Усталый обретёт покой

- Кикё-СААААААН! - пронзительный вопль стажёра Франко Сальваторе оглушительной волной прокатился по коридору. Задремавший к утру Кикё судорожно дёрнулся на ящике от снарядов, служившем ему кроватью. Электронные часы на тумбочке показывали 7.15. Пленный перевернулся на другой бок и с головой накрылся одеялом. Ещё пять минут. Пять долбаных минут. - Восстань, мертвец! – рявкнул рядовой Джанни Кроче, появляясь в дверях закутка, служившего Кикё спальней. – Солнце встало и ты вставай! Схватив бывшего офицера Мильфиоре за ноги, Кроче без лишних церемоний стащил его с постели и поволок по коридору в сторону тесной уборной. - Почему бы тебе просто не убить меня? – прошептал Кикё, равнодушно уставившись в потолок. - С хрена ли? Мне тебя не жалко, - ответил Джанни. От блистательного хранителя Облака Мильфиоре давным-давно не осталось ничего. Вместо коробочки, когда-то заменившей ему сердце, Маммон, после долгих уговоров Луссурии, вложил в его грудь новое сердце из иллюзий. Чувствовалось, что работал над ним хранитель Тумана с неохотой: оно постоянно давало сбои в самый неподходящий момент. Кикё часто падал в обмороки, больно ударяясь о коробки и ящики, начинал мучиться одышкой, преодолев пять крутых ступеней крыльца варийского замка, просыпался среди ночи от острых приступов удушья. Казалось, никто не хотел, чтобы военнопленный Кикё выжил, но он продолжал жить. Вопреки всему. Вопреки самому себе. Когда он появился на крохотной складской кухоньке, Сальваторе суетился у плиты, готовя завтрак. Кроче, нахмурив лоб, просматривал ленту новостей в социальной сети Вонголы. Начальник склада, сержант Минору Миямото, сидел в углу на табурете и курил, стряхивая пепел в пустую банку из-под кошачьих консервов. Франко, заметив вошедшего, солнечно улыбнулся ему. - С пробуждением, Кикё-сан! Клубничного варенья хотите? Пленный неопределённо мотнул головой и уселся на скамью рядом с Кроче, уставившись себе под ноги. Сальваторе проводил его растерянным взглядом. - Я же тебе говорил, Франко, - пробормотал Джанни. – От твоей доброты его тошнит... Рядовой был прав: Кикё ненавидел Сальваторе. Он, безродный, невесть откуда взявшийся и никому здесь не нужный подкидыш, смел проявлять сострадание к нему, осколку великой армии, растоптанной Вонголой. Были и те, кого мильфиорец ненавидел по мелочи: сержанта Вентуру, который постоянно таскал для него выпечку из варийской столовки, медбрата Вероккьо, тщательно следившего за тем, чтобы пленный вовремя принимал лекарства. На Кроче и складского уборщика Каэтано Пирелли ненависти уже не хватало. Приходилось ограничиваться мрачными взглядами исподлобья и колкими шутками, за которые его почему-то не сажали в карцер. Чёртово вонгольское милосердие, отравившее даже Варию. Сальваторе, закончив с готовкой, начал расставлять тарелки по столу. - Раз, два, три, четыре... А где Каэтано? - Ушёл за свечами, - ответил Миямото, ставя банку с окурками на край плиты. - Но это же было вчера... - Он всегда возвращается вовремя. Значит «вовремя» ещё не настало. - Ладно, сохраню его порцию до вечера, а если к вечеру её кто-нибудь съест – я не виноват! Оставив несколько оладий на сковородке, Франко разложил остальные по тарелкам. Сержанту – чуть больше, себе – чуть меньше, Кикё и Кроче – поровну. Кикё почувствовал приступ тошноты, медленно подкатывающий к горлу. - Может, ещё и кленовым сиропом польёшь? - Да, если хотите, - Франко взялся за бутылку с сиропом и вопросительно посмотрел на Кикё. Тот покачал