Симфония боли

«Возникли проблемы. За мной охотятся те, кто убил шефа. Если всё ещё хотите знать правду – через час в парке, у колеса обозрения. Жду пять минут и уезжаю». У Гриша дрожали руки. Пока он торопливо, под диктовку записывал этот текст, огрызок карандаша порвал салфетку и скребнул по истёртому пластику столешницы. - Она придёт. Не может не прийти, любопытная сучонка. Если уже кому-то доложила о тебе – это сообщение её убедит, что власти причастны к моей смерти. Голос шефа пугал. Даже сильнее, чем всё время до этого, когда он звучал глухо и мёртво: живее не стал, но появилась какая-то… одержимость, что ли. Зло в чистом виде, сказал бы Гриш, если бы позволил себе о таком задуматься. Но он не позволял, он внимательно слушал инструкции, прижав плечом к уху дешёвый телефон-«кирпич» – шефу купили такой же, – и с подозрением косился на бродяг за ближайшим столиком, не греют ли уши. Кивал, переспрашивал, многое записывал. Гриш не доверял своей памяти после бессонной ночи: он приехал в Норсбрук сегодня утром, ещё до рассвета – мог бы поспать в машине, пока больница откроется, но сон после всего пережитого как-то не шёл… *** Прошлым вечером, когда Гриш, успокоившись, вернулся к машине, он по-детски бессмысленно надеялся, что обезображенное тело журналиста куда-то исчезло и прикасаться к нему не придётся. В фургончик так и не заглянул, оттягивая неизбежное, – пошёл на доносящееся из кабины шуршание. Шеф сидел с открытой дверцей, выставив наружу ноги в обляпанных кровью стилах; поднял на подошедшего телохранителя стылый взгляд – всё те же круглые глаза, что во время казни, всё те же порывистые движения. Гриш отступил на шаг и всухую сглотнул, увидев, что он делает. «Мои любимые – с колбасками барбекю», – безмятежно сообщил господин Рамси. Он всего-то ел чипсы. Последнюю пачку: рядом валялись две пустые и стоял захватанный кровавыми отпечатками пакет сока. А руки его… руки были бурыми от засохшей крови, прямо поверх которой налипли рыжие картофельные крошки. «Брезгливый – просто атас, – с отеческой теплотой бубнил во время стажировки Парус. – Барахольщик, но чистюля, грязных рук не выносит! Всегда-то в перчатках, при фартуке, а то и очки защитные нацепит. Это только в Вонючкиной крови он может целиком изгваздаться, так Вонючка-то свойский, чистенький, а эти все с не пойми какой заразой могут быть – вот и бережётся… Обляпается – тут же антисептиком его оттирай! Да не ты в смысле оттирай, а Вонючка…» Господин Рамси отправил в рот ещё пригоршню чипсов; грязная пачка, пара кровавых мазков на лице – Гриша опять замутило, и от того, насколько это всё противоречило его знаниям о шефе, было только жутче. «Я выволок падаль в бурелом, осталось ветками закидать, – Рамсина улыбка – широкая, беззаботная – нисколько не затронула его неподвижный взгляд. – А на очереди у нас моя жена. Ты умеешь мыть пол?..» *** Леди Болтон была одета легко, ёжилась на ветру. Опасливо косилась на поскрипывающие над головой кабинки. - Мы здесь в начале осени катались на аттракционах. Все вместе… Как будто в прошлой жизни всё было, – дёрнув кверху драповый воротник, произнесла она. Провела пальцами по мокрой изгороди, собирая ржавую воду, зябко передёрнула плечами. Гриш – точно так же трясущийся в своей тёплой форменной куртке, но только от нервов, – коротко кивнул. Болезненно наморщился под проницательным взглядом: не знал, как приступить. - Как он умер? Говори, – потребовала Донелла. – Пока меня не хватились в больнице. - Не