Улыбка после конца света

- …Так вот, это, говорят люди, жуткое место, - нагнетает атмосферу худощавый светловолосый рассказчик. – Там поселилось ужасное чудовище! – Он внимательно осматривает друзей, проверяя реакцию. – Точно неизвестно, как оно появилось, но очень любит человечинку! Говорят, тех, кто ночевал в городе, где оно живет, больше не видели живыми… А однажды группа, попавшая туда днем, нашла несколько трупов. Они, дрожа от пережитого страха, рассказывали, что от людей остались высохшие оболочки вяленого мяса, а на лицах покойников был… всепоглощающий ужас! – Рассказчик плавно разводит руки ладонями к товарищам, воздевая их в многозначительном жесте и растопыривая короткие пальцы. – Этот монстр – энергетический вампир! Собравшаяся у костра компания, освещаемая неверными отблесками невысокого костра, заворожено внимает молодому мужчине, не смея пошевелиться и изо всех сил задерживая дыхание. Наконец, лидер стряхивает оцепенение и пренебрежительно взмахивает рукой: - Ну, ты набрехал, Болтолог! Ты хоть сам-то этих «очевидцев» видал? - Хенним! – обижено смотрит на него рассказчик. – Это правда! Чудовище живет в развалинах старого города и жрет всех, кто туда забредет. Трясун, Соня и Качок, остальные члены группы, громко ржут над незадачливым товарищем. Вздумалось же Болтологу начать трепаться об этих руинах! Город как город, развалины как развалины, подобных полно по всей Южной Корее. Чудовище живет, как же! Видали они таких чудовищ… Недавно вот кыркадилов ловили. Соня их еще крокодилами поименовал. Сказал, в Прежнем мире этих тварей так звали. Мощные, бронированные, чуть Качку ногу не отхряпали, а все одно – на жратву пошли. Мясо неплохое оказалось, только стухло быстро. Монстры, чтоб их… Да уж, Земля после Катастрофы стала куда менее снисходительна к людям и животным, чем раньше. Выжившие в авиаударах шесть лет назад понятия не имели, с какого перепугу все это стряслось. Как будто все страны разом решили пострелять по чужим территориям. Еще хорошо, что ядерным потенциалом как бравировали, так в ход и не пустили. Как все вокруг горело, рушились города и поселки и в короткие сроки земное население резко так подсократилось – чудом спасшиеся предпочитали не вспоминать. В прошлом копаться – если только буквально: собирая оставшиеся после репетиции Судного Дня вещи и употребляя их с пользой для себя, любимых. Кто б мог догадаться, что конец света случится не от яйцеголовых умников с их лабораториями и не от внепланового визита из космоса в отсутствие Брюса Уиллиса, а от того, что все держатели ракет всякого вида действия решат поиграть в «Кто быстрее кнопочку нажмет». И не будет никаких зомби или резко поумневших компов, а тупо-обыденно руины, песок, много пустого пространства и кучка то ли счастливцев, то ли идиотов, которых не взяли ни в рай, ни в ад. Великий Кабздец, как еще в широких кругах называют Катастрофу, стер границы, как территориальные, так и моральные. С разнесчастным человечеством стряслось возникновение свободы в абсолютном смысле. Хочешь – хватай чужое, хочешь – живи и не напрягайся, хочешь – прибей соседа. Ну а что? Государство со своими законами провалилось в тартарары, значит, можно творить, что душеньке угодно. Оказалось, что оставшимся на планете многогрешным душенькам угодно мародерствовать, обманывать, отнимать у более слабых, размножаться потихонечку, грести побольше, насиловать, мериться… кхм… способностями и, разумеется, убивать. Много и с удовольствием. В результате офигительных событий преступность исчезла, поскольку плавненько перешла в разряд повседневных ситуаций. Те, кто в первые месяцы успел отхватить местечко покомфортнее и посытнее, активно боролись против тех, кто опоздал и теперь желал восполнить это… досаднейшее упущение. Передел территорий и дележ имущества, короче. Люди выживали, собирались в группы, странствовали, собирали ценности, иногда били друг другу морды, не поделив цацку, пищу или любовника. Кое-где буйным, но