Проклятая метка

      Юи не помнит, когда именно метка появилась на его запястье.       Помнит крики матери, когда хотелось лишь плотно закрыть уши, даже лишиться слуха, только бы не слышать ужасных слов, пронзающих сердце. Видел как наяву огонь, снова подползающий к нему и протягивающий свои ужасно горячие языки, и даже блеск лезвия обычного кухонного ножа, который над ним заносил отец, но появления такой важной части себя, своей жизни, нет.       Первый раз замечает её даже не сам, это происходит день на третий после его прихода в приют, когда Мика опять хватает его руку и дергает на себя, тянет ко всей копошащейся толпе детей и причитает что-то про то, что он не должен быть один. А потом оборачивается и не по-детски серьёзным взглядом ищет в чужих глазах понимание, Юи его давать не хочет, поэтому и тщательно скрывает за совсем искренним раздраженным выражением лица. Тогда они не приходят к компромиссу и обреченно, считай, проиграв, вздыхая, Микаэла опускает взгляд и преображается на глазах.       — Очень красивая, — он поднимает взгляд и спрашивает: — когда она появилась?       Раздражение не исчезает, только прибавляется, и Юи, подозрительно смотря на мальчика, стоящего напротив него, тянет:       — О чем… — пока тоже не смотрит на свою руку и не замечает того же, что и Мика. — К-когда?       На смену всем эмоциям приходит недоумение, и Юичиро стремиться вспомнить только одно: когда она появилась, почему он раньше её не заметил, и была ли она до этого, или ему было настолько не до неё? Он поджимает губы, потому что ни на один из вопросов даже для себя самого ответить не может.       Мика снова дергает его и, заглядывая в лицо, твердо спрашивает, не желая слышать отговорок:       — Что такое? Разве ты раньше её не видел?       И пусть и нехотя, но Юи говорит правду в ответ, получая понимание в голубого цвета глазах. Он относится к этому настороженно, разве бывает всё так хорошо, но от того, что встречают его даже в такой откровенно нелепой ситуации не насмешкой, успокаивает и даже — пусть он и не хочет этого признавать — греет сердце. Тогда он думает, что этот приют не такое уж и плохое место, как и дети, проживающие в нем. Однако потом слова Мики снова выбивают почву из-под его ног, но не в плохом смысле, скорее из-за удивления.       — Как жаль, что наши метки не одинаковы, и мы не родственные души. Ведь ты очень милый, Юи-чан, — и мальчик лучезарно улыбается.       Юичиро краснеет, лепечет что-то про настоящего дурака, а потом на объяснения Мики, что это всего лишь шутка, обижается, он не разговаривает с ним неделю.       Но в тот первый момент, когда они только увидели метку, никто из них не знал названия цветка, что своими широкими бледно-розовыми лепестками расцветал на запястье Юичиро. Он прощает Микаэлу только тогда, когда тот, улыбаясь, подсовывает к нему поближе книжку, на страницах которой и изображен тот самый цветок, а вверху красуется надпись «Шиповник».       Позже Микаэла показывает ему свою метку, на его плече расцветает ветка светло-фиолетовой сирени.       Они всё ещё не знают, кто их родственные души, потому что среди детей в приюте ни у кого больше нет подобных рисунков. ***       Значение своего цветка Юи узнает уже находясь в городе вампиров — Сангвинеме. Тогда Мика начинает часто где-то пропадать, а проблемы встречаются на каждом шагу; жгучая ненависть к кровопийцам растет, но даже на периферии сознания не маячит способ, что может помочь им выбраться. Юи хочет вернуться на поверхность, даже если там нет ничего живого, а жить ему останется лишь год. Всё ради того, чтобы ещё раз увидеть так любимое им небо.       Однажды Микаэла возвращается особенно радостным и суёт мальчишке в руки книгу, в его глазах нетерпеливый призыв открыть её, и Юи поддается любопытству, листая страницы. Он провожает взглядом цветные иллюстрации, мельком вчитывается в заглавия и, понимая, что за книга перед ним, ищет содержание.       Нужная страница находится необычайно быстро, и Юи читает жадно, сначала почти не улавливая сути. Потом только непонимающе смотрит на друга.       — «Залечить раны»? — он скептически вдумывается в написанное. — Что это означает?       По отношению к его метке это кажется не совсем корректным, будто и не рассчитано это на родственные души, а значение цветка просто не совпадает с действительностью, ведь разве такое возможно?       Мика просто пожимает плечами, он покачивает скрещенными ногами, что не достают до земли, и выглядит расслабленным.       — Не знаю, — он оборачивается к Юи, склоняя голову набок. — Может, это то, что свяжет вас?       Юи неопределенно ведет плечами, он не знает. Но если так, то это не будет чем-то легким. Чисто из интереса он интересуется позже у Мики:       — Что означает твоя метка?       — Первую любовь, — отвечает Микаэла, и в его голосе слышится отчетливая гордость, а в улыбке видится нескрываемая радость.       Это не кажется чем-то особенным, но у Юи слегка щемит что-то в груди, ему тоже хочется чуть больше определенности во всем касающемся его метки. Хотя веры в то, что однажды он встретит человека, предназначенного ему, остаётся всё меньше: много людей погибло, и как знать, нет ли среди них его части души?       Через время Юи понимает, как отличить, жива его половинка или нет. Он встречает детей, у которых метки бледнеют, выцветают, словно старые снимки, а позже и вовсе чернеют, угасают. Сначала это кажется ему чем-то фантастическим, необъяснимым, пока не выясняется значение такого феномена, конечно же, на практике.       В этом городе были те, кто нашел свою половинку среди плененных. В таком ужасном месте им удалось повстречать судьбу, и это было единственным радостным лучом посреди этих улиц крови. Однако и смерть здесь была, она не уходила лишь из-за того, что вампиры их так мнимо пощадили. Тогда родственные души умерших плакали громче всех, и их судорожные хриплые крики казались вездесущими, звучащими везде, в каждой укромной улочке и закоулке. Темнеющие же метки были особой болью, самой сильной и не выносимой.       Метка Юи яркая, не теряющая своего цвета, и этому он, наверное, рад настолько же, сколько и тому, что его семья всё ещё жива. ***       После побега, когда кроме него никто не остается в живых, метку начинает жечь. Так, словно он проливает, раз за разом на себя кипяток, и делает это с особым мазохистским удовольствием, это преследует его каждый раз, стоит только вспомнить свою семью, ощутить, как подкатывает ненависть и начинает бурлить кровь.       Он не понимает, что происходит. Глен, который всё время скрывает свою метку, что находится чуть выше запястья, ничего объяснять не спешит, Юи злится, обижается, но вскоре оставляет парня в покое. Потому что метка у Глена потемневшая, хотя и проглядывается сквозь черную пелену очертание цветка.       Значение цветка наставника ему не нравится и наталкивает на определенные не самые лучшие мысли, и хоть он не спешит понимать того, что это может значить, он перестаёт спрашивать. Потому что мальва со своими продолговатыми исполосованными темными линиями лепестками таит для него прошлое другого человека. Какое именно, он знать не хочет.       Метку жжет на протяжении последующих четырех лет. ***       Его новые друзья тоже скрывают множество секретов.       Вечно вертящаяся вокруг него Шиноа, не упускает момента пустить в ход едкое словечко и лишний раз взглянуть на его метку. Она ей нравится, девушка признаёт, что этот цветок очень красив, но значение воспринимает молчаливо, только иногда шутя, что он должен будет утешить свою половинку всю ночь, леча её от боли. Юи только скрывает покрасневшие щеки от таких откровенно похабных шуточек.       Но сама она ему свою метку не показывает. Упоминает только, что расположена она на спине, где-то в районе левой лопатки, и если он захочет её увидеть, то должен будет её раздеть, Юи думает, что ему это и не настолько интересно.       