Мне в облака

Он не отпустит ее, Азуми уже успела это понять. Он может уходить, оставлять ее в покое на какое-то время, но рано или поздно Изая все равно вновь материализуется на пороге ее квартиры — девушка уже и не надеялась на другой исход. Но все же для нее оставалось загадкой, почему она раз за разом впускала Орихару в свой дом, — в свою жизнь, — поступала так снова и снова, зная при этом, что ничего, кроме боли и переживаний, ей это в конечном счете не принесет. Она могла бы сбежать от Орихары, попросить защиты и получить ее, в конце концов, и у Азуми было несколько рычагов давления на Изаю, она не была бы самой собой без этого (иметь всегда парочку запасных планов, а также как можно больше компромата на окружающих — этому ее давным-давно научила мать, а та редко оказывалась неправа), но девушка почему-то упорно так не поступала. Вместо этого она до крови кусала губы Изаи, когда он целовал ее, дрожала, когда его руки ласкали ее грудь, и хрипло стонала, когда он рывком входил в нее прямо на кухонной тумбе. Азуми знала, что он уйдет вновь. Через пару дней, недель или месяцев (этот рекорд им еще не удавалось побить). Знала же и то, что Орихара — конченный мудак и мерзавец (уж точно похуже ее самой). Но просыпаясь по утрам и видя его в своей постели, она не могла сдержать счастливую улыбку. Азуми обожала чувствовать его холодные и чуть грубоватые пальцы на своей коже. — Почему?.. — сорвалось однажды с губ девушки. Она стояла босиком на кухонном полу, и из одежды на ней была лишь белая рубашка Изаи. Сам он сидел за барной стойкой, меланхолично потягивал кофе и лишь насмешливо скривил губы в ответ. Все-таки они были жуткими собственниками, оба. Просто Изая чуть более явным, а Азуми не так сильно это показывала. А над Икебукуро все больше сгущались тучи. И Азуми уже даже и не надеялась, что Орихара никак к этому не причастен.

***

Девушка прижилась к плечу Шинры и посмотрела на него со смесью обреченности («и зачем ты нас только тогда познакомил?!») и усталости, а на дне ее глаз заплескалось чувство, которое Кишитани так и не смог распознать. Он лишь мягко обнял подругу за плечи и как обычно воздержался от комментариев по поводу ее отношений с Изаей. На эту тему у них уже давно было наложено негласное табу. Азуми понимала, что грядет самая настоящая война, которую медленно, но верно развязывал Изая. И, хоть девушка были и не из робкого десятка, от этого ей начинало становиться действительно страшно. До этого дела Орихары тоже затрагивали ее с самых неприятных позиций: то ей приходилось штопать Изаю, то замечать, что за ее домом ведется слежка, а то и буквально сталкиваться лицом к лицу с людьми, которым главным информатор всея Икебукуро сломал жизнь. И Азуми понимала, что дальше будет только хуже. Но страшнее всего ей стало, когда она увидела две полоске на тесте на беременность. Когда она, захлебываясь беззвучным плачем, съехала по стенке вниз и разбила себе два пальца о кафельную стену. Но Азуми была из тех, кто способен быстро прийти в себя и начать мыслить хладнокровно и расчетливо, эту способность она впитала еще с молоком матери. А сейчас ей предстояло принять, возможно, одно из самых ответственных решений в своей жизни, ведь отвечала она уже не только за саму себя.

***

День был холодным, ветреным и пасмурным, а стрелки часов едва перевалили за полдень, когда Азуми с небольшим чемоданом и сумкой в руке переступила порог аэропорта Ханэда. Билеты до Рима были уже куплены, дядя Леон предупрежден о визите любимой племянницы, а на столе в офисе Изаи была оставлена прощальная записка, где она коротко и ясно писала, что уходит навсегда и он может даже не пытаться ее искать — все рано не отыщет. Она не позволит. Азуми глубоко вздохнула. Похоже, теперь она была готова перерезать путы окончательно. Потому что сейчас это являлось самым правильным решением. Но если быть откровенной до конца — не тем, чего хотелось девушке на самом деле в глубине ее души.