oh this love would kill me but I don’t think I mind
— Так и знал, что ты будешь здесь, — Иваизуми опускается на стул рядом с Ойкавой, который, в окружении книг и тетрадей, сидит в школьной библиотеке. Тоору поправляет очки и вопросительно смотрит на Хаджиме, мол, откуда. — Ты под конец года всегда включаешь режим ботаника и много учишься, — Ива-чан разводит руками, но, когда Ойкава поджимает губы и собирается сказать, что это обидно и неправда, он поднимает руки в примирительном жесте, а потом указывает на правое запястье. — Если долго пишешь, рука начинает болеть. Я и решил, что ты здесь делаешь какие-нибудь очередные конспекты. — Прости, — Тоору откладывает ручку. — Сильно болит? — Да нет, просто это значит, что ты устал, — Ива-чан чуть щурится, и взгляд его становится угрожающе-заботливым. Ойкава старается не улыбнуться и бормочет: — Мне осталось всего три страницы. Ива-чан произносит что-то среднее между «хорошо» и «поторапливайся», кладёт голову на стол и закрывает глаза. Ойкава в очках милый — этот факт всё ещё смущает, хотя Хаджиме никогда его не озвучивал — поэтому лучше на него не смотреть. Ему пока непривычно, что Тоору не пытается подшучивать над их отношениями, и он продолжает ждать какого-нибудь подвоха, но хитрый Ойкава не предпринимает ничего. — Перестань щипаться, когда обдумываешь нужное слово, — глухо говорит Ива-чан и чуть задевает Ойкаву ногой. Дурные привычки Тоору пагубно сказываются именно на Хаджиме. — Ой, прости-прости-прости, — голос Ойкавы расстроенный. Он отрывается от работы и прикасается пальцами к красным пятнам на руке Ива-чана. — Я иногда забываюсь. Хаджиме только отмахивается, мол, мне ли не знать. Так их связь и работает: один испытывает боль вместо другого. Вся планета так живёт, миллиарды пар, руки которых связаны красной нитью желания не навредить. Связь устанавливалась очень быстро: нужно было только посмотреть своему соулмэйту в глаза. Одни люди находили своего человека под конец жизни, другие не находили их вовсе, а третьи чувствовали, что эта связь установилась, но с кем именно — это так и оставалось тайной. Связь эта переставала работать либо во время секса по обоюдному согласию, либо при получении смертельных ран: первое, должно быть, совсем интимное, а второе многие находили гуманным подарком судьбы. Но, самое главное, эта связь вовсе не предполагает любовь. Соулмэйт — человек, которому ты можешь доверить себя всего, но это вовсе не значит, что ты захочешь делить с ним жизнь. Люди влюбляются так же безобразно неожиданно, хотя и парочки среди соулмэйтов не были редкостью. Мама Тоору, например, так своего и не встретила, а соулмэйт его отца никогда не интересовалась мужчинами и оставалась чуть больше, чем лучшим другом. Соулмэйт папы Хаджиме умер, а его мама знает только, что делит одну боль с какой-то женщиной, которая недавно родила ребёнка, но она не уверена, что они вообще встречались после того, как случайно пересеклись взглядами, и не знает ни её внешности, ни её имени. По этим причинам многие бы позавидовали Ойкаве и Ива-чану, которые нашли друг друга в детстве. Они не знают, когда именно стали соулмэйтами, потому что познакомились в младенчестве, но оба уверены, что какой-то период детства сами терпели свою боль или же получали настолько похожие синяки, что принимали их за свои. Когда Ойкава осознал, что Ива-чан — его соулмэйт, он заплакал, потому что Хаджиме влезал в какие-то драки, лазил по деревьям, ловил жуков в страшных местах и всё время ходил с пластырями на руках и ногах. На Ива-чана