По-собачьи

— Почему не золотая рыбка? — Золотую рыбку нельзя потискать. Джеймс говорит спокойно, однако жестикулирует слишком активно: подскакивает на месте, размахивая каким-то буклетом из «Waitrose». Он к делу отношения не имеет. Разве что именно на нем МакЭвой увидел широко улыбающуюся девушку, сидящую в обнимку с немецкой овчаркой, и именно эта сладкая парочка стала толчком к нынешнему их разговору. Майкл с детства недолюбливает собак. Сложно любить того, кто прокусил тебе задницу и обрек на два десятка болезненных уколов. Конечно, ту собаку, соседского питбуля, давно усыпили (через неделю после случая с Майклом, псина покусала какую-то девочку, изуродовав ей лицо), однако общая неприязнь к собачьему роду осталась. Вот откуда им знать, что эта овчарка с высунутым языком и добрыми глазами после фотосессии не загрызла девушку? А? — Брось, Майкл, я же не говорю про волкодава, — Джеймс откладывает буклет на кофейный столик, как обычно заваленный всем подряд — от ноутбука с вечно открытым фильмом «Балбесы» до подарка Дженнифер на день рождения, — и падает на диван рядом с Майклом. Берет его за левую руку, заставляя вытянуть вперед и растопырить пальцы. Чтобы лучше было видно обручальное кольцо. Да. Старый-новый прием, которым Джеймс владеет виртуозно. Знает, насколько Фассбендер сентиментален в этом плане. Чтоб его лепреконы утащили. — Таксу. Я хочу таксу. Что скажешь? У них лапки прикольные. И вспомни ту сосиску с хвостиком, которую мы видели вчера в парке. Такса тащила толстую ветку, а за ней женщина бежала. Помнишь? — он буквально ложится на Майкла, этот мелкий черт. Обнимает, упорно выдавливая из себя хоть пару слезинок. Фассбендер смотрит на этот театр одного актера и думает, что про шрам на своей Южной Ирландии стоило рассказать правду, а не выдумывать якобы мужественную историю. Ягодицы никогда не равняются мужественным историям. — У меня уже есть такса, — демонстративно фыркает Майкл, складывая руки на груди. — И она сейчас пытается уговорить меня взять другую таксу. Джеймс раскрывает рот, и Фассбендеру удается услышать тихое «Ах ты мудозвон», прежде чем получить кулаком под ребра. А потом в живот. А затем в ход пошли пальцы. Коротенькие бледные пальцы повсюду: щекочут бока, лезут под домашние штаны, дергают за нос. Вот этого всего Майкл тоже не любит, однако если выбирать, то пусть уж лучше Джеймс всю жизнь щекочет его, чем ноет о покупке собаки. — Или корги, — отдышавшись говорит МакЭвой, седлая мужа и сжимая пальцы на его предплечьях. — Точно. Корги! Завтра же поедем в приют и… — Нет. Мы не поедем в приют, Джеймс. Ни завтра, ни через десять лет. Максимум — зоомагазин с рыбками. Джеймс вечером уйдет спать в гостиную, демонстративно хлопнув дверью спальни так, что даже цветные витражи затрясутся.

