Синдерелла

Мой брат Ленс порой проявлял самые дурные черты фамильного характера. Вообще-то, в семье таких было двое — Ленс и наша тётка Холли. Разница состояла в том, что Холли жалела бездомных животных и открыла приют на Парк-лейн, а Ленс сосредоточился на двуногих и время от времени притаскивал в нашу квартиру странных типов, которые, по его словам, нуждались в помощи. Нет, я ничего не имел против благотворительности, да и сам всегда готов был попрыгать в мешках на каком-нибудь сборище в пользу голодающих Африки или подписать петицию в защиту китов. Но как только диван в вашей гостиной оккупировал непризнанный гений, а весь дом наполнялся запахом масляных красок, или когда везде валялись плакаты и флаги с какого-нибудь митинга — это, скажу вам, было уже не так весело. Помню, я начал всерьез беспокоиться за брата, когда он спутался с девицей, у которой дреды торчали во все стороны, и они организовали акцию за легализацию коки. Потом пришлось месяц проветривать квартиру от сладковатого въевшегося запаха травки. Оставалось только возносить молитвы Господу, что он не заинтересовался каким-нибудь студенческим братством. Иначе с утра до вечера пришлось бы спасать его из переделок. Мы с Ленсом учились вместе. Только он изучал политологию, что очень ему подходило, а я экономику, на которую мне было наплевать, потому что я попал в колледж вслед за братом, зацепившись за спортивную стипендию: играл в футбол за местную университетскую команду. Между прочим, подавал неплохие надежды, и всё складывалось хорошо, если бы не Ленс с его штучками. И это не считая того, что на территории университета ко мне постоянно приставали разные первокурсники, поначалу принимая за брата. Со временем люди научились нас различать, но вот новенькие… А, поскольку Ленс засветился во всевозможных комитетах и вел активную общественную деятельность, цепляли меня часто. Иногда это просто раздражало, а порой — жутко бесило. Не раз он пытался и меня втянуть в очередную «секту». Особенно если считал, что мне это позарез как нужно. Последним его увлечением стало активно развивающееся на волне повсеместной легализации гей-браков ЛГБТ-сообщество нашего университета. Когда Ленс приперся домой, нацепив значок «Родные в поддержку геев», с радужным флажком в руках, я чуть со стула не рухнул. Дело в том, что я свою ориентацию специально не скрывал, но и не афишировал. Особенно в футбольной раздевалке. Вряд ли кто из товарищей по команде придет в восторг, если будет подозревать, что я украдкой пускаю слюни на их голые задницы. Да и просто шуточки в стиле «не поднимай мыло», мне тоже нафиг не сдались. Поэтому я твердо придерживался принципа разделения обыкновенной жизни и удовольствий: снимал парней в клубе, подальше от территории кампуса. А тут Ленс меня чуть ли не в активисты решил записать. Пришлось долго ему втолковывать, что не собираюсь я выставлять напоказ подробности собственной интимной жизни. За отказ от бурной деятельности он стянул с меня обещание приготовить в воскресенье жратву для их клуба любителей искусства. Ерундовая по сути плата за возможность на некоторое время оставить меня в покое, но я поторговался для видимости, чтобы он не помышлял о легкой победе. Но я слишком хорошо знал брата, чтобы совсем расслабиться и не ждать подвоха. Сначала гостиную забили коробки с презервативами для бесплатной раздачи. Потом несколько разноцветных дилдо «украсили» комод. А потом он притащил Фила. Дескать, беднягу выставили за порог после каминг-аута. Когда я впервые увидел этого парня, выглядел он угрожающе. Здоровый бугай со спутанными длинными волосами, небрежно прихваченными в хвост. Безразмерные штаны, невнятного цвета рубашка поверх несвежей футболки. В кедах торчали разноцветные шнурки. И самое главное, взгляд такой… недобрый, хмурый. — Ты уверен, что он нас не изнасилует? — спросил я в шутку у Ленса, но он посмотрел на меня с такой обидой, что я заткнулся. В конце концов, у каждого свои тараканы, а у брата они не самые страшные. У нас был квотербек, которого подружка подсадила на сыроедение, и он чуть копыта не отбросил. Но самое жуткое, что стоило ему наклониться на поле, как он пускал такие ядовитые газы, что стоящие позади него падали чуть ли не замертво. Хорошо, что парни сговорились и подсунули ему в шкафчик отбивную. Видели бы вы его глаза как у кровожадного дикаря! А еще я знавал одного извращенца, который любил… Фу-ух, об этом лучше не вспоминать! Вот так Фил обосновался на нашем диване. На удивление, он оказался тихоней. В свободное время, когда не было занятий, сидел и втыкал в свой ноут. И так же шугался ленсовских сборищ, как и я. Через пару дней стало понятно, что, если Фил не собирался нас насиловать или обворовывать, то точно вознамерился нас объесть. Хотя не сказать, что он вел себя слишком уж нагло. Не совершал ночные набеги на холодильник, как некоторые из приятелей Ленса. Но его настороженный взгляд при ближайшем рассмотрении расшифровался как голодный. В прямом смысле этого слова. И тут во мне внезапно проснулась та самая проклятая фамильная черта. Сам не заметил, как принялся его подкармливать. Возможно если бы он не так сильно восторгался моей стряпней или не так смачно облизывал пальцы, запуская их в тарелку с едой, как только сковородка снималась с плиты, мое поварское эго не так ликовало и не заставляло готовить все новые и новые блюда. Я старался сделать все небрежно, чтобы он не возомнил себе неизвестно что. Типа «Эй, Фил, не хочешь снять пробу?». Но уже после пары таких дегустаций, при первых звуках, оповещающих о начале готовки, он незаметно перемещался на кухню, располагался в уголочке, пристроив ноут на барной стойке, и всем своим видом давал понять, что ждет не дождется вкусненького. В такие моменты Фил живо напоминал питомцев тёти Холли. Разумеется, я не домохозяйка, чтобы с утра до вечера стоять у плиты с половником. Но, когда выдавалась свободная минутка, мне нравилось приготовить что-нибудь оригинальное. И его по большей части молчаливая, но благодарная компания удачно вписалась в эти кулинарные эксперименты. Ленс всегда куда-то торопился, хватал куски на ходу или налетал с толпой приятелей, мгновенно опустошая посуду и оставляя полный разгром. Постепенно мы стали болтать на разные темы. Фил слушал курс защиты информации и, как многие айтишники, не всегда ориентировался в сиюминутном реале. Зато он соображал в мировой экономике, что оказалось весьма кстати, так как мне как раз нужно было подтянуть этот предмет. Ленс — как всегда в своем репертуаре — старался припахать Фила к общественной деятельности, чтобы тот на своем примере «выводил сомневающихся из шкафа». Но его такие перспективы явно не прельщали, отчего он стал мне нравиться еще больше. Хотя называть его неблагодарным я бы не стал: он сделал ЛГБТ-сообществу собственный сайт, да и вообще — помогал как мог. Правда потом к Ленсу заявились недовольные активисты и долго орали о том, что «форум сайта захватили лже-лесбиянки и превратили его в бездуховный пикапмессенджер для гетерастов и свингеров», а админы, то есть, Фил, никак не реагируют. Досталось и брату, который оказался «недостаточно геем для того, чтобы повести за собой массы». Может тот случай стал последней каплей, но Ленс к этой теме подостыл. Вскоре он уже тусовался с какими-то студентами по международному обмену. Публика там ошивалась разномастная — от индусов и арабов, до русских и азиатов, а также одной весьма раскрепощенной француженки, которая на первой же сходке, незаметно перетекшей в вечеринку, оприходовала полкоробки презервативов, оставшейся от запасов лгбт-клуба. И постоянно вешалась на шею, принимая меня за Ленса. Да не она одна. Когда они упились и принялись ломиться ко мне в комнату, пришлось выйти и погнать их ко всем хренам. Меня это так разозлило, что мы с братом крупно разругались. Он дулся и отказывался есть дома целую неделю. А потом что-то отвлекло его внимание, и всё вернулось в свою колею. Фил приноровился к нашему житью, и у нас с ним установилось негласное чувство солидарности. Мы оба любили вкусно пожрать, терпеть не могли