головой. Бесполезно. Его чёртово милосердие не знает границ. - Сегодня вы с Джанни разгружаете ящики с патронами, так что советую физиономию от стажёрской стряпни не воротить, - Миямото придвинул тарелку к себе и принялся за еду. Франко, поставив на стол кофейник с обжигающе горячим кофе, плюхнулся рядом, однако не успел он взяться за вилку, как в дверь, ведущую на склад с улицы, кто-то робко позвонил. Одно нажатие дрожащим, соскальзывающим с кнопки пальцем, затем ещё одно. - Чужой, - мгновенно определил Минору. - Конечно, чужой, - согласился Джанни. – Наши лупят по кнопке со всей дури. Ещё и дверь ногами пинают. Сколько раз мы с Пирелли её перевешивали. - Пойду, посмотрю, кто там, - сержант поднялся со своего места и скрылся за фанерной дверью, увешанной постерами. На пороге стояла высокая брюнетка лет двадцати в зелёном платье с орнаментом. Крупные, причудливой формы серьги обрамляли бледное, заплаканное лицо. Глаза, и без того огромные, казались ещё больше из-за ярко-зелёных линз. В руках девушка держала торт, щедро украшенный взбитыми сливками и кусочками фруктов. - Доброе утро, - прошептала она и опустила взгляд. Затем, откашлявшись, смущённо добавила: - Вы – Минору Миямото, начальник склада? - Да. - Не могли бы вы составить мне компанию? Миямото взглянул на наручные часы. - Синьорина, сейчас половина восьмого утра. Вам либо нечем заняться, либо некуда пойти. - И то и это, - гостья вздохнула. – Лучше бы мне сквозь землю провалиться. - Это я вам прямо сейчас могу устроить, - Миямото указал на пятнадцать крутых ступеней, ведущих вниз. – Варийский склад, преисподняя преисподних. - Отлично. Самое то, - девушка попыталась улыбнуться, но вместо улыбки её лицо исказила гримаса боли. - Вы что-то празднуете? – Миямото кивнул на торт. - Да. Мой развод. Когда торт водрузили посреди стола, сдвинув в сторону тарелки с оладьями и кофейник, Джанни, Франко и Кикё хором уставились на девушку, замершую у входной двери. Она тут же вжала голову в плечи, зажмурилась и выставила ладони перед собой в защитном жесте. - Только не прогоняйте меня, пожалуйста. - Да мы и не собирались... – начал Франко. - Мне нравятся блондинки с изюминкой, а у нас тут, по ходу, брюнетка с сумасшедшинкой. Но так уж и быть, оставайтесь, - пробубнил Джанни. - Синьорина только что развелась и мечтает отметить это знаменательное событие с нами, так что ведите себя учтиво, черти, - Миямото предложил девушке свой табурет, сам сел рядом на перевернутый ящик от патронов. - Меня зовут Франко, а вас? – спросил стажёр. - Паола Скьявелли, - прошелестела гостья. – Хотя лучше – просто Паола. Другого имени у меня сейчас нет. - Ну а я, - просто Джанни. – представился Кроче. - Кикё, - мрачно отозвался пленный. - Скьявелли... знакомая фамилия. Где я её слышал? – задумался Сальваторе. - Ваш экзекутор однажды выпорол моего бывшего мужа, - Паола вымученно улыбнулась одним уголком рта. – Он такой скучный мужик... Его, наверное, и пороть-то было скучно... - Ничего, Тихая Смерть у нас большой затейник, - усмехнулся сержант. -Ага, - согласился Кроче. – На одном голом оптимизме до девятнадцати дожил, я бы с такой биографией на его месте ещё в детстве коньки отбросил. Сержант, если есть торт, нужно заварить чайку. А сервиз-то у нас есть? - Есть. Сейчас принесу, - Миямото нетвёрдой походкой направился к выходу и скрылся среди стеллажей. - Он что, пьян? – шепотом спросила Паола. - Во-первых, во время битвы с Мильфиоре он получил серьёзное ранение в голову. Так что с координацией