эта новость не произвела особого впечатления, но видеть Ойкаву в слезах он не мог. — Я буду очень осторожным, чтобы тебе не было больно, — искренне пообещал Хаджиме, и Тоору поверил. Своё обещание Ива-чан несколько раз нарушил; впрочем, Ойкава вёл себя не лучше. — Я закончил, — Тоору дёргает Ива-чана за край рубашки, и тот открывает глаза. — Домой? Хаджиме кивает, потому что его клонит в сон и ему лениво что-либо говорить, и направляется к выходу. Сейчас они, разумеется, разойдутся по своим домам, но где-то через месяц уже будут снимать отдельную квартиру в другом городе, потому что Ойкава один просто не справится, и Ива-чану нужно за ним присматривать. Год назад он бы и не подумал даже, что такое случится. На улице прохладно, но Хаджиме ещё с утра заставил Ойкаву вернуться за тёплым шарфом, так что сейчас он не беспокоится. — Ива-чан, у тебя в кроссовке камушек, — наигранно-жалобно говорит Тоору; естественно, мозоль тогда будет на его пальцах, а не у Хаджиме. Ива-чан останавливается и, услышав «на правой» от Ойкавы, послушно снимает обувь, чтобы вытряхнуть. Камушка он никакого не находит, но так обычно с ними и бывает: они невидимые, но доставляют много проблем. — Если он не выпал, то ты потерпишь до дома, — бурчит Ива-чан. Конечно, терпеть он не заставит, но Ойкава не выглядит страдающим, поэтому в этом пока нет ничего страшного. — А впрочем, — тут Тоору делает задумчивое лицо, — мне могло и показаться, потому что я люблю, когда ты заботи- Ива-чан не дослушивает и кидается в Ойкаву кроссовкой, потому что Тоору глупый, и шуточки у него такие же глупые, и Хаджиме тоже глупый, раз на это всё ведётся, потому что ему теперь придётся прыгать пару метров на одной ноге до связующего, поймавшего его обувь за шнурок. Ива-чан краснеет, потому что всё это действительно нелепо, и готовится высказать Ойкаве всё, что он думает о его дурацких затеях, но Тоору перебивает все его мысли: — Поцелуй меня, — шепчет он и сразу жмурится, потому что обычно на такие просьбы Ива-чан реагирует пинком, который, хоть и не делает больно, всё равно ощутим. Хаджиме ненавидит эти несчастные четыре сантиметра, на которые Ойкава возвышается, и с какой-то злостью встаёт на цыпочки. Может, всё-таки главная причина того, что они будут жить вместе, — это то, как ему хорошо от поцелуев с Тоору. — Я буду встречаться с Мегуми-чан! — заявляет Тоору ближе к концу второго года старшей школы. Ива-чан на это только изгибает бровь: девушек, с которыми Ойкава куда-нибудь ходил, было много, правда, ни об одной он не говорил, что они именно встречаются, но. — Я рад за тебя, — Хаджиме почти честен, но не понимает, почему не может действительно порадоваться за лучшего друга. А ещё он чувствует, что его реакция как-то разочаровала Тоору, будто он хотел чего-то иного, и этого Ива-чан тоже не понимает. Он помнит эту Мегуми, она как-то спрашивала у него, правда ли, что они с Ойкавой соулмэйты. Он не спрашивал, зачем ей это, потому что торопился на тренировку; наверное, втайне мечтала оказаться для Тоору той самой. Ойкава её не любит, Иваизуми очень хорошо его знает, чтобы так думать. Но в его чувствах он разобраться не пытается: своих хватает. Хаджиме будто что-то важное упускает и никак не может поймать, и это нервирует. Когда Мегуми целует Тоору, между ним и Ива-чаном — несколько километров, и всё же Хаджиме это чувствует. Потому что эта девчонка кусает губы Ойкавы — Иваизуми представляет это, и у него внутри что-то скручивается — а раны остаются на губах Хаджиме. Может, она просто мстила тому, с