Я правда люблю тебя, Румпель

Я правда тебя люблю и знаю, что ты любишь меня, Румпель. Но когда мы вместе – это приводит только к разочарованиям. Белль говорила все это и верила, по-настоящему верила в свои слова. Верила в то, что по отдельности им будет лучше. Что только так она сможет сохранить жалкие осколки – все, что осталось от ее бедного сердца. Но, что скрывать, тогда она даже не представляла насколько это тяжело - продолжать любить и совершенно не верить человеку, который стал частью тебя самой. Не знала, что его влюбленный взгляд, полный искреннего восхищения, станет изощренной пыткой. Каждое ласковое слово в адрес их новорожденного сына – испытанием. Редкий приход в ее маленькую крепость на окраине города, делимую лишь с крохотным созданием, что стало смыслом ее жизни, будет рвать душу на части. Что эта нежность по отношению к нему, против воли рассудка сочащаяся из глубин ее души, обернется страданием. Когда редкими хмурыми вечерами Румпель будет приходить к ней, забывая про свою бессмертную темную суть, в памяти неумолимо будут всплывать те минуты, когда готова была идти за ним на край света, ослепленная любовью. Наивная. Счастливая. А он устало опустится в объемное, отделанное красным бархатом кресло – свой же подарок в те времена, когда она вынашивала их малыша. Под глазами, словно въевшиеся в кожу, темные круги, тонкие губы кривятся в подобии усмешки. Слишком усталой, слишком печальной, чтобы сойти за настоящую. Она научится различать его сущности, видеть, что в эти минуты он тот самый. Как она думала прежде – настоящий. И любовь на какое-то время пересилит боль. Возьмет верх над разумом и памятью. Над осторожностью. Белль просто не сможет сдержаться - опустится рядом, скользя рукой по его плечам, словно снимая часть той ноши, что он несет день за днем. Вынужденно? По собственному желанию? Какая разница. Когда нежность щемит сердце, растворяя на эти мгновения осадок от предательства, просто невозможно удержаться от ласкового прикосновения. От слов поддержи. От самых обыденных, исполненных искренней заботой вопросов. Он привычно вздрогнет от этого жеста, столь редкого, и потому столь бесценного. От этих простых слов, значащих куда больше, чем можно услышать. Как ты? Как твой день? Ты выглядишь усталым. Говорить Я люблю тебя можно разными способами. Жить так день за днем, год за годом – мука. Пытка. Безумие. Но это единственное, на что он может рассчитывать после всего, что было. И ни на что не променяет эти редкие тихие вечера, когда человек в нем пересиливает чудовище, и мистер Голд с Крокодилом остаются где-то за порогом. А здесь, в тишине ее гостиной, в самом сердце этого уютного домика остается только Румпель. Румпель и Белль. Ее теплое тихое дыханье на его коже, от которого чуть заметно шевелятся волоски на шее. Едва различимая дрожь, проходящая по телу, когда его ладонь опускается на ее хрупкие плечи. На прощанье, у порога, он привычно замрет на какую-то ничтожную долю мгновения. Почувствует, как тонкие руки обвиваются вокруг его торса, и ее щека прижимается к колючему ворсу его пальто. Представит, как Белль тихонько прикрывает глаза, как украдкой втягивает в себя теперь уже практически чуждый и все же до боли знакомый запах. Слабый аромат соломы и зелий, с ноткой горечи от дыма, что напрочь въелся в плотный ворс, пробиваются сквозь шлейф дорого парфюма. Он знает, что она не подпустит его к себе, когда ей будет одиноко или больно. Не позовет, когда станет страшно. Не потому что не хочет – просто не может преодолеть этот барьер, что незримой, но непробиваемой стеной стоит между ними уже долгое время. Барьер из ее боли и его предательства. Но при каждом таком прощании в этих самых прекрасных и самых грустных на свете глазах будут стоять слезы. В его сердце, вновь черном словно уголь, - боль. А ее взгляд, который она не отведет по обыкновению, будет лучиться любовью. Одно движение, одно осознанное решение и все, возможно, могло бы измениться однажды. Но врядли ему когда-то доведется вновь коснуться этих манящих губ. Ее взгляд, тепло кожи ее плеча под его ладонями – вот то единственное мучительное удовольствие, на которое он может рассчитывать. Потому что менять что-то уже слишком поздно, по прошествии стольких лет он не сможет начать жить иначе. Просто не сумеет. Он ведь итак почти что счастливец, ведь Белль не может позабыть его совсем. По ночам она иногда будет вспоминать их счастливые моменты, отсекая все то, что было после. Все то, что причиняет боль. Перебирать, словно жемчужины, те редкие мгновения, когда дух захватывало от счастья. Почти все они связаны с ним, подарены им. От этого никуда не деться. Да она и не хочет. Главной задачей после таких вечеров станет необходимость сдержаться, когда станет невыносимо терпеть эту двойственность желаний. Не сорваться в морозную ночь, минуя присыпанные снегом дома Сторибрука. Не явиться на порог его лавки, неизменной во все времена, оглашая ее темные глубины надрывным звоном колокольчика. Не оказаться в его сильных руках, теряя себя и остатки чувства самосохранения. Не поддаться этому не проходящему искушению. Остаться в плену холодной постели, перебирая в памяти эти горькие слова неизменного на все грядущие времена признания. - Я правда люблю тебя, Румпель, и знаю, что ты любишь меня.