Какой же вы на самом деле, мистер Хиддлстон?

– Ой, это правда вы? – девчушка лет восемнадцати, счастливо улыбаясь, смотрела на стоящего перед ней Тома Хиддлстона. – Конечно, – лучезарно улыбнулся в ответ Том. – А можно автограф? – Ну как я могу отказать столь прелестному созданию? – Том взял блокнотик и ручку, протянутые ему девушкой. – Не страшно ходить одной так поздно по безлюдным улицам? – Да нет, я привыкла, часто так засиживаюсь у подруг, а потом возвращаюсь домой одна… Но в этом есть и хорошая сторона: не возвращалась бы я так поздно, не встретила бы… Вас, – девушка засмущалась еще больше и уткнулась взглядом себе под ноги. – И далеко же ты живешь? – Не очень. Несколько кварталов туда, – девушка махнула рукой куда-то в сторону. Том проследил взглядом направление, которое она указала. Он любил гулять по вечерам, даже почти ночью, по безлюдным улочкам городка в свободное от съемок время. Можно было подышать свежим воздухом, проветрить мысли или, если повезет, даже осуществить своё небольшое «хобби». Он не боялся, что на него нападут, или он заблудится, тем более что он мог в любой момент позвонить Роберту и попросить забрать его. Том уже успел неплохо изучить этот район и знал, что чтобы дойти до ближайших жилых домов в направлении, которое указывала девушка, надо пройти через довольно тёмные улочки, где даже фонари не светили. Как удачно! Сегодня явно его день, и он не зря решил прогуляться именно в эту ночь. – Нам по пути, давайте я Вас провожу? – заботливо смотря девушке в глаза, предложил Том. – Ой, что Вы! Не надо, я сама! – Нет-нет, я настаиваю, мне не сложно. – Ну… Ладно, – согласилась девушка, заливаясь краской. Всю дорогу он ей мило улыбался и рассказывал какие-то смешные моменты со съемок «Мстителей». Девушка смеялась в ответ, то и дело смущенно на него поглядывая. Том умел быть обольстительным. Том умел быть милым. Том умел завоёвывать внимание собеседника, целиком и полностью отключая того от внешнего мира и забирая всё его внимание себе. Так и в этот раз. Она была абсолютно поглощена рассказами Тома, не обращая внимания, куда именно они идут. А Том обращал. Он тщательно следил за тем, чтобы девушка была увлечена только им, и постепенно немного менял их маршрут. – Ой, а куда мы идём? – В какой-то момент девушка всё же заметила, что они забрели в совсем уж тёмную подворотню между домами. – Я не знаю этого места… – А что же ты не следишь за дорогой? Мне-то откуда знать, где ты живешь? Надо смотреть, куда идешь, а то вдруг я маньяк и специально веду тебя в тёмную подворотню? – Девушка в ответ только натянуто и немного нервно засмеялась. – Не веришь? Вот и никто не верит… Я же слишком мил, чтобы быть маньяком, да? – зловеще улыбнулся Том, подходя ближе к девушке. – Т-т-том… Что Вы имеете в виду? – немного дрожащим голосом спросила она. – О, ничего такого. Просто… У меня есть одно маленькое, так сказать, хобби… Не хочешь помочь мне с его исполнением? – Эм… Ну… А что именно? – она была немного напугана и растеряна одновременно. Сейчас перед ней стоял не позитивный милашка Хиддлстон, а самый настоящий безумец Локи с жадным блеском в глазах. – Да так, одна мелочь… Неужели ты откажешь своему кумиру? – приподняв и сведя брови, на секунду он даже показался всё тем же добродушным Томом, которого все знают, но только на секунду, пока не взглянешь в его безумный взгляд, полный жажды… Жажды чего, девушке даже страшно было представить. – Нет… То есть, я не знаю… Наверно… – Девушка пятилась назад, пока не уперлась в стену дома за ней, а Том наступал всё ближе и ближе. – Ну вот и чудненько! – улыбнулся он так, что толпы мурашек пробежались по телу девушки, и ей стало по-настоящему страшно. В следующее мгновение Том быстро извлек из кармана набранный шприц и, пока она не успела опомниться, вонзил иглу ей в шею, вводя парализующий препарат. Только слабый всхлип вырвался из груди девушки, и она начала сползать на землю, с ужасом глядя на Тома. – Молодец, хорошая девочка, а теперь лежи и не двигайся, – усмехнулся Хиддлстон. – Ах, да! Ты ведь и не можешь. Но не огорчайся, ты всё будешь чувствовать, поверь, даже больше, чем обычно. Достать такой препарат, чтобы мгновенно обездвиживал, но обострял