Красное на белом

Грузовик нещадно трясло на заснеженном тракте. Впереди на сколько хватало глаз простиралась неезженая белая лента дороги, окруженная со всех сторон высокими разлапистыми елями. Широкие колеса грузовика вминались в снег, подскакивали на невидимых под сугробами ухабах, прокладывая себе дорогу по нетронутой целине, и от каждой встряски Нисею хотелось со стоном сжать зубы. Ему было дурно. Пальцы, вцепившиеся в сиденье, побелели. Ремни безопасности не спасали от мутной тошноты. За время недолгой в общем-то поездки от железнодорожной станции Акаме успел сто раз проклясть свою Жертву за любовь к глухим уединенным местам. — Что тебя потянуло в такую даль, приятель? Бросив сумрачный взгляд на пожилого водителя, Нисей утомленно прикрыл глаза. Как же ему все надоело. И ветхий салон уродливой машины, и небрежно одетый старик, чья куртка насквозь пропахла дешевым табаком. Понять бы, ради чего он терпит это? — Подарочки одному другу завезти нужно, — нехотя процедил сквозь зубы Акаме. — А, вот оно что… Далеко же забрался твой друг. Подняв повыше воротник элегантного пальто, Нисей проворчал: — Да уж. Машина грузно вошла в поворот и остановилась. За редким частоколом деревьев виднелся низкий одноэтажный дом в традиционном стиле. Вокруг него раскинулся классический сад, утопающий в снегу. И только неровные каменные плиты дорожки контрастно чернели на нетронутом белом покрывале. — Похоже, приехали. — Так и есть. Нисей щелкнул замком ремня, толкнул дверь. Морозный воздух, хлынувший в кабину, заставил поежиться. Это в Токио уже потеплело, а тут… Спрыгнув с высокой подножки, Нисей моментально провалился в сугроб по самое колено. Снег забился в брюки, в носки, обжег холодом кожу. Акаме в сердцах выругался, но тут же обернулся на оклик водителя. — Забирай свои «подарочки», сынок.— сумку за сумкой старик принялся выдавать Нисею его поклажу. «Именно так, поклажу», — принимая из мозолистых рук тяжелые пакеты, думал Нисей, — «я прямо вьючный мул при Сеймее. Чтоб его…» — Ну все. Акаме вскинул голову и изобразил на лице обворожительную сердечную улыбку. — Огромное спасибо за помощь! – напевно проворковал он, наблюдая как теплеют окруженные морщинками глаза напротив. — Да большое ли дело? Всего тебе доброго, сынок. Дверца захлопнулась, грузовик сдал назад, улыбка Нисея увяла. Стоя в окружении бесчисленных пакетов, Акаме хмуро проводил машину глазами. «Черт, не догадался заставить его дотащить это дерьмо до дома. А теперь надрывайся в одиночку.» Он раздраженно выдохнул, облачко пара вырвалось изо рта. Бегло смерив взглядом спящий за спиной дом, Нисей критически оглядел свою одежду и вновь скривился, недовольный результатами осмотра. Стильное новенькое пальто смялось, волосы растрепались. И в таком виде он должен будет предстать перед Сеймеем? Но так или иначе, с этим лучше не затягивать. Мороз стоит такой, что Нисей в своем щеголеватом прикиде на символической подкладке замерз до дрожи меньше чем за полминуты. Руки в тонких замшевых перчатках заледенели. — Ну, Сеймей, в жизни тебе этого не прощу, — побурчал Акаме, сгребая пакеты. Все скопом. Бегать до двери и обратно по десять раз он не намерен. Толкнув калитку, Акаме вошел во двор. Ступил на камни дорожки. Перешагивая с одного на другой, он молча дивился про себя. Неужели Сеймей сам сметал с них снег? Хотя с Аояги станется. Нисей уже готов был представить себе, как этот доморощенный «венец творения» неспешно и аккуратно очищает метелкой дорожку, с благостной кротостью Будды во взгляде. Полезный физический труд на природе… Зашибись. Отдуваясь и позорно фыркая, будто морж, Акаме втащил сумки на крыльцо и практически швырнул их под дверь. Оперся об нее ладонью. Отдышавшись, выпрямился. Тщательно поправил костюмчик и, недолго думая, постучал. Точнее, пару раз грохнул по деревянной поверхности кулаком. «Открывай, Сеймей! Не заставляй меня торчать тут до посинения.» Спустя несколько секунд внутри наметилось движение, послышались шаги. Дверь приоткрылась. — Входи. Силуэт Сеймея