***
Солдат спит — служба идёт. Ехал в военную часть налегке, с парой трусов в кармане (не при дамах будет сказано), в гражданской одежде, и с походным мешком, выданным нам на призывном пункте, в котором была служебная форма, шапка, ботинки. На дворе стояла теплынь, хоть и начало октября, но нас заверили, что погода скоро испортится, и мы ещё будем ностальгировать по домашним пирожкам и уютным кроваткам. Но это не по мою душу. Из прошлых своих мытарств я стал ценить то, что имел на данный отрезок времени и как спартанец умел приспосабливаться к любым условиям. Но по прибытии в военную часть, расселении, лёгкого ликбеза (инструктажа) на первом построении, я облегчённо вздохнул: не было здесь орочьих засад, летящих стрел, команды «Воздух!» и заунывного воя варгов. Реальность растекалась приятным теплом по венам. Отлегло, как говорится. А с остальным как-нибудь разберёмся. Наш командир чем-то напоминал мне легендарного Джанго Фетта, несколько моложе, но той же выправки. Короткий ёжик волос, смуглая кожа, карие глаза и латиноамериканские черты лица – это, пожалуй, всё сходство с мандалорцем. Оказывается Ивайло, так звали старшину, был родом из Болгарии, но обрусевшего со времён Советского Союза. Его родители приехали в СССР и здесь же и остались, а он уже мог с гордостью называться русским, но, правда, лицом Ивайло был вылитый мандалорец. Не хватало пары шрамов и лёгкой небритости. Ну и для пущей правдивости те доспехи и заплечный ранец довершили бы картину бравого солдата. Зря я шутил с этим делом, забыв, что каким-то макаром могу влиять на события. Парни в моей части были адекватными. Никто собой не хвастал, грудь колесом не выпячивал. Форма на всех сидела как влитая, а голубой берет, надевался с особой гордостью. Ещё бы, попал в ряды элитных войск, умей ценить это. Но ценить особенно пока было нечего. До прыжков с парашютом, которые мне так полюбились в Подмосковном аэроклубе, было далеко, а вот муштра — ходьба строевым шагом, построения, бег по пересеченной местности, с препятствиями и т.п. — это сразу и в избытке. Обмакнули котёнка носом в молоко, как говорится. Вкуси солдатской каши, выжми портянки. А ноги-то уже гудят от приседаний и на костяшках пальцев появились первые мозоли от отжиманий. Но это разве трудности? Вы поспите на голых камнях под свист ветра, жуйте крошки лембаса с полгода, а потом поговорим о сладкой жизни. Может потому для меня всё казалось простым и доступным? Я не добирал по весу, но меня всё равно взяли сюда, а всё потому, что в призывном пункте тогда я метнул все дротики в яблочко и помахал наградной саблей военкома, поздно сообразив, что та остро наточена, как самурайская катана. Никого из присутствующих не поранив, спешно вкладывая оружие в ножны, я тогда перед комиссией заявил, что буду служить Родине и если надо, пролью свою кровь, защищая страну. Сильно сказано, но я знал, о чём говорил, я уже исполнял этот долг, правда, в несколько иных условиях. Моё желание исполнили и зачислили рядового Никитина, то бишь меня, в ряды ВДВ. — А снайпером пойдёшь? — спросил меня военком. — Пойду, — твёрдо ответил я.***
Если ты думаешь, что война не меняет тебя, — ты ошибаешься. Первый морозец скрепил осенние лужи. Под пронзительно синим небом, строевым маршем шагая на плацу, мы вдыхали звенящую тишину, чеканя её подошвами ботинок. — Раз, раз, раз, два, три, — «мандалорец» шагал рядом, бросая редкие косые взгляды в нашу сторону. Спустя месяц нам таки объявили, что учения не за горами и плац сменят походные условия, максимально приближенные к реальным, и вот тогда станет ясно, из какого теста мы сделаны. Прыжки с парашютом откладывались, но теорию мы прорабатывали каждый день, складывали и раскладывали парашюты. Я только боялся, что забуду саму практическую часть, но меня заверили, что это как с велосипедом — однажды научился крутить педали и уже на всю жизнь. Я скучал по свободному падению