шумные компании Ленса и старались побыстрее от них избавиться, а потом раз за разом дружно вычищали образовавшийся после них бардак. Даже молчать вдвоем, занимаясь своими делами, оказалось приятно. Я настолько вошел в роль няньки, что решил купить ему кое-какую одежду. С деньгами у Фила были какие-то напряги: я так понял, что он отдавал мне на хозяйство и еду почти все, что у него появлялось. Он подрабатывал: писал какие-то проги, но я совершенно в этом не шарил, чтобы понимать — можно на этом заработать или нет, но по факту догадывался, что особо не пошикуешь. Нам с Ленсом неплохо подкидывал трастовый фонд, так что мы не сильно забивали голову. Почему-то покупать одежду не для себя оказалось волнующим занятием. Ленс не в счет — это всё равно что затаривать собственный гардероб. Парня у меня никогда не наблюдалось, даже подарки делать не приходилось. Покупка выпивки не в счет. А тут я прямо расслабился и навоображал себе невесть что. Впервые мысленно посмотрел на Фила другими глазами — не как на подопечного, приятеля, соседа по квартире. И внезапно осознал, какие у него симпатичные ямочки на щеках, широкий разворот плеч, слегка вьющиеся темные волосы. Мне нравилось наблюдать, как он распускает их, стягивая резинку и надевая ее себе на запястье. Как в задумчивости пропускает пряди сквозь пальцы или накручивает одну из них на палец. Я был так ошарашен этим открытием, что просидел в глубоких раздумьях перед остывшей чашкой кофе в Старбаксе до самого вечера. Многие думают, что иметь близнеца — офигеть как круто. Тебе с рождения обеспечена веселая компания. Но на самом деле всё совсем не так. Мы с Ленсом всегда были слишком разные. Брат — шумный, переменчивый, общительный, фонтанирующий идеями. Я — спокойный, основательный, всегда ставил цель и шел к ней, не сворачивая с пути. Но в то же время, несмотря ни на что, Ленс занимал огромную часть моей жизни, хотел я того или нет. Поэтому, я даже гипотетически боялся задумываться о том, чтобы завести отношения. Сложные перипетии тройственного взаимодействия безумно пугали. Я не видел никакой радости в том, что вместо одного Ленса выносить мозг начнут сразу двое. К тому же вообще не мог представить парня, с которым хотелось чего-то большего, чем секс. То, что я спокойно готов видеть рядом Фила, было более чем неожиданно. Но вот более близкое общение с ним еще плохо укладывалось в голове. Когда мысли перетекли в подобную плоскость, стало понятно, что пора топать домой, иначе я выброшу пакеты с покупками в ближайший мусорный контейнер, возьму такси и поеду в ночной клуб. В квартире обнаружились две странные девицы азиатской наружности, которые вывалились из ванной в шелковых халатиках, едва прикрывающих задницу. У одной на голове красовалось мое полотенце. Фил сидел на кухне какой-то потерянный. Я внезапно заробел протянуть ему футболки, купленные в подарок. Наверняка, потом отыщется подходящий повод. Или подсуну потихоньку, он и не заметит. Мысли странно перетекли на то, как Фил будет примерять футболки, потом на его воображаемый обнаженный торс, и стало понятно, что так просто меня не попустит. Я воспользовался моментом, чтобы еще раз, теперь уже другими глазами, внимательно его рассмотреть, возможно втайне надеясь развеять так внезапно нахлынувшие эмоции. Казалось бы: крупные черты лица, прямой нос, прикушенная губа — ничего особенного. Обычно я западал на красавчиков с большими глазами, длинными ресницами, пухлым ртом… Фил не обладал ничем таким, и всё равно при одном только взгляде на него на душе становилось тепло. Еще сидя в кафе, я обдумывал разные возможности к нему подкатить. Честно говоря, особого опыта ухаживаний так и не приобрел. Снять любовника на одну ночь или предложить парню встречаться — для этого нужен совсем разный подход. А вот какой именно, тут приходилось вступать на шаткую почву. И, главное, Фил ни разу не обмолвился, есть у него кто-то или нет. То, что он об этом не рассказывал, ничего не значило: я и сам не любитель трепаться. В холодильнике было предсказуемо пусто. Кофе тоже закончился. Я полез в старую заначку, хитро замаскированную в глубине шкафа, где припрятал шоколадные батончики. Но и там меня ждал облом: какие-то жадные твари добрались до них раньше. Я начинал медленно закипать: эта «общага» поневоле реально достала! В этот момент на кухне нарисовался Ленс. Как ни в чем не бывало, с этой своей обаятельной улыбочкой, на которую покупались все, начиная с родителей и кончая управляющим дома, который закрывал глаза на бурную жизнь нашей квартиры. Я уже открыл рот, чтобы испортить ему настроение, и тут он заявил: — Ты же не против, если Фил поспит пару дней с тобой? Хорошо, что я так и не нашел даже крошки еды, а то легко мог подавиться! Ленс что-то еще говорил про индонезиек или малайзиек, которым не подтвердили оплату семестра, из-за чего им пришлось съехать, но я уже не прислушивался. Фил не поднимал глаз, будто обсуждение его никак не касалось. Я представил, как мы разместимся на моей не такой уж и широкой кровати и почувствовал, что краснею. Пауза затягивалась. — Я могу переночевать у друга, — буркнул Фил. — Н-нет, зачем же, — выдавил я. — Места всем хватит. — Ну и отличненько! — Ленс не скрывал радости и тут же предусмотрительно смылся. Наверняка знал, что жрать нечего! С другой стороны, даже хорошо, что с едой не срослось. От волнения меня стало подташнивать, как какого-то малолетку перед первым матчем. Стратегически верным шагом я посчитал послать Фила в душ, а самому прикинуться спящим. Жутко хотелось рассмотреть его, раздевающегося, в приглушенном свете, уловить его реакцию. Но я не дал бы гарантии, что не спалюсь как дурак. Поэтому я погасил свет, по-быстрому нырнул под одеяло и отодвинулся на самый край, оставляя побольше места Филу. Говорят, в старину между женихом и невестой клали чурбаки, чтобы сберечь честь до свадьбы. Мне бы сейчас тоже не помешала деревяшка побольше. Фил плюхнулся с размаха, выставляя вперед руки и хорошенько меня полапал, определяя границы. — Не спишь? — жарким шёпотом спросил он. Как будто я мог спать после такого вторжения! Не удержавшись, я развернулся к нему лицом. Из окна попадало немного лунного света. Фил лежал, закинув руки за голову. Влажный, разгорячённый, с мокрыми прядями, разметавшимися по подушке. И хотя причиной этого был всего лишь душ, а не секс, я почувствовал, что начинаю возбуждаться. Для надежности пришлось скрутить между ног одеяло. — Как ты? — Я чувствовал, что его что-то беспокоит, и, в глубине души, немного надеялся, что возможно симпатия окажется взаимной. — Слушай, я должен кое-что сказать… признаться… Фил развернулся, не будь мы в темноте, он смотрел бы мне прямо в глаза. Я боялся сглотнуть, мысленно уже представляя и смакуя наш первый поцелуй. — … я не гей… И, не дав мне времени осознать услышанное, сбивчиво продолжал: — Понимаешь, все так получилось… одно за другим. Я думал, это выход, отличная идея… Ленс и ты… вы хорошие ребята, давно мне не было так спокойно… а теперь… Он окончательно замолк. Насколько я успел его узнать, толкать речи — никогда не было сильной стороной Фила. Пришлось задвинуть на задний план переполняющие меня эмоции и постепенно вытянуть из него подробности. Самое смешное в этой ситуации, что история напоминала сказку о Синдерелле. Только наоборот. Он жил вполне благополучно с родителями, пока с отцом — строителем — не произошел несчастный случай. Им назначили хорошее возмещение, Фил поступил в университет. А потом всё пошло наперекосяк. Мать, овдовев, ударилась в религию и на этой почве сошлась с мужиком, у которого была куча детей: своих и приемных. Они все переселились к ним в дом, и для Фила начались трудные времена. Будучи парнем спокойным и неконфликтным, он попал в самый эпицентр странных семейных отношений: с руганью, разборками и религиозными заморочками. Первый звоночек прозвучал, когда мать отказалась оплачивать очередной семестр в университете. Фил и до этого подрабатывал, но денег не хватало, поэтому пришлось занять у друзей — то тут, то там. Он выполнял проекты и надеялся получить грант на следующие