движений и внутричерепным давлением у него большие проблемы, - ответил Джанни. – Пламя Тумана его вообще не слушается, расползается по всему складу. А во-вторых... абсолютно трезвый он действительно редко бывает. - С горя запил, да? – сочувственно вздохнула девушка. Рядовой рассмеялся. - Я бы на его месте ритуальное харакири сделал. А он выписался из госпиталя, принёс боссу глубокие извинения, что к боям теперь не пригоден и попросил пристроить его к какому-нибудь делу. А у нас во время битвы с бандой Бьякурана как раз погиб заведующий складом, доблестно защищая имущество организации. Босс сержанту и предложил... Дежурный офицер, когда вам пропуск выписывал, что сказал? - «Если они вас убьют, я вас с превеликим удовольствием анатомирую». - Старина Бреннан и его погребальные шуточки. И вы всё равно пошли? - Да, я... В комнате вдруг стало необычайно тихо. Так тихо, что Паола услышала чьё-то прерывистое дыхание у себя за спиной. Обернувшись, она увидела обитый чёрным бархатом гроб с белой подкладкой. Внутри, спрятав ладони под правой щекой, спал молодой боец в сержантской униформе. Он был очень красив: тонко очерченный профиль, идеальная линия губ, пушистые ресницы, смуглая кожа, густые, вьющиеся, шоколадного оттенка волосы до плеч. Пристально вглядываясь в спящего, Паола увидела иной облик: его лицо скрывало лик мертвеца, печальный и строгий, как у надгробных изваяний в готических соборах. - Кто это? - Сержант Макс Вентура, мой брат во Христе, - отозвался Франко. - А почему он в гробу? - Привык к стенам, обитым чем-нибудь белым и мягоньким. Иначе не засыпает. За дверью послышался скрип – такой издают колёса тяжёлой металлической тележки, на которой развозят обеды для больных. Тележка остановилась за дверью, дверь с грохотом распахнулась, и на пороге показался невысокий парень в цветастом женском кимоно с широким поясом и сандалиях на деревянной подошве. В руках он держал тяжёлую коробку. - Клевски и компания! Доставка сервизов на дом! - Когда-нибудь ты выбьешь эту чёртову дверь, - Кроче забрал у него коробку, поставил на кухонный стол и заглянул внутрь. – Сервиз на девять персон. Отлично. Если ещё кого-нибудь принесёт, для него есть лишняя чашка. - У меня руки были заняты! – со смехом попытался оправдаться Клевски. - Ты каждый раз так говоришь, каратист хренов. Лицо Клевски, овальное, с плоским носом, похожее на румяную булочку с начинкой, почему-то сразу понравилось Паоле. Узкие раскосые глаза с длиннющими накладными ресницами тонули в пухлых, румяных щёчках. Его длинные каштановые волосы были уложены в высокую девичью причёску, украшенную розовой заколкой с подвесками. Говорил он мягким, слегка гнусавым голосом, со странным, еле уловимым акцентом. Увидев девушку, он тут же протянул ей свою пухлую руку. - Аллен Клевски, начальник прачечной. - Паола... просто Паола. Какой у вас интересный акцент... французский? - Девушка, вы никогда не ошибались так сильно. Я – японский еврей из Лос-Анджелеса,- Клевски утробно захохотал. - Хватить ржать, Макса разбудишь, - в комнату вернулся Миямото.