нездоровым цветом распустился едва ли не первобытный строй с его поклонением вожаку, ритуалами и каннибализмом. Жрали в первую очередь чужаков, а когда они предпочитали не появляться в подозрительном месте, обедали теми, кто нарушил какой-то ритуал, кто косовато глянул на главаря или просто попался под дурное настроение. И народ сыт, и вождь доволен, и другие припасы в сохранности. Хорошо еще, что такое не было особо распространено, иначе недолго б человечеству оставалось планету топтать. Возвращение к истокам, так сказать. Ничего нового. Кроме гипотетического порождения Катастрофы, обитающего в развалинах города, который группа под предводительством Глазастого планирует посетить в ближайшее время. - А может, все-таки не пойдем туда? – Трясун не зря так прозывается. Хотя молодой еще, к тому же, пока Трындец не начался, в столице жил, вот и навидался такого, что приснится – не отмашешься. - Ы-ы-ы, кто-то уже разнюнился… - Лысый, как радиоактивный могильник, Качок никогда не упустит шанса постебать младшего. Но и прикроет, если чего. - Призаткнитесь-ка на минуточку, душевно вас прошу! – Лидер вежлив, как обычно. Он ведь успел до Катастрофы старшую школу закончить и даже в местечковом универе отметиться. Правда, его оттуда быстро выперли за особый пофигизм в учебе, но это мелочи. Взвившийся было Трясун, тощий пепельноволосый подросток лет восемнадцати, уважительно притихает и садится на камень. Качок проглатывает новую дразнилку и по-детсадовски складывает ручищи на коленях. Болтолог позволяет себе язвительную усмешку, впрочем, незаметную со стороны. Соня, почти дочерна загорелый шатен со множеством сережек в левом ухе, одобрительно кивает и снова уставляется в огонь – он не любит шума и лишней суеты. Глазастый размышляет – все молчат. - Херня это все, - постановляет, наконец, лидер. – Выдумали себе страшилку и сами в штаны наложили. Завтра будем в этом городишке, убедитесь, что меньше уши греть надо, а то лапша не помещается. И тут Соня, казалось, дремлющий, вскидывает голову и подает сигнал тревоги. Команда, мгновенно построжев и расхватав имеющееся оружие, готовится встретить неведомую пока опасность. Болтолог подбрасывает веток в костер, чтобы стало светлее. А на границу освещенной зоны из темноты делают шаг двое. Черноволосый высокий парень чуть старше двадцати настороженно оглядывает группу, готовый в любой момент скрыться из виду. К его плечу испугано жмется щекой хрупкий юноша с выцветшими персиковыми волосами и почти треугольными темными глазами. Оба одеты в потертые черные куртки с надписями и темно-синие ветхие джинсы. В правой руке светловолосый нервно комкает черную вязаную шапку. На первый взгляд, они безобидны и просто хотят погреться и поболтать. Раз не проявляют агрессии, можно рискнуть, решает лидер и приглашает парочку к костру. Брюнет радостно улыбается и усаживается на освобожденный край бревна. Его спутник мостится рядом, явно чувствуя себя неуютно. Глазастый начинает беседу, не спеша, впрочем, убирать руку с утыканной гвоздями биты. Он сетует, что ночью ходить небезопасно, да и лето катится к концу, ночи стремительно холодают. Высокий пришелец охотно поддерживает разговор, заверяя, что хищники в эту местность забредают нечасто, а люди – и того реже. Так что опасаться особо некого. Соглашается, что подступающие холода вынуждают искать тепла, где только можно, вот как они с хеном сейчас. Смеется над немудрящей шуточкой, успокаивающе поглаживая по голове прячущего лицо спутника, который сладко зевает и трет веки. Когда обстановка разряжается, с широкой улыбкой представляется Тэхеном и называет имя молчаливого друга – Юнги. Группа пораженно выдыхает: эти двое помнят свои имена и свободно сообщают их буквально первым встречным! Но это их дело, разумеется. Глазастый знакомит со своей компанией и предлагает переночевать вместе. Новости – редкость в Мире после Катастрофы, а потому особенно важно встретить дружелюбно настроенного незнакомца и