Под шестью футами

Морфин проникает в организм быстро; белый порошок, способный уничтожить его, если взять больше нормы, зависимость, из-за которой можно попасть на учёт и вылететь с работы, порок, риск. Эллиот знает, сколько нужно, чтобы окончательно не слететь с катушек – невозможно не слететь, это ведь наркота, в этом её суть. Эллиот не зовёт себя наркоманом; он знает способы выхода – иллюзия безопасности и защищённости. Шейла носит драные джинсы, таскает наркоту и изредка просыпается в его кровати – решения под наркотой редко бывает правильными, да и Шейла не привыкла делить мир. Шейла неправильная, выброшенная из мира и оставшаяся за его гранью; Шейла выживает, умудряясь жить. Эллиоту не нужно от неё многого, только наркотики и возможность изредка выкинуть собаку, чёрт знает зачем отобранную у того неудавшегося мужа – собака её всё равно любит больше. Эллиоту нужны наркотики; собственные демоны терзают слишком часто, если не заглушать их волшебным порошком, употребление которого причисляет тебя к наркоманам. Эллиот не наркоман, но и Шейла по его меркам не шлюха; только узнай мир о них больше, пролетели бы они оба, получив клеймо на спину. Эллиоту необходимо расслабиться, когда накрывает волной бессилия, Шейла просто привыкла жить так – не жалея о содеянном, позволяя кому-то пользоваться собой, если это помогает выжить. Она сильная; пусть и звучит это глупо. Шейле хватает сил не жаловаться и не заявляться, чтобы одолжить денег или ещё чего-нибудь, Шейла достаточно способная, чтобы адаптироваться к такой жизни, какая у неё есть. Эллиот абсолютно не адаптируется, закрываясь в собственной квартире и изредка – в сознании; Эллиот ни черта не понимает в окружающем мире, живя в собственном – созданном из тысяч значений, непонятных ей. Шейла подбитая; у неё синяки вдоль тонких рук и столько едкой горечи внутри. У Эллиота только пустота и разочарование, только страхи и неумение с ними бороться; Эллиоту искренне кажется, что она в разы сильнее, пусть и живёт на выручку с наркотиков и очередных синяков, оставленных поставщиком, больным на голову. Эллиот за рамками нормального мира, Эллиот думает о революции, одновременно боясь и не понимая – у него на самом деле серьёзные проблемы с осознанием окружающего мира. Эллиот привык закрываться и прятаться, привык жить в собственной квартире, отчаянно колотить по окружающим его стенам, словно рыбка в аквариуме – Эллиот пару раз замечает, как та бьётся об стенки, словно желая выйти, словно не осознавая всей безнадёжности и невозможности – они оба хреново выживают за пределами обстроенных по своему миров. Эллиот за рамками, Шейла – тоже; нормальный мир выбрасывает их, заставляя выживать на окраинах. Только Эллиот закрывается и прячется, когда Шейла позволяет себе жить при выживании, пусть и на самом дне, пусть и неправильно и абсолютно аморально. Шейла живёт, и только за это Эллиот готов вручить ей медаль и билет в счастливую жизнь; но у него нет даже первого. Эллиот вскрывает её мир сразу; Эллиоту не нужны ключи, у хакеров любимый способ – взлом. У Шейлы мир обычный, только слишком одинокий, если исключить поставщиков и наркоманов; Эллиот упрямо не может составить образ, вскрыть все карты. Шейла кажется особенной; рядом с ним мало, кто уживается, тем более, так – приходя раз в неделю и не требуя ничего, кроме оплаты за собственный труд (изредка – не требуя и этого). Шейла не кажется неидеальной, просто выброшенной, оставленной гнить в самом низу, без шансов вылезти на манящую и сверкающую поверхность, отдающую глянцем и светом, обещающую липкое сладкое счастье вместо привычной им обоим горечи. Эллиот её не всегда понимает; у неё жизнь настоящая, плевать, что загубленная, у неё жизнь за пределами техники – в не его зоны доступа. На Шейлу сложно повесить клеймо; она вроде и друг, но друзья не сажают на наркотики, она вполне могла бы быть девушкой, только Эллиот за гранью нормальной жизни, а отношения – по этой части. Их дороги неожиданно переплетаются, скрепляются в тугой узел; магия «быстрого набора» действует безотказно, пусть и без его ведома. А Шейла мечтает об обычной жизни, вырисовывая семью на полотне, создавая собственные мечты – изображение несбыточного. Он хотел бы для неё лучшей жизни; той самой, что она так отчаянно вырисовывает, собирая из лоскутков и остатков свой собственный лабиринт в надежде найти выход. Эллиот хотел бы для неё детей и любящего мужа – не того блестящего глянца, а чего-то искреннего, настоящего. Всё получается само; Эллиот не может предложить ей желанного, зато может подарить свободу и – неосознанно – себя; он ведь гораздо лучше и мягче наркоманов со стажем с привычкой метить девушек, чтобы доказать свои права на собственность. Эллиот спокойно относится к справедливости, только устроить справедливость для неё кажется верным, нужным. Эллиот докладывает полиции о всех грязных делишках отметившего Шейлу наркодилера; выбор между собственной необходимостью в наркотиках и свободой Шейлы становится очевидным. Эллиот докладывает, считая, что выступает за правое дело – выкапывает могилу для неё самолично. Жизнь идёт своим чередом, оставляя безумца, говорящего о революции и, наркомана угрожающего Шейле за спиной. Жизнь становится странно обычной, волшебной. Сказка заканчивается, не успев толком начавшись – ну же, Эллиот, вернись в реальность; Шейла умирает невинной пешкой, так и не возвысившись. Полотна с чужими мечтами горят, поднимая в квартире неприятный запах; Эллиот закапывает себя под шестью футами вины, когда её тело отпускается под землю.