- Спасибо, что донёс сервиз, руки с утра ничего не держат. Пять раз зажигалку ронял, пока закурить пытался. Докладывай, что привёз? - Докладываю, - Аллен нырнул в коридор и вернулся с листком бумаги, - Постельное бельё отряда Грозы, 25 комплектов. В следующий раз я им заплачу, чтобы сами стирали. Пока в машинку запихивал, таких ужасов насмотрелся... Миямото пересчитал аккуратно сложенные на тележке пакеты с зеленой меткой и поставил галочку в списке. - Есть. - Окей. Постельное бельё второго отделения отряда Солнца, десять комплектов. Или я не разбираюсь в пятнах или кто-то из отделения водит в казарму баб. Но это не Гриффит! - Конечно, не Гриффит, - отозвался Миямото, пересчитывая пакеты с желтой меткой. – Он без пяти минут женат. А пока стопроцентно холост был, сам к бабам ходил, если ему нужно было. - Постельное бельё третьего отделения отряда Урагана. Любой комплект опознаю по пятнам. Оба Лингетти вечно жрут что-нибудь на ночь, Агилери много курит, Кастеллано вертится волчком во сне – простыни такие, будто из них верёвку скручивали. Папаша Пирелли мажется какой-то мазью от болей в пояснице. Сержант Палленберг.... Клевски вдруг помрачнел. - Сержант Палленберг просил прислать ему коробку цветных карандашей, если есть. Он в лазарете. - Где? - испуганно переспросил Сальваторе. – Он же должен быть на миссии. - Ранен? – в голосе Миямото чувствовалась тщательно скрываемая тревога. - Нет. Он... как бы... - Что? – сержант достал из кармана пачку сигарет, но взглянув на Паолу, убрал обратно. - Доктор Николетти называет это полным нервным истощением, Данте Вероккьо выражается проще: «Завод кончился». - Так, - Минору вновь уселся на свой ящик. – Сядь и расскажи всё по порядку. Аллен взял табурет и, аккуратно расправив полы кимоно, сел. Паола успела увидеть его коленки, туго обтянутые лиловыми джинсами. - Помните, позавчера у них была миссия в Палермо? Так вот, наутро он проснулся, сел на своей кровати и уставился в одну точку. Когда его сосед по комнате вечером вернулся с тренировки, он застал его в том же положении. То есть, похоже, Стивен восемь часов просидел на постели, созерцая стенку. - И что потом? – спросил Кроче. - Ну, вы же знаете Кавальканти! Завернул его в плед и на руках отнёс в медпункт, заливаясь слезами. Доктор Николетти накапал ему успокоительного и поинтересовался: «А чего вы хотите, Фабрицио? С его-то интенсивностью работы... Сколько часов он спал за минувший месяц, не подскажете?» В общем, отвели Палленбергу койку в отдельной палате, Кавальканти два дня его чуть ли не насильно куриным бульоном и овощными супчиками откармливал, а на третий он попросил круассан... - Круассан? – сержанта Миямото это почему страшно насмешило. - Круасссан, - кивнул Аллен. – Ланселот, наш пекарь, как только прослышал, что Стивену позарез нужен круассан, притащил ему целую корзину сдобы. А на её запах мигом младший лейтенант Фран подтянулся. То есть, ему как бы пофиг, что Палленберг болен, он выпечки пришёл поесть. И знаете... Клевски вдруг резко посерьёзнел. - Мне потом Данте рассказывал: «Вот сидят они рядом, молча едят эти булочки, а у меня такое ощущение, что они в это время между собой разговаривают, только я слов не слышу...». - Этим двоим уже давно не нужны слова, - Миямото достал сигарету из пачки, но вспомнив о Паоле, отложил в сторону. - Да, я заметил, - задумчиво проговорил Клевски. – Но этот ступор... Обычно, Стив, доведённый до ручки, ведёт себя совсем по-другому... «Кровавые разборки в школе Святой Терезы! Два проломленных черепа, восемнадцать сломанных ребёр, перелом руки со смещением! Подросток-гермафродит с бейсбольной битой в одиночку уделал школьную банду!» Резонансное было дело, вся Канберра на ушах стояла. И надо же было капитану Скуало в тот момент взять миссию в Канберре... А в первый же день у нас он пытался затолкать каминные щипцы в глотку Мюллера. - «Бойся гнева тихого человека», - отозвался Джанни. – Значит, причина другая. Он