Ночной гость

 Он пришёл в полночь. Тихо постучал в дверь, поскрёбся, словно заблудившийся щенок. Сначала Шинья и не понял, что стучат в дверь. Он уже практически погрузился в сон, когда в дверь поскреблись снова, и показалось, что явно чем-то железным. При мысли, что на двери останутся царапины, драммера бросило в жар и сон как рукой сняло. Он решительно откинул одеяло, босыми ногами прошлёпал к двери и со злостью распахнул её, даже не посмотрев в глазок. Драммеру было плевать, кто пожаловал в столь поздний час, — за царапины он был готов убить любого. — Дайске, — выдохнул Шинья, окинув взглядом ночного посетителя. Ему хотелось, чтобы получилось зло, но выдох вышел каким-то растерянным. Перед ним стоял гитарист собственной персоной, взиравший на него подбитым глазом и демонстрирующий кровоточащую губу. — Ками-сама, что случилось? Проходи, не стой столбом!    Он пропустил слегка пошатывающегося Дая в прихожую, закрывая дверь. Ещё несколько часов назад они расстались в клубе, в котором выступали. Шинья ушёл сразу, так как хотел отдохнуть после масштабного и изматывающего выступления, а Дай, Тошия и Каору ещё оставались. Они собирались отправиться в бар, немного отдохнуть и развлечься. Кё отказался сразу, сославшись на головную боль. Андо ещё хмыкнул, что Кё — жена, которая не хочет заниматься сексом с мужем и отговаривается головной болью. Впрочем, Кё всегда был сам по себе, никто не спешил его уговаривать, понимая, что бесполезно.    И вот сейчас перед ним избитый Дайске, который стоит в гостиной и не знает, куда себя деть. — Пойдём сюда, — аккуратно взяв раненого под локоть, Терачи повёл коллегу на кухню, — садись. Как ты умудрился, Дайске, за столь короткое время? С кем подрался?    Но Дай молчал, лишь шумно сопя носом и глядя на Шинью уставшим взглядом. Он покорно сидел на стуле в так и не снятой кожаной куртке, положив руки на ноги. От него пахло пивом и чем-то ещё, но Терачи не мог разобрать, чем. Бегло осматривая мужчину на наличие ранений, Шинья раздумывал, что сделать в первую очередь. Дай вёл себя странно, и это напрягало, давало ощущение, словно он был в гостях, никак не у себя дома. А этого Шинья терпеть не мог. Слишком долго он работал над собой, чтобы вновь испытывать неуверенность, находясь рядом с кем-либо из своих одногруппников. — Снимай куртку, — вздохнул Шинья, тронув гитариста за плечо, но тот словно задремал или отсутствовал в этой реальности. — Очнись, Дайске, тебе ничего не сломали? Может, поедем в больницу? Я вызову такси… — но, не успев сделать и шага в сторону, он почувствовал, как прохладная рука Андо коснулась руки, затем запястья и сжала его. — Не надо больницы. Ты. Сам. — Сам, — ругнулся драммер, высвобождая руку из прочного захвата, нахмурив брови. Шинью передёрнуло, как от удара током, а сердце учащённо забилось, словно его поймали в клетку — так было всякий раз, стоило брюнету лишний раз прикоснуться к нему. Тело помнило. — Сначала вы слоняетесь непонятно где и с кем, потом ты дерёшься и приходишь ко мне! Это, по-твоему, нормально?! У тебя, ведь, есть своя квартира. Толпы поклонниц, которые, увидь тебя в таком состоянии — позаботились бы до полусмерти и твоих седых волос, — беззлобно ворчал Терачи, доставая аптечку, лишь для того, чтобы самому немного успокоиться. За это время Дай успел снять куртку, бросить её на стол и продолжить сидеть в прежней позе, лишь молча разглядывая суетящегося хозяина квартиры. Шинья вновь оглядел его на наличие возможных ран и гематом. Рубашка визуально была целой, а что было под ней — на глаз не проверишь. Да и трогать Дайске ох, как не хотелось, уж реакция тела ударника больно на него была нехорошая. Однако, раны требовали обработки, хотя бы элементарной. Можно было бы его отправить в больницу или, на крайний случай, в ванную, чтобы он сам себе помог, но взгляд Дайске красноречиво говорил, что в роли медсестры сегодня однозначно придется выступить Шинье.    