курсы, но это дело не быстрое. Закончилось всё печально — он едва успел перехватить в ломбарде свой ноутбук, сданный кем-то из предприимчивых новых родственников. С тех пор Фил мыкался по приятелям, но, поскольку большинство из них жило в кампусе, постоянно возникали проблемы. В очередной раз ему удачно подвернулся Ленс, которому история про драматичный каминг-аут пришлась как нельзя в тему. И только Фил, витающий в своих IT-облаках, мог не правильно все понять, посчитав Ленса геем, а меня натуралом. Хотя я его не виню: если выбирать между эпатажным Ленсом и спокойным мной, то гей в понимании обывателя у нас точно не я. Но как бы то ни было, эта часть откровений выглядела для меня особенно удручающе. Переосмысливать весь период нашего знакомства под новым углом зрения, ощущать полную растерянность и неопределенность при мыслях о будущем — не пожелаю такого никому. Помню, нам с Ленсом исполнилось лет шесть или семь; мы с родителями шли к знакомым в высотный многоквартирный дом, и какой-то малолетний придурок сбросил сверху водяную бомбочку. Она оглушительно взорвалась прямо у меня под ногами. Отец грозился кулаком, мать проверяла мою одежду, Ленс подпрыгивал, пытаясь разглядеть хулигана, а я стоял в оцепенении и изо всех сил старался не заплакать. Потому что жутко напугался. Я ненавидел неожиданности. К «внезапностям» брата я привык — всегда готов, всегда настороже — и поэтому они не заставали меня врасплох. В семье знали, что я терпеть не могу розыгрыши и никогда не пытались провернуть нечто подобное. В команде я старался особо не высовываться, чтобы не нарваться на неприятности. Иногда хорошо, когда тебя невольно ассоциируют с братом-близнецом, придавая вам общий характер. По сути меня настоящего знали немногие. Образ Ленса слишком яркий, чтобы на его фоне пытаться показать еще что-то свое. Но я и не стремился выделиться. И вот когда действительно крупная неожиданность «взорвалась» прямо передо мной, я заново испытал всю гамму детских эмоций: испуг, растерянность, обиду. И в то же время их отодвинуло в сторону сильное чувство. Когда Фил рассказывал свою историю, я боролся с огромным желанием притянуть его к себе, обнять, укрыть от невзгод. Такого большого, сильного, но для меня — потерянного и беззащитного. Я мог бы и дальше изображать его друга-натурала. Мы бы пили пиво, резались в приставку, хлопали друг друга по плечам и делились бы секретами очередных побед на любовном фронте. Только я менял бы имена и вычеркивал члены, заменяя их на сиськи. Но мне было нужно вовсе не это. Даже выражая недовольство, я плыл по течению в фарватере Ленса, и меня все устраивало. Но впервые в жизни я хотел чего-то лично для себя. И готов был попробовать! Я потянулся, включил лампу и уселся на постели. Важно было видеть его лицо, глаза, самые мельчайшие проблески эмоций. Пока он смотрел настороженно, словно в очередной раз ожидал подвоха. К сожалению, ему придется принять мой ответ. И, возможно, оказаться в моей шкуре: ошарашенным и смущенным. Или взбешенным. Я приготовился к любому исходу. — Фил, — торжественно начал я, набрав побольше воздуха в легкие. И тупо затормозил. — Э-ээ, да какого черта! Слушай: молодец, что рассказал. Всё нормально. Но ты не так понял: Ленс у нас по девочкам, а я — гей. И ты мне нравишься. Очень. Фу-ух! На душе стало так легко! И Фил не отодвинулся, не подскочил на кровати с криками. Только пялился на меня удивленными глазами. Не хватало еще рта, открытого в виде буквы «О», чтобы дополнить картину. Я, совершенно некстати, тоже засмотрелся на него, точнее на его соски, как раз удачно обозначившиеся под футболкой. Ну, не идиот ли я? Чтобы как-то разбавить неловкость, я попытался пошутить: — Кажется, твой процессник перегрелся. Фил кивнул, не поддержав мой тон, шестеренки в его голове крутились почти осязаемо. Я поспешил его успокоить. — Если ты ничего ко мне не чувствуешь или если ты совсем-совсем против таких отношений, говори прямо. Ты мне ничего не должен, а притворяться, изображая влюбленность ради благодарности… ну, это совсем дерьмово, верно? Он снова кивнул. Я ждал большего. Ответов. Объяснений. Отказа. Неопределенность меня убивала. — Мне нужно время, чтобы подумать, — наконец сказал он со всей серьезностью, будто решал сложную задачу по программированию. — Давай так, — предложил я, тактически отступая. — Посмотрим, что можно сделать с твоими семейными и финансовыми проблемами. А ты пока поживешь тут. Не бойся, я на тебя не наброшусь. — Я и не боюсь, — пробурчал он тихо, когда свет уже погас, и мы, поворочавшись, устроились на своих местах. На удивление, никакой неловкости мы не испытывали. По крайней мере я точно, а Фил вёл себя более чем естественно. Наутро, когда я встал, его уже и след простыл, но вещи оставались на месте, так что я успокоился. Зато удалось отловить Ленса, рассказать ему новости и попросить о помощи с семейными проблемами Фила. Уж в чем-чем, а в таких делах братишка любому бы дал фору. И потянулись очень странные дни и еще более необычные ночи. Мы больше не возвращались к тому разговору, но в остальном вели себя как обычно: болтали, ужинали, смотрели телек, а потом шли и ложились в одну постель. Просыпались, обнимая друг друга, но каждый делал вид, что еще спит, чтобы другой мог осторожно освободиться, словно ничего не произошло. В выходные я с командой уехал на выездной матч. Мы одержали важную победу и остались отмечать. Вернулись только на следующий день к вечеру. Фил встретил меня такой смесью эмоций во взглядах, что я обалдел. Сквозь радость проскальзывала обида брошенного хозяином щенка, а когда он начал расспрашивать о вечеринке, клянусь, мне не показалось: я точно слышал ревнивые нотки в его голосе. Это еще больше укрепило меня в мыслях, которые обдумывал в автобусе по дороге домой. Я специально дождался, пока он ляжет, оставил лампу включенной и завозился, якобы разбирая спортивную сумку. Затем не спеша отправился в душ. С появлением Фила, процесс переодевания происходил там же, но в этот раз я замотал полотенце вокруг бедер и так вернулся в комнату. Если гей-бары чему-то и учат, так это способности ощущать затылком, спиной, а, особенно, задницей чужие взгляды. Пока я, наклонившись над комодом, неспешно перебирал белье, Фил точно не спал. Полотенце давно валялось на полу, а тело приятно покалывало. Я натянул боксеры, даже не пытаясь обернуться. Просто был уверен, что за всеми моими действиями ведется неотступное наблюдение. И когда принялся втирать увлажняющий лосьон, стараясь не пропустить ни одного миллиметра кожи, заодно слегка массируя уставшие мышцы, уже не сомневался, что возбудил по крайней мере интерес. Нырнул под одеяло, повернулся на бок и сделал вид, что быстро заснул. И только через несколько минут услышал выдох, словно после долго сдерживаемого дыхания. Я намеренно не стал надевать на ночь футболку. Эти игры с близостью конечно мучили, но, в то же время, безумно возбуждали. Излишки напряжения можно было сбрасывать в одиночку, хотя закрадывалась мыслишка сходить в клуб. Мы не давали друг другу никаких клятв, не обещали хранить верность. Может быть Фил давно подцепил сексапильную красотку, а мне морочит голову, потому что ему так удобно. Но как только представлял в деталях, что какой-нибудь чужак в плохо освещенном коридоре расстегивает мне джинсы и наклоняется, чтобы отсосать, прежнее желание и драйв не приходили. Напротив, эту картину быстро сменяла другая: Фил, накручивающий длинные пряди на палец и глядящий на меня доверчивыми глазами. И опять я проснулся от приятной тяжести: на меня закинули ногу, руку и навалились всем телом. Не хотелось высвобождаться из объятий, поэтому я терпеливо ждал, когда Фил проснется, чтобы пожелать ему доброго утра. Спросонья он казался еще более милым, чем обычно. И немного растерянным, оттого, что я обнаружил его маленькие слабости. Пришлось прекратить мучения бедняги и по-быстрому удалиться варить кофе. На кухне уже хозяйничал Ленс со своими азиатками. Мы перемолвились парой слов об игре, но мне не терпелось узнать, что он выяснил насчет Фила. Но пока все выглядело не