Йоичи смиренно улыбается, его метка почерневшая, и контуры прежнего рисунка едва узнаются. Юи понимает, что это означает, поэтому и молчит: не знает, что можно сказать в такой ситуации. Кимизуки посылает его, настаивая на том, что всем подряд не обязан показывать эту часть себя. Мицуба тоже отказывается.       Юи не требует ничего. Сам бы ничего не раскрывал, если бы не вездесущая Хиираги, которая в считанные минуты смогла рассмотреть его метку и не дала её скрыть. Предположений насчет того, что же символизирует значение его цветка, не поступает, только Шиноа снова заводит тему о ночи. ***       Жжение прекращается, когда они уже всей компанией сбегают от Демонической армии.       Он на время может и забыть, что на запястье у него присутствует знак судьбы, а когда вспомнит, то и не почувствует по этому поводу особой радости. Ему просто всё равно, есть ли у него метка, или она уже выцвела, как чернила, мертва его родственная душа или продолжает существовать в этом пропащем мире. Мысли его забиты лишь защитой своих друзей и навязчивым шепотом демона, что редко когда утихает.       А потом случается непредвиденное: их находят вампиры, метка впервые за долгое время начинает гореть огнем, стоит ему только увидеть голову Аканэ. Выглядит она так, как Юи помнил её, но не было тогда бледной неестественной кожи, прикрытых уже навеки век и умиротворенного мертвого покоя. Была кровь, крики, звучащие по ночам в кошмарах, и боль, всё ещё отдающаяся в висках.       Он заносит меч над Феридом с одной лишь целью: убить его. Звуки мира заглушает голос Ашуры, взор поглощает темнота, а метка на руке жжется невыносимо, меч хочется отбросить в сторону, растереть руку, убедиться, что на ней нет отвратительных ожогов до самых мышц. Проклятие, как виноградные лозы, ползет по его коже, и уже ничего не важно, боль уходит на второй план. Главное добраться до врага, а потом, очнувшись, увидеть у своих ног лишь пепел.       Ферид не становится прахом, на нем нет ни единой царапины, как бы ни старался Юичиро, зато собственная шея саднит, а по кончиках пальцев размазывается кровь, когда он проводит ими по тонкой поврежденной коже. Им приходится принять чужие правила игры. ***       После своего спасения Ферид преследует его всё чаще.       Юи замечает его краем глаза, где бы он в этот момент не находился, иногда это смущает до крайности, а бывает и заставляет достать меч из ножен. Ему требуется больше свободного пространства. Но с ним рядом всё реже кто-то находится. Мика проводит время около Крул: они ещё планируют дальнейшие действия, Шиноа остается рядом с ними, ведь лучше неё о действиях армии им никто не скажет. Шихо, Мицуба и Макото занимаются делами на кухне и мелкими бытовыми, Йоичи он видит всё реже, пусть и знает, что он где-то рядом.       Поэтому со своей проблемой он остается наедине.       Юи прикусывает губы от досады, когда его шаги гулким эхом отражаются от стен особняка. Он петляет между колон, которыми усыпан зал, в который он входит, только кое-где на стенах есть горящие свечи, поэтому и образуется полумрак. Парень пытается выбрать верный путь, чтобы не заблудиться окончательно, но при этом сбросить со следа нежеланного собеседника, который только и искал его компании.       Новый коридор был ещё более мрачным, чем предыдущие, но эти своеобразные салки ещё не закончены, Юи, ругаясь сквозь зубы, спотыкается ещё раз, но вовремя хватается за стену. С небольшой ниши в стене на пол падает канделябр, парень замирает, и звук этот кажется ему оглушительным. Он прикрывает лицо ладонью и думает, что безнадежен, слышатся неторопливые шаги и приглушенный мотив, который напевал вампир, следующий за ним, Батори был близко.       Юичиро осматривается. Глаза привыкли к темноте, и ему удалось углядеть дверь, за которой он и скрывается. В отличие от других комнат в этой было намного светлее, пусть она и не выглядела жилой: слой пыли на мебели доказывал это, но Юи нужно было скрыться лишь на время, поэтому его и не интересовали такие детали. Ключа, чтобы закрыть дверь на замок, у него не было, оставалось надеяться на удачу.       