не разгневан. Он... - ... смертельно устал, - закончил фразу Сальваторе. – Пойду, карандаши для него поищу, у нас где-то были. - Сиди, - остановил его Миямото. – Аллен, это синьорина Паола Скьявелли, она сегодня празднует свой развод. Тортика хочешь? - Раз с вами познакомиться, синьорина Паола. Хочу. - Тогда раздели его. Паола протянула Аллену нож. Он как раз лежал на столе перед ней. - Он мне не понадобится, - улыбнулся Клевски. – Представьте, что вы в кроличьей норе. И, не дав ей времени осмыслить сказанное, хлопнул в ладоши. - От вашей щедрости – каждому по справедливости! Торт мгновенно разделился на девять аккуратных долей. - У нас будет ещё один гость, - заявил Минору, пересчитав порции. – Надеюсь, что с добрыми вестями. После того, как Сальваторе аккуратно разложил торт по тарелкам и поставил перед каждым фарфоровую чашку с ароматным чаем, все молча принялись за еду. В комнате стояла тревожная тишина: будто кто-то вот заговорит, но боится начинать разговор первым. Испуганная всеобщим тягостным молчанием Паола внимательно рассматривала собеседников, решая, к кому из них она могла бы обратиться. Сержант Миямото напоминал поверженного демона: длинные смоляные волосы, неземная, хищная красота, острый взгляд раскосых глаз, следящих за каждым. Его полная жизни душа отчаянно сопротивлялась тяжести израненного, бесконечно усталого тела. Болезненная усталость исказила природную грациозность его движений. Наблюдающей за Минору Паоле порой казалось, будто она смотрит замедленную съёмку – тягостное впечатление. Джанни Кроче смахивал на маленького сердитого зверька – невысокий, взъерошенный, в любую секунду готовый к атаке. Беспокойный взгляд бойца то и дело останавливался на девушке: присутствие чужака в его тёплой уютной норе явно беспокоило Джанни. Франко Сальваторе был похож на растрёпанный дождём и ветром цветок на тонком стебельке. Его большие, полные затаённой скорби глаза блуждали по комнате, постоянно задерживаясь на Кикё, явно державшемся в стороне от остальных. Этот человек выглядел так, будто только что вышел из тюрьмы: лицо от недостатка свежего воздуха приобрело землистый оттенок, грива густых волос цвета морской волны выцвела под люминесцентными лампами склада. Он молча сидел в углу, задумчиво рассматривая кусочек торта на своей тарелке. - Боитесь, что он отравлен?- спросила Паола. – Не бойтесь, в ядах я разбираюсь ещё хуже, чем в квантовой физике. - Даже если бы он был отравлен, я бы всё равно утром явился на работу. Гнев начальства страшнее смерти, знаете ли. - У вас настолько строгое начальство? – девушка попыталась улыбнуться. - О, да, его начальство – редкостный, изощрённый, непревзойдённый в своей жестокости садист, - промурлыкал Минору.- Мммм... взбитые сливки. Я почти забыл их вкус. - Давайте завтра махнём в бордель, а сержант? – предложил Кроче. – Там этих взбитых сливок... - Нет, завтра ты махнёшь на кухню и принесёшь мне этих взбитых сливок в большой-пребольшой банке. Девицы из борделя – это еда из придорожной забегаловки. Я предпочитаю изысканные блюда. - Простите, - Кроче смущённо пожал плечами. - Прощаю. – Минору добавил кипятка в свою кружку и продолжил смаковать торт. - Ещё чаю? - заботливо спросил Клевски, сидевший рядом с Паолой. - Да, пожалуйста, - взгляд девушки упал на картину за его спиной. – Что это? - Джон Эверетт Миллес, - провозгласил Аллен. – «Усталый обретёт покой». Франко повесил. Видимо, чтобы успокоить всех блуждающих в этих закоулках призраков. Паола встала и подошла к