мелькнул в полумраке и скрылся. Дверной проем остался зиять темной скупой щелью – звук шагов, удаляясь, постепенно стих. «Гостеприимство просто зашкаливает.» Буркнув нечто нелестное, Акаме толкнул дверь ботинком, ввалился в дом и втянул за собой пакеты. С трудом донес их по узкому коридору до гостиной. — Продукты – на кухню, в холодильник. Корреспонденцию и газеты – на стол. Обалдев от услышанного, Нисей в изумлении обернулся. Так он еще и разбирать все сам должен?! Да это ни в какие ворота не лезет! Как всегда невозмутимый и равнодушный ко всему Аояги стоял у стола, держа на весу раскрытую книгу. Видимо, приезд Нисея для него не был достаточным поводом отвлекаться от чтения. Холодный призрачный свет, падающий из окна, выбеливал черты лица Сеймея и делал глубоким тени. На Жертве Beloved был мягкий кремовый свитер с высоким воротом и удобные синие джинсы. Носки, обтягивающие ступни, оставались безукоризненно чистыми. Тонкие, артистичные пальцы легко перевернули страницу. Взгляд размеренно заскользил по строчкам. Сосредоточенное спокойствие на лице Сеймея взбесило Акаме еще больше. Совершенство, мать его!.. Избранник Небес, далекий от всего земного! Сердито сдув со лба длинную челку, Нисей шмякнул на стол пакет с бумагами, затем взялся за ручки продуктовых авосек и поволок их на кухню. Он так устал, пока ехал сюда. Так рассчитывал на хоть сколько-нибудь радушный прием и отдых. Сейчас же встреча с Аояги все меньше воспринималась им как нечто желанное. А ведь он так сильно хотел увидеть Сеймея. Но тому, похоже, плевать на Акаме. Ему вообще ни до кого нет дела, кроме собственной персоны. Когда Нисей вернулся в гостиную, его Жертва уже покончила с чтением и теперь просматривала заголовки привезенных Нисеем газет. Распечатанное письмо от Чияко-сан лежало рядом на столе. О чем писала Сеймею укрывающая его старая дама, Нисей не знал и интересоваться не собирался. Неприязнь к ней вызывало уже то, что для своего загородного дома она выбрала это богом забытое место. Хотя нет… Одно «божество» тут нынче присутствовало. — Твой обратный поезд через четыре часа, Нисей. — Аояги небрежно бросил газеты на стол. — Отсюда на станцию проложена телефонная линия. Скажи, что ты звонишь из дома Чияко-сан и за тобой пришлют какую-нибудь машину. — Что?! – от возмущения у Нисея аж дыхание перехватило, — Черт возьми, Сеймей! Я сюда восемь часов добирался! Ты что, даже не позволишь мне остаться?! Не такой он представлял себе эту встречу. Совсем не такой. Неподвижные до сего момента угольно-черные Ушки Сеймея чуть дрогнули в прохладном недоумении. — Мне кажется, тебе здесь нечего делать, Нисей. Повернув голову, он впервые взглянул на своего Бойца. Тот только стоял, застыв в дверном проеме, почти утратив дар речи от растерянности и негодования. Сеймей отвернулся. — У тебя есть три часа на отдых, — он слегка дернул подбородком, указывая на стоящее возле стола кресло, — можешь поспать, если хочешь. Свистяще выдохнув, Акаме прошествовал к указанному предмету меблировки, с размаху опустился на него и, положив руки на широкие кожаные подлокотники, демонстративно закинул ногу на ногу. — Никуда не поеду. И его не сдвинет с места даже бульдозер. Нисей, в конце концов, не собачка. Не курьер и не мальчик на побегушках! Он не позволит так с собой обращаться! Сеймей стоял совершенно неподвижно, словно и не заметив демарша Акаме. Затем, усмехнувшись, с сожалением качнул головой. — Занятно. Не ты ли говорил, что в подобной глуши можно сдохнуть со скуки? Сеймей поднял глаза. Усмешка исчезла – он пригвоздил Нисея к креслу тяжелым взглядом, и тот провалился в него, словно в темный колодец. Опасная антрацитовая глубина под бархатными ресницами завораживала, подавляла, ломала волю… Не в силах даже дернуться, Нисей чувствовал себя так, словно с него вот-вот заживо снимут кожу. Он беспомощно сжал зубы, пытаясь справиться с дрожью, хлынувшей по телу. «Я не сдамся. Не прокатит! Черт. Черт! ЧЕРТ!!!» — У тебя есть три часа, чтобы осознать свою ошибку и передумать. Иначе