здесь, – выдавил Гриш, усилием воли заставив себя не опустить взгляд. – Пойдёмте в машину… - Я не пойду с тобой ни в какую машину. Видишь – никто не слушает, – Донелла резко кивнула на редких прохожих. – Говори! – в мелодичном голоске зазвучал металл, и Гриш тоскливо вздохнул. От того, сколько раз этот приём повторяли на тренировках, он не стал более чётким и уверенным в исполнении недотёпы-новичка. Как есть, как умел, тот шагнул вперёд с разворотом, приподнимая руку, – Донелла отдёрнулась, округлила глаза… Вскрик так и застыл в горле, когда в бок ей уткнулось дуло пистолета. Гриш приобнял её за плечи второй рукой, гася безмолвное сопротивление. - Немедленно отпусти меня! – прошипела Донелла. – Здесь куча народа! Ты не сможешь ничего сделать! – Её красивые черты исказились при попытке пнуть ногу в форменном сапоге. - Улыбайтесь, леди Болтон, – храбрясь, хрипловато посоветовал Гриш. – И пройдёмте всё-таки в машину. И пожалуйста, не надо… всякого, – его голос был почти беспомощным, просящим, но едва ковыляющая Донелла отчего-то резко побледнела. – У вас ведь есть милая подружка, нехорошо будет, если с ней что-то случится… по дороге домой. *** - Подлая ловушка! – выплюнула леди Болтон уже в машине – брезгливо отодвинувшись от засаленной спинки сиденья. – Вы просто хотите отомстить… Как будто от этого что-то изменится! - Я должен связать вам руки, вы понимаете, дорога долгая, мало ли что случится, – виновато объяснил Гриш и предъявил моток верёвки. - Хорошо, – Донелла выставила тонкие запястья, гордо вздёрнув подбородок. – Скажи хотя бы теперь, что произошло в Пайре! - Честно? Я не знаю, – распрямившись, Гриш через силу взглянул в требовательные тёмные глаза. – Меня не было там, где… всё случилось. Но может быть, вы что-то узнаете там, куда мы едем. *** Они доехали нескоро. Под одуряющую болтовню радио, которое Рамсин головорез включил намеренно громко – и делал вид, что не слышит обращённой речи, – часы тянулись как дни. И с каждой новой песней, что забивалась в голову, как гвоздь, у Донеллы оставалось всё меньше уверенности и надежды. Уже сколько раз она пыталась заговорить похитителю зубы, пыталась давить на жалость, на совесть, соблазнять выгодой – и даже, вся сжимаясь от отвращения, делала недвусмысленные намёки… Воображала, как оттолкнётся от дверцы ногами и ударит его головой, – но понимала, что это просто глупые киношные трюки. Взмолилась в конце концов отпустить по нужде – во весь голос! – но Гриш, не поворачиваясь, объяснил: испорченное сиденье ему простят, а её побег – нет. Там, куда они приехали, был густой лес – далеко, далеко вглубь от шоссе. Продавленная в подмёрзшей почве колея, непроходимые заросли, лезущие тут и там на тропу, и в конце пути – обомшелая покосившаяся башенка из серого камня. - Здесь ваш штаб? – спросила Донелла – лишь бы не молчать: тишина лесной чащобы давила на неё. - Можно сказать и так, – согласился Гриш. – Заходите, пожалуйста. Когда она была в лесу на свидании с Рамси – в какой-то другой реальности! – вокруг кипела жизнь: пение птиц, шорохи, плеск реки. Здесь же – было мертво, просто мертво. То ли из-за поздней осени, то ли… Переступив порог, Донелла оказалась в темноте. Только прямоугольник света из двери лёг под ноги, а остальное – непроглядность… Обступившая тишина была ещё более гулкой, чем снаружи. И в этой тишине вдруг раздался звук шагов – неспешный, приглушенный. Ближе. Ближе. «Кто-то из его головорезов, – сглотнув, догадалась Донелла. – Не