***
У зимы также есть удивительная способность делать всё однообразным. Серый туман и серые тучи, нависающие, как бетонные плиты, задевающие небо; деревья, выцарапывающие себе путь прямо из недр земли; листья, сметаемые ветром, настолько пронзительным, что его укусы чувствуются даже сквозь самые толстые куртки, выставляя напоказ все, что находится внутри, оставляя сохнуть и сыреть, будто бы сняли кожу, раскрывая голые кости, спрятанные под ней, белые как мороз, покрывающий тротуары. (Кажется, будто зима делает все тусклым, грубым, как если бы у каждого дня была своя история, выгравированная на камне; будущее ничто другое, как картина, нарисованная руками мертвеца, идентичная однообразным оттенкам серого.) (Но все кажется скучным, если тебе не с кем поделиться этим.) Ты думаешь, что, возможно, он просто плохо приготовлен: ¼ кофе и ¾ молока, покрытый достаточным количеством пены, как раз для того, чтобы создать небольшую мыльную ванну для восторженного жучка. Он мягок на вкус, как старые сожаления, неясные разочарования и чистая горечь и, честно говоря, ты винишь в этом баристу. (Из-за твоего переосмысления своей жизни, ты решаешь, что тебе, в частности, не нужно что-то более холодное и горькое, чем то, что у тебя уже есть, и ты с удовлетворительным стуком бросаешь недопитую чашку в ближайший мусорный бак, после чего уходишь с расстраивающим послевкусием, оставшимся, как рубец на твоём языке.)***
Это действительно произвольное решение, скорее основанное на чистом совпадении и простой логике, чем на вычислениях и исследованиях – не то, что ты бы сделал в первую очередь, подумав о кофейне. Практически запущенная, декорированная выцветшим разноцветным мелом на чёрном сланце, освещенная мягким жёлтым светом дыра в стене пахнет корицей и сахарными сиропами, отдаёт эхом отдалённых и тихо-гудящих кофемолок и пенообразователей. В кафе, возможно, сидит где-то 3-4 человека, а также скучающая бариста за передней стойкой, стучащая своим указательным пальцем по мраморной поверхности. Оно расположено недалеко от университетского городка, здесь тихо, и ты думаешь, что, возможно, ты наконец нашел место, далёкое от обыденной жизни в коммунальной квартире, от лекций, репетиторов, книжек и цифр; все из перечисленного, как очередная фигура, очередной фактор, информация, которую нужно собрать и разложить по полочкам, данные, очередная графа, которую нужно заполнить, очередное слово на камне. Разрушить рутину, по существу, это как разбить стекло, уничтожить старое и создать новое. Повторение ты считаешь таким же ужасным, как и скверно-сваренный кофе – оно затуманивает твой разум и мешает думать. Новое окружение свежее, чище, несмотря на то, какими пыльными или подозрительно-испачканными могут оказаться поверхности. Ты принимаешься за свои исчисления, когда он входит и – хэй, шутит над тобой за то, что ты выбрал химический факультет, ты знал, что будет математика, но не так много, никогда так много, – тихие звоны колокольчика и некое незаметное высокомерие. Ты был наблюдательным, сколько себя помнишь – черта, которая сочетается с явной сдержанностью и лёгкой замкнутостью, – и ты не можешь не заметить, как он держит себя, маленький, отчасти, как ребенок, которому некомфортно в своем собственном теле, но, в то же время, такой уверенный; аура, исходящая от него – заполняет каждую частичку тела и выходит за его пределы – разливающаяся, вьющаяся, как завитки дыма, которые одновременно заполняют комнату и испаряются. Его волосы торчат таким образом, что ты думаешь, будто если провести по ним рукой, это не сделает их более гладкими; он сжал свои губы так, будто его заставили, ведь их естественное состояние – это улыбка. Он милый, кратко говоря, и он притягивает к себе, как луна притягивает землю. У вас установился странный зрительный контакт, когда он застукал тебя, смотрящего на него; он просто улыбается, настолько широко и ярко, что ты мысленно чувствуешь небольшую боль в губах. Если ты негативно-заряженный магнит, весь горький и холодный, сражающийся, чтобы увидеть свет, тогда, возможно, он – позитивно-заряжен – именно так ты оправдываешься, и это заставляет