пеняй на себя, — негромкий вроде бы, ровный голос Сеймея тяжелым звоном отозвался в ушах – сколько в нем стали… — И когда я вернусь, то хотел бы услышать твои извинения. Аояги отвернулся, отпустив Нисея. Тот обмяк в кресле, вновь обретя способность дышать. Бесшумно хватая ртом воздух, он широко раскрытыми глазами следил за Сеймеем, пока тот шел к двери и вдевал ноги в массивные зимние ботинки. — Куда собрался? – не выдержав, хрипло осведомился Акаме, чтобы хоть немного восстановить утраченное достоинство. — Прогуляться. Мне надо подумать. Застегнув куртку, Сеймей, не оборачиваясь, вышел за дверь. Она с глухим стуком ударилась о щеколду. Спустя несколько секунд коротко скрипнула в отдалении калитка. Акаме остался один. Тишина опустилась на дом, и было слышно лишь легкое потрескивание черневших за окнами веток и ленивый шорох опадающего с них снега. Нисей прикрыл глаза. Все это никуда не годится. Совершенно никуда… За то время, что они провели вместе, ему так и не удалось добиться уважительного отношения. Сеймей ведет себя словно надменная супер-звезда, словно небожитель, не желающий снисходить до простых смертных. Он отказывается принимать Нисея всерьез. А вместе с тем Акаме тянет к нему. Не может не тянуть, ведь они Пара. Чего он только ни делал, чтобы обратить на себя внимание Сеймея, а все без толку. Аояги ничто не берет. Такое чувство, что он вообще лишен любых человеческих слабостей. Потребности в тепле, в общении, заботе. Все, что ему необходимо, он требует сам. И ясно дает понять каждый раз, что не нуждается в расположении Акаме. А между тем желание близости растет. Такой недоступный и такой притягательный – Нисей многое бы отдал за возможность коснуться этого божественного ублюдка, увидеть властный призыв в его глазах. «Ничего»… Тряхнув головой, Акаме выпрямился в кресле. «Когда-нибудь ты будешь смотреть на меня совсем по-другому. Придет день, и ты меня заметишь. Я добьюсь этого… Сеймей…» *** Снег уютно скрипел под ботинками. Свинцовое небо висело над головой так низко, что казалось, до него можно было дотронуться рукой, если взобраться на вершину любой из необхватных елей, растущих вокруг. Весь предыдущий день стояла превосходная погода. Светило солнце, подтопившее верхний слой снежного покрова. За ночь его сковало морозом. И следующий хмурый день оказался не в силах вновь согреть образовавшийся плотный наст. Сеймей ступал по нему, не проваливаясь, словно по земле шел. И мысль о том, что глубина снега в этих краях порой не меньше человеческого роста, доставляла ему тайное удовольствие. Собственное тело казалось невероятно легким. Он словно шел по облакам. Это величественное царственное безмолвие и спящая красота вокруг дарили удивительное спокойствие и ясность сознания. Гуляя по этому лесу, так приятно предаваться размышлениям. А подумать на этот раз было о чем. Вести из столицы становились все более тревожными. По сведениям Чияко-сан Семь Лун все больше утверждались во мнении, что Сеймей жив. Все, что им требовалось – это доказательства. Аояги уже сожалел, что пару месяцев назад решил проявить осторожность и отказался от визита в Школу, упустив тем самым инициативу. В тот момент вероятность удачного исхода предприятия была невелика. Слишком много переменных факторов, слишком многое зависело от удачного стечения обстоятельств. Сеймей решил подождать. Нападение откладывалось. Мысль о нем пережила зиму. Быть может, время пришло теперь? Блуждая среди застывших деревьев, Сеймей вновь и вновь прокручивал в голове детали плана. Необходимо было рассчитать каждый шаг, учесть каждую мелочь. Он знал наизусть все возможные ходы противника, но требовалось обдумать их еще раз, предусмотреть любые иные реакции, чтобы в самый ответственный момент не допустить ошибку. Это чистая логика. Пиршество для интеллекта, и время летит незаметно в плену четких цепочек рассуждений. В случае успеха мероприятия Сеймей получит контроль над нужными людьми, сможет диктовать Семи Лунам свои условия и наконец обретет возможность