — Зачем, господин? Вы не сможете нанести вред ни себе, ни окружающим, — он указывает жестом на обруч на голове Бао, и тот лишний раз подтверждает свои догадки, что ему блокировали его Дар. Они идут по совершенно незнакомым для Бао коридорам, поднимаются на лифте и снова следуют по коридорам. Почти все из них перекрываются сложными системами безопасности, а кое-где стоит охрана. Последняя дверь открывается изнутри, после того как они встают перед экранами визоров и проходят тщательное сканирование в специальных рамках. Охранник проталкивает Бао в открывающуюся дверь, но сам остается снаружи. Бао ступает голыми подошвами по густому ворсу ковра, этот кабинет в несколько раз больше парадного кабинета его отца и заставлен не тяжелой мебелью из ценных пород дерева и старинными артефактами, а строгими творениями последней дизайнерской мысли. У панорамного окна стоит человек и смотрит с высоты небоскреба на простирающийся внизу город. Бао и самому любопытно взглянуть на открывающуюся картину — такое он видит вживую впервые. Но тут хозяин кабинета поворачивается к нему лицом, Бао ахает и непроизвольно делает шаг назад. — Добро пожаловать домой, братец! — улыбка незнакомца пугает Бао еще больше того факта, что на него смотрит его точная копия. — Кто ты? — Ты мне не веришь? Я твой брат-близнец Хо. — У меня нет братьев, я единственный сын своего отца. — Отца?! Ты говоришь о том негодяе, который, надеюсь, уже гниет в земле! Если мне верно рассказали о Мин Ху, то это именно так! У Бао кружится голова: первые белые мухи мелькают перед глазами, как в начале ночных кошмаров. Его отец — не его? Единственный родной человек, которого Бао считал изначальной частью своего мира. Пусть он был к нему суров и неприветлив, деспотично требователен, но в то же время он нуждался в Бао. Теперь этот мир рушился по кирпичику от самого основания, угрожая похоронить его под обломками. Это не может быть правдой! Где-то затаился подвох, морок, внушение. Хо ловит сомнения, слишком явно отражающиеся на его лице. — Ты мне не веришь? Пойдем! Он нажимает на панель, и одна из стен отъезжает в сторону, открывая неприметную дверь. Хо жестом показывает следовать за ним. Бао решительно шагает вперед — не время для раздумий, он должен как можно скорее разобраться во всем. Они попадают в прозрачную кабину лифта, которая мягко и бесшумно падает в бездну, подкидывая желудок к самому горлу. Бао исподтишка наблюдает за Хо, выискивая не столько совпадения с собой, сколько возможность уличить его в обмане. Лифт останавливается так же внезапно, как исчезает светлое пространство вокруг него. Они попадают в полутемное пространство, освещенное мерцающими лампами причудливых форм. Бао никогда такие не видел. В круглом зале возвышается постамент, на котором стоит прозрачное сооружение, похожее на гроб сказочной принцессы. — Подойди! — приказывает Хо, и Бао не смеет ослушаться, к тому же его самого гложет любопытство. Он подходит ближе, всматривается в матовые стенки, сквозь которые в отблесках света бликует вязкая жидкость, заполняющая сосуд. В ее глубине виднеются неясные очертания. Хо вдруг жестко хватает его за руки чуть ниже плеч и рывком перемещает вплотную к конструкции, а потом вцепляется в затылок, ударяя лбом о стекло, расплющивая и вдавливая туда его лицо. — Смотри! Смотри, Бао! — восклицает он. — Вот это наш отец! Бао с ужасом смотрит в потонувшее в жидкости лицо, размытые черты, предплечье, опутанное белыми, как черви, проводами, словно высасывающими жизнь, и падает на колени. Его выворачивает прямо на холодные плиты каменного пола. — Ты оскверняешь святыню, — холодно констатирует Хо. Бао остается распластанным на полу, с отвратительным привкусом во рту и раной в груди. Хо невозмутимо смотрит на него сверху вниз и не делает попыток помочь подняться. — Что ты теперь скажешь, братец? Вижу, сколько вопросов рвется у тебя с языка. И я знаю ответы на каждый из них. Это единственный в своем роде храм Инь и Янь. Наш предок, основатель семьи Чжан, когда-то обуздал божество и подчинил своей власти. Традиционно в семье рождаются близнецы, и один из них носитель Дара, а другой Проводник. Дарующего приносят на алтарь, а Проводник становится почти всемогущим и живет, пока его брат-близнец аккумулирует энергию. Когда нам было по восемь лет, на автомобиль, в котором мы ехали, совершили нападение. Тебя похитил глава сильного клана, чтобы продлить себе жизнь. Он почти стер