тебя встряхнуть головой. Ты понимаешь, что тебе уже нужно идти, что физика и химия уже смешались в твоей голове, и ты складываешь все свои книги в аккуратную стопку – большие к маленьким, «Акааши Кейджи» написано в верхнем правом углу, а также пенал, сложенный поверх всего остального – после того, как ты закончил, ты перекидываешь сумку через плечо; только пустая кофейная кружка осталась паре подонков, оглядывающихся на тебя. Когда ты со звоном открываешь дверь, тот парень поднимает на тебя свой взгляд, улыбается и машет, но ты не отвечаешь ему ничем, лишь холодно оттолкнув его. (Ты дважды ищешь его лицо в чертогах своей памяти и осознаешь, что, да, незнакомец только что вёл себя так, будто вы были друзьями.) (Только когда ты приходишь домой, сбиваешь снег со своих ботинок и стряхиваешь снежинки со своей шапки, ты понимаешь, что ты изнеможён так, будто провел слишком много времени, находясь под светом прожекторов.)***
Когда ты возвращаешься туда через 6 дней, любые воспоминания о слишком дружелюбных незнакомцах уже давно стёрлись из твоей головы, и их место заняли формулы; он снова здесь, и воспоминания сразу всплывают в памяти наряду с неприятным скручиванием в животе. Это напоминает те моменты, когда ты лежишь ночью в кровати и вспоминаешь что-нибудь смущающее, что произошло с тобой в 13 лет, и единственное, что ты хочешь сделать – это простонать и приложить ладони к глазам, пока не увидишь ничего, кроме ярких зелёных вспышек, пытаясь заставить себя думать о чем-то еще. Самое худшее, что случалось с тобой когда-либо, произошло только неделю назад; в этой комнате слишком тихо, чтобы застонать без привлечения внимания. Ты перемещаешься вперед, заказываешь себе кофе и бросаешь сумку на сиденье возле себя, вытаскивая оттуда вещи, которые тебе нужны. Ты мысленно пробежался глазами по списку: карандаш, учебник, конспект, случайный прохожий, наблюдающий за тобой слева. Хм, странно, последний пункт обычно не был включён в список. Ты бы не назвал себя перфекционистом, но ты определённо не хочешь совершать ошибку (или что-нибудь, о чём ты пожалеешь), и нет ничего, что ты не любил бы больше, чем такие неловкие ситуации. Ты делаешь вид, будто просто потягиваешься и окидываешь взглядом комнату, чтобы убедиться в том, что он смотрит на тебя и, да, он только что действительно помахал тебе, опять, как будто вы были знакомы. Однако, он больше ничего не делает, оставляет тебя наедине с цифрами, словами и музыкой, которую ты не признаёшь – музыкой, которую тебе скинул Куроо, а ему, в свою очередь, ее скинул один из его друзей. (Это оркестровая музыка, которая длится совсем недолго, но заставляет почувствовать себя каким-то протагонистом с мечом в руках и, по меньшей мере, это дает небольшую мотивацию к учёбе.) Ты выпиваешь ещё один кофе, горьковато-сладкий и, вроде бы, безвкусный после такого количества выпитого и, всматриваясь в гущу на дне кружки, ты осознаешь, что ты, возможно, зависим от кофеина. Честно говоря – без разницы, это все равно находится где-то в конце списка твоих приоритетов. После размышлений брать еще один кофе или нет, зевка и сиюминутного решения «да, пожалуйста», незнакомец подходит прямо к твоему столику с улыбкой на лице, с кофе в руке, и ты снимаешь один наушник, дернув за проводок у ключиц, чтобы послушать, что он скажет. – Акааши, так ведь? – говорит он, хотя это скорее не вопрос, а подтверждение того, что он, оказывается, уже знает, как будто записывает материал для заученной речи. Окинув его, как ты считаешь, озадаченным взглядом, потому что, хэй, этот чувак знает твоё имя, он кладёт блюдце на стол и стучит по обложке одной из твоих тетрадей, там где маленькими, аккуратными буквами написано твоё имя. – Тебе стоило бы попробовать что-то с меньшим количеством кофеина, что-нибудь…, - он хмурит брови, обхватывает пальцами свой подбородок, подбирая подходящее слово. – … Послаще. (Тебя оставили с ощущением зимнего солнца, одновременно палящим и охлаждающим, вплоть до появления мурашек по всей коже и, да, ты должен признаться самому себе, это все действительно произошло.) (Когда ты берешь чашку в руки, напиток сладкий и слегка пряный на вкус, и ты чувствуешь это теплое ощущение в животе, заменяющее приобретенное удовольствие трепещущим пламенем, и ты почти не замечаешь размытые цифры телефонного номера, а также шесть букв, которые, кажется, складываются в «Бокуто», небрежно написанное на салфетке возле блюдца.)***