Еще раз тихонько вздохнув, Терачи открыл, наконец, аптечку. Взяв вату и антисептик, он более детально осмотрел лицо Дая. — Может быть, ты все же скажешь, с кем подрался? — вновь спросил Шинья, не особо ожидая ответа. Просто, смотреть на гитариста, касаться его в полной тишине, без кого-либо ещё было практически невыносимо. Руки пробрала дрожь, ладони вспотели. Было горько осознавать, что какие-то чувства к Даю жили, теплились до сих пор, как он ни старался от них избавиться.    Понимая, что так нельзя и взяв себя в руки, Шинья промокнул антисептиком ватный тампон и аккуратно провел по ссадине под глазом. Видимо, целились прямо в глаз, но промазали и рассекли под ним. Скорее всего, задели острым кольцом. Ему повезло, что увернулся, мог получить травму и посерьёзнее. Хотя и так ясно, что завтра тут будет красоваться внушительный синяк. Дай дернулся от неожиданно защипавшей раны и застонал.  — Эй, тише, я только протру. Как маленький, ей-богу. Взрослый уже мужик, а всё дерёшься. Чего не поделили? Девушку?  — Парня, — хмыкнув, коротко ответил Дайске. От хриплого голоса Андо Шинью передёрнуло. Почему-то ему показалось, что Дай на что-то намекает. Только на что? Может, Терачи знает этого парня?.. Интересно… То, что Дай играл за две команды, для Шиньи уже давно не было секретом. Можно сказать, первым мужчиной у самого драммера был именно Дай. Правда, было это очень давно. — Замечательно, Дайске. Раньше дрались из-за женщин, теперь из-за парней, — мягко произнес медбрат Терачи, переходя к губе. Ватка быстро стала красной от крови, пришлось взять еще одну. — Он того стоил? — спросил Шинья и тут же пожалел, что открыл рот. Дай, глядя ему в глаза, кивнул: — Стоил. От этого что-то кольнуло в сердце и тихонечко заныло. Шинья подумал, что разумнее было бы вообще промолчать изначально. Но кто же мог знать, что Дайске будет драться из-за какого-то сопляка. Почему-то драммер был уверен, что избранник — обычный мальчишка. Ещё одно преимущество над ним, Шиньей. Терачи никогда не считал себя стариком, не комплексовал из-за возраста, но после тридцати пяти тяжело назвать себя молодым, особенно в сравнении с юнцами, то и дело лезущими на сцену. Он уже давно перестал смотреть различные шоу, в которых участвовали молодые таланты, потому что после начинал придираться к своим морщинкам в зеркале. И все же, сейчас Шинья делал всё возможное со своим телом и лицом, чтобы выглядеть моложе своего возраста. Пластика, массаж, маски, витамины, здоровое питание, фитнесс… Только он не становился моложе душой. Душа страдала безумно, но мужчина всячески это скрывал. Что касалось скрытности, в этом Шинья уступал разве что Кё.    Обработав раны и наклеив смешные пластыри с чебурашками под глаз и на губу, Шинья улыбнулся. Он ещё раз осторожно провёл пальцами по пластырям, проверяя, прочно ли наклеены, но снова ощутив на себе пристальный взгляд, опустил руки и отошёл. — Готово. Медсестра Терачи выполнила свою работу. Можешь теперь идти спокойно домой. — Так не терпится избавиться от меня? – расправив плечи, слегка потянулся гитарист, ощупывая пластыри. – Может быть, хоть чаю предложишь? Или чего покрепче? — но заметив строгий взгляд, пожал плечами. — В больнице после такого дают конфетки за страдание. — Какого такого? Конфетки дают маленьким, — возразил Шинья, слегка улыбнувшись, представив Дайске в кабинете у врача, терпящего адские муки, а после получающего в награду леденец. — К тому же, тебя никто не заставлял драться. Уверен, твой мальчик не настолько хорош, чтобы разбивать из-за него лицо и руки. — Достаточно хорош, — упрямо засопел Андо, скрестив руки на груди. И снова в сердце неприятно закололо. Захотелось стукнуть упрямого нахала по голове и выгнать из квартиры. — Ладно, ладно, как скажешь. Но где были Каору и Тошия? Почему не остановили? Почему допустили такое? — Сколько вопросов, Шин-чан, — тихонечко рассмеялся Дайске и тут же зашипел от боли, — Ай... Као и Тотчи не знают про драку, так что не нужно их винить. К тому же, они не обязаны следить за мной. Я, вроде как, самостоятельный.    