отомстить. Замедлив шаги, Сеймей остановился. Склонил голову, по губам скользнула легкая, чуть укоризненная улыбка. Нет. «Отомстить» — это неверное слово. Слишком мелочно и пошло. Он воздаст по заслугам всем, кому следует. Вот так это должно звучать. Тени деревьев становились все более густыми и длинными. Снег окрасился в глубокий синий. Очнувшись от размышлений, Сеймей бросил взгляд на часы. Он провел в лесу больше времени, чем собирался. Срок, назначенный им Нисею, почти вышел. Пора возвращаться. Повернувшись, Сеймей направился в обратную сторону по собственным следам, едва различимым в спускающихся сумерках. Мороз усиливался, щипал щеки. Вечерний холод норовил пробраться под куртку. Спрятав озябшие руки в карманах, Сеймей ускорил шаги, чтобы согреться. В доме Чияко-сан его ждали тепло и горячий чай. Если не медлить, то он скоро будет на месте. Цепочка следов едва заметно выделялась на ярком, словно светящемся в полумраке снегу, стелилась под ноги. Свернула в узкий проход в густом ельнике и вдруг раздвоилась. Сеймей остановился, понимая, что в обратную сторону чуть вправо ведет еще одна «тропа», такая же. Он уже проходил по этому маршруту. Когда успел? Внимательно рассмотрев собственные отпечатки, Сеймей выбрал тот путь, который показался ему более верным. Двинулся дальше. Следы начали забирать влево, совершили широкий полукруг и встретились с еще одной вереницей размытых лунок в форме подошв его ботинок. Образованная ими дорожка убегала в глухой подлесок. Пересекая ее, Сеймей нахмурился. Он не помнил, чтобы где-то сворачивал, однако следы встречались, расходились, переплетались и петляли между деревьями. И конца и края этому узорчатому серпантину не было видно. Спустя полчаса Аояги начало казаться, что лес водит его кругами. Каждый куст, каждое выглядывающее из-под снега поваленное дерево были похожи одно на другое. По пути он встречал десятки таких же – вех, способных подсказать верную дорогу, не осталось: все, что окружало его, он видел не раз. Но лишь когда отпечатки ног стали наслаиваться друг на друга, намекая, что по ним не единожды проходили, Аояги прекратил попытки, признав очевидное. Он понятия не имеет, куда идти. Сеймей остановился. В задумчивости прислонился плечом к растущему рядом дереву. Ночь спускалась очень быстро, как это обычно и происходит в лесу в это время года. Очертания высоких елей стали тяжелыми и расплывчатыми. Дневной контраст ушел, пространство вокруг казалось сотканным из темно-синих и лиловых лоскутков. Оно стало совершенно незнакомым. Прикрыв глаза, Сеймей устало откинулся на ствол дерева. Следовало трезво оценить свое положение. Теперь уже нет сомнений – он заблудился. Плутая, успел сменить направление движения не один раз, и теперь вряд ли сможет найти даже то место, где решил повернуть назад. Плотная завеса облаков не дает возможности определить, где садится солнце, чтобы хоть примерно прикинуть в какой стороне находится дом Чияко-сан. Сеймей знал, что неподалеку, возможно уже в нескольких километрах отсюда, находится небольшой поселок, где берет начало ветка местной железной дороги. Но шансы, что он сможет найти дорогу туда, слишком низки. Местность вокруг представляет собой череду пологих долин и холмов. Они все одинаковы. Подобный рельеф и густой высокий лес не позволяют пользоваться сотовой связью. О том, чтобы вызвать помощь из поселка, нечего даже думать. Его не найдут. Можно, конечно, перестать блуждать по собственным следам и пойти в любую сторону, положившись на удачу, однако это самый нелепый путь из всех возможных. Вероятность, что таким образом ему удастся выбраться, одна из двадцати. Но и продержаться долго на таком холоде он также не сможет. Стылый воздух липнет к коже, сковывает движения. Каждый вдох словно замораживает легкие изнутри. Есть, правда, еще одна возможность. Самая незавидная из всех. Сеймей прикрыл глаза, заставляя себя расслабиться. «Нисей…» *** Вздрогнув, Акаме проснулся. Погруженная во мрак гостиная поплыла перед глазами, но затем зрение