– Что ты делаешь? – спрашивает Куроо, натягивая фартук через голову и завязывая его сзади, тщательно рассматривая тебя, изогнув брови. – А как это выглядит? – ты парируешь с невозмутимым видом; линии букв аккуратны и правильны по мере того, как ты наносишь их на страницу. – Учусь. – Я знаю, – презрительно ответил Куроо, будто обидевшись. – Я имел в виду, почему ты заглядываешь в телефон каждые 3 секунды? Ты моргнул, пытаясь придумать законное оправдание. Тебе не пришлось бы, если бы ты мог позволить себе что-то большее, чем телефон-раскладушку, что-то менее устаревшее, чем Windows XP, который до сих пор установлен на твоём ноутбуке. Твой телефон умудряется наебнуться больше раз, чем ты, еще будучи круглолицым 10-летним ребенком, и Куроо знает, что ты бы не стал держать эту вещь подле себя без стоящей причины. И еще он умеет быть подонком, да еще и стебущим. Ты продумываешь свои варианты. Расскажешь ему правду – и он застебёт тебя. Скажешь ему оставить свои мысли при себе – и его любопытство возрастёт в 10 раз. Скажешь ему какой-то бред, балансирующий на границах правдоподобного – это не убавит его шумливости, но зато он будет держаться в стороне. Ты считаешь, что самый последний вариант принесёт меньше всего беспокойства. – Кое-кто хочет взять мои конспекты, вот и все; они сказали, что напишут мне, когда захотят прийти за ними, – отвечаешь ты. Куроо нахмурился, совершенно не поверив сказанному – ты клянешься, что обычно ты лжёшь лучше, чем сейчас – но он решил не обращать на это внимание пока что. (И тебе повезло, что он отстал, потому что когда ты открываешь свой телефон, его номер отображается в черновике несохраненного сообщения, в котором написано только «спасибо за кофе».) (Ты нажимаешь «отправить» и молишься о том, что ты не пожалеешь об этом позже.)***
Хотя ты часто распределяешь свои сожаления по категориям от худших до, скажем так, меньших из зол (худшие – к этому частично относится оригинальное решение жить в коммунальной квартире с двумя мужчинами, чья ориентация более сомнительна, чем предел их либидо; меньшие из зол – сюда же можно отнести тот слегка непрошенный комментарий, которым ты наградил ту девушку, которая училась с тобой в 7-м классе художественной школы), ты счастлив знать, что переписка с совершенно случайным незнакомцем, которого ты встретил в кофейне, тем не менее – ты думал об этом раньше, подумаешь еще раз – с милым незнакомцем, находится где-то вне списка или относится к тому, что раньше могло быть оценено, как худшее развитие событий. Отношения для тебя довольно обманчивы, всегда были и, возможно, всегда будут. Дело не в том, что они тебя не интересуют, скорее в том, что другие люди изо всех сил пытаются согласиться с твоими «Условиями и Положениями». Ты встречался с девушками, ты ходил на свидания с парнями, и каждый раз у тебя получалось только прийти к заключению, что количество аллосексуалов с узким кругозором слишком велико. Сами асексуалы не особо привлекают их и, кажется, что именно из-за этого отношения и прекращаются. Ладно, они говорят, что причина не в этом, но ты то знаешь. (Что бы ни было, ты считаешь, что, прежде всего, ты бы никогда не стал встречаться с таким человеком.) Все еще, судя по количеству сообщений от Бокуто – и количеству подозрительно-подмигивающих смайликов, которыми он бросается тут и там – ты не особо уверен в том, что он хочет быть «просто друзьями». как прошел твой день??? Твоё дыхание затуманивает воздух вокруг тебя, пока ты открываешь свой дерьмовый телефон и читаешь написанное на экране и, покусывая свою нижнюю губу, ты приходишь к заключению, что есть надежда на то, что, возможно, однажды, с ним у тебя всё получится.***