кем связала судьба человека, который ей невзаимно нравился. Ива-чан проводит языком по нижней губе, она неприятно саднит, и ощущается вкус крови. Ойкава приходит к нему спустя пару часов, немного смущённый и довольный. Ива-чан не хочет ничего слушать о его девушке и сразу заявляет: — Не целуйся с ней, — а потом тут же мысленно ругает себя, потому что хотел сказать вовсе не это, и он порывается исправиться, но глаза Ойкавы вдруг наполняются какой-то надеждой, и Иваизуми не может понять, что именно находит в его словах Тоору, но всё к лучшему. Хаджиме чуть оттягивает губу и показывает следы укуса. Ойкава охает, потому что чувство вины за то, что Ива-чан страдает из-за него, не уменьшается, хотя они стали соулмэйтами больше десяти лет назад. Всё началось с того, что Хаджиме посмотрел в глаза Тоору. Всё началось по-новому, потому что Ойкава не смог отвести взгляд. Он подаётся вперёд и через пару мгновений зализывает раны Хаджиме, и это кажется таким неожиданно правильным, что Ива-чан его не отталкивает. Когда они останавливаются, то даже не пытаются объясниться: они слишком хорошо друг друга знают, чтобы задавать вопросы. Ойкава не умолкает по поводу завтрашнего дня. Он сегодня так сильно трудился, чтобы освободить единственный выходной от любых домашних заданий. План, по которому они должны провести одно из последних воскресений, пока они ещё третьегодки Сейджо, Тоору составлял долго, не позволяя Ива-чану помочь, и Хаджиме толком и не знает, что его ждёт завтра. Но Ойкаве он доверяет и не беспокоится. Что бы этот балбес ни удумал, всё в итоге закончится хорошо. — Странный был год, правда? — внезапно спрашивает Тоору, и он очень серьёзен. Иваизуми кивает. Третий год старшей школы начался катастрофой, которую никто не предвидел. Закончится он тоже катастрофой — выпуском — но после неё они с Тоору вместе будут спасаться от последствий, и пережить её будет гораздо проще. — Я рад, что ты мой соулмэйт, — радостно говорит Ойкава. Ива-чан хмурится: — Ты знаешь, что я думаю по этому поводу. Тоору, конечно, знает, и ему немного больно от того, что за эти месяцы Ива-чан своего мнения не поменял. Хаджиме замечает, что Ойкава грустит, впервые берёт его за руку на улице и делает вид, что не замечает, что Тоору пытается сдержать улыбку. В начале года Сейджо проводит тренировочный матч с Шираторизавой. Из пяти сетов они выигрывают только один, с большим трудом и минимальным отрывом. Когда команды разбредаются по школе, атмосфера соперничества пропадает. Тендо, например, объединяется с Маттсуном и Ханамаки, и они со своими шутками становятся настоящей проблемой для всех. Ойкава и Ива-чан остаются в зале, пытаясь понять, в чём их главная проблема и что им делать дальше. Ушиджима, проходя мимо зала, ненарочно вмешивается в их обсуждения. Он хочет для всех команд только хорошего и советы даёт из лучших побуждений, только иногда он находит совершенно неправильные слова. — Может, вам нужен более сильный ас, — предполагает Вакатоши. И не замечает, как изменился в лице Хаджиме. Зато это замечает Ойкава и сжимает руки в кулаки. — Ушивака, уйди, пожалуйста, — быстро просит он, и что-то в его голосе заставляет Ушиджиму послушаться. Иваизуми отворачивается от Тоору. Очень, очень плохой признак. — Ива-чан. — Помолчи, — бросает Хаджиме, едва сдерживая в себе смесь горечи, гнева и бессилия. — Ива-чан, ты прекрасно знаешь, что он не это имел в виду... Иваизуми очень хочется заставить Тоору заткнуться, но если он будет грубым, то станет совсем противно, а ему этого не хочется. Ему