порасспрашивать обо всем. Брюнет сообщает, что и сам высоко ценит хорошие разговоры, из которых можно узнать уйму любопытных вещей. Он просит не обижаться на неразговорчивого хена, потому что тот молчит вот уже шесть лет. Потерял дар речи во время атаки на его родной Тэгу. Команда понимающе хмыкает, качая головами. Ничего странного в потере дара речи от такого нет. Они все тут с не меньшими закидонами. И ничего, уживаются. Все окончательно расслабляются и болтают с брюнетом уже совсем по-приятельски. Юнги, кажется, задремывает на плече спутника, лишь изредка облизывая точеные губы. Слово за слово – доходит до баек о местном вампире. Тэхен изумленно округляет глаза: - Прям всамделишный вампир? Вот бы посмотреть! - Куда тебе! – покровительственно щурится Болтолог. – Ты ж помрешь от испуга раньше, чем он прикоснется к твоей коже! Брюнет смущенно опускает голову, но пытается беззлобно огрызаться. Над ним добродушно посмеиваются почти хором. Даже Соня явно оценивает шансы пришельца как откровенно фиговые. Глазастый обрывает их и почти серьезно спрашивает, не является ли этим чудовищем сам Тэхен или его молчаливый спутник. - Я?! – парень непонимающе хмурит брови. – Нет, хенним. Могу зубы показать – вот! – И тянет губы в широчайшей прямоугольной улыбке. Зубы у него ровные, блестящие, аж завидно. – И хен тоже не монстр, - торжествующе заканчивает он. – Разбудить, чтоб вы убедились? После столь убедительной демонстрации сомнения рассеиваются, и Юнги решают не тревожить. Спокойный сон – не меньшая ценность, чем новости. Посидев еще немного, укладываются спать вокруг костра. Дежурит лично Глазастый, ведь его подозрения в адрес пришельцев хоть и поуменьшились, но до конца не исчезли. Энергетическому вампиру ведь не обязательно нужны клыки и алые зенки. Приглядеть за этой парочкой надо. Вот он и глядит до утра, как Юнги греет теплым боком Тэхена, устроив голову на его плече, а тот крепко прижимает старшего парня к себе, ласково обвивая руками. Пусть он не гомик и категорически не представляет себя занимающимся подобным с кем-то из ребят, чуточку завидно все равно. Утром они сворачивают лагерь и ввосьмером двигают в сторону бывшего города. Тэхен умудряется снискать всеобщее расположение, отобрав роль массовика-затейника у не возражающего Болтолога. Он идет, размахивая руками и со смехом рассказывая что-то увлеченно внимающим членам группы. Оба вписываются так удачно, будто с самого начала были в команде – шумный, гиперактивный брюнет и робкий, тихий светловолосый. Глазастый постепенно утрачивает всю подозрительность. Черт с ними, пусть будут. Чем больше группа, тем меньше желающих напасть на нее и тем проще искать добычу. На краю разбитой, покрытой песком дороги ржавым пальцем высится указатель. - Т-э-гу, - едва разбирая знаки, читает Трясун. – Хены, хены, мы в Тэгу! И никто не замечает, как вздрагивает Юнги, как его глаза на мгновение вспыхивают странным огоньком, а на губах появляется улыбка. Только Тэхен чувствует и сжимает его руку: знаю, хен, но еще не время. Обломки, развалины, битое стекло, кости, песок и кое-где высохшая трава. Глазастый не видит особой разницы между этим и другими городами, которые они уже посетили. Его больше интересует, есть ли здесь что-нибудь полезное. Команда и пришельцы с энтузиазмом принимаются за поиски любопытных вещей, и как-то незаметно проходит несколько часов. Они обнаруживают немало занимательных цацек и даже кое-какую еду – консервы, в основном. С наступлением сумерек поднимается ветер, пора поискать защищенное местечко. Они устраиваются в центре большой площади, куда со стороны незаметно не подобраться. Ужинают теми же консервами. Брюнет незатыкаемо трещит обо всем подряд, успевая, впрочем, опустошить и едва ли не вылизать изнутри врученную банку. Никто не удосуживается проследить, как съедает свою долю юноша с персиковыми волосами, но тот не выглядит обиженным. Утомленные насыщенным днем, все быстро засыпают, решив этой ночью не выставлять