Куроо и его парень, с которым он постоянно то сходится, то расходится – спорят, опять, поэтому вы с Ивайзуми решили устроить тихую учебную сессию – тихая подразумевает невероятно громкую музыку, которая разносится из ближайшей аудио-системы, которую трое из вас купили прошлым летом, и вас, старающихся заглушить любые звуки, грозящиеся проникнуть сквозь тонкие стены. – Кому ты пишешь? – спрашивает Ивайзуми, повернув подбородок в сторону телефона, который подсветился возле тебя, «Бокуто» – ясно написано на передней панели небольшого экрана. Ты совершенно не знаешь что сказать. Ты действительно видел его только дважды и, самое главное, вы никогда, на самом деле, не разговаривали друг с другом – по правде говоря, он говорил с тобой, а ты просто сидел тогда, мысленно разинув рот, как рыба. Ты знаешь, что его зовут Бокуто Котаро, ему 20, но скоро будет 21, его любимое животное – сова, и его специализация – физиология человека. Он не любит моллюсков любого вида, и он действительно слишком часто использует смайлик «:>». Он не настолько спокоен, как ты изначально предполагал, иногда он кажется довольно неуклюжим. Иногда он слишком перевозбуждён, задает больше вопросов, чем твой мозг может воспринять, и он слегка социально неуместен. – Другу, – говоришь ты, и эти слова звучат довольно странно. Ежедневная переписка с 7 до 12 часов утра значительно переходит границу знакомства, но тот факт, что вы встретились лишь дважды, делает эти границы слегка размытыми. – Он милый? – спрашивает Ивайзуми, и ты немного завис в пространстве, решая как ответить. (Есть большая разница между обдумыванием своих мыслей и озвучиванием их.) – Да, – отвечаешь ты, раскрывая свой телефон и прочитав «мы должны встретиться!!! :>» – Он милый. Это либо очень избито, либо очень неоригинально, но вы оба решили встретиться в кофейне, где вы познакомились. Ты пришел на пять минут раньше, и ты ненавидишь себя за то, что выглядишь слишком напряженным, но ты находишь место возле окна, в углу, где ты замечаешь, как он подходит, и ты кладешь свои сложенные руки в митенках на стол перед собой и прячешь подбородок в шарф. Твой пиджак перекинут через спинку стула, и твои ступни неравномерно стучат по паркетному полу в той точке, где бы ты хотел прекратить это. Когда он приходит – на пять минут позже, из вас получится прекрасная пара – от него несет суматохой кружащегося снега и на его лице улыбка, которая возможно может соперничать с яркостью солнца, спрятанным за толстым слоем облаков. Несмотря на то, что везде серое небо, серые куртки, серый бетон и серебристо-серые волосы, ты замечаешь, что его глаза необычайно золотого цвета, роскошные, как мед и глубокие, как янтарь, и ты не можешь отвести свой взгляд. - Привет, – говорит он, его голос тише, мягче, более осмотрительный, не такой, каким ты представлял его себе, не такой, каким он казался тебе, когда ты читал его сообщения, его улыбка становится до невозможности шире, когда он плюхается на стул перед тобой. - Привет, – отвечаешь ты – и все еще пялишься.***
У Бокуто хорошо получается поддерживать беседу лично, так же как он это делает и через сообщения, и даже когда ты молчишь, атмосфера вокруг приятная, знакомая. Он заставляет тебя чувствовать себя настолько тепло, как и напитки, которые ты принудительно заказываешь, и после третьего стакана ты понимаешь, что ты чувствуешь себя так не из-за напитков. Он яркий и привлекательный, излишне восторженный и слегка бестолковый, но тебе нравится это, и он превосходит тебя в тех частях, которых тебе, по-видимому, не хватает. Он смешной, но не остроумный, и после твоих поддразниваний он не знает, что сказать – удивительно – и делает вид, что это причинило ему боль. Его легко задирать, и то как он замолкает выглядит довольно мило. ( Прости Господи, за то, какой представилась тебе их первая встреча с Куроо.) То, что начиналось как «кофейные свидания», переросло в «учебные свидания», «свидания за ланчем» и прогулки, и кажется, что Бокуто распахнул дверь в твою жизнь и занял место прямо посреди твоей метафорической гостиной. Он не похож ни на одного из твоих друзей, с ним легко общаться, он абсолютно честен, и, возможно, это все благодаря бесконечному количеству игривых, неуклюжих заигрываний, которыми вы время от времени обмениваетесь. Куроо дразнит тебя за все то время, которое ты с ним проводишь, и Ивайзуми просто смотрит на тебя таким взглядом, но ты просто отмахиваешься.