самый большой – может быть, тот, в очках, как же его – Марк?..» Она напрягла было горло, чтоб окликнуть, поздороваться – когда из тени на свет тяжеловесно вышагнул Рамси Болтон. Или кто-то нереально похожий, – в полуобморочной дурноте подумала Донелла, пошатнувшись. Всё то же лицо и причёска, те же тяжёлые сапоги, даже одежда всё та же… - Моя любимая красная рубашка! – объявил он добродушно и просто – знакомый голос из-за эха казался каким-то неживым. – Представляешь, нашёл здесь под кроватью. Понял, что скучал. - Рамси?! – вскрик леди Болтон прозвучал осипшим карканьем, она попятилась, не отрывая взгляд… - О! Донелла, – улыбнулся он, приподняв брови в притворном удивлении. – Моя дорогая жена. Прости, о тебе не могу сказать того же. - Я думала, ты м-мёртв… Рамси уронил взгляд на ремешок, намотанный на левое запястье поверх серовато-бурой тряпки, – и спокойно, с ненормальной какой-то серьёзностью признал: - Ты, в принципе, была права: я скорее мёртв, чем жив. Но продолжаю приносить неприятности, – добавил он почти виноватым тоном и приглашающе кивнул на стену, вдоль которой тускло поблёскивали цепи: – Дыбы нет, не обессудь. Устраивайся как есть. *** - И что же тебе надо, раз уж так? – Донелла склонила голову набок, изучающе глядя на мужа; цепи не слишком мешали, только слегка холодили кожу, но она сжала их в руках, чтобы скрыть лёгкую дрожь. – Как ты вообще выжил? Во всех газетах трубят о вашей смерти. Может, и твой отец жив? Рамси задумался на несколько секунд – или просто тормозил: с этим своим застывшим взглядом он казался совсем нездоровым. Таращась всё так же неподвижно, наконец выронил: - Всё просто. Труп в моей одежде – один из бойцов. А отец действительно мёртв, я… убедился. – Он помолчал, будто собираясь с мыслями. – Для начала мне нужен твой телефон. И пароль от аккаунта. Донелла сглотнула и вцепилась в железные звенья крепче: - Это ещё зачем? Разве ты не планируешь просто меня убить? Лёгкая, в одних только уголках рта, Рамсина улыбка стала шире и простодушнее: - О. У меня большие планы. Просто взять и убить тебя мог бы и Гриш, наверное. Правда, Гриш?.. – окрик разнёсся эхом по башенке; Рамси замер, прислушиваясь. – Да где он? – Резко повернувшись обратно к Донелле, её супруг дружелюбно попросил: – Телефон. И пароль. Твои родные будут волноваться – а мы ведь не хотим, чтоб они волновались? - Я не брала телефон с собой, – голос Донеллы чуть дрогнул в конце, кольнул под ложечкой страх – но она усилием воли выправилась и даже ухмыльнулась: – Специально оставила, чтобы меня быстро хватились, если что. - Какая жалость, – Рамси покачал головой в явно притворном сожалении; внимательный взгляд, безмятежная улыбка – будто бы видел насквозь. – Придётся тебе выдумать внятную легенду для мамочки, почему ты так поступила… убегая от папочки. - Шеф, шеф! – донеслось от двери. – Где вы, шеф? Щёлкнул выключатель, и по глазам резанул свет; Донелла болезненно зажмурилась, а когда проморгалась, рядом с Рамси стоял Гриш – с пугливо-верноподданным взглядом снизу вверх протягивал её сумочку: - Вот, в машине лежала… Тут телефон и кошелёк. - Как же нехорошо врать, – попенял Рамси, даже не заглянув внутрь; повернулся к Донелле с праведно осуждающим видом. - Можно подумать, ты не сделал бы точно так же, – огрызнулась она; с силой закусила губу, осёкшись. – Слушай, правда, зачем тебе я? У нас нет разногласий, нет вражды… Мы ведь можем решить всё дело миром! - Хах, это почему-то все предлагают… А