чувствительность, было сложно. Чертовски сложно, даже для Тома с его славой, связями и деньгами. Но наркоторговцы за несколько лишних ноликов в цене готовы и не такое достать и, уж тем более, моментально «забыть», кто только что купил у них товар. Хиддлстон достал из другого кармана тонкий складной ножик ручной работы с двухсторонним лезвием. – Не переживай, будет больно, но ты ведь хочешь доставить мне удовольствие? – девушка испуганно завращала глазами, когда Том склонился над ней, закатывая рукава. Кожа девушки была бледной даже в темноте подворотни, в которую он её завёл. Ему нравилась такая кожа. Именно бледнокожих он и старался выбирать, ведь на темной коже кровь смотрится не так красиво и ярко. Ему нравилось смотреть, как его жертве становится в разы больнее, под действием наркотика, но она не может произнести ни звука, так как всё тот же наркотик абсолютно её обездвиживал… Это началось не так давно, каких-то три-четыре месяца назад. Еще во время съёмок «Мстителей» все восхищались, как естественно он играет Локи, его безумие. Но никто и не догадывался, что большую часть Том почти не играл, а лишь высвобождал собственное безумие, пряча его под маской Локи. Тот давал ему свободу, волю, вселял в него чувство безнаказанности, вседозволенности. Пожалуй, если бы не Локи, он бы так и не высвободил всё, что было у него глубоко внутри. И он был благодарен Локи за это. В отличие от Бенедикта, который хотел, чтобы в нём сначала видели самого Бенедикта, а уж потом Шерлока Холмса, и который начал недолюбливать Шерлока именно за то, что тот затмевал его, Том любил свою роль, любил Локи. Ему нравилось быть и Локи, и Томом одновременно, он почти перестал разделять себя с ним, а наоборот, оказался всецело поглощен им. Казалось, сам Локи, Бог Коварства и Лжи, вселялся в него, когда Том был в его образе, делясь своим безумием, жаждой власти и крови. И ему стало не хватать того времени в качестве злодея, что ему отводилась на съёмках; хотелось ещё, больше, хотелось самому стать богом и решать, кому жить, а кому умереть; хотелось крови и настоящего, неподдельного ужаса и боли в глазах жертв. И он убивал. Он делал это не часто, но со вкусом, он никогда не позволял жертве отключиться сразу или потерять сознание от боли. Он тщательно следил за тем, чтобы девушки находились в сознании и всё чувствовали, чтобы в их глазах продолжал плескаться страх, а рот не мог вымолвить и звука. Каждый раз, придумывая что-то новое в развлечениях со своими жертвами, он веселился, восхищался видом распластанного обездвиженного тела, судорожными вздохами девушек и кровью на своих руках. Это было всепоглощающе безумное, восхитительное, сводящее с ума чувство власти. Он мог позволить ей умереть сразу, а мог растягивать её мучения. Конечно же, глупо лишать себя такой радости и убивать их сразу, поэтому его избранницы до последнего вздоха были в сознании, пока Том не наиграется с ними окончательно. В этот раз он решил начать с её рук. Сначала провести тонкий, но глубокий разрез от запястья до сгиба локтя, а потом, отложив ножик в сторону, схватиться пальцами за края пореза и руками развести их в стороны, разрывая ткани и обнажая мышцы и кости. Это прекрасное зрелище, смотреть, как девушку выворачивает от боли, когда пошевелиться она не в силах, а может лишь тихо, на грани слышимости, всхлипывать. Том провел длинными пальцами по обнаженным мышцам девушки, сжимая ткани внутри и усиливая кровотечение, наслаждаясь видом крови, вытекающей из раны. Ему не нравился вкус; да, он сначала пробовал кровь, но не нашёл в ней ничего особенного, чтобы пить, как какой-нибудь вампир. Ему доставляло эстетическое удовольствие смотреть на кровь, на то, как она вытекает из разорванных ран, растекается по земле и оставляет брызги и пятна на его одежде. А еще ему нравилось ощущать её на своих пальцах: такая теплая и тягучая, вселяющая одним своим видом безумный восторг. Том подцепил вены в руке девушки и резко дернул их на себя, вырывая и забрызгивая кровью свою рубашку. Глаза девушки закатились от боли, но она продолжала находиться в сознании. Это хорошо, молодец, стойкая попалась. Но этого мало, надо больше. Он хотел полностью держать под контролем её