Лунный мальчик.

Лунный мальчик, солнечный чудак, проклятие меж шекспировских строк; ты пленял многих и будешь это делать вновь; почему я ведусь на тебя, едва уловив запах духов, случайный взгляд, слово, вздох. И каждый раз — как новый, потому что твои приманки — это всё или ничего, но, видимо, ты фортовый. А, — о Господи! — касанье твоих рук! Осязаемое, ведьмачье; иначе не сказать, потому что сердце — воистину глупый орган — сходит с ума, расстилает по телу необъяснимую негу, предает своего обладателя раз за разом. Хочется огородить тебя от прикосновений этого мира, чтобы ты, мой прекрасный лунный мальчик, не был запятнан чем-либо кроме. Жаль, это не в моих силах. Почему ты не видишь меня насквозь, не читаешь холодом ореховых глаз? Мучиться в этом нет никаких сил, но… Я готов это терпеть ещё сотни лет, знаешь, почему? — ты. Но давай же, я для тебя открытая книга, сними с меня кожу, потом вторую, взгляни за грудную клетку, что там — сердце в тартарары из-за тебя, моя погибель. Смеёшься: наверное, опять прочитал чьи-то мысли. Для тебя любой полностью наг, разве от них можно скрыть правду, от глаз твоих чертовских. Или ангельских? Что ж, так или иначе — я один из. Оказаться на коленях перед тобой — не слишком; правильно и заманчиво. Я у твоих ног, мой повелитель. Сдаюсь и поднимаю руки, не услышав обличающих речей, взглядов. Да и не нужно: мы оба знаем, что такова моя участь. Давай, ещё немного, сотри моё естество своим идеалистическим существованием или прекрати заставлять меня чувствовать всё. Тебе подвластно и это, не сомневайся. Лунный мальчик, вокруг — кайма звёзд и мечтаний; красивый, недосягаемый. Хочу не знать тебя, хочу быть рядом — равносильно и смертельно. — Ты так и будешь на меня смотреть? Откуда ты такой, таинственный незнакомец и шулер людских душ? Тэхёнов взгляд — пробуждение, лихорадка. Знаешь ли, что ты — Армагеддон для ныне живущих? Нет? Знаешь, конечно. И нисколько не жалеешь, пленяя. Что такое мантра, когда здесь ты: открытый, манящий. А я уже опьянен, не успев вкусить вина твоих губ. Убить тебя и быть убитым тобой. Всё повторяется, грёбанная цикличность: запах духов, орехов, лакрицы, кедра, истомы — я словно парфюмер; твой взгляд такой же, как всегда — открытый и неразгаданный; вздох смазанный, горячий, влажный — прямо у меня на щеке и губах. Действительно, на губах. Твои. Непроницаемая кайма вокруг нас, двух соединенных тел и, немного, душ — до сих пор не уверен, что ты делишься со мной своей, но вином и собой — точно. Я никогда не был так смел, наверное, если сейчас можно, то: — Ещё, — веду губами по шее, пальцами по протянутым навстречу ладоням. Манжеты — к чёрту, не сейчас, не для того, кому ты позволил к себе относиться так. Пуговицы поддаются легко, забавно, видимо, тоже заколдованы твоей харизмой. Разрешаешь поднять наши руки выше, дурманящий запах кофе и фейерверки прикосновений к открытым участкам кожи — губы горят от счастья, а на лице, где ты умудряешься плавно дотронуться кончиками пальцев, кажется, весна и цветут пионы. Время теперь ничто, но я знаю, ты его ценишь. Нехотя отстраняюсь, совсем чуть-чуть, застёгиваю манжеты на запястьях; улыбаешься — я не собственник, но хочу видеть тебя таким только для меня. Расплетаю пальцы сам, не без сожалений — идеальное сочетание, эксклюзив для эстета, иначе — передозировка, преждевременная смерть. Буду пить тебя по капле, как и ты меня, Тэхён. — В своем несчастье одному я рад, Что ты — мой грех, и ты — мой вечный ад. Смеёшься.