восстановило четкость. Он что-то почувствовал. Услышал… Почудилось или нет? Акаме быстро поднялся с места. Как долго он спал? И какого черта вокруг так темно? За Аояги вроде не водится привычки сидеть в доме при полностью выключенном свете. — Сеймей… — негромко позвал Акаме, вглядываясь в очертания предметов. Не дождавшись ответа, двинулся вдоль стены, на ощупь нашел выключатель. Вспыхнувшее под потолком электричество показалось таким ярким, что Нисей зажмурился. Щурясь, бросил взгляд на настенные часы – темные глаза изумленно распахнулись. Срок, определенный Сеймеем, давно вышел. А между тем Нисей все еще здесь. Вряд ли в его Жертве вдруг взыграло человеколюбие, он совершенно точно разбудил бы Акаме, едва вернувшись. Это значит, что Сеймей не… Резкий спазм сдавил грудь. Нисей охнул и, покачнувшись, съехал по стене на пол. Отрывисто втянув в себя воздух, поднес к лицу пульсирующую кисть и перевернув ее тыльной стороной, увидел четкие пылающие алым буквы. Beloved. «Он зовет меня! Это Зов Сеймея». Акаме словно пружиной подбросило с пола. Остановившись посреди комнаты, он в замешательстве огляделся. Похоже, Сеймей заблудился где-то и теперь зовет Акаме на помощь. Это означает, что он должен топать куда-то в ночь, когда снаружи такой собачий холод! Сеймей ждет, что Акаме будет скакать по сугробам? Да он издевается! Стиснув зубы, Нисей еще раз глянул на ожившую, пульсирующую надпись на руке. Брови досадливо сошлись к переносице. Сеймей… «Проклятье!» Не раздумывая больше, Акаме сорвался с места. Совершенно непонятно, что брать с собой. Он же, черт подери, не скаут. Хотя в подобный мороз в первую очередь стоит запастись тем, чем можно согреться. Полминуты ушло на то, чтобы разыскать в застекленном баре запечатанную бутылку коньяка. Нисей запихнул ее в сумку, отправил следом найденный на спинке кресла аккуратно сложенный плед. Затем Нисей вихрем вылетел из дома. Проваливаясь в снег, теряя равновесие, добежал до спрятавшейся в глубине двора пристройки и ворвался внутрь. Инструменты и кухонная утварь посыпались с полок. С пятой попытки ему удалось отыскать среди хозяйственного хлама тяжелый автомобильный фонарь. Издав победный клич, Акаме выскочил наружу, хлопнув дверью. Мощный луч света вспахал темный двор и уперся в калитку. Нисей согнулся в очередном приступе боли, сдавившей грудь. Рвано выдохнул. «Сеймей… Какого черта тебя понесло куда-то?! Почему я должен теперь тащиться следом и спасать тебя?!» Он сделал шаг. Другой… А затем побежал. Оставив за спиной дом и дорогу, вломился в лес. Ноги с хрустом вминались в снег. Фонарь дергался в руке, яркое световое пятно плясало впереди, ослепляло. Кроме него Акаме ничего вокруг не видел. Деревья слились в единое рельефное пятно, мрачной армадой обступили со всех сторон. И только выпускали навстречу своих лазутчиков. Темные стволы выныривали из мглы, ветви, появляясь из ниоткуда, хлестали по лицу и обсыпали жгучим снегом. Нисей ругался, проклинал все на свете, злился, но бежал. Несся вперед, проламывая ботинками тонкую корку, проваливаясь под нее, утопая в обжигающе холодной рыхлой массе и вновь выбираясь на поверхность. Направление угадывалось интуитивно. Нисей ни за что бы его не перепутал. Он мог бежать с закрытыми глазами. Боль усиливалась. Зов гнал его вперед. Ощущение было таким, словно Акаме тащили куда-то на аркане. И вряд ли он смог бы воспротивиться, даже если б захотел. Очередной огненный всплеск в груди заставил его потерять равновесие и рухнуть в снег. Фонарь утонул в нем, мерцая под белым покровом словно прожектор батискафа на дне глубоководной впадины. Тьма вокруг сделалась абсолютной, обступила со всех сторон, накрыла с головой. Тьма и тишина, прерываемая лишь частым, отрывистым дыханием Акаме. Он приподнялся на локтях, стер перчаткой снежную крошку с лица. Грудь ныла, прочная нить, тянущаяся куда-то вглубь существа Нисея, звенела, требовала подняться и идти дальше. — Сеймей… Ты там что, подыхаешь, что ли? – прохрипел Акаме, дернувшись от очередного всплеска