(Кофе, которое ты делаешь себе каждое утро как средство быстрого пробуждения, и ежедневное напоминание избавиться от зависимости, принимает более горький привкус, чем раньше, но, по крайней мере, тучи снаружи перестают выглядеть серыми, и вместо этого, кажутся серебряными.) - Бокуто-сан, – начинаешь ты одной ночью, одной поздней ночью, и ты можешь почувствовать, как он хмурится из-за твоей почтительности на другом стороне провода.( Черт побери, ты не виноват в том, что тебя учили быть вежливым.) – Тебе стоит поспать. - Тебе тоже, – парирует он, и ты чувствуешь его ухмылку сквозь небольшое потрескивание статического электричества настолько сильно, что ты ощущаешь, как она просачивается через кости, подобно чернилам, пропитывающим бумагу. Ты сильнее укутываешься в простыни и свободной рукой прижимаешь телефон к уху, просто наслаждаясь тишиной. Это не странно, никогда не было, это просто комфортно. ( Когда ты вешаешь трубку – ты делаешь это, в конце концов – твоя кровать будто бы пустеет.)***
Зима уже почти закончилась, так же, как и твоя кофеиновая зависимость, и, присев на парковую скамейку и глядя на жалкие извинения деревьев, безлистных и поникших, ты думаешь, что, возможно, единственное, что расцвело этим сезоном – ваши отношения с Бокуто. (Кто, между прочим, опаздывает, хотя это не удивительно. Он был единственным, кто, ни с того ни с сего, позвонил тебе и потребовал встретиться, чтобы прогуляться, так что, почему он единственный, кто пришел не вовремя?) Ты видишь, как он приближается издалека, вынув сложенные в кулака руки из карманов, чтобы нерешительно помахать тебе, его взгляд направлен под ноги, когда он подходит и становится напротив тебя. - Ты мне нравишься, – он утверждает, как школьница, которая сходит с ума по кому-нибудь, но он говорит это прямо и, скажем так, в своем роде, странно шаркая ногами, стоя перед тобой, излучая детскую невинность как при вашей первой встрече. - Ты ведь нечасто делаешь это, Бокуто-сан? – ты шутишь, ухмыляешься, смотришь прямо перед собой, пытаясь выглядеть таким же уверенным, как Бокуто, в случае, если ты сильно покраснеешь. Он слегка качнул головой, посмотрев по сторонам, куда угодно, только не на твое лицо. – Большинство людей просто говорят «привет». - Просто подумал, что тебе стоит знать, – он пожимает плечами, тяжело опускается возле тебя на скамейку, широко расставив ноги и свесив голову так, что тебе приходиться смотреть вниз, чтобы встретиться с его золотыми глазами, наблюдающими за тобой. - Я асексуал, – ты говоришь тихо, и он даже не вздрагивает. - И? (Когда ты наклоняешься, чтобы поцеловать его, он не был готов к этому, но в то же время как бы приглашая тебя, и когда ты переплел свои пальцы с его, ты понял, что его руки слегка трясутся, и когда вы заваливаетесь в твою квартиру, хихикая как дети, он рассказывает тебе о своей поддельной беззаботности, и ты признаешь свою собственную, и вы целуетесь до тех пор, пока вся нервозность не исчезает, но ему нужно идти и ты остаешься наедине с горьковато-сладким послевкусием, непохожим на то, что тебе приходилось чувствовать раньше.)***
Тебе приснился сон, после которого ты проснулся смущенным и возбужденным, с мокрым и липким нижним бельем, что означает, что с тобой произошло нечто, что ты бы в итоге назвал Откровением а.к.а чем-то, что добавляет очевидное «деми» к твоей асексуальности. Это пугает тебя, сперва, но часть тебя вроде бы считает, что эта мысль всегда была в твоей голове, и что ты скорее всего всегда был в большей степени грейсексуалом, а не асексуалом. Ты также просыпаешься с ощущением завязанности в области живота и искусанными губами, и ты, конечно же, счастлив, но и взволнован. Бокуто – звезда в твоей жизни, солнце, цветное пятно на сером холсте и самопроизвольный след на твоей коже – и менее всего тебе хочется, чтобы все это исчезло. Ты говоришь ему это сразу же, когда он звонит тебе в 9:03, что ваша дружба для тебя важнее всего, и он смеется до потери дыхания перед тем, как сказать «Я бы никогда не смог держаться вдали от тебя.» Тебе становится тепло под одеялом, и ты натягиваешь его на лицо, потому что этот парень чертовски смущающий – и совершенно не знающий об этом. - Парень, – ты тихо шепчешь себе, стоя перед зеркалом тем утром. Это слово странно слышать из своих собственных уст в отношении к Бокуто, но в жизни все нужно попробовать.