Замена (?)

      Каждый новый день за решеткой не отличался от предыдущего. Нудный, серый, не наполненный азартом или весельем. Временами, конечно же, то скрашивали драки или местные разборки, лично придуманные игры или затеи надзирателей (что, правда, не всегда было столь «радостно» для тринадцатого блока).        Но сегодняшний день не задался с самого утра.        Всё началось с громкого верезга Року — именно в тот момент и проснулся Джуго, недовольный и невыспавшийся. А что было поделать, если Нико полночи пытался достучаться до Хаджимэ, взявшего дежурство на ночь? Пятнадцатому, по воле мерзопакостной судьбы, пришлось оттащить свой зад от койки и подняться. Как бы сильно ему этого не хотелось.        На завтрак были овощи. И не то, чтобы он так сильно их не любил,— быть может, напротив, даже поболее всякого мяса или рыбы, — но именно этим утром они показались ему не то пережаренными, не то недожаренными. И этот привкус! Или, быть может, всё дело было в том, что его успешно облило канализационной водой? Так или иначе, день не задался с самого начала, и даже теперь, восседая в углу их просторной камеры на четверых, Джуго лишь устало выдыхал, прикрыв глаза и вслушиваясь в звуки рядом: в разговоры, перелистывания страниц, завывания ветра на улице, где-то там, высокого над головами.        — Куда подевался Сугороку? — спросил тогда Джуго, открывая один глаз.        — Его позвали... куда-то, — отозвался Нико, поднимая лохматую макушку.        — Отлично. Пойду тогда, прогуляюсь.        — Опять сбегаешь? — без особого энтузиазма поинтересовался Року,       наблюдая за тем, как его сокамерник лениво поднялся со своего места и, пошатываясь, отряхнул штаны.        — Я пойду с тобой! — внезапно вызвался Уно, даже подскакивая с кровати.        — На кой чёрт ты-то мне сдался? — удивился Джуго, на что одиннадцатый лишь пожал плечами.        — Почему нет?        Действительно.        Кинув безразличное «Ладно», парень направился к выходу из камеры. Парочка движений обычной шпилькой — и та послушно отворилась, выпуская заключённых в коридор. Нико помахал рукой и пожелал приятной прогулки, и тогда Джуго, прикрыв за собой дверь, направился вдоль по коридору. Как правило, охраны здесь было немного, а панику все забьют чуть позже — когда увидят скитальцев на камерах видеонаблюдения.        Джуго никогда не спешил — просто не видел в этом смысла. Он двигался по коридорам и корпусам спокойным и размерным шагом, изредка осматриваясь — лишь для того, чтобы удостовериться, шёл ли он в правильном направлении. Хотя, был ли в том смысл? Тогда, когда он всю тюрьму знал буквально наизусть!        В отличие от его спутника, который, весело вышагивая чуть впереди от него, сложил руки за спиной замком и, иногда останавливаясь, интересовался: правильно ли он шёл?        Уно не часто выбирался с Джуго. Точнее, на его памяти это был первый раз, когда парень вышел вместе с ним. Даже тот же самый Нико и то бродил снаружи чаще — и лишь ради того, чтобы порыскать в личных вещах надзирателей. Вдруг какой комикс завалялся бы у них в шкафчиках? Однако этот светловолосый любитель карт был так называемым домоседом, и покидал пределы камеры практически... никогда. Не считая, конечно, прогулок. Тут все были просто вынуждены оставить решетчатые комнаты и отправиться либо на работы, либо в зону отдыха.        Но внезапное желание Уно прогуляться с ним не столько удивляло Джуго, сколько радовало. Компания этого парня вообще была для него приятна, сколько бы это не несло за собой споров, возможных потасовок или соревнований. В обычное время пятнадцатый был только рад, что тот, к примеру, начинал с ним что-то обсуждать, рассказывать или показывать. Подкалывать его — верх эстетического удовольствия. Но в основном Джуго наблюдал.        