лучшим образом. — Я подключил ребят из юридической школы. — Ленс всегда подходил к новому делу с завидным энтузиазмом. Тут я не сомневался, что он горы свернет. — Один из них стажируется в офисе окружного прокурора. А у второго подружка работает в полицейском участке. Еще мы дадим Филу толкового юриста, пусть сходит с ним в страховую компанию. Да не переживай ты, все с твоим парнем будет в порядке. — Он не мой парень, — вяло возразил я. — Ага. — Кажется, Ленс нифига мне не поверил. Наверное думает, что мы с Филом при закрытых дверях трахаемся как кролики. Честно говоря, я бы не отказался. С каждым днем сдерживать себя становилось все труднее. Просыпаться с утренним стояком, уперевшимся в теплое бедро или щедро подставленную упругую задницу — тоже. Я наверное мог бы стать йогом — столько сексуальной энергии в себе сублимировал. Как-то раз чуть не спалился в душе после тренировки: задумался, представляя наш с Филом первый секс, и пришлось усмирять эрекцию холодной водой. Вечером довольный Фил гордо всучил мне пару сотенных бумажек, полученных за какой-то проект. В такие моменты я ощущал себя примерной домохозяйкой, которой муж приносит зарплату. Странное чувство, но, на удивление, приятное. На этом сюрпризы не закончились: меня пригласили в кино. Дурацкая ситуация — то ли недосвидание, то ли я просто много себе воображаю. Я постарался не заморачиваться и получить удовольствие по максимуму. Тем более фильм понравился нам обоим. Мы много ржали, прикалывались, кидали в друг друга попкорн — в общем, вели себя как малолетние придурки. И это было здорово, давно я так не веселился! Как-то само собой получилось, что продолжили мы в баре, но там мне показалось слишком скучно, и я уломал уже не трезвого Фила заглянуть в клуб. Самый обыкновенный, конечно. Не хватало еще его напугать. Хотя тот клуб, который я чаще всего посещал, не отличался большим количеством кожи, перьев и блесток: всё очень стильно — хай-тек, думаю, Филу бы понравилось. Но никакой гарантии, что к нему не залезли бы в штаны или не облапали. Оказалось, что он неплохо двигается. Я еще не видел его таким: расслабленным, улыбающимся открыто, радующимся всему как ребенок. Оказывается, рядом со мной существовал совсем другой человек — закрытый, защищающийся от всех, настороженный. Только в последнее время, когда мы стали спать вместе, он стал потихоньку приоткрываться. Я наблюдал неподдельный интерес к нему со стороны девушек. Да мы оба пользовались спросом. Я не ревновал, не отталкивал, не пытался перетянуть на себя внимание. Просто был рядом, получая удовольствие от того, что ему хорошо. К тому же, он никому не отдавал предпочтения, не стремился уединиться. Когда заиграла медленная музыка, он повернулся, чтобы направиться к бару. Я успел прихватить его за ремень и притянуть к себе. Он так и не положил руки мне на плечи, но и не оттолкнул. И мы продолжали синхронно двигаться в ритме мелодии, глядя прямо друг другу в глаза. Потом, кое-как добравшись до дома, мы в темноте пробирались к нашей комнате, спотыкаясь и наскакивая друг на друга, дико смеясь от любой реплики. Веселье будто пузырьками наполняло изнутри, делая тело легким и кружа голову вместе с алкоголем. Едва добравшись до постели, мы повалились на нее прямо в одежде и попытались отдышаться. Смешинки еще бродили по организму, время от времени взрываясь, и, стоило нам повернуться и посмотреть на забавную рожицу, состроенную одним из нас, как всё начиналось заново. Неожиданно он наклонился, навис надо мной и неуверенно ткнулся, скорее даже мазнул губами по губам. И сразу отстранился, прикрыв глаза, замер — напряженный, ждущий ответа. Это было так… по-детски, наивно, внезапно и очень приятно. В душе я возликовал, но, несмотря на то, что в голове кружил туман, я понимал, что должен держать себя в руках. Может быть Фил ожидал, что я немедленно на него наброшусь, но я осторожно положил руку ему на голову. Помассировал немного, несколько раз пропустил пряди волос сквозь пальцы — мне давно об этом мечталось. Провел подушечками, мягко надавливая, очерчивая каждый изгиб лица: брови, скулы, подбородок… Поцеловал в прикрытые веки. Ресницы при этом едва вздрогнули, но сам он не шелохнулся, принимая ласку. Я осмелел и принялся исследовать губами все доступные места. Первое время он внешне никак не реагировал, видимо сдерживался, но потом приоткрыл рот, в который я тут же впился, и почувствовал отдачу. С этого момента все пошло по восходящей. Я поймал его язык, поначалу робко, а вскоре уже смело хозяйничающий, изучающий, пытающийся проникнуть поглубже. Фил привычно закинул ногу мне на бедро, и наше возбуждение стало явным для обоих. Сквозь грубую джинсу и металлические болты застежки очертания крупного эрегированного члена сводили с ума. Я погладил его стояк, рвавшийся наружу. Но попытку расстегнуть штаны и добраться до обнаженной плоти Фил решительно пресек, прикрывшись рукой, как последним защитным барьером. Пришлось начинать всё заново. Если бы на месте Фила оказался любой другой, я бы его уже послал на хрен. Бедные парни-натуралы, которые раскручивают девчонок на первый раз! Последний раз занимался фроттажем лет в пятнадцать. Не думал, что доведется повторить, прижимаясь к его паху и неудобно елозя сквозь слои ткани. Детский сад, ей богу! По крайней мере, кончил Фил быстро и совсем не возражал, когда я высвободил собственный измученный член и в несколько движений догнал его. На самом деле, думаю, он этого уже не заметил: слишком уж ошалевший после оргазма был у него вид. Когда я стаскивал с него штаны, он уже вовсю дрых. Никак не отреагировал на то, что я полез в трусы влажным полотенцем. Теперь я вполне мог дотронуться, но не стал, боясь не справиться с искушением. Внутри плескалась незамутненная радость. Я обнял его и пообещал себе, что теперь уж точно его не отпущу. В четверг я пришел с занятий пораньше. Тренировку назначили на следующий день, и я решил приготовить тушеное мясо — устроить нечто вроде романтического ужина, только попроще. На запах тут же, конечно, примчался Ленс. Вертелся вокруг, пока я не отложил в тарелку для него немного соуса. — Как мило с твоей стороны, — подлизался брат, обмакивая куски лепешки прямо в горячее блюдо. — Твой парень наверняка оценит. На этот раз я не стал отказываться от Фила, убеждая Ленса, что мы не встречаемся. Но и сказать, что мы пара, тоже не мог. Подвешенная ситуация ужасно раздражала, и я не знал, как это изменить. — Всё сложно, — отмахнулся я. — У нас толком ничего не было. Фил говорит, что не гей, но, похоже, сам не знает, чего хочет. — Ага, — покивал Ленс. — И поэтому он продолжает спать в твоей постели, хотя диван в гостиной вот уже два дня как освободился. А ведь и правда! За всеми этими перипетиями я и не заметил, что из дома исчезли девчонки. К тому же после первых суетливых дней, они вели себя тихо. А я так погрузился в мысли о наших с Филом отношениях, плюс нагрузки на поле, конец семестра… — Проблема не в том, что он не может определиться…, — начал Ленс, но в этот момент в кухню заглянул сам Фил. — Эй, Фил, ты точно не гей? — Ленс застал врасплох нас обоих, иначе я бы постарался его заткнуть. — Какие девушки тебе нравятся? Ужасно хотелось кинуть в братца чем-то тяжелым. Зачем он поднял тему, которую мы старательно обходили стороной. Честно говоря, я как-то воспользовался случаем, когда компьютер Фила стоял открытым, и полазил по папкам и ссылкам. Нашел одно видео, но оно еще больше запутало. Это была групповуха, где пять или шесть накачанных парней, изображавших учеников, трахали по очереди одну девицу, исполнявшую роль учительницы. Члены на экране мелькали чаще, чем ее субтильный зад и грудь нулевого размера. — Шёл бы ты… — Теоретически? — тихо спросил Фил и сильно покраснел. Ленс подмигнул мне и радостно зачмокал. — Ну да, у всех бывают предпочтения: меня, например, возбуждают длинные стройные ножки и большие буфера. А его, — он кивнул в мою сторону, — крупные парни с накачанными задницами, поэтому он пошел играть в футбол. Блин, он просто нарывался! — Мне кажется, — медленно начал Фил, — мне кажется, что если