я, между тем, не разворачиваю пыточную ради бесцельной возни. И не вру, – округлив глаза, произнёс Рамси с нажимом, – когда это может так легко и быстро открыться. Донелла мотнула головой: да, сглупила. Быстрее! Собраться с мыслями… Перевести тему. Убедить… - Вряд ли ты хочешь мстить за своего отца: я не заметила между вами огромной любви, – начала она – торопливо, боясь, что Рамси перебьёт. – Ты хочешь шантажировать мою семью, чтобы переписали вашу фирму на тебя, верно? Но я сама могу это сделать! Я совершеннолетняя и не нуждаюсь в опекунах. Мы разведёмся, я подпишу отказ от фирмы, от любого твоего имущества. И ты сможешь делать всё, что хочешь, – Донелла продолжала говорить, даже когда Рамси отвернулся, даже когда принялся потрошить её вещи. – И вам никто не сможет помешать больше… – она горько усмехнулась. – Как я тогда. Дура слепая. Прости, надо было сразу понять, что вы с Вонючкой любите друг друга. Рамси так и закаменел вполоборота – показавшись вдруг непрочным и надломленным: в жёстком свете галогенной лампы особенно чётко проступили и складки рубашки, висящей на похудевшем теле, и впалые щёки, и заострившиеся углы широкой хищной челюсти. - Чт-то?! – подавился он смешком. – Какая любовь, неужели не помнишь – я моральный урод и любить не умею! Но если бы я мог… – В Рамсином голосе звучала теперь такая искренность, что Донелла с неожиданной остротой осознала, насколько лживыми были все слова, что он говорил ей раньше. – Если бы я только был способен, я любил бы моего Вонючку. Донелла робко улыбнулась: - Пусть так. Но учиться ведь ещё не поздно… Вам сейчас никто не сможет помешать, – повторила она уверенно. – Я только помочь могу! Я не хотела тебе плохого, никогда, поверь! И теперь вы можете быть счастливы. Где Вонючка? Я не держу на него зла, я бы даже извинилась… Рамси развернулся к Донелле всем корпусом – резко, как на шарнирах. Только сейчас стало видно, насколько асимметрично его лицо: левая сторона застыла, чуть подрагивая, а правую косит, косит на сторону, корёжит, будто морду пса, что вот-вот зарычит… - Он где-то есть, – заявил Рамси убеждённо, с фанатичной верой в голосе. – Далеко-о. Где-то на звёздах. Или в море. – Он говорил отрывисто, силой выталкивая каждую пару слов; чокнуто расширенные светло-голубые глаза стали ещё прозрачнее, и блеск их был водянистый, дрожащий. – Думаю, он помнит меня там. Я сделал мно-огое, чтобы он… не забыл. Мокрый болезненный блеск собрался в выпуклые озерца над нижними веками, перекатился через край, побежал по щеке неровной дорожкой… Донелле стало страшно, очень, очень страшно. Она достаточно хорошо знала Рамси – не разумом, интуицией, – чтобы не принять его слёзы за слабость. Он просто будто бы… уже не считал её живой. - Вонючка… погиб? – пролепетала Донелла, холодея. – Мне жаль… правда, жаль. Это мой отец виноват? Я так просила его не трогать вас… - Нет. Тебе не жаль! – рявкнул Рамси – так внезапно, что она вздрогнула, звякнув цепями; от искренности голоса ничего не осталось – будто другой человек заговорил, жёсткий и злой: – Снова врёшь. Ты его живьём заказала, чтобы убить за то, что он выполнял мой приказ. «Девке в подарок», – Рамси будто процитировал кого-то, дыша всё злее и чаще. – Какой же, интересно, способ казни планировали? – Он приблизился, округлив свирепые глазищи, и заключил – чётко и раздельно, почти без эмоций, как рапорт: – Ты будешь умирать долго. Но сначала увидишь ободранные тела своих родителей. А в конце я освежую тебя и