Как и сейчас, закинув руки за голову, он смотрел на то, как Уно подскакивал прямиком перед ним. Густая коса раскачивалась в разные стороны, любопытные глаза осматривали каждый уголок коридоров, по которым они шли. После прохода по вентиляции на его майке и кепке осталась пыль, оседая тонким слоем на ткани. Но тому, кажется, было на это наплевать, и он продолжал идти, даже не заботясь о том, что с минуты на минуту за ними могла выдвинуться охрана. Благо, Джуго знал, что до зоны с камерами им ещё нужно было идти какое-то время, а иные он просто обходил стороной — просто чтобы продлить момент.        Кажется, настроение его стало значительно подниматься.        — Слушай, Джуго, — внезапно подал голос Уно, привлекая внимание сокамерника.        — Что?        — Ты ведь хорошо знаешь тюрьму?        — Наверное, даже лучше любого надзирателя, — на губах его отразилась высокомерная улыбка. Он гордился тем, что столько раз сбегал и успел исследовать здесь каждый закоулок.        — Тогда ты, наверное, знаешь? Ну, — он остановился и развернулся к нему лицом, — говорят, что, оказывается, по другую сторону от нашего есть женский корпус. Это правда или нет?        А ведь его день только начинал становиться хорошим.        Впрочем, что он ещё мог ожидать от этого прохвоста? Всё всегда сводилось к одному — к женщинам, о которых Уно так трепетно мечтал каждый день, не забывая напоминать об этом тем, с кем проживал в камере. И как только Джуго мог упустить данность из поля зрения?!        Настроение его тотчас упало на самые низины. Пятнадцатый ощутимо разозлился, но постарался скрыть данность за улыбкой. И, не ведая того, что творит, он сказал, проходя мимо:        — Конечно, Уно. Я могу провести тебя туда, раз ты так сильно хочешь.        — Правда?! Джуго, ты лучший!        «Скажешь ли ты мне это ещё раз?» — Джуго хмыкнул и, более не оборачиваясь на мельтешащего позади Уно, уверенно шёл вперёд, метая взгляд из угла в угол, проверяя, не упустил ли он из виду хотя бы одну камеру. Теперь ему не нужно было, чтобы их заметили.        Он знал, куда шёл, но всякий раз, когда его попутчик пытался узнать о их пути, Джуго лишь отмахивался: «Почти пришли». Почти пришли к железной двери без надписей, в которую иногда наведывался сам пятнадцатый: просто потому что тихо, просто потому что спокойно. И потрепать нервы надзирателям и охране было просто высшим наслаждением! Но только вот наивный Уно, которого пропустили вперёд себя, не сразу понял, куда они пришли.        — Здесь так темно, — прокомментировал он, ступая вглубь. — Мы точно пройдём здесь?        На этих словах дверь за ним закрылась, погружая всё в темноту. Уно мигом обернулся, ища глазами своего проводника, а когда свет в помещении зажёгся, он понял — то была простая кладовая.        — Какого чёрта, Джуго? — нахмурился одиннадцатый, следя за тем, как тот закрывал за собой дверь на засов. — Зачем ты притащил меня сюда?        — Ты действительно думаешь, что сказки о том, что где-то здесь, в этой глуши, есть женские колонии? — Джуго чуть отсмеялся. — Ты что, совсем дурак?        — Так ты обманул меня?!        — Не я втирал тебе о том, что в паре метрах от нас тусуются грудастые красотки.        Уно рассердился — это было видно по его нахмуренным бровям и скривившимся губам. Он, проклиная весь свет, направился к двери, желая выйти и вернуться в камеру. Однако стоило тому взяться за ручку, как Джуго, схватив одиннадцатого за запястье, одёрнул его и, развернув лицом к себе, вжал в дверь, на мгновение выбивая этим ударом из него дух. Однако парень быстро пришёл в чувство и, подняв глаза на удерживавшего его, в очередной раз спросил:        — Какого чёрта?!        — Ты только и делаешь, что твердишь о своих тёлках, — Джуго склонился над ним, ещё сильнее сжимая чужое запястье пальцами. — Целыми сутками напролёт, словно больше делать нечего!        — И чего это ты так возмущён этим? Это нормально! — однако любые его попытки ответить были перебиты.        — Зачем тебе все эти ноющие и достающие бабы? Зачем тебе они, если есть я?        И вот, он сказал это. То, чего не говорил, наверное, даже самому себе. Ревность, взявшая вверх над контролем — и теперь на лице Уно красовался шок.        