Становилось все интереснее и интереснее, но Шинья не подавал виду, что его это волнует. Значит, Дай подрался в другом месте. Либо «сладкая парочка» так была занята собой, что упустили драчуна из виду. Интересно, как они отреагируют на это? Вопросов было много, но задавать их бесполезно, так как Дай не будет на них отвечать. В этом Терачи был уверен стопроцентно. Тогда почему он пришёл к нему? Ещё и среди ночи? Зачем дал увидеть свои раны? Ведь он вполне мог обойтись и сам, но предпочёл пойти к Шинье. Зачем? — Зачем? — ровно спросил Шинья, наливая чай, а затем достав конфеты. Благо, Андо не увидел, как дрожали его руки и как покраснели щеки. — Зачем ты пришёл сюда сейчас? — Знал, что ты поможешь, — ответил Дай и, помолчав, продолжил. — К тому же… — Что? — у Терачи заканчивалось терпение. — Ничего, — отрезал Дай, давая понять, что продолжать он не будет. — Это неважно. — Твой чай, — устало выдохнул Терачи, аккуратно поставив белую фарфоровую чашку с чаем перед страдальцем. — Пей… — …и уходи, — усмехнулся Андо, глядя на драммера, не отводя взгляд. — Ты это хотел сказать? — Ты угадал, — устало кивнул Шинья, прислонившись спиной к стене. — Не вижу смысла врать. К тому же, тебе нужно отдохнуть. И мне. Уже поздно, если ты не заметил. — Ты изменился, — сказал Дай, сделав несколько глотков чая. Терачи удивлённо приподнял бровь, не давая сбить себя с толку. — Раньше бы ты меня оставил, пожалел, уложил бы спать… И ещё кое-что. — Все меняются, — усмехнулся Шинья, пытаясь контролировать своё дыхание. Мало того, что руки мерзко тряслись, ещё и сердце, казалось, стучало в самых ушах. Внутри него моргала тревожная красная лампочка с надписью: «Опасность!». Безумно хотелось прекратить этот непонятный спектакль, опасный разговор, который бередил старые раны. Слишком много чувств и эмоций, которые Шинья в одиночку с трудом похоронил несколько лет назад. Он сейчас не готов к этому разговору, не готов к такому тихому и опасному Даю, с его пристальными молчаливыми взглядами. Он смотрел так, словно хотел что-то сказать, но Шинья упорно не хотел этого знать и замечать. Всё, что когда-то было между ними, закончилось, хватит. Они вместе решили, что пора разойтись, что больше нет огня в их отношениях. Было больно и мучительно это принимать, осознавать… Ломать себя и свои привычки, вновь привыкать к одиночеству… Адски больно. И вот сейчас он снова здесь. В его квартире, пьет чай и смотрит… Смотрит!    Дайске резко встал и подошел к Шинье, практически прижимаясь к нему всем телом. Терачи удивился, уставившись на мужчину, словно на террориста. Руки Дайске обвили тонкую талию Шиньи. Дыхание перехватило от знакомой ласки. — Ты все такой же худой, — неожиданно нежно произнес гитарист, чуть сжимая его талию ладонью. Вторая ладонь коснулась гладкой кожи щек, — и такой же красивый. Не смотри так на меня, Шин-чан. — Как? — с хрипотцой спросил Терачи. Его словно парализовало, и он не мог пошевелиться. Хотел оттолкнуть от себя, но не мог. Не хотел?.. — Так испуганно. Я не съем тебя. Обещаю. Хотя, нет. Обещать не буду.    