повешу на ворота. Жди. Донелла отшатнулась так резко, что стукнулась головой о стену; по щекам уже совсем бесконтрольно и беспомощно струились слёзы. - Не понимаю! – панически воскликнула она. – Какой подарок? Я же боялась его… Не хотела его видеть… Не заказывала! Рамси!.. Мерные гулкие шаги проследовали к выходу. Свет погас. *** Ожидание смерти, Рамси помнил это из книг. Чем дольше, тем страшнее. Свою он, впрочем, ждал без страха. *** «Не ищи меня. Хочу побыть одна подальше от всей этой грязи» Лорд Хорнвуд который раз перечитал сообщение в телефоне – будто за последнюю минуту текст мог измениться. Он не верил этим словам. Не верил ни на йоту. Чтоб его Донелла, его милая девочка, сбежала из больницы!.. Она могла обижаться, могла упрямиться из-за своего подросткового максимализма, могла даже отказаться разговаривать с родителями на какое-то время, но поступить так рискованно и безответственно… Никогда! Выяснить, кто приходил к Донелле в последние часы перед исчезновением, не составило труда – и, бросив Крэгга с его пиратской проблемой, наплевав на взорванный завод в Норсбруке и на бунт в Пайре, Хорнвуд поспешил в Винтерфелл. Он не мог доверить этот разговор сотовой связи – он должен был смотреть в глаза последнему человеку, видевшему его дочь! Лорд Старк, конечно, не отказал будущему свату в помощи – хоть и согласился без особой охоты. Просил только быть повежливее и не пугать Сансу. И Хорнвуд старался быть вежливым – видят боги, старался! Он уважительно поздоровался и аккуратно присел на кресло в гостиной, а вот на светскую беседу с подругой дочери его терпения уже не хватило. - О чём вы говорили? Что она сказала? Что нового? Важного? Необычного? – Хенри пытался не наседать, говорить спокойнее – но видел, как округляются от испуга глаза девицы Старк, сидящей напротив. - Говорили… о том, что произошло… Как её ранили… – Санса медленно отодвигалась глубже в кресло, не опуская взгляд. – Она говорила, что была неправа, пытаясь перевоспитать Рамси… - Ещё?! - Она сказала… что Рамси и Вонючка друг друга любили. Ну то есть были… Запинающийся голосок Сансы и возглас отвращения, который издал её собеседник, прервал телефонный звонок. Уже который подряд, после трёх сброшенных! - Что там ещё?! – вызверился Хенри, подняв трубку; трезвонил новый финансист – слишком уж назойливый в попытках доказать свою полезность! - Простите, лорд Хорнвуд, я подумал, вам будет интересно… Я тут отследил один недавно закрывшийся контракт – с городской больницей Пайра, обратил внимание на должность пациента… - Вы ошиблись, мне неинтересно, – отрезал Хорнвуд; не попал толстым пальцем по кнопке отбоя – и это предрешило многое, слишком многое… - Пожалуйста, дослушайте! – успел выкрикнуть финансист. – Оказалось, всё это время наша фирма оплачивала лечение некого Вонючки, который числится как личный ассистент Рамси Болтона! - Вонючка?! Где он?! – рыкнул Хорнвуд так, что Санса дрогнула, едва не подскочив. - Неизвестно. Уже не в Пайре: контракт с больницей закрыт, его куда-то перевезли… - Выясните это. Как можно быстрее! Найдите мне эту тварь! Сжимая телефон до боли в пальцах, уставясь в одну точку – он не видел, как Санса, бормотнув извинения, поспешно выскользнула из гостиной. От лихорадочной раздачи указаний его не отвлёк даже выразительный кашель; Хенри осёкся, только когда на плечо ему легла тяжёлая ладонь. - Надеюсь, вы не успели наделать ошибок, Хорнвуд? – вежливый, со сдержанным рокотанием голос прозвучал над головой