***

Утро начинается как-то не особо приятно. Вместо почти традиционного ленивого дурачества в постели, Майкл лежит в одиночестве и молча разглядывает потолок. Джеймс гремит на кухне, намеренно громко перекладывая те две кастрюли, что они купили взамен потерянных при переезде. МакЭвой вредный. Очень вредный. Настолько, что создается ощущение, будто в нем собралась вся вредность и пакостность шотландской нации. Однако Майкл любит его. Больше, чем просто любит. Будь иначе, не думал бы сейчас всерьез о поездке в приют за чертовым корги. Господи… Достаточно представить этого пса в радиусе пары шагов, как ладони тут же начинают потеть, а шрам на ягодице — как будто разрывается. Даже сильнее, чем сердце при взгляде на обиженного Джеймса. — Садись завтракать, — он улыбается, быстро целуя Майкла куда-то в линию челюсти, а затем начинает расставлять столовые приборы. Джеймс точно обиделся. Потому что обычно утро выходного дня у них проходит иначе: МакЭвой встает не раньше одиннадцати, первым делом лезет обнимать жарящего блинчики Майкла, а потом надевает свою футболку с логотипом Людей Икс. Мультяшных, которых сейчас почти не показывают по телевидению, что очень расстраивает Джеймса. Майкл думает (не думает) от силы полторы секунды, прежде чем лизнуть щеку МакЭвоя, влезшего в белую футболку с подпалинами, которые остались после вечеринки с Ником. Он в буквальном смысле проводит по чужой щеке языком. Ведь так поступают собаки? Джеймс таращится на него. Вскидывает брови вверх, а затем сводит их к переносице. Кривит губы в подобии усмешки, но в итоге молча возвращается к сервировке стола. К следующим выходным Джеймс уже спит до обеда, ходит в футболке с Профессором Икс и лезет обниматься тогда, когда не нужно. Словом, ведет себя так, как и должен вести. Чего не скажешь о Майкле. С понедельника он начал носить Джеймсу тапочки. Едва ли не отпрашивался с работы, чтобы прийти домой раньше и подать уставшему мужу его любимые потрепанные синие монстры с заклеенной-переклеенной подошвой. Во вторник Фассбендер вдруг неожиданно предпочел быть снизу, выбрав позицию «по-собачьи». Джеймс удивился, однако возражать не стал. Как можно возражать во время поцелуя? В среду вечером, за просмотром какой-то глупой американской комедии, Фассбендер улегся Джеймсу на колени и принялся ластиться. МакЭвой если и отреагировал, то только мимикой, потому что в ответ Майкл получил поглаживания по волосам. И, он готов поклясться, это намного лучше специального массажера. В четверг Джеймс управлял им при помощи поводка и ошейника, купленных в точно-не-зоо магазине. И опять же не выказал никакого недовольства или возмущения. Сегодня вечер пятницы, а Майкл уже не знает как еще показать, что он лучше агрессивного пса. Тапочки уже были, ошейник тоже. Остается только пойти с Джеймсом в парк, прихватив фрисби, и попросить активного супруга кидать тарелку, чтобы была возможность приносить ее. В зубах. Хорошо, бред полный. — Я дома. Дверь еще не успела захлопнуться, а Фассбендер уже несется в коридор с тапочками. Наверное, это смотрится унизительно. Майкл впервые за неделю подумал об этом. — Снова? — звучит вместо привычного «Спасибо». Джеймс хмурится, больше непонимающе, чем зло, но тапочки надевает. Проходит в гостиную, жестом подзывая супруга. Или лучше сказать питомца? — Что с тобой стряслось? Сдвиг по фазе? М? — он садится на диван, а Майкл занимает кресло рядом. — Или ты… О, точно. Решил заменить мне ирландского волкодава? Майклу не было ни стыдно, ни ужасно ровно до того момента, пока Джеймс не начал смеяться. Тихо, по-доброму. Он не зубоскалит, он вообще не обнажает зубов. И именно эта мягкая улыбочка, по официальной версии, заставляет ирландца с немецкими корнями сдаться: — В детстве… меня покусала собака. Прямо за… прямо зубами вцепилась. И я не испытываю желания повторять это и — уж тем более! — везти в травмпункт тебя. Джеймс смеется уже неприлично долго. Как будто по инерции тихо хохочет, бормоча порой что-то несвязное себе под нос. — Корги не отцапает тебе руку, — наконец отвечает он, придвигаясь ближе и перегибаясь через подлокотник дивана, чтобы взять Майкла за руку. За левую. — Какая разница? От мелких собак проблем еще больше будет, — демонстративно фырчит он, начиная ерзать. Больно. — А так я просто решил сделать тебе приятно. Хоть как-нибудь. — Фассбендер, знаешь что? — после недолгой паузы спрашивает МакЭвой. — Что? — Ты дебил.

***

Корги. Маленький пакостник. Джеймс. Маленький мудак. — Как мы его назовем? — Адольф. Самое подходящее имя для адского пса.