Bad romance

— Знаешь, тут есть какая-то вселенская несправедливость… МакЭвой, уткнувшись носом в монитор, сидит за столом, являющим собой концепт мирового хаоса: журналы, кружки, ложки, фантики, диски, шнуры, микросхемы, еда… — Угу… ты о чем? Майкл нехотя отрывается от журнала. Какой-то старый выпуск Empire, найденный посреди этого хлама, гордо именуемого «рабочий кабинет Джеймса МакЭвоя». Джеймс хмурится, и тыкает пальцем в экран: — Вот весь интернет просто испещрен картинками, изображающими нас с тобой… в разных позах, и хоть бы кто вспомнил, что я целуюсь в фильме с Рози, а ты с Дженнифер! — Ну, Джеймс, мальчик с девочкой сейчас как-то не очень популярно… Майкл садится рядом на стул на колесиках, подъезжает на нем поближе и тоже всматривается в экран. — Дай-ка… Продолжая смотреть в монитор, он кладет руку на мышку. На мышку, занятую рукой МакЭвоя. Но Майклу, кажется, этот факт совсем не мешает. — А если кто-нибудь войдет? — Кто? — Ну, жена моя… Майкл медленно поворачивает голову от экрана. Просто посмотреть в глаза. В наглые, бесстыжие глаза. И уточняет: — Жена. МакЭвой даже не думает прятать взгляд. Стыд у этого человека отмер вместе с окончанием католической школы. — Ну, да… — не стесняясь хлопать ресницами, тянет шотландец. — Джеймс, она же с ребенком у родителей. — Ну… — Мы сами ее туда отвозили… Что ты городишь?! Джеймс задумывается, возводит глаза к потолку и жует губу. И Майкл даже не удивлен. Не возмущен. Он просто охреневает. И понимает, почему этому человеку постоянно дают роли невероятно честных, наивных и вечно из-за этого страдающих персонажей. Глаза. Все они виноваты. Наглые бесстыжие глаза, которые умеют врать. Факты не смущают МакЭвоя. Его вообще мало что смущает. Майкл подозревает, что войди прямо сейчас Анн-Мари и застань их в такой недвусмысленной позе с руками на мышке, Джеймс и не дернулся бы. Улыбнулся, «милая, приготовь нам чаю, пожалуйста», подождал бы, когда закроется дверь… При всех недостатках в общении, когда Джеймс затыкался и занимал свой рот более полезными делами, то получалось у него просто восхитительно. Целоваться Макэвой умел отменно. После того, как они первый раз столкнулись носами на съемочной площадке, Майкл был уверен — этот рыжий вездесущий шотландец целуется как бог. Интуиция Майкла не подвела. Целовался Макэвой великолепно. Но как-то дальше у них всё никак не заходило. Совершенно идиотские встречи в пабах и барах, на вечеринках общих знакомых, максимум заканчивались тем, что оба брали тайм-аут и разбегались в углы потемнее. Майкл не уставал дивиться терпению шотландца, который терпением-то не отличался. Конечно, Макэвой не мог обходиться совсем уж без издевок. «Майкл, а, правда, что у тебя раньше не было опыта тесного общения с особями мужского пола?» «Фассбендер, а ты гейское порно когда-нибудь смотрел? А то, как без знания теории-то?» «Дарлинг, а давай на монетке решать, кто сверху?» Майкл был уверен — Макэвой допрыгается. Допрыгается, дошутится до того, что будет выебан без всякой теории, практики и так, что в гейском порно такое не покажут. И было не совсем понятно, чего же он добивается. Вроде бы здоровый мужик, все при нем, нормальная жизнь по классике жанра, но зачем ему это?! Ладно, со своей стороны ирландец хоть как-то мог оправдаться. Ну, переклинило, ну, подумаешь. Он-то отношениями не связан, он мог хоть геем прилюдно объявиться. Ему-то что? Шотландец, мило улыбаясь, смотрел ему в глаза и кусал свои красивые губы. — Ты хоть раньше анальным сексом занимался? — Мм… Чего? В перерывах между поцелуями, Майкл плохо соображал. А Джеймс, если бы давали премии за самые глупые вопросы в неподходящие моменты, выигрывал бы эту награду ежеминутно. Одежда