боли, — ну погоди… Дай я только доберусь до тебя, поговорим по душам. Он с трудом встал на ноги. Раскопал фонарь, взвалил на плечо сумку и побрел вперед. Ноги дрожали, бежать уже не было сил. Единственный плюс – ему не было холодно, даже несмотря на легкую одежду. При такой гонке замерзнуть просто невозможно. И все равно Акаме чувствовал себя прескверно. Он совершенно вымотался. Прическа растрепалась. Снег привел одежду в негодность. Забился в рукава, карманы, за отвороты брюк и вообще куда только можно. Сумка мешала. Фонарь оттянул все руки, хотелось его бросить, но тогда Нисей остался бы без единственного источника света. Зов все усиливался, возвещая о том, что Аояги где-то совсем близко. Волочась по снегу, Нисей мечтал только об одном: добраться до него, наконец, и в непечатной форме высказать все, что он о Сеймее думает. Уж сейчас-то Нисей не станет стесняться в выражениях. Жертва Beloved нашлась неожиданно. В какой-то момент луч света выхватил из темноты высокую фигуру в зимней куртке, застывшую под одной из разлапистых елей. Обхватив себя руками, Сеймей стоял, прислонившись спиной к покрытому шершавой корой стволу, и из-за своей неподвижности был похож скованную холодом статую. Он словно стал частью этого безмолвного ледяного царства. Волосы и ресницы поседели от инея, в свете фонаря кожа казалась иссиня-белой, так что Нисея на мгновение охватил ужас от мысли, что Аояги мог успеть замерзнуть насмерть. Но тот поднял голову и прикрыл ладонью глаза от бьющего в лицо света. Нисей шумно выдохнул. Весь гнев, все слова, которые он хотел сказать Сеймею, испарились из головы. Рванувшись вперед, Акаме на ходу расстегнул сумку. Достав плед, швырнул ее на снег. Следом отправился фонарь. Нисей торопливо встряхнул сложенное одеяло и оно, раскрывшись, точно парус, легло на плечи Сеймея. Тот принял подношение как нечто само собой разумеющееся. Чуть подался вперед, позволив плотной шерстяной ткани скользнуть за спину. Тяжело откинулся обратно. — Почему ты так долго? — Что? – не поверил ушам Акаме. — Ты добирался сюда слишком долго. Ты заставил себя ждать, Нисей. Тот молча вытаращился на свою Жертву, шалея от услышанного. Затем, прикрыв глаза, привалился плечом к тому же дереву. На гнев или возмущение уже не было душевных сил. «Во дает», — с каким-то мрачным полуистеричным весельем подумал Боец, созерцая бесстрастный профиль Аояги. «Фантастически неблагодарная скотина. Убью когда-нибудь». Сеймей выпрямился, оторвавшись от ствола дерева, и чуть покачнулся. Рот упрямо сжался, словно Аояги пытался силой воли заставить почти онемевшее на морозе тело слушаться. Нисей вовремя подавил самоубийственный порыв броситься вперед и поддержать свою Жертву. Вместо этого снова полез в сумку. — Возьми. До дома добраться хватит. Сеймей брезгливо оглядел протянутую ему бутылку. — Что это? Алкоголь? Он ни к чему. Нисей нахмурился. — Что значит «ни к чему»? Тебе нужно согреться! Прости уж, на термос с чаем времени не было. Брови Аояги упрямо сдвинулись. — Я не стану пить. Нисей с тихим стоном возвел очи горе, умоляя небеса дать ему терпения. — Послушай. Я же вижу, как ты замерз. Небось, ног уже не чувствуешь. Если не сможешь идти, то мне не хватит сил нести тебя. Я просто не смогу – ты слишком тяжелый. Лицо Сеймея застыло, еще больше сделавшись похожим на маску, и только желваки прокатились по щекам. Видимо, мысль, что Нисею, возможно, придется тащить его на себе, понравилась Аояги еще меньше, чем предложение греться коньяком. Однако отрицать правоту темноволосого Бойца о том, что Сеймей почти закоченел от холода, было нелепо. И к тому же неразумно. С отвращением выдохнув, он вырвал бутылку из рук Акаме, резко свинтил крышку и сделал быстрый глоток. Не удержавшись, поморщился. Крепкий напиток опалил горло. — Дрянь, — просипел Сеймей, прижимая ладонь ко рту, и Нисей благоразумно решил не принимать это определение на свой счет. Вскинув голову, Жертва Beloved критически оглядела проделанную Акаме борозду в снегу. — Надеюсь, ты запомнил