Однако Джуго даже не пытался взять свои слова назад или отпустить Уно: он, распалившийся, смотрел тому в глаза и ждал, когда же парень что-то ответит. Однако Уно всё молчал, переваривая сказанное, считая, что это была какая-то шутка, причём не очень удачная, — или, напротив, чрезмерно удачная, — посему и сказал:        — Я, конечно, помню, что ты как-то говорил, что любишь мужчин...        — Я люблю не мужчин, — перебил его Джуго, — а тебя.        Теперь лицо Уно заметно покраснело. Не зная, что он мог ответить или сделать, одиннадцатый попытался вырвать свою руку, отнекиваясь невесть от чего, и всё тянулся к засову, дабы выбраться и, наконец, освободиться. Однако Джуго не дал ему подобное провернуть: всё так же придерживая сокамерника за запястье, второй рукой он сжал лицо того за подбородок и, приподняв, грубо поцеловал. Просто чтобы доказать, что не издевался или шутил; чтобы показать, что слова его до предельности серьёзны.        От пальцев сводило челюсть, и Уно был вынужден открыть рот, позволяя Джуго проникнуть языком. Именно тогда, когда тот коснулся его собственного, он широко распахнул голубые глаза, свободной ладонью пытаясь оттолкнуть от себя пятнадцатого, упираясь ему в грудь, а второй впиваясь в чужую руку отросшими ногтями, надеясь, что это хоть как-то приведёт того в чувство. Однако ничто не помогало, и ему просто приходилось смириться, позволяя целовать себя, глубоко и жадно, несколько болезненно и... слишком мокро.        Лишь затем, оторвавшись от его губ, невольно проводя по ним кончиком языка, Джуго вновь посмотрел в глаза Уно, смущённого и всё такого же ошарашенного, до конца не верившего, что только произошедшее — правда.        — Я могу заменить их, — заговорил тогда Джуго, — заменить их всех.        — Ты действительно думаешь, что мне это нужно? — попытался огрызнуться Уно.        — Не попробуешь — не узнаешь?        Для чего ему это?! Но мысль эта не была озвучена. Вместо этого Уно промолчал, не предпринимая попыток вырваться, когда Джуго, медленно, будто бы с опаской, наклонился к его губам. Он лишь прикрыл глаза, когда его вновь завлекли в поцелуй, на этот раз отвечая, поддаваясь вперёд и чувствуя, как пятнадцатый прижался к нему плотнее.        Обвив шею рукой, Уно приподнялся, больно кусая губы, отчего Джуго приглушённо застонал. Запустил пальцы в тёмные пряди, сжимая их, вороша, и не противясь тому, что чужие ладони проникли ему под майку, оглаживая бока и грудь, отчего по телу прошлась мелкая волна наслаждения.        Уно позволял Джуго всё: кусать шею и соски, ласкать грудь и живот, отвечая тихими стонами из-за прикушенной ладони. И одиннадцатый старался ответить тем же, стягивая тянущуюся ткань полосатого комбинезона с плеч сокамерника, оголяя верх и оглаживая плечи и спину. До тех пор, пока сам Джуго, с силой прикусив бледное плечо англичанина, не прохрипел тому на ухо:        — Давай уже сделаем это.        — Но как? — Уно искренне не понимал, как подобным могли заниматься два парня. И тогда, когда позиции их поменялись, и теперь он прижимал Джуго к стене, ответы всё равно не нашлись.        Вместо ответа на вопрос пятнадцатый смачно плюнул себе на руку. Слюна расползалась по всей ладони, но прежде чем стечь на пол, парень опустил её и вошёл в себя двумя пальцами, закусывая нижнюю губу и зажмуривая глаза. Стискивая зубы, иногда громко выдыхал, открывая рот. И от наблюдения за этим Уно, казалось, смущался лишь сильнее прежнего.        Раскрасневшийся, взмокший от пота — таким Джуго он ещё никогда не видел. И невольно, не контролируя то, что делал, Уно поднял его лицо и поцеловал, удивляя своей инициативностью, но получая ответ. Прижимаясь, чувствуя чужое возбуждение своим коленом и невольно содрогаясь от мысли того, что их ждало.        — Я уже... всё, — хрипло проговорил Джуго и, оторвавшись от стены, повернулся к ней лицом. Упираясь руками в дверь, он выгнулся в спине и, взглянув на замершего Уно, добавил: — Давай, чего ты ждёшь?        