встречаешь подходящего человека… — Ну, да, — заулыбался Ленс. — Тоже правильно: лишь бы человек был хороший! Ладно, парни, я пошел. Спасибо, братишка, мясо обалденное! Я дернулся от его странного порыва поблагодарить за ужин, устраивая крепкие братские объятия, и в это время он шепнул: — Девственник! У каждого парня есть свои внутренние запреты в отношениях, которые он старается не нарушать. Обоснованные или нет, уже другое дело. Вроде того, что «никогда не заводить отношения на работе», «никогда не спать с одним и тем же человеком дважды», «никогда не знакомиться с родителями девушки» или «никогда не иметь дело с девственниками». С Филом рушился запрет «никогда не заводить отношения в университете». А как раз это ограничение имело под собой вполне серьезное основание. Однажды я уже чуть не поддался. Джерри учился на курс старше и казался крутым парнем: общительным, обаятельным и весьма сексапильным. Ленс был в чем-то прав, когда упомянул, что я западаю на крепкие подтянутые задницы. У Джерри имелась как раз такая, и я уже представлял, как мои яйца вплотную познакомятся с его ягодицами. Возможно, он думал так же. Проверить не довелось, потому что не успел мой язык побывать у него рту, как он предложил перепихнуться втроем. Чертов извращенный любитель твинсов! Поэтому, знакомясь в клубе, я хотя бы мог быть уверен, что парни запали именно на меня, а не на экзотический трах в подражание порно-каналу. В случае с Филом я, конечно, не сомневался, что он и не помышляет о Ленсе. Да и в целом насчет парней еще не все прояснилось. Но вот как быть с тем, что я никогда не занимался сексом с девственниками? На самом деле прямых запретов я себе не давал, но обходил стороной все эти заморочки с трудностями первого раза, самоопределением и самоидентификацией, проверками ориентации и прочей херней. Ставьте эксперименты не в моей постели, пожалуйста! И вот теперь я прямиком вляпался именно в такую ситуацию! Не верить Ленсу у меня не было никаких оснований: уж что-что, а глаз у него наметанный. — Напои его! — посоветовал Мак, единственный приятель из команды, который был в курсе моих «голубых» дел. Наверное, от отчаяния я затеял с ним разговор после тренировки, когда мы сидели в парке, объедаясь хот-догами с двойной горчицей. — Именно так ты соблазняешь своих чир-лидерш? — Нет, я дарю им цветы и читаю стихи! — Мак заржал. — Конечно, надо разогреть цыпочку! В твоем случае… э-э-э, петушка? Если бы не набитый рот, я бы ему врезал. А так только ткнул кулаком под ребра, отчего он заржал еще громче. Я мысленно дал пинка и себе: нашел с кем обсуждать Фила, идиот! Но легче все равно не стало. Хотя идея с выпивкой постепенно становилась не столь бредовой как поначалу. С другой стороны, Фил многое позволил именно после хорошей накачки в клубе. Оставалось только подготовиться и найти удачный повод. Но всё завертелось совсем не так, как я рассчитывал. Дома я застал задумчивого Ленса и потерянного Фила, смотрящего взглядом побитой собаки. Несмотря на открытое окно, в кухне витал характерный приторно-сладкий запах жженой пеньки. — Не смотри на меня так! — сразу перешел в нападение братец. — Ему реально надо! Фил попытался виновато улыбнуться, но улыбка, словно плохо приклеенная, сползала с его лица. Вот так вы начинаете чувствовать, что человек вам не безразличен: когда ему хреново, вам тоже становится хреново. У меня так сразу засосало под ложечкой. — Что случилось? — Я смотрел больше на серьезные глаза брата, по которым пытался определить масштаб неприятностей. — Скверная история, — кивнул Ленс, правильно определяя мое настроение. История действительно выглядела хреновей некуда. Фила не просто так выживали из дома. Собственно, и дома как такового уже не существовало. В том смысле, что его продали. — Я не понимаю, — растерянно повторял Фил. — Она даже не позвонила. Кажется, до этого времени он в душе надеялся, что проблемы с матерью разрешатся со временем сами собой. Не представляю, что он почувствовал, когда узнал, что единственный родной человек просто вычеркнул его из своей жизни. Самое страшное, если он начнет искать причины в себе. Верный путь на кушетку к мозгоправу. Надо было его как-то отвлечь. Ленс, конечно, молодец, но невозможно вечно снимать душевную боль с помощью косяка. — Эй, — бодро возвестил я. — Хватит киснуть! Как насчет того, чтобы сделать себе внеплановые каникулы и свалить кое-куда на пару деньков? — Отличная идея! — поддержал Ленс, сверкнув на меня глазами. Не сомневаюсь, что он вдвойне порадовался, догадавшись, куда я приглашаю Фила. — Не могу. — Фил поднял голову и посмотрел совершенно другим взглядом: решительным и злым. — Я должен сходить туда. И мы пошли. Мы, потому что я никак не мог отпустить Фила одного, а Ленс неожиданно вызвался сопровождать нас. И надо признать, оказался намного полезней меня, когда уговаривал новую хозяйку дома впустить нас внутрь. Я бы и сам на ее месте засомневался при виде такой странной компании. Но не зря братец имел дар убеждения: вскоре нам позволили спуститься в подвал, где еще оставались кое-какие вещи от прежних жильцов. Я туда не полез. Ненавижу вещи, оставленные хозяевами. Смотришь на какую-нибудь статуэтку или фотографию и понимаешь, что попал в пустоту между прошлым и будущим, которые никогда не пересекутся. Ушел человек, которому они были дороги, который дотрагивался до них, стирал пыль, воскрешал воспоминания. А ты всего лишь мимолетный наблюдатель, который никогда не согреет их своим теплом. Похоже, Фил считал иначе. Спустя долгое время он появился со слегка ошалевшим, но ожившим лицом. До этого на него смотреть было страшно — серая безжизненная маска и совершенно больные глаза. К груди он прижимал небольшую коробку. Бдительная хозяйка совершенно унизительным образом заставила его выложить трофеи на стол. Я пытался возражать, но Фил безропотно продемонстрировал альбом со старыми семейными фотографиями, еще две фотографии в рамке и пару детских кубков. Честно говоря, я с огромным облегчением покинул этот дом. Атмосфера там была так себе. — Мы здесь недолго жили. — Фил словно что-то почувствовал и извинялся. — Переехали сразу, как отец умер. Я должен был жалеть женщину, пережившую горе, потерявшую мужа, но не мог. Не готов оправдывать мать, которая в попытках забыть свое горе заодно зачеркнула всю прошлую жизнь, включая собственного сына. Такое не укладывалось в голове. Как она не захотела понять, что ее ребенку также тяжело и больно, может быть больнее во много раз?! А Фил? Он застыл, ушел в себя, накинул на голову капюшон худи, отгораживаясь от всего мира и не реагируя на внешние раздражители. Поэтому даже не сразу сообразил, что его окликнула соседка. Она походила на тех любопытных пожилых дам, которые всегда в курсе всех дел, подстригая кусты в собственном саду или подглядывая из-за занавески на кухне. — Я думала, ты уехал вместе со всеми, — протянула она, окидывая нас пытливым взглядом. — Так и есть, — не давая Филу ответить, влез Ленс. — Мы только забирали кое-какие вещи, думали, может почта приходила. — Почта… — нас окинули еще более подозрительным взглядом. — Наш почтальон доверяет только мне, он ни за что не стал бы оставлять корреспонденцию кому попало. Муж этой зазнайки не умеет правильно подстригать газон. И она даже не заглянула ни разу, не угостила печеньем, как это принято у добрых соседей. Сейчас… Видимо нас, в большей степени благодаря Ленсу, все-таки признали благонадежными, потому что вернулась она с пачкой конвертов. — Вот! Я бы переслала их в эту… Юту или Анкоридж, если бы твоя мать оставила мне свой адрес. Огромная оплошность с ее стороны! — Благодарю, мисс… миссис... — Фил явно затруднялся вспомнить ее имя. Ленс ловко выхватил письма, и мы помчались со всех ног, пока она не передумала и не принялась за подробные расспросы. — Не удивлюсь, если дамочка вскрывала их над паром, — сказал Ленс, когда мы вернулись домой. Фил пожал плечами. Он вскрывал их одно за другим, резко, почти разрывая, вытаскивал бумагу за бумагой, словно надеялся, что мать одумается и напишет ему письмо на старый адрес. Их было не так