картине, чтобы лучше рассмотреть её. Деревья и покосившиеся надгробия на старом сельском кладбище купались в закатном солнце. На фоне горящего неба чернел силуэт дальней колокольни с колоколом, который завтра отпоёт очередного покойника. Молодая монахиня с сильными мускулистыми руками, засучив рукава, копала могилу. Ещё одна, совсем юная, сидела рядом, сложив руки на коленях. Очертания фигуры тонули в просторном монашеском одеянии, деревянные чётки с большим крестом змеились по складкам подола. Её кроткое лицо, обрамлённое белым апостольником, было обращено не к зрителю, а к Тому, кто над ним. Она сама, погружённая в молитву об усопшем и была тот самый Покой, который когда-нибудь обретёт каждая из мятущихся душ. - Послушайте, - прошептала Паола, кивая в сторону Кикё, - он у вас всегда такой тихий? - О, нет, поначалу он был очень шумный! – ответил Аллен. - Требовал, чтобы мы прикончили его немедленно, потому что прекрасный мир, построенный господином Бьякураном, разрушен, а в новом мире Вонголы он жить не желает! - Я и сейчас в нём жить не хочу... – пробормотал Кикё. - Да-а? – на лице Миямото появилась недобрая улыбка. – Так почему бы тебе не выпустить себе кишки, а? Хочешь, я тебе катану подарю? Не ширпотреб какой-нибудь. Я её владельца в честном бою убил... Не хочешь. Конечно, не хочешь. Ты выдумал себе бога и как истинный фанатик, мечтаешь стать мучеником во имя его. Чтобы наши руки обагрились твоей гнилой кровью. Только я тебе такого удовольствия не доставлю. Ты будешь жить, пока живу я. Бывший офицер Мильфиоре горько усмехнулся. - Это месть за то, что я с вами сделал, сержант? - Это щедрый дар, идиот. Твоя возможность начать всё заново. - Вы тоже решили начать всё заново? После легенд о ваших подвигах – начальником склада? Один из самых блистательных офицеров отряда заведует коробками с униформой! Почему вы сами себе до сих пор кишки не выпустили? Боитесь? - Смерти? – жуткий смех Миямото прокатился по проходам между стеллажами, взрывая тишину. – Ты думаешь, что искушён, как змей, но ты наивен, как ребёнок. Я не совершал подвиги. Я работал. Мой босс стоит того, чтобы за него умереть, но никакой пользы от моей смерти ему не будет. Ему нужны живые грешники, а не мёртвые святые, вот чем мой босс отличается от твоего. В труде нет ничего позорного, каким бы грязным он ни был. Опустить руки и сидеть без дела, заливаясь слезами жалости к себе – вот что позорно. Я не боюсь смерти. Боишься – ты. Внезапно склад погрузился во тьму. Лишь циферблат часов сержанта светился в темноте. - Опять кто-то лишний электрочайник в сеть включил, - вздохнул Клевски. – Комендант уже полгода добивается, чтобы в замке проводку сменили, но казначея, как обычно, жаба душит. - Нет, это наша местная складская темнота, - возразил Кроче. – Она спускается каждый раз, когда кто-то из собравшихся в этом месте желает смерти. - Знаете, - внезапно прошептала Паола. – Когда вы заговорили об этом... Моя жизнь настолько пуста... Я вышла замуж за первого, кто сделал мне предложение, но в браке... Совместный приём пищи, совместный просмотр сериалов по телевизору, иногда секс... Я начала изменять ему, в надежде, что это хоть что-нибудь изменит, тратить его деньги. Ему было всё равно. Сейчас, когда мне некого больше мучить, я не знаю, что мне делать дальше. - Синьорина, - тихо проговорил Франко. – Когда моей маме запретили меня избивать, она повесилась. Вы тоже этого хотите? - Я? – нервно переспросила Паола. – Мне так страшно, что я хотела сбежать, но... Просто