жизнь. В прямом смысле держать. И тогда он снова взял нож, проводя другой рукой по волосам, убирая со лба прилипшие прядки, пачкая волосы и лицо чужой кровью. Еще раз вытер руки об рубашку: они немного дрожали в предвкушении. Но надо было успокоиться, так как предстоящая работа потребует сосредоточенности и аккуратности. Быстро расстегнуть её рубашку и разрезать топик под ней. А теперь осторожно провести ножом по вздрагивающей груди, распарывая грудную клетку и стараясь не задеть аорту, иначе девушка тут же умрет, лишив его развлечения. Отлично, еще немного отделить ножом ткани, обнажая рёбра. О, да. Как это прекрасно, видеть под ними бьющееся сердце. Но оно бьётся слишком слабо, затухая и почти останавливаясь. Так не пойдет. Том достал еще один шприц, теперь с адреналином, и напрямую, через рёбра, сделал укол в сердце. Восхитительно! Так гораздо лучше. Теперь оно ускорилось, и кровь из разорванных вен толчками начала быстро выплёскиваться наружу. А теперь надо хорошенько размахнуться, ударяя ножом на стыке рёбер с грудиной, ломая их и выворачивая. Нескольких рёбер достаточно, и Том, наконец, добирается до самого важного - бешено бьющегося сердца, гонящего кровь по разорванным венам и артериям. Его губы растянулись в улыбке безумного бога - о, Локи бы сейчас гордился им - теперь он и вправду мог держать в руках её жизнь. И он дотронулся тонкими пальцами, сначала лёгким касанием, до бьющегося сердца, тут же отдергивая руку, но потом уже смелее, ощущая его бешеный ритм, вкушая всю прелесть момента, ощущая абсолютную власть над её жизнью, повелевая ей. Охватил его ладонью полностью, еще чувствуя пульсацию, и сжал в кулаке, резко дергая на себя. Прекрасно. Божественно прекрасно. Восхитительно! Непередаваемое чувство удовлетворения от власти над чужой жизнью. Эйфория. Осталось только еще одно маленькое дельце. Том достал бутылёк, и, разрезав девушке сонную артерию на шее, тут же набрал в него хлыщущую еще горячую кровь. Да, теперь всё. Хиддлстон поднялся, отряхнул руки и достал из кармана телефон: – Алло, Роб? Забери меня отсюда. – Том? Почему так поздно? Опять играешься? – Да, немного пошалил. Но я придумал кое-что новое для нас, тебе понравится. – М-м-м… Да? Ладно, я скоро буду, говори адрес, – выслушав всё, Роберт кивнул и нажал на «отбой». Ну и что этот негодник снова удумал? В прошлый раз, когда он забирал его с очередной «шалости», еле удалось уговорить Тома не брать с собой голову девушки, с целью использовать её для минета. Правда, в отместку Том тогда устроил ему ночь БДСМ - с поводками и капающим на тело воском… Не сказать, что Роберту это не понравилось… Скорее, он даже сам от себя не ожидал, что ему это придётся по вкусу. Ведь самое приятное в этом было то, что Том, даже вот так доминируя и подчиняя, больше предпочитал быть в роли пассива, чем актива. И это заводило еще сильнее. Когда тот, кто тебя только что неплохо отхлестал и потоптал, уже сам насаживается на твой член и громко при этом стонет. Да, Роберт чертовски любил трахать Тома, впрочем, он любил и самого Тома, целиком и полностью, со всеми его недостатками и тараканами в голове. Иначе как еще можно было объяснить тот факт, что, когда он узнал о небольших «увлечениях» Хиддлстона, он не побежал сдавать его в полицию, а начал покрывать, обеспечивая его алиби уверениями, что они в это время вместе сидели за чашечкой чая, в квартире Роберта, ведя светские беседы? Хотя, странно, как еще соседи ничего не разболтали, слушая громкие крики и стоны их «светских бесед». А с другой стороны, может, эти старые дома и правда делали на совесть, и звуконепроницаемость стен выдерживает даже их вопли? Роберт уже давно перестал заморачиваться вопросом, с каких это пор ему нравятся все те жутковатые вещи, которые творил Том. Наверное, это всё влияние Тома; в нём Дауни нравилось абсолютно всё, начиная от шальных кудряшек и заканчивая видом стекающей по телу Тома чужой крови. Будь на месте Тома кто-то другой - Роберт бы уже давно пошёл и сдал властям. Кого угодно, но только не Тома. С ним Дауни и сам заражался безумием, жаждой крови. И, было ли то влиянием его мрачного прошлого или личным обаянием Хиддлстона, он не знал, да и не хотел знать. Просто