дорогу, которой пришел сюда. Иначе все мои усилия окажутся напрасными. С этими словами он двинулся вперед, оставив Нисея оторопело пялиться ему в спину. «Его усилия!... Нет, вы только подумайте!» Вяло хмыкнув, Акаме лишь медленно покачал головой и последовал за ним. «Нет, я с него просто тащусь. Застрелиться можно...» Угрюмо закинув сумку на плечо, Нисей выставил вперед руку с фонарем, подсвечивая Сеймею путь. Яркий сноп света лег тому под ноги, длинная черная тень, чуть покачиваясь в такт шагам, стелилась впереди. Акаме брел за своей Жертвой, механически опуская ноги в свои же продавленные в снегу следы, и боролся с желанием догнать Сеймея и отобрать у него бутылку. За то время, пока они топтались на месте, мороз сделал свое дело, и Нисей начал быстро замерзать. Он зябко поежился. Зубы зашлись противным дробным стуком. «Еще неизвестно, кому в итоге придется хуже» Нахохлившись, словно озябший воробей, он поднял повыше ворот пальто. Мрачно глянул вслед Сеймею, закутанному в шерстяной плед. «И даже не подумал, что мне тоже может быть холодно. Эгоист». *** Они еще долго брели сквозь застывший, погруженный во тьму лес. Время остановилось, растворилось в шорохе шагов и скрипе осыпающегося под ногами снега. Нисей брел за своей Жертвой, постепенно утрачивая связь с действительностью. Он уже не понимал, кто кого ведет, куда они идут и зачем. Разум засыпал, плыл… Акаме бездумно передвигал ногами, постепенно впадая в состояние полного безразличия, и только ярко освещенный силуэт впереди и необходимость держать фонарь удерживали его от того, чтобы упасть лицом в снег. Тело заледенело, перестало чувствовать боль – все ощущения стерлись. И казалось, что кровь бежит медленней, остывая в жилах. Он не мог сказать, сколько это продолжалось. Казалось, они идут по этому лесу с начала времен. Казалось, весь мир состоит из бесконечных сугробов, светлой дорожки под ногами и его хриплого сорванного дыхания. Но в какой-то момент ели внезапно расступились и они вышли на знакомый тракт. Невдалеке сквозь изгородь деревьев маняще сияли огнями окна знакомого дома. Нисей не верил своим глазам, не верил, что они действительно пришли. И лишь когда дверь захлопнулась за ним, и Сеймей скинул с плеч плед и куртку и принялся неторопливо снимать обувь, осознал, что все закончилось. Он съехал по стене на пол, с трудом приходя в себя. Сеймей бросил на него быстрый взгляд, губы чуть скривились, затем Аояги отвернулся и медленно, слегка пошатываясь, пошел внутрь дома, скользя ладонью по стене. Спустя пару секунд скрылся в ванной. Вещи в беспорядке остались валяться там, где их бросили. Рядом стояла открытая бутылка. Потянувшись к ней, Нисей подтащил ее к себе и флегматично присвистнул – Сеймей ухитрился уговорить больше половины. Если учесть, что он вообще не пьет, и как на ногах-то держится? Отбросив эту мысль, Нисей жадно припал к горлышку. Коньяк с мороза оказался жутко холодным и обжигающим одновременно. Нисей закашлялся, но тут же сделал еще несколько глотков, чувствуя, как блаженное тепло вливается в кровь. «Боги, вы есть!» Подпирая затылком стенку, он лениво развалился на полу у двери, совершенно не заботясь о том, как выглядит со стороны. Особенно хлеща коньяк из горла. Мир обретал краски, от облегчения душе хотелось воспарить к небесам. «Харашо-та как.» Довольно ухмыльнувшись, он все-таки заставил себя сесть, а затем и встать, чтобы снять совершенно мокрые от тающего снега пальто и ботинки. Брюки отсырели до бедра. Носки можно было выжимать. А дорогущие замшевые перчатки, похоже, спасению не подлежали. Впрочем, все ерунда. Он жив, и это прекрасно. Лучезарно улыбаясь, Нисей прошлепал в комнату, оставляя на полу влажные отпечатки, и рухнул в кресло в обнимку с бутылкой. Идти в кухню за коньячными бокалами – катастрофически лень, а значит, будем продолжать бесчинствовать, решил он. Расслабленно утонул в объятиях мягкой мебели. Прикрыл глаза, вслушиваясь в шум воды за соседней дверью. Скоро Сеймей выйдет оттуда, и тогда Акаме получит возможность