Every move you make

Спина Дина перед ним — широкая, сильная, крепкая. Кастиэль смотрит на капли пота, стекающие по ложбинке позвоночника, и сглатывает слюну, которая все скапливается и скапливается во рту. Он даже предположить не мог, что в его теле может быть столько жидкости, до нелепого много. Он потеет, он пахнет, в подмышках влажно — но на это удается не обращать внимания, когда Дин так охотно крутит задом, насаживаясь на член. Спина Дина — ярко-розовая у шеи, а лицо, должно быть, и вовсе пылает от стыда и желания. Кастиэль может только догадываться, как тот выглядит там, с другой стороны, но ни капли не жалеет, что не может взглянуть. В конце концов, обнаженная спина, напряженные мышцы, движущиеся лопатки и ягодицы, о которые Кастиэль ударяется с возрастающей частотой и силой, — сейчас это почти что слишком. Если поднять голову, то можно увидеть, как за окном, завешенным пожелтевшими занавесками, громоздятся старые машины, а если прислушаться, то удастся услышать, как они поскрипывают от сильных порывов ветра. Для Кастиэля такой ветер — Дин, сжимающий его внутри себя, двигающий тазом, то прогибающийся, то выгибающийся в спине, покрытой сочными красными пятнами. И лучший звук сейчас — срывающееся дыхание и падающие с губ еле слышные стоны, каждый из которых отдается в Кастиэле, и он звенит, звенит изнутри туго натянутой струной, отзываясь. А лучшее зрелище — это кулаки, стискивающие кухонное полотенце, и побелевшие от напряжения острые костяшки пальцев. Кастиэль замедляется, почувствовав, что Дин близок к оргазму, и почти выскальзывает из него, впитывая жадное недовольство неудовлетворенного Дина. Он знает, как это неприятно когда тебя останавливают у самой черты, ловят за шиворот, не давая ее пересечь. Так и он сейчас отстраняется настолько, чтобы в Дине оставалась лишь головка, и смотрит, как натянута темно-розовая кожа ануса, как она, бледнея, растягивается сильнее, если двинуться наружу, и как вворачивается внутрь, если толкнуться в Дина. Тот нетерпелив: уткнувшись головой в скрещенные на столе руки, подается назад, сам того не замечая, и сжимается, удерживая в себе головку. Кастиэль шипит сквозь зубы: слишком много ощущений, слишком много чувств за один раз. Он хватает Дина за бедра, заставляя оставаться на месте, и медленными круговыми движениями постепенно проникает в него и прижимается пахом к ягодицам. Дин гортанно стонет и тут же замолкает, стыдясь самого себя. Кастиэль не любит этого, ему нравится, когда Дин шумит, не стесняясь никого и ничего. Поэтому он наклоняется вперед и, совершая толчок, кусает его в загривок, горячий и соленый от пота. Дин тут же вскидывается — Кастиэль чудом уклоняется от удара — и, закусив губу и зажмурившись, невнятно выдыхает: «Твою ма-а-ать...». Кастиэль улыбается. Дин роняет голову на руки, качает ею из стороны в сторону, часто-часто и хрипло дыша. Кастиэль стискивает зубы, чтобы не сорваться, и смотрит на наливающийся красным укус у основания шеи Дина. Ему хочется повторить — впиться в кожу, прихватив побольше, и сжать зубы, чтобы Дин застонал от боли. Ему хочется зализывать раны Дина, чтобы тот стонал от удовольствия, но сначала он хочет эти раны нанести. И это его пугает. Но не так чтобы слишком. — Я всегда буду с тобой, — говорит Кастиэль, потому что хочет сказать. Дин молчит — Дин сфокусирован на ощущениях, и потому Кастиэль волен нести любую чушь, что придет ему в голову. И поэтому он продолжает: — Я тебя никогда не оставлю, Дин. — М-м-м, — тянет тот и толкается назад, потому что Кастиэль опять сбавил темп. — Давай же, давай же, давайже... — Я всегда буду с тобой, Дин, — повторяет Кастиэль и рывком входит в него. Дин вскрикивает и вскидывается, прогибаясь в пояснице, и это красиво — против яркого дневного света, на фоне окна и развороченных машин Дин как воплощение совершенства, каждая веснушка это поцелуй Бога. Как же Господь восторгался, создавая Дина, раз так расцеловал его спину? Разве можно теперь относиться к Дину иначе? Кастиэль не смеет даже подумать о таком. Он предан ему, им обоим — и Отцу, и Дину, и Дин — это дар Отца, дар заблудшему сыну, сорвавшемуся в пропасть с Небес. — Ты слышишь меня? Дин! — вдруг грубо дергает его Кастиэль, и тот выпадает в реальность, пытается посмотреть на него из-за спины, но Кастиэль твердо держит его рукой, не давая обернуться. — Кас? — непонимающе выдыхает Дин, но покоряется. — Я всегда буду с тобой, — говорит он отчетливо, желая, чтобы каждое слово было выбито на сердце Дина. — До самого конца. «Тебе от меня не уйти, — звучит внутри, — я навсегда с тобой. Ты принадлежишь мне». Дин чувствует непроизнесенное — дергается, но Кастиэль удерживает его на месте, придавливает к столу бедрами и сильно, практически без амплитуды толкается в него. Дин силится что-то сказать, но Кастиэль зажимает ему рот ладонью, отчаянно желая укусов, болезненных, может быть, даже до крови. Чтобы потом долго заживало или даже чтобы никогда не зажило до конца, оставшись уродливыми — и прекрасными — шрамами. — Я люблю тебя, — шепчет Кастиэль ему на ухо, прижимаясь щекой к влажным волосам, и целует в висок. Дин не пытается уклониться, лишь прикрывает глаза, и Кастиэль мимолетно улыбается. Дин подставляет зад, и Кастиэль, двигаясь в нем рывками, целует его шею, спускаясь на плечи. Обводит языком покрасневший укус, чуть припухший и наверняка зудящий болью. Дин сдавленно стонет, когда он посильнее надавливает кончиком на следы зубов, и Кастиэль тут же исправляется, зализывая осторожно и почти нежно. Дин напрягается, и Кастиэль ускоряется, стараясь не менять направление, и давит руками на его поясницу, опираясь. Дин стонет непрестанно, приближаясь к финалу, и кончает, разрывая полотенце в труху. Дергается, издав громкий крик, и на пол падает сбитая кружка с недопитым чаем. Кастиэль морщится, когда тот проливается на ноги, и думает, как бы Дин не наступил на осколки, ведь он босиком, и, наступив на стекло сам, кончает глубоко в Дина. — Я люблю тебя, — выдыхает Кастиэль и целует его прямо посередине широкой сильной спины. — Я благодарен за тебя. Дин часто дышит — его спина вздымается и опускается, и Кастиэля, обнимающего его крепко, покачивает, как на волнах, — и ничего не отвечает. Кастиэль водит руками по его груди, задевая острые соски, и нечаянно проводит рукой по столу, пачкая пальцы в вязкой теплой сперме. Слепо тянется за полотенцем, чтобы вытереть ее, и целует Дина в шею. Тот чуть поворачивает голову навстречу, и Кастиэль замирает на пару секунд. — Ты — всё, что у меня есть, — говорит он тихо, и выходит из Дина, тут же подставляя к его анусу полотенце. Дин убирает его руку и, обернувшись, всматривается в его лицо лихорадочно бегающим взглядом. И, найдя что искал, отвечает: — Твое место рядом со мной.