Комната походила на гостевую, которую использовали когда-то на балах, чтобы гости могли на время отдохнуть от суеты. Здесь была софа, пара кресел и деревянная резная мебель, стены пестрили разнообразием картин и прочих аксессуаров.       Юи отошел от двери, прислушиваясь к наступившей тишине и почти переставая дышать, стоило лишь услышать шаги. Батори был рядом с этой комнатой. Всё внутри сжалось от плохого предчувствия, и рука опустилась на рукоятку меча.       Ферид прошел мимо, и только его голос затихал вместе с напеваемой мелодией.       С облегченным вздохом Юи резко опустился на софу, в воздух поднялось облако пыли, что немного приуменьшило его радость от спасения. По шее прошелся холодок, а над головой раздался голос.       — Наше-ел, — радостно пропел Ферид, ниже склоняясь над парнем. — Не везет тебе в этой игре, Юи-кун, совсем не везет. Так почему же ты от меня убегаешь?       Нахмурившись, Юи вперил взгляд в такого надоедливого вампира, пальцы подрагивали, он был готов в любой момент выхватить из ножен меч и пресечь любую неудачную шутку, которую мог попытаться провернуть этот мужчина. Он облизал пересохшие губы, сузившиеся зрачки вампира, которые он мог рассмотреть с такого расстояния, ему совсем не понравились, и, не сводя взгляда с вампира, проговорил:       — Я ни от кого не убегаю. — Не хотелось больше видеть ошибок, которые могли произойти после такого действия. — Просто решил присесть, побыть один.       Ферид хохотнул.       — Значит, захотел поразмыслить над чем-то, да? — Батори оперся локтем на спинку софы. — Что тебя так заинтересовало? Что привлекло твоё внимание?       Юи промолчал, даже если бы он над чем-то и думал, то не сказал об этом ему.       — Я так и думал. Так позволь дать тебе пищу для размышлений. Ты ведь знаешь о родственных душах, не так ли? И об особых метках, что появляются на коже?       Недоверие в глазах парня позабавило Батори. А Юи просто не мог поверить, что из всех возможных тем этот вампир решил затронуть именно эту, которую не хотелось даже пачкать злыми и оскорбительными словами, которая была почти священной, для кого-то даже более интимной, чем разговоры о любви. И если он собирался просто надругаться над ней, сказать, что это всё просто выдумки, Юи бы, не думая, схватился за меч и отстоял её. Его метка всё ещё не потемнела, где-то в мире его всё ещё ждала родственная душа, а значит, это просто не могло быть людским заблуждением, это было реально. И вгонять это в грязь он позволить не мог.       — Знаю, — настороженно ответил он, ожидая подвоха.       — Ну, прости за глупый вопрос. Ведь сложно не знать о чем-то, когда оно находится на твоей коже, так?       — К чему ты ведешь? — оборвал парень ненужные отступления, желая услышать суть всей речи.       — Ни к чему, — Ферид развел руками. — Просто решил поддержать разговор. А эта тема самая подходящая, ведь в неё посвящен каждый. Хочешь, я даже покажу тебе мой цветок.       Юи фыркнул.       — Они и у вампиров есть?       — Обижаешь, Юи-кун. Мы ведь тоже раньше были людьми.       — Тогда не нужно, — мотнул головой парень. — Я и так знаю, что там.       — Да? — Ферид выглядел удивленным. — И что же там?       Юи сосредоточенно нахмурил брови. Это было элементарно.       — Просто почерневший участок кожи. Ни один человек не проживет столько, сколько вампир. Значит, твоя душа уже давно мертва. Вот поэтому ты такой ублюдок.       Батори расхохотался.       — Ещё никто такого не говорил! Ты просто прелесть, Юи-кун. Но нет, — Ферид улыбнулся, — ты не угадал. Моя метка всё ещё не утратила своего цвета.       — Такого не может быть, — сомнение сквозило во взгляде парня. — Только если… вторая половина тоже вампир.       Ферид покачал головой.       — Это невозможно! — Окончательно разозлился Юи.— Люди столько не живут.       — Ты прав, — мягко согласился Ферид. — Но разве я говорил о том, что моя родственная душа жила в моём времени? Что она была рождена столько лет тому назад?       Юи сглотнул. Этот разговор не нравился ему ещё больше, ведь Ферид точно на что-то намекал, и не мог поднять эту тему просто так.       — Кто это?       — О, это очень хорошо знакомый тебе человек.       Почему-то сразу парню подумалось о Мике. Не зря же этот вампир так много крутился около него. Но если так, то это плохо, очень. И что тогда делать? Если цветок Мики потемнеет, как он к этому отнесется, а если окажется, что его душа Ферид? Противоречия сковывали движения парня, он не знал, стоит ли ему убить вампира прямо сейчас или дать выбор другу.       Ферид же его ответа и не особо ожидал. Он стянул с шеи ленту, сжимая её пальцами, перчаток на нем сегодня не было. Юи замер, он не знал, что хотел увидеть. Батори склонился прямо над ним, и Юичиро не мог сейчас возражать, он и сам приблизился, желая скорее узнать ответ на свой вопрос. Его манил интерес.       Когда Ферид отвел воротник в сторону, и его шея оказалась оголена, то Юи смог увидеть рисунок, что простирался почти до самого плеча, это было то, чего он не желал видеть и не хотел. Он мгновенно выхватил меч и направил его остриё к шее вампира. Лезвие замерло в паре сантиметров от кожи, сдерживаемое пальцами аристократа.       — Почему же так грубо? — в алых глазах мелькала насмешка. Батори знал, что будет, поэтому Юичиро и не мог быть удивлен этим подвохом.       — Как? — Демон не мог больше взять над ним контроль, но проклятия ползли по коже причудливым узором, ведь Юи был готов к последующему бою.       — Не знаю, и никто не может узнать. Это выбор судьбы, Юи-кун. Не правда ли жестоко? А теперь убери меч, я не намерен с тобой сражаться.       Пару мгновений он сомневался, стоит ли убирать меч? Доверять вампиру он не намерен, как и поддерживать его игру, что, несомненно, начиналась сегодня, но и рушить хрупкий мир, что был им выгоден, не мог. Поэтому нехотя упрятал оружие в ножны, но всё ещё хотелось, жгло желание в венах вместе с кровью срезать кожу с шеи вампира. Убрать знакомый рисунок, стереть с земли существование подобного существа. Потому что так просто не могло быть.       Они всё ещё были очень близко: Ферид не видел повода отстраняться, а Юи пока не замечал недопустимых действий со стороны мужчины. Метка притягивала взгляд.       — Как ты узнал, что у меня такая же?       — У меня было достаточно поводов, чтобы сделать это. Ты недооцениваешь меня.       — Я не признаю этого.       — Конечно, я знал это. Однако ты сделаешь это, я обещаю. Ты не сможешь убежать от подобного, только не от судьбы. Юи-кун, — позвал он его и взглянул в глаза, — ты будешь моим.       От подобного заявления у Юи перехватило дыхание, а волна сопротивления поднялась в душе. Не быть ему собственностью вампира, ни в этой, ни другой последующей жизни.       — И не мечтай. Никогда!       — Запомни это, чтобы потом признать свою ошибку.       Рвано выдохнув и отвернувшись от вампира, Юи взглянул на стену. В лучах света, которые отбрасывали свечи, виднелись пылинки, парившие в воздухе. Думать совсем не хотелось, ведь не было ничего хорошего в том, что он узнал. Сплошная катастрофа. Однако кое-что всё же тревожило его души все эти годы.       — Эй, Ферид, — неожиданно и грубо окликнул он мужчину. — Ты знаешь, что означает шиповник?       — Да.       — Как это понимать?       — Кто его знает. Но понимай, как хочешь, и знай, — он коснулся волос парня, проигнорировав недовольный возглас, — я обязательно залечу все твои раны. — Пусть улыбка и не сходила с губ вампира, что всегда означало его несерьёзность, парень понимал, что он говорит это не просто так.       Ещё в первый день заживший вампирский укус внезапно заныл, Юи понял, что словами здесь всё не обойдется. И это было хуже любого объявления войны. Этот вампир был слишком назойлив.       — А я расковыряю все твои и заставлю гореть в огне. До тех пор пока не обратишься в пепел.       Ферид рассмеялся.       — Это обещает быть веселым, да?       Юи оттолкнул чужую руку от своей головы, это не было ни капли смешным. И он не чувствовал, что всё может закончиться хорошо, потому что Ферида он не простит, даже если тот являлся его родственной душой.