тебе память, заменив ее лживыми рассказами о твоем прошлом. Пока ты находился рядом с ним, мы ничего не могли сделать и подобраться к вам тоже. Пока ты не вырос и не захотел сам уйти. — Сам? — произносит одними губами Бао, но Хо слышит. — Шин отлично справился, — усмехается брат прямо ему в лицо. — Не скрою, мне не хватало его. Бао зажмуривает глаза так сильно, что чувствует, как лопаются мелкие сосуды. Шин… Наставник… Его имя означает доверие. Бао доверяет ему безоговорочно. Доверял… Он безвольно опускает руки и безразлично спрашивает: — Что со мной будет? — Когда тебя похитили, дядя не мог дождаться, чтобы я вошел в возраст созревания и смог зачать детей. Сердце отца вот-вот откажет, мы и так поддерживали его, сколько могли. Дядя настаивал, чтобы отцу пересадили сердце моего сына, обладающего Даром, но я думаю, что он еще слишком мал. Поэтому пришлось поторопиться с твоим возвращением. Ничего личного, братец. Бао молчит. Умереть вместо ребенка или умереть просто так, какая разница? Разве это его утешит? Он был готов умереть ради Шина, он спас его жизнь, и чем все закончилось? Хо нажимает на углубление и выдвигает из стены второй постамент, поменьше. Бао думает о последней просьбе: увидеть Шина, умолять, чтобы он в минуты, когда душа покидает тело, держал его за руку. Но решает, что образ Шина, не запятнанный предательством, ему дороже. Он спокойно раздевается, ложится и усилием воли начинает отключать сознание. В зале появляется второй человек. Бао слышит, как Хо подходит к нему. В руках у него ритуальный нож. Он так же, как ранее это делал Бао, доставая из Шина пулю, делает разрез крест-накрест в груди, там, где у Бао еще бьется сердце. Бао щекочут струйки крови, стекающие в подмышки. Пока ему не так больно, и часть его разума требует больше, намного больше боли физической, чтобы задушить душевную. — Посмотрите, дядя, вот то сердце, о котором вы так мечтали! Подойдите же и возьмите его! — радостно восклицает Хо. Тень нависает над Бао, протягивая к нему оружие острием вперед. Бао готовится принять последний удар. И вдруг тень отступает. Хо кричит: — Шин, быстрее! Бао хватают, стаскивают со стола сильные руки. Родной запах ударяет в ноздри, смешиваясь с запахом крови. Бао мерещится, что он уже в другом мире, где его душа соединилась с душой наставника, очищенной и просветленной. Новое пробуждение не похоже на предыдущее. Такого воздушного теплого стёганного одеяла у него не было даже дома. Мягкая постель неуловимо пронизана персиковым ароматом, знакомым и одновременно далеким, словно это было в прошлой жизни. В кресле напротив, прикрыв глаза, полулежит Хо. От его строгого костюма остались только брюки и рубашка, расстегнутая у ворота. Бао дотрагивается до груди и нащупывает повязку. Значит, ужасы храма ему не привиделись. Но он до сих пор ничего не понимает. И кто-то просто обязан все прояснить. — Хо! Брат просыпается мгновенно, вскидывается, и Бао снова поражен. Куда пропал весь холод из его глаз? Никто, даже Шин, никогда не смотрел на него так. Хо подходит, наклоняется и неожиданно целует, нежно, едва касаясь, в уголок губ. А потом легко перебрасывает через Бао свое тело и укладывается рядом. — С пробуждением, брат! — Как… Что произошло? Хо оскаливается, становясь похожим на тигра, именем которого был назван: опасная грациозная кошка. — Любимый дядюшка заблуждался. Для пересадки подходит любое сердце из нашего рода. Все, что мне нужно было, это чтобы он отключил связь, которая давала ему могущество. Когда он ее отключил, чтобы вытащить сердце отца и поместить взамен твое, он стал уязвимым. Его кровожадность и нетерпение сослужили ему дурную службу: он утратил бдительность, за что и поплатился. Теперь два брата соединились и это усилило источник, сделав его практически вечным. Я переключил его на себя. — А я? — А ты теперь дома. Расслабься, братец, и начни уже себя лечить — обруч мы сняли. Надеюсь, ты не станешь использовать свои силы во вред семье? Бао отрицательно мотает головой, слишком счастливый и ошеломленный, чтобы говорить. — Кстати, тут кое-кто хочет тебя видеть. Догадываешься? — А как же… — Бао ни за что не произнесет вслух то, что Хо и Шин… — Не знаю, как другие близнецы, — смеется Хо, — но я в детстве обожал делиться с братишкой своими игрушками. __________________________ Имена героев — стилизация. Глоссарий корейских имен: Шин — доверие, вера Бао — защита Хо — тигр Сонсонун — проницательный старец