внезапно, как гром. - Ох, здравствуйте, мистер Старк! Вы о чём?.. – Хенри озадаченно заморгал, подняв взгляд: вместо перепуганной Сансы перед ним стоял её отец, и старший брат, и ещё один брат, черноволосый – все с донельзя мрачными и решительными лицами… - Теон Грейджой находится под нашей опекой, и любые ваши действия по отношению к нему будут трактованы как нарушение закона. Обдумайте всё ещё раз. - Я по-прежнему не понимаю, о чём вы. - Не прикидывайтесь, – презрительно скривясь, мотнул головой старший Старк. – Вы только что планировали вооружённый налёт на больницу в Норсбруке с целью выкрасть оттуда нашего подопечного. Это не пройдёт. Рекомендую вам немедленно отменить эти распоряжения, после чего покинуть наш дом. *** На выходе из замка Хенри Хорнвуда встретил холодный порыв ветра, хлестнувший дождём, будто плетью; он поморщился и дёрнул вверх воротник, раздражённо махнув водителю, чтоб подъехал ближе. Это было поражение в битве, но не в войне. Хорнвуд не планировал отступать. Пусть эти святоши, неспособные прищучить шайку пиратов, лопочут про свой распрекрасный закон сколько угодно – он доберётся до поганого Вонючки. Выкрадет его из психушки и заставит прочувствовать всё, что испытала Донелла! А потом из того, что останется, соорудит приманку для Рамси Болтона. Если этот мерзавец действительно трахал своего раба и именно из-за этого так обошёлся с Донеллой – то придёт за ним, наверняка придёт. А пока можно организовать возле больницы скрытую засаду… Телефон ещё трезвонил, из него бормотали что-то об утечке информации, о проблемах в Дредфорте – Хорнвуд, погружённый в свои мысли, не вслушивался. - Всех, заподозренных в шпионаже, стрелять без дознания, – выплюнул он наконец, раздражённо стягивая вымокшее пальто. – Ужесточите проверки. Неблагонадёжные нам не нужны. *** Кирус проснулся среди ночи, резко хапнув ртом воздух. Похоже, что и рявкнул: с соседней койки что-то раздражённо бурчали в его сторону. Взмокший от пота, с суматошно колотящимся сердцем – он прислушался, выравнивая дыхание. Сквозь многоголосный храп и вздохи – обычный ночной шум казармы – слышалось тонкое жалобное завывание ветра. По жестяным подоконникам прерывисто настукивал то ли дождь, то ли мокрый снег. Всё спокойно. Всё спокойно… И всё равно неуловимо жутко. Укладываясь обратно на влажную подушку, Кирус перебрал в голове возможные поводы для тревоги. С бойцами Первого Отряда вроде всё утрясли и перестали грызться, последнее понаехавшее с юга «начальство» порешили ещё позавчера… Выпотрошенные трупы так и висят на въезде в Пайр вниз головами – для ясности, что здесь болтонские молодцы базируются, а не прогнувшиеся под Хорнвуда шавки! Любана после обеда звонила, сказала, что хорнвудская дочка пропала – все войска на ушах, ищут… Это наверняка тоже свойских ребят работа, скооперироваться бы с ними!.. Любана. Кирус вспомнил вдруг – резко, рывком, – откуда взялось это тошнотное чувство тревоги, – и волосы на руках встали дыбом. Сон. Мерзкий, тягостный. Уже не вспомнить в точности, о чём – только какие-то неуловимые образы, от которых пробирало холодком. Плёнки, жилы, тягучая слизь. Пустые, бессмысленные глаза на пухлом женском лице – и мерные движения челюстей. Торчащая изо рта младенческая рука – крохотные, будто кукольные пальчики сжимаются и разжимаются. Кирус зябко встряхнулся вместе с койкой – так что недовольно заворочался на верхнем ярусе Кога. В окна пайрской казармы всё настойчивей и тревожней барабанил дождь.