много: бумаг с печатными буквами официальных уведомлений. И ни одного, написанного от руки. — Пойду куплю сигареты, — кивнул Фил. — Простите, что намусорил, приду — уберу. Он рванул из дома так быстро, что не оставалось сомнений: попутчики ему ни к чему. Ленс задумчиво барабанил пальцами по столу, перебирая письма, а мне не оставалось ничего другого, как тоже свалить в тренажерку. Тусоваться в квартире, поджидая Фила и переживая за него, не было никаких сил. Он заявился поздно ночью, когда я уже сгрыз все ногти и раз десять подрывался его искать, а потом плюнул и ушел спать. В конце концов, я ему не нянька! От него несло за милю пивом, блевотиной и еще кучей чужих запахов. По хорошему не следовало его пускать в постель в таком виде, но я забил на этикет, позволив ему завалиться мордой в подушку и захрапеть. Разбудил меня под утро какой-то скулеж. Первым делом я подумал, что братец, по примеру тетки, переключился таки на собак. И только потом сообразил, что рядом пусто. Этот идиот умудрился скатиться с кровати и рыдать во сне, скукожившись в позе эмбриона на холодном полу. Пришлось вставать и принимать меры. Он никак не просыпался, сколько я не расталкивал. Я решил «осчастливить» брата ранним пробуждением и вместе мы кое-как дотолкали его до ванной. Глаза он приоткрыл только тогда, когда я направил на него струю из душевой насадки. Заодно мысленно похвалил себя за предусмотрительность: еще немного и… в общем, матрасу и постельному белью, также как и мне, крупно повезло. А потом я держал его в объятиях — все еще не совсем соображающего, беспомощного как котенок, с сосульками мокрых волос, но уже не плачущего. Он просто вжимался в меня совершенно голым телом, я ощущал каждую его косточку, каждый изгиб, мягкость и гладкость кожи, ногу, по привычке закинутую мне на бедро. И вместо того, чтобы воспользоваться ситуацией и вкусить щедро предлагаемых наслаждений, я как примерная самаритянка укачивал этого великовозрастного ребенка, у которого наконец закончилось детство. Утром мне нужно было в универ, поэтому пришлось оставить успокоившегося, мирно посапывающего Фила в постели одного. За экспресс-завтраком Ленс, не слишком довольный навязанным ему распорядком дня, вяло пережевывал яблоко и запивал какой-то бурдой. — Я тут покопался в бумагах твоего красавчика, которые он так небрежно побросал вчера. Любопытное письмо из банка… Но меня сейчас волновало не это. — Присмотришь за ним? Ленс нахмурился. — Даже для меня это слишком. Не надоело тебе возиться? Он взрослый парень, что бы ты там себе ни навоображал. Пора ему протереть глазки и хлебнуть жизни, не считаешь? Вспомни, нам никто не подтирал сопли. Крыть было нечем — я и сам прекрасно понимал, что так не могло длиться вечно. Фил , словно почувствовав общее настроение, стал нас сторониться. И снова исчезал ближе к ночи. Только больше не напивался до чертиков. Но и спать не приходил: устраивался на диване в гостиной. Совместные готовки также остались в прошлом. Я понимал, что ему нужно немного пространства, но наблюдать со стороны мне было не просто. Тут как раз навалились интенсивные тренировки. По расписанию намечались два спаренных матча на выезде и я не вылезал из тренировочной базы команды. В один из таких сумасшедших дней Ленс огорошил меня новостью: — Мы нашли деньги! Сказано это было так, словно он откопал пиратский клад. Но на самом деле история оказалась намного прозаичней. В том самом уведомлении банка Ленс заметил, что они обращаются не только к матери Фила, но и к нему самому. Братец подергал за нужные ниточки, подключил знакомых и выяснил интересные подробности. Оказалось, что помимо страховки, выплаченной пережившей супруге, существовала так называемая корпоративная часть, выгодоприобретателем по которой числился Фил. Пока он был несовершеннолетним, мать свободно распоряжалась ежегодными выплатами. Но вот парень вырос, и они уже несколько лет накапливались на счету, а он так ничего об этом не знал. — Она пыталась перевести деньги на совместный счет, — по всему презрительному виду Ленса можно было понять, что он думает об этом деле. — Последний раз перед самым отъездом. Нам сильно повезло, что банк не пропустил такую операцию. И удачно вдвойне, что письмо попало к нам в руки. Зато теперь у парня начнется совсем другая жизнь — сможет заплатить за учебу, снять жилье... У меня все упало. Нет, я конечно был рад, что у Фила жизнь налаживается, но чувствовал себя выпускником школы, который расстается со своей девушкой, потому что они будут учиться в колледжах далеко друг от друга. Я уже привык к его теплу, к его утренним побудкам, к тому, как он слизывает соус с лопатки и жмурится от удовольствия. Тысячу раз повторял, что так не продлится вечно, и столько же пытался урвать еще кусочек. Можно сколь угодно жать друг другу руки и обещать остаться друзьями, но реальность такова, что мы расходились все дальше друг от друга. Наверняка Ленс язвительно заметил про себя, что я сбежал. Если смотреть правде в глаза, так оно и было, хотя от моего желания мало что зависело: студенческой лиге плевать, что один из ее игроков переживает не самый лучший период — матчи сами собой не сыграются. Мы уезжали почти на четыре дня, и за это время я получал регулярные сообщения из дома. Писали оба, но Фил все больше об отвлеченных материях: новой игрушке, приятелях, полученном заказе. И ни слова о том, что Ленс нашел ему квартиру всего в квартале от нашего дома, и что Фил в тот же день собрал свои немногочисленные пожитки и перебрался туда. Видимо, новость о своем переезде он приберегал для личной встречи. Не стоит и говорить, что игра не задалась с самого начала, и тренер не жалел легких, чтобы донести до меня, какое я дерьмо и как подвел команду. Короче, настроение было отвратительное и, не успели мы еще сойти с автобуса, как я поддался на уговоры Мака отправиться в бар. — Что тебе за радость развлекать унылого гея? Шел бы ты с парнями... — Ты не рубишь фишку, — подмигнул Мак и полез обниматься. — Эти идиоты распугивают телочек своими тупыми шутками. А ты весь такой печальный, девочки так и льнут тебя утешить, а заодно и меня, ведь я твой верный друг! И никакой конкуренции! Он так забавно, в лицах описывал процесс, что я невольно засмеялся. И тут же осекся. Мы как раз выходили со стадиона. У забора в своем привычном наряде, с плеером в ушах и холщовой сумкой через плечо, стоял Фил и сверлил нас недобрым взглядом исподлобья. Мак тоже его заметил. — Суровый парень! Твой? Я неопределенно пожал плечами. Да и что я мог ответить? — Не удивлюсь, если он тебя поколачивает. О, смотри как вызверился! Пришлось чувствительно ткнуть Мака локтем под ребро, чтобы он заткнулся. Но его это больше раззадорило и ржать он стал еще громче. В самый последний момент Мак свернул в сторону и бросился догонять других ребят, оставив меня наедине с Филом. Тот выглядел как взъерошенный петух с нелегальных боев и, подобно ему, рвался в драку. — Кто это? В каких вы отношениях? Тут я немного прифигел. Да нет, не немного. По полной программе! Если не считать мимолетные встречи, не виделись мы почти неделю. За это время я полагал, что между нами выросла если не стена, то, как минимум, приличный заборчик. И вот теперь этот упертый баран с размаху проломил его в одно мгновение. Я проигнорировал его внезапные предъявы и задал встречный вопрос: — Что ты здесь делаешь, Фил? Боюсь, что в тот момент мое лицо растеряло обычную мягкость, которую он привык наблюдать. Многие люди, которые плохо меня знали, считали человеком спокойным, даже флегматичным. Ленс же, который изучил меня как облупленного, называл это эффектом тугой пружины. Достать меня не просто, но уж если я разозлюсь всерьез… Он тут же сбавил обороты, видимо до него дошло наконец, что время игр закончилось. — Ладно, забей, я просто… — Что? И тут он ни с того ни с сего ляпнул: — Хочешь глянуть на новую духовку? — Что-о?! В общем-то, мне и самому хотелось расставить точки над «i», поэтому я поперся смотреть его дурацкую духовку. Квартира в целом очень походила на нашу: гостиная, объединенная с обеденной зоной и кухней, и