Он начал медленно склоняться к его лицу, намереваясь поцеловать, но Шинья нашёл в себе силы и отвернулся. Мягкие губы уткнулись в щеку, затем губы сменил прохладный нос. Он слегка потерся кончиком носа о щеку, пальцы очертили скулу. — Не хочешь? — тихий шёпот в ухо. Мелкая дрожь сотрясла всё тело драммера. — Не хочу. — Почему? — Потому, что уже поздно, Дайске. Потому, что прошло уже почти семь лет. Потому, что у меня уже кое-кто есть, в конце концов… — Миягами, — усмехнулся Дай, но рук не убрал, лишь прижался сильнее. — Я в курсе про вашу любовь-морковь, — щёки Шиньи вновь в мгновение покрылись жгучим румянцем, словно ему стало стыдно за эту самую «любовь-морковь» с другим мужчиной. — И вот что я тебе скажу, Терачи Шинья, — он повернул к себе лицо ударника, заставляя посмотреть в глаза. — Он никогда не будет любить тебя так же, как я. И никогда не сможет целовать и ласкать тебя… как я.    После этого он грубо прижался своими губами к побледневшим губам Терачи и медленно провел по ним языком, раскрывая навстречу жаркому, глубокому поцелую. Шинья выдохнул и обмяк, позволяя себя целовать. Но чем дольше Дай целовал его, тем тяжелее было сохранять безучастность. Колени тряслись, того и гляди, рухнул бы под ноги гитаристу. Руки сами поднялись вверх, обнимая соблазнителя. — Ты сволочь, Андо, — прошептал Шинья, прерывая поцелуй. Он закрыл глаза, чтобы не смотреть сейчас на него. Внутри все дрожало и звенело, в голове была каша. Слишком всё зыбко, особенно его решимость выгнать наглого гитариста восвояси. Слишком велико было желание оставить его у себя. Он не мог не признать того, что Дай его возбуждал. Память выдавала картинки из прошлого одна горячее другой, тело со сладкой истомой желало продолжения, но мозг твёрдо не хотел поддаваться. — Я знаю. Я хочу вернуть тебя, Шинья. Я хочу, чтобы мы были вместе. Ручной тормоз сработал неожиданно. — Вернуть?! Но почему именно сейчас? Что случилось? Почему именно сегодня ты решил сделать шаг, зная, что у меня есть мужчина, зная, что… Тем более, ты же подрался сегодня из-за какого-то юнца! Дайске отступил, продолжая сверлить взглядом драммера. — Кто сказал, что это был юнец? – тихо спросил Андо. – Он уже далеко не юнец, Шинья. Внезапная догадка осенила ударника. Так вот оно что! — Нет, Дай. Перестань. Ты, видимо, перепил или тебя сильно шарахнули по голове. Иди домой, проспись. Завтра тебе будет стыдно за свой порыв.    Шинья вышел из кухни, зайдя в гостиную, стал измерять её шагами, пытаясь привести мысли в порядок. Дай подрался из-за него, это понятно. Но с кем? И чего ради? — Я не отступлю, Шинья, — Дай, прихватив куртку, прошёл за ним следом, и, став в двери, вновь завладел взглядом своего визави. — Теперь-то я точно уверен в своих чувствах. И хоть сейчас ты не веришь мне, отталкиваешь, но я завоюю тебя снова, — спокойно и уверенно сказал ночной гость. — И, знаешь… Твоё тело знает, сердце знает, кого оно любит — меня или его? Подумай об этом.    Дайске ушёл в прихожую, а Шинья двинулся следом, чтобы убедиться, что тот всё же уходит. Его мучил вопрос, с кем подрался Дай. Но хуже всего — была уверенность, что, кажется, Терачи знал, с кем… — Кстати, позвони Миягами. Скорее всего, ему тоже нужна помощь медсестры Шиньи. — Ударник не сдержал вздоха. Так и знал! — Только, запомни, ты всё равно будешь мой. Дверь захлопнулась оглушительно громко. Шинья стоял в растерянности, не отрывая взгляда от двери, словно ждал, что Дай снова вернётся. Но шаги затихли, в дверь никто не ломился. Все закончилось. Но закончилось ли? Возможно, всё только начинается… Шинья потянулся к телефону с намерением позвонить Миягами, затем набрал сообщение и… стёр его. Не сегодня. Не сейчас. С этим он разберется завтра. С Миягами. С Дайске. И со своим сердцем. Город спал. Шинья второй раз в жизни пожалел, что не любит сигареты.