☂
- Привет. Гарри хмуро оценивает обстановку вокруг. Посетителей не так много, из кухни слышен запах какой-то выпечки, подруга из группы глядит на него обеспокоенными глазами. Хватит с него этой жалости. - Хей, ты в порядке? Гарри не нравится эта фраза. Он кидает на стол перед Ким тетрадь с лекцией по механике, и через мгновение на краю обложки рождается влажное пятнышко от пролитого некогда чая. - Черт. Если бы только Ким содрала со своего лица это бесконечное выражение сочувствия, жить стало бы чуточку легче. Гарри грузно опускается напротив нее, кладя руки на стол. На одном из пальцев сидит кольцо с крупным камнем. - Ты весь в черном, - замечает подруга. Черная рубаха, черные брюки, черные ботинки, черный плащ. Гарри нравится. Вот почему он пожимает плечами и мечтает избавиться от такой же черной пустоты в груди. Он бросает взгляд на скребущие на стене часы – и точный полдень словно делает эту пустоту еще глубже. - Ты списал лекцию? – кивает девушка на тетрадь. - Она мне не понадобилась. - Сегодня коллоквиум. - Да срать на него. - Гарри, - теперь уже с укором, но всё так же бесконечно любяще Ким пялится на друга. На мгновение Стайлс чувствует себя виноватым, но… он перестал чувствовать что-либо уже довольно давно. Начиная откуда-то с шестнадцати лет, сказать честно. – Ты когда-нибудь будешь относиться к учебе серьезно? Ну, только не эти нравоучения. Гарри морщится и думает, что стаканчик жуткого растворимого кофе сейчас ему не повредит. - Я был слишком серьезным школьником, Ким. Теперь я себя отучаю. - Очень вовремя ты принялся за это, - тяжко вздыхает она, касаясь его рук своими. Со стороны это показалось бы любовной минуткой влюбленной парочки, но только не с Ким. Гарри уже хватило в свое время легкомысленной, туповатой Стейси из класса, так что. Руки, кстати, ледяные, как сталь. - Да ладно тебе, - едва слышно отвечает Гарри, прожигая взглядом заботливые руки, накрывшие его собственные. – Прорвемся как-нибудь. - У тебя… - нервно начинает Ким, ловко лавируя меж тем недоразговора, - никто не появился? Господи, Гарри хочется рассмеяться и умереть. В одну секунду он способен совершить несколько действий: удивиться, усмехнуться, горько ухмыльнуться, возненавидеть Ким, крепко сжать ее руки в жесте… не благодарности, но хотя бы смирения с тем, что он не безразличен ей. Хоть кому-то. Опущенные глаза Гарри находят яркие красные «найки» кого-то, кто присел за соседний столик. Сердце Стайлса ёкает – когда-то он хотел себе такие же. Он закрывает глаза, а открывает их, выпуская весь яд в ее плечо.☂
- Да ладно тебе! – всплескивает руками Ли. – То есть, ты просто возьмешь и укатишь отсюда? Куда? В Америку? Жрать пончики, начиная новую жизнь?! Так в твоем стиле, Стайлс. Лиам разгневан, как море в ночную грозу. Гарри изучает его эмоции исподлобья, держа в руках белую майку, бережная уборка которой в чемодан была несколько приостановлена несколько опечаленным другом. - Я думал, ты пива выпить решил, - жалостливо отзывается Пейн. – Позвонил, сам, попросил встречи. Как же я… сразу не просёк, что что-то не так. Точнее, всё. - Лиам. - Ну? В комнате повисает напряженная пауза. Да, Гарри уедет, это не обсуждается. Он с радостью взял бы с собой и друга, но женщина его мечты вряд ли согласится отправиться на иной континент за человеком с неуравновешенной психикой. Вообще-то, Пейн всегда доказывает всему миру, что Гарри нормальный, нор-маль-ный, но люди видят всё сквозь собственную призму. Разве что Ким… она продержалась чуть дольше других. - Меня здесь ничего не держит, - заключает Стайлс. Лиам порывается возразить, хватая за полы дрожащую в чужих руках майку, пытается сделать хоть что-то, что могло бы обернуть время вспять и вернуть лучшего друга обратно – желательно, в беззаботные шестнадцать, когда многое было проще, светлей и свободней. Но единственное, что он делает по итогу, - обрывисто обнимает Гарри, нервно кусая собственные губы. Он не уверен, что однажды Стайлс не позвонит со словами, что на земле его не держит, впрочем, совсем ничего, и он на краю моста, допивает свой последний кофе. Как-то так. - Придурок, - извиняюще шепчет Лиам тому в плечо. – Обещай звонить мне. Гарри, конечно, не звонит.☂
Настойчивое ощущение того, что в его жизни не хватает последнего паззла – чего-то самого главного, самого нужного – перетекает в стадию «мне, собственно, плевать». Плевать на то, что у людей под тридцать должен быть штамп в паспорте или хотя бы регулярные встречи в постели без больших планов назавтра. Плевать на то, что надо бы жить, а не выживать, и на то, что последняя банка пива в холодильнике кончается точно на этом матче и точно в полночь. Гарри ненавидит цифру «12», он ненавидит вообще всё вокруг. Он вспоминает Ким, и зачем-то набирает давно заблокированный номер. Он не отказался бы сейчас от ее теплых рук.☂
Родной город встречает Стайлса порывами ветра, но ему кажется это издевательским смехом, лезвиями в спину. Осень вскоре вспыхнет яркими красками, но уже ничто не может раскрасить жизнь Гарри хотя бы в болезненно желтый. Или красный. Как те кроссовки на ногах у парня… Красный. Кроссовки. Парень. … Голову начинает кружить. Кружить с такой силой, что образ «красного» в сотне метров от него начинает двоиться, шелест ветра – казаться шепотом разноголосых существ, линия челюсти – двигаться в звуке имени, что горьким вкусом оседает на языке… Горьким, и сладким, и диким. Гарри видит впереди кудрявую макушку. Его начинает тошнить. Он ненавидит всё, что связано с двенадцатью, но теперь эта цифра заполоняет его разум, и он сверяет время со своим внутренним состоянием – без пяти двенадцать прохладного осеннего дня, который когда-то… когда-то и где-то казался ему едва ли не лучшим в жизни. Образ кудрявого впереди меняет траекторию, подаваясь точно вправо. Теперь их пути вместе с «красным» образуют параллельные прямые. Параллельные прямые, которые никогда не пересекутся, если только… если только – Стайлс натягивает на голову капюшон темно-синей - почти черной - толстовки. Без пяти полдень. Он знает, что делать.