я боюсь, что... вдруг там, ну там, вы понимаете, совсем ничего нет. Та же пустота, что и здесь. В таком случае моё бегство не имело бы смысла. Так я хотя бы могу получать удовольствие от осязаемых вещей. Нюхать кофе, слушать шум воды... Повисшее в комнате тяжёлое молчание прервал сдавленный стон спящего. - Ему снится кошмар? – спросила девушка. - У него биполярное расстройство, ему только кошмары и снятся,- ответил Аллен. - Может быть, стоит разбудить его? - Нет, тогда он не успеет победить монстра, который живёт под кроватью. -... или вспомнит, что этот монстр – он сам, - добавил Миямото. Свет карманного фонарика пробился в щель под плохо прикрытой дверью. Когда она распахнулась, Паоле показалось, будто она видит духа: кто-то в белых одеждах плавно проплыл над полом и опустился на крышку гроба Вентуры. Когда Миямото и Кроче включили фонарики на своих мобильниках и повернули их в сторону гостя, Паола увидела знакомое лицо. Сержант Стивен Палленберг, варийский экзекутор, когда-то отделавший ротанговой тростью её мужа. Они встречались однажды: в тот день он был облачён в синее платье в мелкую крапинку и «камелоты» с синими шнурками, а его длинные белокурые волосы напоминали спутанные солнечные лучи. Сегодня он явился перед ней в чёрной больничной пижаме и тёплых тапочках, с головой закутанный в белую простыню. - Стивен, ты словно благая весть о самом себе, - заявил Миямото. – Как ты сбежал от Данте? - Просочился в дверной проём вместе с дневным светом. Ты же знаешь, я всегда так делаю. - Что с тобой стряслось? - Устал бежать от того, что не убивает меня, но делает сильнее. - Ты - и устал? – Миямото недоверчиво прищурился. - Ну, я же не вечный двигатель, в конце концов. - Великий момент, господа! – провозгласил сержант. – Тихая Смерть признал, что он тоже смертен! Ты сам-то в это веришь, а? - С трудом, - Палленберг с интересом посмотрел на торт,- А можно мне кусочек? - Нужно, - Кроче, которого трясло от тихого хохота, подал ему блюдечко с тортом, Сальваторе поставил на край стола чашку с дымящимся чаем. От разговоров проснулся Вентура, сонно прошептал, хватая Палленберга за руку: - Ты осенил себя крестным знамением, когда вошёл, Стивен? - Трижды, как учил меня брат наш во Христе Кавальканти, - серьёзно ответил сержант. Паола тихо улыбнулась. С белоснежной простынёй на голове, сидящий у открытого гроба Палленберг удивительно напоминал монахиню с полотна Миллеса. Прямое, совершенно некарикатурное сходство. - Здравствуйте, Стивен, - прошептала она. - Здравствуйте, синьорина Скьявелли.- он совершенно не удивился её присутствию здесь. – Ваша жизнь всё так же скучна и бессмысленна? - О, да. Но знаете, сейчас мне стало легче. Я рада, что я здесь. О некоторых вещах лучше говорить в темноте. - И с кем-нибудь, кто не примет твои слова слишком близко к сердцу, - добавил Аллен. - Потому что сам этим уже переболел, – закончил Палленберг. - Кстати, о болезнях, - вмешался Кроче, - сержант, у вас под простынёй хоть что-нибудь есть? - Всего лишь моё бренное тело, Джанни. - Тело? – удивился Вентура. – По-моему, ты лишь блуждающий дух, сотканный Господом из гнева и милосердия. В этот момент Кикё вспомнил, кого он ненавидит больше всего на свете. Палленберга, который ухаживал за ним, прикованным к постели, в варийской больнице. После операции бывший хранитель Облака Мильфиоре был так слаб, что не мог удержать в руках кружку с водой. Варийские санитары отказались иметь дело с убийцей их боевых товарищей, и медбрат Вероккьо