валялась на полу, сброшенная за ненадобностью, а кровать вздулась одеялом, пряча в недрах одного рыжего шотландца и одного не менее рыжего ирландца. — Занимался… — Додумал мысль Майкл и снова полез целовать чужую шею. — Стой-стой-стой! Ладони у Джеймса были горячие. Совсем как член, упирающийся в ногу нависшего над шотландцем Майкла. «Интересно, тут есть какая-то связь?» — совершенно не в тему пролетевшая мысль показалась более уместной, чем эти джеймсовские «стой-стой». — Ну что еще? Мысль о том, что глупый шотландец испытывает его терпение и будет за это выебан без всяких прелюдий и смазки, казалась Майклу все более и более реальной. — Смазка и презервативы! Под кроватью! Тюбик… Да, Майкл тоже умел целоваться как бог. А еще у него был талант — находить самые эрогенные зоны и заставлять тело под его ласками течь и приобретать свойства пластилина. Пока Джеймс упирался руками ему в грудь, и пытался сказать жизненно важные для его задницы вещи, Майклов язык прошелся по чувствительному шотландскому уху. Джеймс чуть слышно застонал. Фассбендер нехотя оторвался и полез под кровать. Тюбик и пачку он нашел быстро. — Больно? — Ну, знаешь… — Остановиться? — «Джеймс, если ты скажешь «да», клянусь, я тебя выебу вот этой настольной лампой!» — Нет, нет… Просто… — Я могу медленнее. — Да, чуть-чуть, сейчас я… — Вот-вот, не сжимайся так, ты меня перекусишь… Джеймс, ты что, хихикаешь?! Ты совсем охуел?! Я тебе сейчас по самые гланды загоню, опытный, блин, нашелся! — У меня просто богатое воображение! Блять! — Ох, отлично…! — Майкл, ты… ты… Спина, покрытая потом, скользит под пальцами. Джеймс что-то еще говорит, стонет, скулит, кусает себя за руку — ему, наверное, действительно, больно. Майкл, охренев от шотландской наглости, всадил полностью, и теперь не мог оторваться от вида завивающихся на затылке волос, прядок, прилипших к спине и двигающихся в такт его ускоряющимся движениям. Он превратился в одно единственное ощущение движения в узком, тесном, и из-за этого такого чувствительного для кожи, проходе. Он даже не слышит, как Джеймс вскрикивает, как тот тянется рукой к собственному члену, как пальцы скребут по изголовью кровати, за которую тот цепляется. В порыве захлестывающего разум оргазма, Майкл сгребает МакЭвоя под живот, изгибает его под себя, заставляя его насаживаться еще глубже, и кусает его за шею на затылке. Вгрызается, жмурится и кончает быстро, обильно, подергиваясь всем телом. Макэвой выглядит неважно. Он взъерошен, на глазах блестящая пленка не пролившихся слезами искр из глаз, синяк на запястье и еще один, но он его и не видит, на затылке, под волосами. Он лежит, уставившись в потолок и шумно дышит. «Наверное, надо извиниться», — с некоторой долей стыда думает Майкл, лежа рядом, и пытаясь разглядеть эмоции напарника. И с этой мыслью нечаянно засыпает, вырубившись под чистую, даже не сдвинувшись с места. Наутро Джеймс выглядит бодрячком, но садится с видимым усилием. Совесть ест Майкла на первое, второе и десерт. — Прости, друг. Я не думал, что я такой эгоист. — Я тоже не ожидал. Впрочем… Майкл поднимает вопросительно бровь. Джеймс сидит за компом и листает новостную ленту за неделю. — Впрочем, я ожидал, что возбуждаю тебя достаточно сильно, чтобы все это, наконец, произошло. Но не ожидал, что я возбуждаю тебя настолько! Майкл, ты случаем, не гей? У Джеймса абсолютно честные глаза. Он хмурит брови и вопросительно смотрит на ирландца. И, кажется, КАЖЕТСЯ, что это вопрос его действительно волнует. Наглые, врущие глаза. Майкл усмехается: — Нет, случаем не гей. — Ну, тогда с почином вас, дружище. И пожимает ему руку. Если бы существовала премия за самые нелепые отношения, то она бы однозначно досталась этим двоим.