охрану. Над руинами медленно поднимается половинка серебристой луны. Глазастый просыпается, как от толчка. Наверное, опять приснился кошмар, которые лидер никогда не запоминает. Ветер стих, звуки как будто стерлись. Не слышно даже храпа спящих. А ведь точно! Дыхания не слышно! Взбудораженный этой мыслью, Глазастый пытается подняться, но мешает ложащаяся на плечо неожиданно сильная и тяжелая рука. - Тс-с! Не встревай… - шепчет глубокий голос пришельца. Привстав на локтях, рыжеволосый всматривается в ночь, начиная различать распростертые на асфальте фигуры. До странности неподвижные, будто манекены из магазинной витрины. Оклик застревает у него в горле, когда он видит склонившуюся над Соней полуразмытую тень. Безмолвный спутник Тэхена пригибается к самому лицу парня и будто бы втягивает переливающуюся дымку, клубящуюся вокруг него. Соня распахивает глаза, пытается закричать, страшно хрипит и задыхается, его черты искажаются дикой паникой, но что-то не позволяет ему вскочить и оттолкнуть юношу с персиковыми волосами. Лидер может лишь беспомощно, словно из-за толстого стекла, наблюдать, как друг закатывает глаза, судорожно хватая ртом воздух, и опрокидывается на спину, замирая в неподвижности. Его лицо искажено маской невыразимого ужаса… А Юнги, удовлетворенно облизнувшись, оборачивается к Глазастому. Нет, не Юнги. Чудовище из рассказа Болтолога. Энергетический вампир. Из его глаз исчез испуг, в них глубинными огоньками зажегся холодный, чуждый разум, а волосы, кажется, приобрели более насыщенный и яркий цвет. Весь напускной страх пропал, сменившись жадным предвкушением. Мраморная кожа мягко засияла изнутри, будто впитав лунный свет. От него исходят волны чего-то запредельного, потустороннего, бьющие по нервам, порождающие подсознательный, детский ужас, с которым малыши рассказывают о созданиях, живущих под кроватью и в шкафу. Он будто воплощает в себе все кошмарные сны, вызванные страшилками и ужастиками. Раньше, в Прежние времена, рыжий мальчишка не понимал, как жуткое существо может быть притягательным. А вот теперь он четко осознает: встретившийся на его пути нечеловек потрясающе прекрасен, но как же пугает эта завораживающая красота… Это место и вправду стоило обойти стороной. Сидящий рядом Тэхен издает веселый смешок и помогает бывшему лидеру сесть поудобнее. Взгляд его тяжелый, томный, искушающий, какой-то маслянистый. Юнги усаживается на корточки чуть в стороне, слегка наклонив голову и нетерпеливо пофыркивая. - А вот теперь мы с тобой поболтаем, пожалуй, - умильно хлопает глазами брюнет. - О ч-чем, черт тебя подери? – едва не бросается на него с кулаками Глазастый, вовремя улавливая предупреждающее рычание вампира. - Я просто люблю говорить с людьми перед тем, как хен начнет… ужинать, - поясняет Тэхен. – После они обычно неразговорчивы… Расскажи что-нибудь! - Я тебе не шут, чтоб развлекать трепотней! – огрызается бывший лидер. – Надо было оставить Болтолога, он в этом спец! - Жаль, жаль… А мог бы прожить подольше, - разочарованно качает головой пришелец. – Видишь, хен голоден. Он потратил немало сил, проникая в ваши мозги, ослабляя бдительность, унимая тревогу и вызывая расположение к нам. - Твой хен – чудовище! – выкрикивает Глазастый, вскидывая левую руку в защитном жесте. - Хм, не преувеличивай, пожалуйста, - равнодушно отзывается Тэхен и поясняет, обводя раскрытой ладонью полукруг, будто очерчивая некую границу: - Взгляни на мир. Он уже не райское местечко, как лет шесть назад. Стало гораздо труднее найти что-то стоящее. Надо приспособиться, чтобы выжить среди этих осколков рухнувших надежд. Каждый выкручивается, как может и умеет. И вот не говори мне, что ты не убивал ради этого. - Я не убивал людей, чтобы сожрать их! – выплевывает ему в лицо бывший лидер уходящей в историю компании. Юнги чуть слышно шипит, скривив губы в презрительной гримасе. Спутник кидает на него успокаивающий взгляд и вновь поворачивается к собеседнику. - Технически, - Тэхен