и завидовал тем, кто практиковал эту часть, пока мы забивали свои головы теорией. Но мои среднестатистические способности приглянулись офицерам и то ли я где-то дал маху, то ли всё было так явно, пришлось мне оправдываться перед руководством, что мол нет, в родне военных не замечено, все скромные инженеры. — Гвардии рядовой Никитин прибыл по вашему приказанию, товарищ майор! — отчеканив шаг, я вошел в кабинет, вытянувшись по струнке смирно. — Вольно, рядовой, садитесь. Чаю будете? — Никак нет. — А зря. Мужчина шагнул к подоконнику, звякнув кружками, разливая по ним чай. Одну из кружек он поставил предо мной на стол, подстелив под низ газеткой. — Пейте, ведь замёрзли на плацу…, — улыбнулись мне, кивая на кружку, — Пейте, пейте, это приказ. — Спасибо, — стянув с головы шапку, я взял озябшими пальцами кружку с напитком, улавливая аромат чёрного чая, с нотками бергамота. И когда это я стал хорошим его ценителем? Майор сел в кресло, втянул горячий напиток, слегка подув в кружку и отставив её, взял в руки тонкую папку. «Моё дело», — смекнул я живо, навострив уши. Просто так в штаб не вызывают. Тут или пан или пропал, третьего не дано. Неужели я где-то провинился? — Вы показываете хорошие результаты, — начал майор издалека, — На приёмную комиссию тогда произвели впечатление. Где научились метко стрелять? — В тире. — В родне есть военные? — Никак нет. Все инженеры… и учителя. — А почему вы решили идти в ВДВ? Он обращался ко мне на Вы, — это радовало. Интересовался тем, откуда я такой взялся, хотя я старался не светиться лишний раз в своих умениях. Выскочек не любят, да и не нужно мне это превосходство. Я хотел пройти все ступени по службе, от рядового до офицера армии. Но где-то я всё-таки проявил себя и сейчас мучительно перебирал в голове все пройденные моменты. Мы разбирали и собирали автомат на время, но я был не лучше и не хуже. Может в спарринге, отрабатывая технику удушения и захвата? Нет, там-то всё ровно, я не мог бы показать что-то сверх того, что положено. И вдруг озарение: мысленно хлопнув себя по лбу, я едва не расплескал чай из кружки себе на колени, вспомнив, что два дня назад с парнями из своей роты сшибал камнями импровизированные цели, выложенные рядком на поребрике, отойдя на приличное расстояние. На спор. Выиграл плитку шоколадки, которую мы потом разделили на всех, и схомячили за ужином с чаем. — Мы формируем особый отряд из призывников с высокими показателями для дальнейшего прохождения воинской службы в рядах разведки и, впоследствии, зачисления бойцов в ряды российской армии. Снайперы — не профессия, а призвание. Я осушил сразу половину кружки, едва не обжигая горло, чувствуя, как в венах закипела кровь. Мне предлагали то, к чему я рвался всё это время – мечту. — Я согласен. — Но я ещё не огласил ваши условия, — удивлённо взлетели брови майора. — Простите, — я виновато потупил глаза в кружку. Пауза затянулась. Мужчина поднялся со своего места, огибая стол. Я спешно встал со стула, отставляя кружку в сторону. — Инструктаж пройдёте вечером, после строевой. Вы свободны. — Есть, товарищ майор! — прищёлкнув каблуком, я откозырял по уставу и вышел вон, выдыхая напряжение уже в коридоре. Окрылённый, я покинул штаб, направляясь в свой корпус. Моё дежурство завершилось триумфом и мне бы держать свои мысли в узде, но я забил последний гвоздь в крышку гроба, когда получая инструктаж от командира роты, мысленно хвалил Вселенную, что меня отметили, аки одарённого Силой, а точнее, умениями. И завтра у меня будут новые нормативы и дадут мне возможность пострелять в мишени на полигоне и зачислят в элитные войска… 501-го легиона. Моя шутка кое-кому наверху принялась и, засыпая в казарме, я проснулся в… барокамере, пребольно вписываясь лбом в низко нависающий потолок. Как выяснилось потом, это было индивидуальное спальное место кадета-клона, но на тот момент я ещё не ведал, в какую передрягу попал.