( То же самое ты можешь сказать насчет своей очевидной и новоприобретенной сексуальной ориентации, взглянув на свои боксеры.) ( И ты понимаешь, что это действительно пиздец, потому что ты кончаешь в душе с его именем на губах и загадочным, новым желанием, пульсирующим в венах.) Ты приглашаешь к себе своего «бойфренда», чтобы Куроо от тебя отцепился, а также, чтобы Ивайзуми перестал сдерживать свое беспокойное любопытство, хоть он и делал это ради твоего блага. Кажется, Бокуто совершенно не боится встретиться с твоими сожителями, и ты не знаешь, стоит ли вздохнуть с облегчением или наоборот начать волноваться. Он вписывается сюда так, будто бы всегда жил здесь, как и следовало ожидать, и ты не можешь поверить в то, что твоя взволнованность была оправдана. Куроо нацелился на него, как никто другой, и Ивайзуми ругает его за грубость, и все вы немного пьянеете от холодного пива, что заставляет тебя чувствовать небольшую сжатость на кончиках пальцев. По какой-то причине, четверо из вас решают сыграть в монополию – «Настало время по-настоящему испытать границы ваших отношений», - поддразнивает Куроо – и игра оказывается спасена благодаря приходу Ойкавы и Ивайзуми, исчезнувшему вслед за ним, оставив хнычущего, разбитого Бокуто и Куроо с десятками своих отелей, позади. Ты проводишь остаток ночи, наблюдая за тем, как Куроо и Бокуто общаются друг с другом, встревая каждый раз, когда есть возможность напоить кого-либо из них – обычно, это Бокуто –, твой живот болит от смеха, и сознание затуманено из-за выпитого пива. В итоге, ночь плавно перетекает в утро, и все, что делает Куроо – это притворно зевает и потягивается по-кошачьи, хитро ухмыляясь, глядя на вас через всю гостиную, и, в конце концов, утверждая, что он идет спать и попросив не забывать о презервативах. Ты целуешь его, тянешь за собой в сторону своей комнаты, цепляешься за шлевки, дергаешь его на себя, пока он прижимает тебя к двери. Твой язык проскальзывает к нему в рот, так же как и его, ты кусаешь его за губу, после чего он спускается к твоей шее, оставляя на ней следы от нежных поцелуев, твои руки блуждают по кромке его рубашки, и Бокуто резко вдыхает воздух, когда твои пальцы очерчивают линию волос от пупка до паха. Твои губы все еще на вкус как несвежее пиво, как и его, рассудок затуманен, но ты все еще в сознании для того, чтобы понять, что ты уж точно не в состоянии дать согласие на что-либо, потому ты толкаешь его на кровать, дав себе обещание объяснить ему все, когда его – и твой разум тоже – не будет настолько одурманен. (Он обнимает тебя, пока ты спишь, и слегка мурчит на выдохе в твое ухо, но ощущать тепло, исходящее от него, – приятно, и кровать уже не кажется такой пустой.)***
- Я демисексуал, – ты утверждаешь сразу же после того, как он целует тебя, желая доброго утра, и ты отчитываешь его за ужасное утреннее дыхание шутливым толчком. Он не спрашивает о том, что это значит, просто смотрит на тебя, подперев голову одной рукой, моргая, все еще одетый во вчерашнюю помятую рубашку. - Хорошо –, начал он, медленно растягивая слова. - То есть ты...? - Да, – ты признаешь, совершенно не стыдясь этого. – Я хочу тебя. Его тело немного напряжено, он облизывает свои губы, его глаза слегка потускнели и, не имея почти никакого сексуального опыта, ты можешь сказать, что это будет слишком легко. - Так мы не спешим? – он говорит, ухмыляясь так, что тебе безумно хочется поцеловать его. ( И, может быть, позже, ты сделаешь это, когда будешь готов – идея чего-то нового возбуждает тебя.) - Да, – ты говоришь между зевками, ворочаясь и медленно засыпая. Слегка приоткрыв левый глаз, ты смотришь на ярко-голубое небо и на солнце, неустанно просвечивающее сквозь облака, и замечаешь, что прикроватные часы показывают, что наступило 1 марта.