широко улыбается, с видимым удовольствием произнося это слово, - он никого и не жрет. Хен выпивает жизненную энергию, а люди умирают от ее недостатка. Сами. Я ничуточки вам не солгал. Могу повторить, если угодно: я не вампир, а хен – не монстр. Так что, пожалуйста, не называй его этим противным словечком. – Вежливость пришельца сродни предупредительности палача, бережно затягивающего ремни на руках сидящего на электрическом стуле; Глазастый видел такое, когда телеящики еще фурычили. - Кстати! – резко хлопает в ладоши эта игривая сволочь. – У того мальчишки, Трясуна, была удивительно сильная воля. Он пытался сопротивляться и даже сумел оттолкнуть хена! Пришлось слегка ранить его, чтобы ослаб от кровопотери. Живучий какой, а по нему и не скажешь. Оказался неплох на вкус, хену понравилось… - Да как ты не понимаешь, что он контролирует и тебя тоже! Ты приводишь его к пище, но когда-нибудь сам станешь жертвой! Твой кошмарный хен выпьет тебя без всякой жалости! Брюнет фыркает, закатывая глаза. Он выглядит, как ребенок, под внимательным взглядом которого лучший друг с изобретательной жестокостью мучает сломавшую крыло птичку: происходящее крайне занимательно и восхитительно ненаказуемо. - Ох ты, сколько пафоса… Да, мы заботимся друг о друге, это восхитительно! Не стоит так явно захлебываться желчью. Хен – настоящее чудо, последнее из существующих в мире. Он настолько хрупкий и нежный, что нуждается в постоянной помощи и защите… - Он всего лишь тебя использует. - Пф, чушь. – Отметающее движение ладонью. – Он пропадет без меня. Он необходим мне. Все так просто… - Мечтательная улыбка одного и притушенные огоньки глаз другого. Исчерпав все аргументы, Глазастый беспомощно оглядывается, чувствуя колотящееся где-то в горле сердце. Равнодушная половинка луны освещает заносимые песком развалины. Сгустившаяся тишина кажется вечной, изначальной. Холодный ветер несет запах медленно остывающего бетона, пролитого кофе, свернувшейся крови и почему-то – чуть приторной карамели. Откуда здесь конфеты, вкус которых бывший лидер едва помнит? А, понятно. Монстр пахнет карамелью. Смешно. Болезненно так, истерически… Сидящий рядом Тэхен устало вздыхает и морщит лоб, и Глазастый перехватывает загорающийся нетерпением взгляд порождения Катастрофы. - Спать хочется… - лениво протягивает бархатный голос. – Скучно с тобой, даже поговорить не о чем… - Юноша встает, отряхивая истрепавшиеся по низу и протертые на коленях джинсы. – Я закончил, хен. Приятного аппетита! Воздух застревает у рыжего в глотке, пока он безмолвно наблюдает за неторопливо уходящим за остатки какого-то здания Тэхеном. Глазастый собирает все силы, чтобы вскочить и убежать или хотя бы схватить биту, но не успевает даже подняться на ноги. Юнги за долю секунды оказывается на расстоянии метра, ловит глазами расширившиеся зрачки сегодняшнего десерта и улыбается. Той самой улыбкой, запечатлеть которую сочли бы за великую честь все живописцы и фотографы Прежнего мира. Той самой улыбкой, за лицезрение которой совершались подвиги, отдавалось бессчетное количество золота, драгоценностей и крови. Той самой улыбкой, которая парализует волю и разум. А потом совершает бросок. Где-то неподалеку бродит Тэхен, с интересом роясь в развалинах чужого прошлого и беззаботно насвистывая. Он очень доволен: сумел разыскать для хена сытную и вкусную пищу. А значит, хен будет ласкать и нежить его весь остаток ночи, пока они не заснут в уютном подвале полуразвалившейся многоэтажки, утомленные своей безграничной любовью. Позже их ждет новое путешествие и новая встреча. Мир велик, а людей выжило довольно много. Они мечутся, сбиваются в стаи, пытаются найти свое место в Мире после Катастрофы. Брюнет почти сочувствует этим несчастным потеряшкам. Он-то прекрасно знает, где должен находиться и что делать. Рядом с любимым Юнги-хеном, защищать его и помогать ему, получая в ответ его искреннюю благодарность и глубокую любовь. Они ведь так нуждаются друг в друге…