брал ключи от своего «Бэнтли» и ехал по тому адресу, где сейчас находился Том, забирать с очередного места его «развлечения». В этот раз Том забрел в совсем уж тёмный переулок, где единственным освещением был свет фар машины Роба. Он, как и договаривались, посигналил два раза, давая понять, что приехал, и стал вглядываться в темноту, пытаясь выцепить взглядом силуэт Тома. Хиддлстон же, забавы ради, пока ждал Роберта, вскрыл еще и живот своей жертве, немного поковырялся во внутренностях, но быстро растерял интерес: девушка была уже мертва, и хоть на её лице застыла маска боли и ужаса, вызвать у него тех эмоций, как когда была жива, она уже не могла. Услышав условный двойной гудок Роба, Том довольно улыбнулся, выходя на свет фар. По жадному взгляду, которым одарил его Дауни, Том понял, что Роберт готов прямо здесь повалить его и трахнуть, не дожидаясь, пока они доберутся до дома. Хиддлстону нравилось так дразнить Роба; он был уверен, что его вид, заляпанного всего в чужой крови, не оставит того равнодушным. Том и правда мог выглядеть сексуально в чём угодно, особенно, если сам того хотел. И он был безумно счастлив, когда Роберт не только не бросил его, узнав о небольших «развлечениях», но и начал его покрывать, а потом, кажется, даже и сам втянулся в это. Тому нравилось, что кто-то знает его маленький секрет и хранит его так же бережно, как и он сам, подыгрывая ему. И особенно ему нравилось, что этим «кем-то» был Роберт. Он привлёк его внимание еще со съёмок «Мстителей»: ему нравились сила и напористость Роба, нравилось быть рядом с ним, он чувствовал себя защищенным от всего мира и мог абсолютно расслабиться, показать свои слабости, даже быть уязвимым, но только рядом с Робертом. – Привет, малыш, кто на этот раз? – поднял бровь Дауни, открывая дверцу машины. – Какая-то поклонница, – дернул плечом Том, садясь на переднее сиденье. – Оу, не жалко? Своих же фанатов? – У меня их миллионы. Одной больше, одной меньше - какая разница. – Да, тут ты прав. Ну, что на этот раз? Всего лишь немного крови на память, – он кивнул на бутылёк с красной жидкостью в руках Тома. – И никаких отрубленных голов для минета? – Нет, – хмыкнул тот, – Но это тебе понравится. – Да? И что же ты собрался делать? – Увидишь, – многообещающе улыбнулся Том. – Поехали. – Как скажешь, принцесса. Что ж, Хиддлстон не прогадал: Роберту и правда понравилось то, что они творили дальше. Дауни гнал по пустым улицам, стремясь скорее доехать домой и узнать, что же задумал его любовник. Зайдя в квартиру и поблагодарив богов и Локи в частности, что им не попалась ни одна живая душа на пути, Роберт тут же набросился на Тома с поцелуями, срывая с него заляпанную одежду и запуская пальцы в слипшиеся от засохшей крови волосы. Том не сопротивлялся, продвигаясь в сторону спальни. И лишь когда они достигли кровати, он резко толкнул уже обнажённого Дауни на кровать, заставляя того повалиться на спину. – Подожди, – шепнул Том, садясь на него верхом и откручивая крышечку бутылька с бережно хранимой кровью девушки. – Добавим немного этого, – начал он тонкой струйкой лить кровь на грудь Роберта, водя при этом по ней пальцами, вырисовывая какие-то символы и пентаграммы. А потом долил остаток бутылочки себе на голову и плечи, размазывая и по своей груди. Вид Тома, обливающего их обоих свежей, еще немного тёплой кровью, заставляет просыпаться в Дауни какой-то звериный инстинкт, это чертовски сексуально, и он, не удержавшись, проводит ладонями по бокам Хиддлстона, пачкая руки в крови, а потом резко подается вперед, впиваясь поцелуем в такие манящие приоткрытые губы, кусая их и проникая языком глубже. Одной рукой прижимая Тома к себе, а второй дергая за волосы, он заставляет его откинуть голову назад и целует шею, царапая нежную кожу щетиной и оставляя следы укусов и засосов, помечая его, как собственность, ставит метки. Переходит к аккуратному ушку, языком проводя по хрящику, и слегка кусает за мочку, тут же посасывая её. Том довольно улыбается, прогибаясь навстречу, и водит руками по плечам и груди Роберта, размазывая кровь, задевая и чуть сжимая соски. Он заставляет Роба снова лечь на спину и начинает плавно тереться промежностью, дразня и не насаживаясь, растягивая