Подступив к сокамернику, одиннадцатый положил руку тому на бедро, а затем, припустив комбинезон, наставил головку на растянутый проход. Вошёл он, к великому удивлению, легко — тому была виной слюна, однако Уно почти тут же замер, сощурившись и ощущая, как его буквально сжимали изнутри.        — Ты такой... узкий.        — Не стой истуканом, идиот! — не выдержав, прикрикнул Джуго, тут же вскрикивая, когда Уно вошёл в него во всю длину.        Упершись лбом в дверь, Джуго закусывал собственную руку, сдерживая стоны. Он не хотел, чтобы кто-то их застал — даже несмотря на то, что дверь была закрыта на тяжелый засов. По вискам его стекали капли пота, всё тело буквально сводило, а боль, перемешанная с накатывавшим удовольствием, сводила с ума. Но он понимал, что столь странные чувства испытывал не один: Уно тяжело дышал, движения его были несколько рваными. Но то лишь поначалу. Через пару толчков, будто бы приходя в себя, одиннадцатый ухватился за бёдра удобнее, заставляя приподнять их чуть повыше, и, лишь на мгновение выходя, вновь проникая в податливое тело, отчего Джуго подавился слюной. Резкий толчок разнёс по спине приятные мурашки, не проходящие даже при последовавших движениях.        Отросшие ногти царапали спину, оставляя на ней свои метки — точно такие же, как и на худых бёдрах. Царапины кровоточили и болели, но именно эта боль пробуждала какие-то мазохистские наклонности: Джуго нравилось, когда Уно калечил его, делал больно. Быть может, то было дело далеко не в предпочтениях пятнадцатого, а в том, кто это делал? Ведь даже в самых сокровенных снах он не мог себе представить, что подобное могло с ним случиться. Не в этой жизни, не при подобным обстоятельствах уж точно!        Когда Уно в очередной раз покинул его тело, Джуго несколько недовольно заскулил. Но тут же подавился от удивления собственной слюной, когда одиннадцатый, схватив его за плечо, развернул к себе. Растрёпанный, взмокший, раскрасневшийся — он смотрел на него через пелену возбуждением и на немой вопрос ответил:        — Хочу видеть твоё лицо, когда ты кончаешь.        — Н... Не на... нгх!        Не успел он возразить, как Уно, подняв его ногу, вновь вошёл. Выгнувшись в спине, Джуго не знал, за что ухватиться, именно поэтому вцепился пальцами в плечи партнёра, что есть сил закусывая губу, но затем, приоткрыв мокрые глаза, позволил Уно поцеловать себя. Прижимаясь к тому, стараясь двигать бёдрами в такт, но почти тут же сбиваясь. И ноги его подкашивались, и он чувствовал, как доходит до пика — в особенности тогда, когда чужая ладонь накрыла его член.        Почти сразу, как Уно начал ему надрачивать, Джуго кончил, не в силах более терпеть. И из-за того, что пятнадцатый весь сжался, кончил и Уно, совершенно неожиданно для себя, а посему не успев покинуть тело, изливаясь внутрь.        — Ох... Я... не хотел, — попытался извиниться одиннадцатый, но Джуго лишь отрицательно качнул головой.        — Всё в норме, — ответил он, чему-то улыбаясь.        Уно, поддавшись странному порыву, внезапно обнял его. И Джуго, не в силах удержаться на ногах, осел на пол. Взломщик уткнулся носом в плечо сокамерника, прикрывая глаза и чувствуя, как тело его охлаждалось из-за прохлады, которая проникала сюда из щели внизу двери. И он бы просидел так, наверное, целую вечность. Однако то была непозволительная роскошь.        — Слушай, Джуго, — наконец подал голос Уно — тогда, когда, собранные и относительно приведённые в порядок, они стояли снаружи, и пятнадцатый закрывал дверь, — можно в следующий раз... ну, когда ты будешь сбегать... пойти с тобой?        Какое-то мгновение Джуго молчал, удивлённо уставившись на Уно и переваривая то, что он только что сказал. Но затем, рассмеявшись, взломщик повис у того на плече и, улыбнувшись, ответил:        — Конечно, друг мой! А сейчас нам лучше... а. Нет, уже не нужно, — заметив бежавшую им навстречу охрану, внезапно осёкся Джуго. В этот раз и Уно не смог сдержать смешка.