две спальни, но поменьше и покомпактней наших. Зато здесь имелся отличный балкон, на котором при желании можно было даже барбекю замутить. И кухня оказалась вполне современной. Только до той самой духовки мы так и не дошли. Срезались на этапе осмотра спален. — Вы с Ленсом конечно молодцы и квартира отличная, но не слишком ли дорогая? Я не знаю, сколько там у тебя набежало, но мало ли что, постарайся проявить экономность, — заметил я, обходя по периметру надувной матрас — единственную мебель в комнате, не считая пары коробок с барахлом. — Нормально, — возразил Фил. Он вел себя довольно непривычно даже по сравнению со своими обычными странностями. — К тому же…, — замялся он, — Может быть… я только предлагаю… что бы ты сказал, если мы… если ты… … если бы мы стали жить вместе! — выпалил Фил и сам, кажется, испугался своей смелости. Запрыгнул на подоконник и принялся болтать ногами с независимым видом, будто это не он только что вбросил бомбу в эту небольшую комнатку. А меня и в самом деле чуть не снесло взрывной волной. Вот тебе и на! Не скажу, сколько мыслей разом пролетело в голове, но много — это точно. Уехать от Ленса? Серьезно? Никаких незваных гостей, пустых холодильников, занятых туалетов? Просыпаться в одной постели с собственным парнем, заниматься сексом там, а потом в гостиной или на кухне. Варить кофе, перекидываясь ничего не значащими шутками? Приглашать друзей на уикенд, жарить сосиски и пить пиво на балконе, украшать дом к Рождеству… Минуту. Наверное, это длилось минуту, не больше. А потом мой взгляд сфокусировался на матрасе. Обычном надувном матрасе, с небрежно наброшенным покрывалом. Одноместном. На улице стемнело. Я подошел к окну, где сидел Фил, и стекло отразило мой силуэт. Искаженный бликами, он был похож на смеющегося Ленса. Я приблизился вплотную, вклиниваясь между ног Фила и упираясь одной рукой о подоконник. Другую я положил на внутреннюю поверхность его бедра, недвусмысленно сжимая и поглаживая. Если я хотел донести до него самую суть, то действовать нужно было именно так! Фил вздрогнул, но продолжал удерживать мой взгляд, ожидая ответа. Какой храбрый мальчик! — Понимаешь, Фил. — Я продолжал терзать его плоть, сминая и стискивая, опускаясь к колену и возвращаясь почти до паха. — Мне не нужен сосед. Он у меня уже есть. Все или ничего! Я не собираюсь становиться тебе добрым другом, кухаркой, жилеткой или кем ты там себе вообразил. Может быть раньше, но не теперь. Я хочу заниматься с тобой сексом, понимаешь? Трахаться, чтобы сперма лилась из ушей, отсасывать в душе, целоваться по поводу и без, проделывать с тобой разные штуки, от которых ты будешь орать и сходить с ума! И чтобы ты делал со мной то же самое! Так что хорошенько подумай, прежде чем приглашать меня пожить вместе. Уфф, кажется я распалился не на шутку. Член настойчиво напирал на застежку джинсов. Но я не обращал на него никакого внимания, потому что куда больший интерес вызывал член Фила, заинтересованный моей зажигательной речью. Я осторожно накрыл его ладонью и слегка надавил. Тихий стон был мне ответом. Хотелось большего. Фил, словно угадав мои мысли, наклонился и в ответном жесте сжал выпуклость сквозь грубую ткань. — Большой, — прошептал Фил, обжигая дыханием кожу на шее. — Если он не поместится в меня, я могу быть сверху. Гугл советует именно так начинать гей-отношения с опытным партнером. И тут я заржал. Момент был безвозвратно утерян, но я ничего не мог с собой поделать. Великовозрастный идиот, выбравший гугл своим гуру секса, обиженно поджимал губы, а я смеялся и не мог остановится. Над ним, над собой, над нашей дурацкой ситуацией, над Ленсом, которого с нами не было. А потом Фил старался не сильно цепляться за мои волосы, когда я насаживался ртом на его ствол, тоже между прочим не маленький. Он как-то легко переступил этот порог, словно решился раз и навсегда. Я старался сосредоточиться на процессе, и это почти получилось. Не видеть, как отражение Ленса на запотевшем стекле ритмично двигает головой как китайский болванчик. Не слышать, как он шепчет про то, какой я эгоист — прогнул парня под себя, обменивая свою любовь на его одиночество. Я просунул пальцы, стимулируя его промежность и ускоряя движения, чтобы шум в ушах заглушал звуки, явные и мнимые. И почти сразу он стал кончать: резко, машинально проталкивая член глубже в горло и не давая дышать. Кажется, он немного испугался моего кашля, невольных слез и спермы, которая никак не глоталась и вытекала из уголков рта. Тогда я просто сплюнул на пол и утерся рукавом рубашки. Вот так — никакой романтики, сплошная проза жизни. И улыбка опухшими губами, чтобы показать: все хорошо. Мы справились. У нас все получится. — А как же ты? — запоздало спохватился Фил. — Ты меня научишь? Я знаю про зубы… Пришлось заткнуть этого гуглофила поцелуем. Во рту горчило от спермы, поэтому, чтобы не напугать, я не полез с языком, а легонько прикусил его нижнюю пухлую губу и немного пососал. Провел большими пальцами, обозначая линию бровей. Прошелся поцелуями, задевая виски, скулы, ямочку на подбородке. Опустился ниже, не пропуская шею и ключицы. Он позволял все и подставлялся сам, урча и постанывая, как какое-нибудь домашнее животное. Я с сожалением оторвался от возбуждающего занятия, грозившего перейти во второй заход. — Мне пора. — Ты мог бы остаться. А он смелел на глазах, этот почти девственник! — Ну, когда? Завтра? — настаивал он. — Помочь тебе с переездом? У меня на этой неделе больше нет занятий. Я собирался здесь немного убраться… Где бы ты хотел поставить стол? Он говорил так, будто считал совместное проживание делом давно решенным. Тогда я впервые поймал себя на мысли, что тешу себя иллюзиями. Этот застенчивый молчаливый парень, чаще всего хмурого и сосредоточенного вида, решал нашу судьбу твердой рукой. А все остальное — игра: «Поймай меня, если сможешь!», где он позволял вести. Я мог рефлексировать, нужны ли мне отношения, а он уже изучал в интернете, как будет меня трахать. И все это с налетом абсолютной детской непосредственности, не позволяющей обвинить его в манипулировании или продуманности. Вот и сейчас он протягивал мне фото в рамке, словно ребенок, делящийся сокровищем. — Ты любил бывать у океана? — На старом семейном фото молодые родители подбрасывали мяч для своего маленького сына прямо на берегу. — Один раз. — Светлая улыбка совершенно преобразила его лицо. — Мне было лет пять или шесть, но я хорошо помню поездку. Там ходил фотограф с обезьянкой, и, пока отец отлучился, а мама заснула в шезлонге, я ушел далеко-далеко за своей новой подружкой. — Представляю, как тебе попало. — Нам бы с Ленсом за такое точно всыпали по полной. — А вот и нет: папа купил нам с мамой мороженое, чтобы мы не плакали. Он смотрел на старый снимок, словно не было всех последующих лет и событий, зачеркнувших хорошие воспоминания. Боль не разъела краски, не вытравила счастье с тех лиц. И я понял, что больше всего на свете нуждался в том, чтобы взглянуть на мир его глазами. — Фил, — Я взял его за руку. — Ты мне веришь? Уже через пятнадцать минут мы с шумом ворвались в квартиру. По счастью, Ленс был дома, а то я бы потратил кучу времени на поиск ключей. Он только понимающе хмыкнул, бросая мне связку. — Ты еще не забыл, где рубильник? Все нужные телефоны на холодильнике. Еды там, кстати, нет, предупреждаю сразу. — Вызовешь нам такси. — Я торопился собрать сумку. — Можете побыть там подольше. Завтра приезжают ребята снимать фильм про наш универ. Я предложил остановиться здесь, ты ведь все равно съезжаешь. — Ленс! — Клянусь, когда-нибудь я прибью своего братца-манипулятора-всезнайку. — Что, Ленс! — передразнил он. — Если оставите ключи от новой квартиры, обещаю закинуть твои вещи в целости и сохранности, а заодно навести красоту. По рукам? — Почему мне кажется, что я об этом пожалею? — Как тебе не стыдно! Я, может, уже скучаю, а он… Во мне зацарапались изнутри укоры совести. Никогда в жизни я не оставлял Ленса, а он меня. Я обнял брата и, как в детстве, уперся лбом в его голову. — Отпускаешь? — Поезжай уже, придурок. — Он легонько подтолкнул меня к выходу. — И