Без названия

Джастин умолял его подняться вместе с ним на крышу и посмотреть на закат. Всякий раз, как приходил к нему на ночь. Всякий раз, как сбегал из пропахшего маринарой гостеприимного дома Деб, чтобы найти сомнительное убежище на Тремонт-стрит. Забивал на семейное тепло и нежность, чтобы в награду получить только обидные слова и пьяную еблю. Не желал слушать захватывающие истории о юности Вика и приходил сюда, где его игнорировали, где им пренебрегали, где у него под носом трахали случайных парней. Брайан никогда этого не понимал. Майки услал его обратно в лофт – поесть, принять душ и переодеться. А он ничего из этого не сделал. Его бы наверняка вывернуло, если бы он попытался что-нибудь проглотить. А кровь с кожи все равно не смоется, сколько не три. И одежду он не переменил. Он ничего в себе не мог переменить. Но хотел бы. Он изменился бы, если бы это помогло мальчику, дышавшему сейчас через трубку, очнуться. Он зажал губами кончик сигареты – было что-то странно успокаивающее в знакомом щелчке зажигалки – и глубоко затянулся. В горле саднило. То ли от хохота на парковке, то ли от крика. А, может, от всего сразу. Наверное, курить вообще не стоило. Он прикончил целую пачку «Мальборо», прежде чем решился посмотреть в окно. Солнце садилось. Солнце уходило за горизонт, а он до сих пор еще не получил ни слова из больницы, до сих пор не знал, не уйдет ли Джастин вместе с ним. Вероятность такого исхода была очень велика. Врачи оптимистичных прогнозов не давали. Считали, что всему виною тут удар битой, но он-то знал, что это его рук дело. Его вина. На противоположной стороне улицы зажглись фонари, и Брайан отвернулся от окна. Ему теперь наплевать было на фонари. Они, в общем, и раньше его не особо заботили, но сегодня их свет слишком напоминал о той ночи, которая вообще не должна была случаться. Солнце садилось, а рядом не было никого, кто позвал бы его вместе подняться на крышу. Некому было отказывать, некого было высмеивать за нелепые романтические замашки. Некого. Смешно даже, он всегда считал, что любит, когда в лофте тихо. Ну вот, теперь здесь царила тишина. Просачивалась сквозь поры и ползала под кожей, не давая усидеть на месте. На крышу вела старая деревянная лестница. Ступеньки оглушительно скрипели под ногами, и он вздрагивал с каждым шагом. Все тело болело. Неплохо было бы лечь поспать, но в любой момент кто-нибудь мог позвонить с новостями. А ему сейчас очень нужно было знать. Лестница упиралась в тяжелую железную дверь. И Брайан вдруг задумался – как это тоненький Джастин умудрялся ее открывать. Воздух уже посвежел, но небо полыхало огнем. Будто бы Бог решил, что его вотчину пора подновить, и устроил пожар, чтобы срубить компенсацию по страховке. От этой мысли он вдруг рассмеялся и решил, что перескажет ее матери, когда она в очередной раз притащится к нему просить денег. Потом он закрыл лицо ладонями и все смеялся, смеялся. И с каждым вздохом изо рта вырывался странный свистящий звук, словно кто-то дергал пальцем туго натянутую резинку. Подавив, наконец, этот дикий приступ веселья, Брайан опустил руки и огляделся по сторонам. Тут была настоящая помойка. Заходящее солнце било в проржавевшие балки, отбрасывавшие причудливые тени на грязную цементную поверхность. Никаких следов Джастина здесь не было – только железные скобы, загаженные голубиные клетки и проросшие в щелях полудохлые растения. Брайан подошел к краю крыши и посмотрел на раскинувшийся перед ним город. Грохочущий загазованный лабиринт из стекла и бетона. Казалось, чуть поверни голову влево – и вот он, Джастин. Сидит на самом краешке крыши и смотрит на догорающий на небе пожар. Как смотрел на него вчера и позавчера. Потому что один закат никогда не бывает похож на другой. Джастин просил его подняться сюда вместе с ним, а он всегда отказывал. Всякий раз находилось что-то более важное. Сигарета. Новый контракт. Забористая дурь. Очередной трах. Джастин улыбался печально и уходил один, надеясь, что именно в этот раз Брайан последует за ним. Сядет рядом с ним на краю и будет смотреть на закат. Джастин надеялся, а Брайан давным-давно выучил, что надежды ничего не стоят. Дурацкие несбыточные мечты. Надежда никого не приведет за тобой на крышу и никого не вытащит из комы. Хорошо бы Джастин это понял и не мучился больше разочарованиями. Он так ни разу и не сходил с Джастином на крышу. И если доктора правы в своих прогнозах, никогда уже и не сходит. Солнце уползало за горизонт. Небо постепенно наливалось насыщенно-синим. И Брайан подумал, что нет в закате никакой магии, когда ты смотришь на него один. А потом солнце село, и он спустился по лестнице обратно в лофт. Было что-то невероятное, совершенно непостижимое в том, как упорно Джастин не желал сдаваться перед разочарованиями. Уж в разочарованиях-то Брайан понимал. Он принял душ, переоделся, обмотал шею белым шелковым шарфом и спрятал его под рубашкой. Как напоминание. Как реликвию. Как обращение к Господу Богу, который никогда – ни разу в жизни – к нему не прислушался. В тишине пронзительно заверещал мобильник. Майкл сказал: «Пока без изменений», и Брайан закрыл глаза. Шансы на то, что Джастин когда-нибудь очнется, таяли с каждым часом. - Просто не теряй надежды, Брайан. Майки. Вечно голодный Майки. С удовольствием глотающий все на свете – любовь, боль, надежду. Он же, Брайан, наглотался надеждами досыта, до горечи во рту. И проглотить еще одну уже не мог.