нужно выплеснуть все эмоции в чём-то резком, и он со всей злости пинает стену, надеясь сделать больно себе и перебить этим шторм внутри. Иногда он забывает, что больно себе он уже не сделает. Он слышит вскрик Ойкавы, резко оборачивается и бледнеет: лицо Тоору исказилось от боли. Шторм мгновенно заменяется на мёртвый штиль, и от такой стремительной смены состояний Хаджиме начинает подташнивать. Он грубо ругает себя и бросается к Тоору, берёт его на руки и рассыпается в бесконечном числе извинений. — Отнесу тебя в больницу, — шёпотом говорит он, и Ойкава кивает. Больница совсем рядом со школой, где они тренировались. Тоору вцепился в Ива-чана, а Хаджиме всю дорогу молчит, потому что вдруг понимает, насколько бессмысленны все его извинения. Им ещё повезёт, если это просто боль от сильного удара, но всё может оказаться серьёзнее, и вина Иваизуми будет неискупимой. Шторм Хаджиме ломает все корабли Тоору; они больше не видят маяков. Ойкава тоже ничего не говорит, но отпускать руку Ива-чана не хочет даже во время осмотра, и доктор не настаивает. Он объясняет, что травма есть, но мешать игре она не будет, если не сильно напрягаться. Слова врача до Хаджиме доносятся будто из-под толщи воды. Самоненависть — самый тяжёлый якорь, и сейчас он тащит парня на дно. Ойкаве рекомендуют остаться в больнице на ночь, а потом регулярно ходить на осмотры. Он в самом деле планирует их не пропускать, ведь иначе Ива-чан будет злиться на него и себя ещё сильнее, а этого Тоору допустить не хочет. В палате остаются они одни, и оба молчат. Ойкава не выдерживает первый. — Ива-чан, тебе не в чем себя винить, — осторожно начинает он. Хаджиме сидит на его кровати, но на него не смотрит. — Я худший соулмэйт, который мог тебе достаться. Мне жаль, — тихо говорит Иваизуми. Ойкава жмурится: ему больно слышать такое от Ива-чана, потому что его вины ни в чём нет. Это несчастный случай, тем более, Тоору легко отделался. — Ты, должно быть, захочешь после всего расстаться, — продолжает Ива-чан. Ойкава дёргается от таких слов, садится на кровати и обнимает парня со спины. — Хаджиме, — шепчет Тоору на ухо Иваизуми, — ты лучший соулмэйт, которого могла подарить мне судьба, и ты не должен себя ни в чём винить. Ива-чан прерывисто выдыхает и хочет сказать что-то важное, но слова все сбиты тем же вечным штормом. Ойкава слов и не требует. Ему достаточно знать, что Хаджиме никуда не уйдёт и не оставит его одного. Может, у них не всё будет хорошо, но Тоору ни за что от этого не откажется. На следующий день Ива-чан покупает ему белый специальный наколенник. Они доходят до своего перекрёстка, всё так же держась за руки. Ойкава не уверен, было ли за всё это время у них настоящее свидание. В ту ночь в больнице Ива-чан не ушёл домой, и они спали на одной кушетке. Среди ночи Тоору расплакался из-за того, как сильно Хаджиме за него переживает, и это был первый сильный момент с начала их отношений, который был не похож на то, что происходит между друзьями. Но походы в кино, в парк аттракционов, на каток такой эмоциональностью не отличались, потому что Ива-чан смущался своих чувств до сих пор, и у Ойкавы в планах на великий завтрашний день есть особый пункт «развести Хаджиме на романтику». — Зайду за тобой в девять, не проспи, — бросает Ива-чан вместо прощания и идёт в сторону своего дома. Тоору верит, что беспричинная вера во что-то хорошее передаётся и ему. Он тоже спешит домой, ведь чем быстрее он доберётся до кровати и уснёт, тем скорее наступит замечательное завтра.Часть 1
2 октября 2016 г. в 02:07