трахни ты уже свою принцессу. — С чего ты взял, что мы еще не… — А то я тебя не знаю: бегал бы он так резво, если бы ты до сих пор не церемонился? Препираться с ним было бесполезно. Мы и так опаздывали на поезд. В следующий раз я помянул брата недобрым словом уже в дороге, когда обнаружил у Фила пакет с презервативами и флаконами со смазкой, который всучил ему заботливый Ленс. Сама по себе полезная штука, но количество, кажется, напугало Фила не на шутку. Разубеждать его было себе дороже, и я постарался сделать вид, что все под контролем. Но чем ближе мы были к цели, тем сильнее накрывали эмоции. Я не был в этом доме почти пять лет. Ленс приезжал регулярно, а я — ни разу. Брат и за руль садился, а я никак не мог себя заставить. Фил почувствовал мое состояние, крепко сжал руку, и я переплел с ним пальцы, вбирая так необходимую энергию. Было нечестно по отношению к нему утаивать правду. Да и как скрыть дрожание рук, когда ключ никак не попадал в замочную скважину. В доме на удивление не ощущалось ни затхлости, ни запустения. Аккуратные чехлы на мебели, чистые стекла во французских окнах, распахивающихся прямо на террасу. Не хватало только занавесей, свободно развевающихся на ветру. Не сезон, поэтому на берегу виднелись только редкие фигурки серферов. Я забрался с ногами на деревянные качели-диван и, примостив рядом Фила, подбирал нейтральные фразы, не способные разбередить старые раны. Хорошо, что мы приехали не летом. Было бы только тяжелее. А сейчас серый песок и такого же цвета небо совсем не напоминали яркие краски того дня, перед началом нашей самостоятельной жизни в колледже, от которой ждали кучу веселья и приключений. Я проводил время в спортивном лагере. Ленс с друзьями — в нашем шале в горах. Мы должны были встретиться здесь, всей семьей и отметить знаменательное событие. Как давно это было. Я так и не увидел в тот год океан. Приехал в город сразу на панихиду. У нас с братом оставалась всего неделя перед учебой. Неделя на все! На траур, на скорбь, на воспоминания. Мы договорились: не станем никому говорить, что только что потеряли родителей в аварии. Не хотели, чтобы нас жалели. Только не это! Наверное, поначалу наши вымученные улыбки напоминали кому-то оскал, но мы быстро научились прятать личное поглубже. А потом Ленс замутил свой первый проект, и завертелось. — Я хочу лизнуть океан, — заявил Фил. — Это негигиенично, — авторитетно возразил я. — Не более негигиенично, чем отсасывать незнакомцу в клубе, — подытожил Фил, и мы пошли лизать океан. То есть окунали пальцы, а потом делали вид, что пьем текилу, слизывая с рук друг друга следы соленой горьковатой влаги. Неожиданно это действо стало эротичным, и мы немало попрактиковались, собирая языком с друг друга капли то там, то сям. Хорошо, что не океаном единым… Заказанная пицца пришлась как нельзя кстати. Я не успевал откусить кусок, как Фил проглатывал два-три. Дело чуть не дошло до потасовки. Но мы были слишком усталы, сыты и ленивы, поэтому просто завалились спать под кучей пледов и одеял, так как дом толком еще не прогрелся. *** Утром я проснулся от ощущения чужого взгляда. — Что? — потянулся я от души. — А твои родители знали, что ты гей? — Нет. — Я очень долго собирался с духом, чтобы признаться. Особенно отцу, который видел во мне чемпиона по футболу, настоящего мужика. Слава богу, что я не попал к религиозным мозгоправам, которые бы внушали мне, что трагедия, случившаяся с родителями — это божья кара. Только однажды я заикнулся Ленсу о чем-то подобном и получил в лоб. «Я тоже живу в разврате», — криво усмехнулся тогда он. Да уж, это братишка мягко выразился, порой он любил гульнуть от души. — Мои тоже уже не узнают, — беспечно бросил Фил. Слишком уж беззаботно. Неужели он принял то, что никогда не увидит свою мать? Или понимал, что ее религиозность не позволит ему быть с ней откровенным? — Эй, ты еще не гей, не о чем рассказывать. — Нужно было увести разговор из печального русла. — Это ты виноват, — ткнул в меня пальцем потенциальный любовник. Стоит ли говорить, что после таких обвинений мне пришлось долго и мучительно-сладко исправлять положение. Прозвучавший в его голосе вызов ударил по нервам, мгновенно мобилизуя на подвиги. Таким Фила я еще не видел. Дерзким. Заводящим. Рвущимся в бой. Член тотчас отозвался, посылая импульсы удовольствия по всему телу. Я буквально почувствовал, как кожа, покалываемая невидимыми иголочками, постепенно нагревалась, как кровь начала быстрее бежать по жилам. Протянув руку, я осторожно погладил выпирающие мышцы на его груди, несильно сжал, задевая большим пальцем сосок. Он принимал всё с видимым удовольствием, жмурился и постанывал, порой громче, чтобы явно обозначить, что ему нравится больше. Но, когда мои ласки стали настойчиво продвигаться к паху, Фил внезапно откинул одеяло, прикрывавшее нижнюю половину тела, и в результате довольно ловкого маневра оседлал меня. Он оказался полностью обнаженным. Готовым. Еще один сладкий импульс прошил меня насквозь. Мне не просто подчинялись, меня хотели! Даже если в его неопытных движениях сквозило больше отчаянной храбрости бросающегося в омут с головой смельчака, чем уверенной настойчивости соблазнителя. Мне не нужно было делать вид, что меня заводят его быстрые, но неумелые поцелуи-укусы, его суматошные поглаживания. В своем прошлом я мог припомнить и весьма опытных любовников, оставивших сердце равнодушным. Они пользовались моим телом как инструментом, извлекая ожидаемую мелодию, но не задевали струны души. Вот такие романтичные мысли вызывали во мне действия Фила. И я откликнулся на его щедрое предложение со всей страстью, которая скопилась во мне за эти долгие дни неопределенности и воздержания. Мы отчаянно целовались, даже кусались, сталкивались языками, вылизывали друг друга, вжимаясь и переплетаясь друг с другом. Затянувшаяся прелюдия напоминала скорее борьбу, в которой соперники не раз меняли свое положение. Каждый из нас уже несколько раз побывал сверху и снизу, а мы всё не могли насытиться и перейти к следующей стадии. Всякий раз, когда меня задевал его полностью эрегированный член, я ожидал, что он может кончить в любую минуту, потому что точно так же чувствовал, что готов спустить прямо сейчас. Я всё ждал подходящего момента. Хотя по сути согласен был на любой исход. Совсем не обязательно, чтобы мы именно сейчас дошли до самого конца. Будут и другие возможности — теперь я это знал точно. Но потом его подушка полетела на пол, а под ней обнаружился флакон смазки и презервативы. Филу хватило совести покраснеть. Все-таки этот новоявленный гей имел большие виды на мою задницу! Я состроил грозную мину, которая немного его напугала и позволила мне перехватить инициативу. Пока это прокатило, но я бы не стал спорить на то, что такое положение вещей продлится долго. А пока он позволил распоряжаться собственным телом, как мне вздумается — готовить, растягивать, находить чувствительные местечки, заставлять его сходить с ума, запрокидывая голову и издавая громкие протяжные стоны, которые звучали настоящей вдохновляющей музыкой для моих ушей. Я взял его, лицом к лицу — не самая правильная поза для первого раза. Но я оправдывался тем, что потратил немало сил на подготовку, а его широко распахнутые глаза и сбитое дыхание, его прекрасное лицо, которое я старался запомнить, искупали все сполна. Слишком сильные эмоции! Не так много движений спустя я излился, от невозможности больше сдерживаться все тело дрожало в напряжении. Фил кажется не заметил, как я доводил его рукой, пребывая в своем собственном мире. Последние минуты глаза его были закрыты, стоны прекратились, и только руки, вцепившиеся в простыню, и крепко стоящий член выдавали, что он вовлечен в процесс не меньше моего. — Ну нифига себе посвящение, — заявил он первым делом, когда более менее очнулся и отдышался. — Это вам не «Дельта. Капа. Эпсилон». — Понравилось? — самодовольно уточнил я. — Даже не знаю, — задумчиво протянул Фил. — Мы точно все делали правильно? Потому что на сайте советовали… а-а, давай лучше я покажу! И он без подготовки ринулся штурмовать тачдаун.