eleven days of silence.

Ноябрьское утро мутное, расцвеченное непогасшими фонарями у кромок серых змей-бордюров, смазанное и морозное. Чихо трогает кончикам языка собственные губы. Ноябрьское утро на вкус как сигарета, которую он скурил час назад, а еще слегка горчит дождем. Солнце выкатывается на блюдечко неба, немного притормаживает у загнутого края, будто раздумывая, как прошмыгнуть мимо многоэтажек, а потом снова закатывается – выше, под облака. Чихо смотрит, как его ладонь, из нежно-розоватой, подсвеченной рассветом, становится вновь бело-серой и со вздохом прячет ее в карман. Чихо не спит уже четвертые сутки, он давно перестал отличать людей друг от друга, песни в плеере и переходы с первой линии на четвертую. Горько и долго кричат над головой чайки, Чихо смотрит на них, их голоса напоминают ему что-то ужасно знакомое. Что-то, из-за чего каждую ночь он ложится, долго смотрит, как потолок разрезают запоздалые ночные фары, а потом встает, одевается и идет на улицу. Он не всегда вспоминает, что нужно запереть дверь. Чихо живет в своем особом, закупоренном аквариуме. Иногда ему кажется, что он просто торчит в пробирке и у него в легких – эта непонятная жидкость, поддерживающая баланс его жизни, а все вот это – многоэтажки, одинаковые люди-рыбы, солнечная колесница Амон Ра на небе – это все просто сон. Может, он все выдумал. Квартира у него сужается с каждым днем, трещит по швам, складывается. Чихо думает, может, колбу поменяли. Может, он так давно спит, что усох во сне и теперь нет надобности держать его в большой пробирке. Чихо ковыряет вилкой ананасы в банке и думает, что когда-нибудь он станет помещаться в такую же банку. Если не уже. Чайки у его ног даже не пытаются улететь, они смотрят на него внимательными, черными глазами. Чихо обшаривает карманы, но в одном пусто, а во втором шуршит смятая, пустая сигаретная пачка и он виновато разводит руками перед птицами. - Нету. Ничего нету. Звук собственного голоса кажется ему странным, он почти физически ощущает, как со словами в небо устремляются чуть вытянутые пузырьки воздуха. Он проходит тут уже пятый день и так не догадался принести им хоть что-нибудь. Далекая солнечная колесница задевает на повороте какую-то лужу, и с неба начинает сыпать мелкой, бессвязной мокрой пылью. Чихо натягивает на голову капюшон толстовки, дергает на свисающие веревочки и становится похожим на космонавта. По вечерам, в душе, в золотистом свете лампы, он долго трогает свой седьмой позвонок. Ему кажется, под тонким слоем кожи и мышц очень явственно чувствуется круглая дыра – отверстие для трубки. Ее туда точно вставляли. Подключали ко всяким приборам, считывали, смотрели. Может, и сейчас считывают, просто он спит в своем аквариуме, у него тут многоэтажки, ананасы и запотевшее стекло в душе. Чихо поднимает руку и неуверенно пишет: боль. Болит где-то между ребер, протяжно, тихо и почти незаметно. Чихо уверен, что в реальном мире болит сильнее – поэтому и не спится. На шестой день Чихо уже никуда не идет – он сидит всю ночь на лавке у реки, вытянув ноги и кроша в руках куски хлеба. Все вокруг него устлано мерным слоем бело-желтой крошки. Чихо ждет чаек и ждет колесницы. Больше ему ждать нечего. Нечего решает иначе. Вместе с чайками прилетает мальчишка. Смешной, улыбчивый, лохматый. Чихо смотрит на него и думает, почему раньше не замечал, что люди-рыбы не улыбаются. Мальчишка точно не рыба, скорее кот, облопавшийся этих самых рыб. Он запрыгивает на скамейку почти с разбега, вырывает из рук Чихо нераскрошенную булку и, размахнувшись, кидает ее в воду. Тихо всплескивает. Чихо ничего не понимает, но его мозг устал сопротивляться часам, усталости и забытью, поэтому он молчит и разглядывает руки мальчика – длинные, красивые пальцы с чуткой кожей между костяшек. Пальцы дергают его за рукав, призывая смотреть. Чихо тяжело и тупо переводит взгляд на реку. Чайки слетаются отовсюду, кидаются в воду в поисках утонувшего кусочка хлеба, а потом видят ночной пир Чихо и переключаются на сушу. Мальчишка заливисто смеется, машет руками словно птица, чайки поднимаются над землей, как взметнувшийся ветром снег, и снова опадают к крошкам. Чихо неуверенно улыбается при виде такого зрелища. А мальчик вдруг сжимает его запястье и говорит тихим голосом: - Больно? Чихо смотрит, как улетают в небо белые пузырьки воздуха с его губ и отвечает: - Больно. - Вот тут? – тонкая, красивая рука ложится Чихо на ребра и он накрывает его пальцы своими. - Тут. - Спи, - говорит мальчик-кот и встает со скамейки. И в первый раз за неделю Чихо засыпает. Ему снятся затопленная Атлантида, небесная Колесница и мальчик-кот в ней – улыбчивый и солнечный. С тихим перезвоном рассыпается стекло пробирки, снимая с окружающего Чихо мира пленку. На горизонт проскальзывает первый предрассветный луч, и Юквон улыбается ему, а потом засовывает руки в карманы и, не глядя на Чихо, неторопливо идет дальше по набережной, пока не расстворяется в предрассветной дымке. Конец.