момент. Одной рукой Том обхватывает член Роберта, водя по нему, а второй - заново рисует пальцем замысловатые символы, виденные им в какой-то старой книжке. Эти действия: ночь, недавнее убийство, кровь жертвы на них обоих, знаки, выписываемые Томом на груди Дауни - заставляют его прочувствовать всю крамольность их действа, ощутить себя участником какой-то кровавой мессы, с головой окунуться в безумие, увлекая за собой и Роберта. Наигравшись с рисованием символов, Том собирает ладонью кровь с груди любовника, размазывая её по его члену. Потом наклоняется и целует Роба, одновременно приподнимаясь, и медленно насаживается на него, выдыхая стон тому в рот. Роберт и сам стонет в ответ, посасывая язык Тома и поддерживая его под бедра. И тот, сидя верхом, начинает двигаться: сначала медленно, но со временем страсть всё больше увлекает их, и он ускоряется, насаживаясь на Роба всё быстрей и быстрей, не стесняясь, громко стонет в голос, почти кричит. Жадно целует, стукаясь зубами, покусывая и облизывая. Дауни с не меньшей страстью вбивается в него снизу, больно стискивая бёдра, так, что потом останутся синяки, но Тома это заводит еще больше: он и сам любит оставлять после себя немало синяков, засосов и царапин на нём. Да, раз за разом Том умудрялся находить такие эрогенные зоны души Роберта, о которых тот даже и не подозревал. Он и подумать никогда не мог, что секс в крови только что убитой его партнером девушки может приносить такое удовольствие, а использование этой же крови, как смазки, срывает крышу похлеще всяких наркотиков, которыми ему доводилось баловаться раньше. Чувство влаги на обоих телах, запах, безумный вид Тома, всё это приводит к просто оглушающему оргазму, за которым следует еще один и еще, пока, уже под утро, сил не остаётся ни у кого. А потом Том захотел сменить роль охотника на роль жертвы. Сначала Роберт даже не понял, что тот имел в виду. И, когда увидел Хиддлстона на кровати с плетью, подумал, что опять в чём-то провинился. Но после того, как Том предложил этой самой плетью отхлестать его самого, он понял, что еще не всё испробовал в этой жизни. Трахать Хиддлстона, когда он доминирует – прекрасно; трахать Хиддлстона, когда он обливается чужой кровью – крышесносно; трахать Хиддлстона во время съёмок, прячась ото всех – божественно; трахать Хиддлстона, когда он требует унижения и боли – бесценно. – Да, давай, Роб, ударь меня, как я тогда тебя хлестал… А-а-х-х-х! Еще! – Том, распластанный, лежит под Робертом и просит его жёстко отыметь, издавая стоны, как последняя шлюха из борделя. Робу заново сносит крышу от вседозволенности, власти, которую ему даёт над собой Том, заставляя причинять боль и доминировать. Том громко стонет сквозь зубы, когда Роберт входит в него одним толчком, лишь быстро смазав член смазкой. С тем, как часто они трахаются, растяжка пальцами уже почти не нужна. До его слуха доносится довольный возглас Тома, когда Роберт начинает грубо в нём двигаться: – Да-а-а! Сильнее! Давай! Укуси меня! Сделай больно! – И Дауни, даже в таком доминирующем положении, подчиняется, кусая того за плечо, стискивая зубы и прокусывая кожу. Он уже сам включился в игру, с охотой слизывая выступившую кровь, целуя и тут же больно стискивая соски Тома, заставляя того выгнуться. Вжимая Тома в простыни, наваливаясь всем телом на него и иногда царапая ногтями, Дауни сам стонет от переполняющих его ощущений. Это изумительно - чувствовать Тома абсолютно в своей власти, такого покорного и податливого, готового выполнить сейчас любые прихоти Роберта, это непередаваемое, всепоглощающее чувство власти. Оно пьянит и будоражит, заставляет сердце колотиться быстрее, а кровь в венах течь с удвоенной скоростью, разгоняя по телу эндорфины. С фантазией Тома Роберту точно никогда не будет скучно. Кто знает, сколько еще «скелетов в шкафу» завалялось у его любовника, сколько неожиданно приятных сюрпризов он сможет ему преподнести? И Роберту нравится понемногу приоткрывать этот Ящик Пандоры, зовущийся Томом Хиддлстоном. Еще никогда в жизни ему не было с кем-либо так интересно. И если Тому для этого надо немного «шалить», Роберту несложно включиться в его игру и немного подыграть своему личному Богу.