обратился за советом к вице-капитану Луссурии. Тот, поразмыслив, направил в больницу тогда ещё рядового Палленберга, выписав ему отпуск на две недели. Тот приходил ровно в восемь, будил больного, силой впихивал в него еду и лекарства, делал инъекции, менял бельё и простыни – безропотно, ни разу ни словом, ни делом не оскорбив пленного. Однажды (от воспоминания об этом Кикё пробивала дрожь), он принёс ведро воды, тюбик шампуня и деревянный гребень, вымыл и долго расчёсывал длинные кудрявые волосы пленника. От прикосновения рук Палленберга Кикё хотелось отчаянно выть от ярости, поэтому он зажимал рот ладонями и лишь нервно вздрагивал каждый раз, когда пальцы рядового касались его волос, аккуратно распутывая их. В тот момент, когда обе руки Палленберга одновременно коснулись его макушки, закручивая бледно-зелёные кудри мягкой резинкой в длинный, спадающий до самого пола хвост, тело Кикё выгнулось волной под одеялом, и рухнуло на постель, заставив старую больничную кровать жалобно скрипнуть. Палленберг и тогда ни о чём не спросил его. Дух, сотканный из гнева и милосердия. Где в эти минуты был его гнев? Не в силах больше находиться рядом с сержантом, Кикё вскочил и выбежал на улицу, по дороге едва не опрокинув тележку Клевски и яростно толкнув кого-то, шедшего ему навстречу. - Болью своей делиться не хочет,- проговорил вслед ему Вентура. - Такой гордый. Или такой жадный. - И то, и это, - отозвался новый гость, появляясь в дверях. – Ничего страшного, вы – капли воды, которая, говорят, камень точит. Что за тьма над бездной? Старина Кикё опять принялся за старое? Смерти требует? - Простите, - Паола удивилась тому, как легко ей теперь говорить об этом. – Боюсь, что это из-за меня. - Привет, Каэтано, - вздохнул Сальваторе. – Где ты был так долго? Чай почти остыл. - Я же сказал, он всегда приходит вовремя, - ответил Миямото. – Значит, «вовремя» - это сейчас. Свечи принёс? - А как же. Эту чёртову тьму не пробивают даже стоваттовые лампочки. Где подсвечник? - «Огонь, иди со мной», - мрачно продекламировал Кроче, водружая на стол бронзовый семисвечник в виде соцветия с раскрытыми чашечками цветов. Пирелли аккуратно вставил в них свечи и, чиркнув зажигалкой, зажёг их. Комнату озарил неровный свет, бликами заплясал на стенах, шарахаясь от теней собравшихся вокруг стола. Паола бросила быстрый взгляд на Каэтано. Долговязый, в потрёпанных джинсах и бесформенной рабочей блузе, с банданой, повязанной вокруг головы на манер косынки, в больших очках в роговой оправе, с волосами цвета серебристого пепла, прямыми прядями спадающими на плечи, он был похож на саму Смерть. Добрую матушку Смерть, которая приходит к тем, чей час уже пробил. Ей показалось, что монахиня на картине Миллеса узнала его и улыбнулась ему, как родному. - Меня зовут Паола, - она протянула Пирелли руку, и тот учтиво ответил на рукопожатие. Его узкие ладони были тёплыми и сухими на ощупь. – Мне бы хотелось придумать себе новое имя, но я привыкла к этому. Так сложно всё начинать сначала. - Может быть, попробовать начать с конца? – предложил Вентура. – Старый фокус, но иногда срабатывает. - Хорошо, я попробую, - девушка встала и обвела взглядом присутствующих. – Спасибо вам. Мне пора идти, но кажется, я забыла, где выход. - Я провожу вас, - вызвался Аллен. – Кстати, Минору, почему у вас нет таблички «Уходя, гасите свет?» Комендант говорил, по правилам противопожарной безопасности положено. - Потому что в моей империи даже во времена великой тьмы никогда не заходит солнце...