принять горячую ванну. Вот в чем истинное удовольствие. Райское, неземное блаженство. Он сделал еще один глоток, ступни ног и кисти начинало приятно покалывать. Ощущения постепенно возвращались. Следовало, конечно, встать и позаботиться об одежде, чтобы было в чем завтра возвращаться в Токио. Но делать что-либо опять же было лень. Так что Акаме просто нежился в кресле, приканчивал коньяк и ждал возвращения Сеймея. Вот только тот не шел. Спустя двадцать минут Акаме ощутил смутное беспокойство. Сколько он там выпил? С мороза, в тепле, без привычки к спиртному Аояги могло развезти так, что тот вполне мог уснуть в ванне. Не утонул же он в ней, в самом деле? Отставив опустевшую бутылку, Нисей поднялся и принялся расхаживать из стороны в сторону вдоль двери. К тому моменту, как он готов был постучать, а то и вовсе ввалиться без предупреждения, она открылась. Сеймей замер на пороге, Акаме опустил занесенный для стука кулак. На Сеймее был длинный махровый халат. Глаза Жертвы Beloved были полузакрыты. Лицо оставалось невозмутимым, почти отрешенным. Качнувшись вперед, он шагнул в комнату. Рука взлетела в поисках опоры, нащупала стену. Глядя на Аояги во все глаза, Нисей посторонился, пропуская его. Тот сделал несколько неуверенных шагов, затем походка выровнялась. Так и не сказав ни слова, Сеймей вошел в дверь, которую Нисей счел входом в спальню, и спустя пару секунд оттуда донесся глухой шелестящий звук падающего тела. Выйдя из ступора, Нисей припустил следом. Заглянул в комнату. Аояги лежал, распластавшись на кровати чуть ли не по диагонали, утонув лицом в подушке. Одна нога свисала. Видимо, полностью взобраться на постель Сеймей не успел. Отключился. Акаме прижал ладонь ко рту, а затем, не выдержав, с удовольствием расхохотался. «С ума сойти! Не думал, что доживу до дня, когда смогу лицезреть подобную картину». Тихо всхлипнув от смеха, Нисей прислонился лбом к дверному косяку. Он, наверное, и сам слишком много выпил, если вид своей вырубившейся от переизбытка алкоголя в организме Жертвы его так развеселил. Просто это настолько… по-человечески. Еще сутки назад Нисей и представить себе не мог Сеймея в подобной ситуации, и вот поди ж ты... От набившего оскомину одухотворенного ореола не осталось и следа. Улыбаясь шире некуда, Нисей прикрыл дверь в спальню и отправился претворять в жизнь собственный план. Почистил одежду, развесил сушиться. Затем наполнил водой ванну и с наслаждением погрузился в нее. Блаженствовал целый час, сожалея о столь скудном наборе банных косметических средств. Ни тебе пенки, ни солей, ни масел. Если б знал, захватил бы с собой. Впрочем, удовольствие это не испортило. Покончив с приятными процедурами, Нисей в одном белье прошествовал по дому, отыскал в шкафу Чияко–сан длинное шелковое юката алого цвета, с вышитыми на спине черными журавлями. Расчесав свои роскошные волосы, с удовольствием повертелся перед зеркалом. Ему очень идет этот оттенок в одежде. Возможно, следующая приобретенная им вещь будет именно красной. Красота, да и только. Жаль, Сеймей не видит. С этой мыслью Нисей прокрался в спальню, недоумевая про себя, зачем он именно крадется. Сеймей сейчас спит так крепко, что Акаме мог бы петь во весь голос или бить посуду – Аояги даже это не разбудило бы, и тем не менее… Беззвучно скользя босыми ногами по полу, Нисей пересек комнату. Опустился на край кровати. С удовольствием прошелся взглядом вдоль тела своей Жертвы. Пока он занимался собой, Аояги успел перевернуться на спину, и теперь лежал на постели, запрокинув голову и чуть склонив ее к плечу. Изящная кисть с сухими пальцами лежала на груди, другая была небрежно откинута в сторону. Полы длинного махрового халата разошлись, открывая вид на обнаженные ноги. Сеймей был высок и худощав. Но в его худобе не было ничего угловатого или нескладного. Узкие продолговатые линии мышц ладно текли под кожей, переходя одна в другую. Эти ноги могли бы служить моделью для резца скульптора, настолько гармоничными их создала природа. И настолько невинно и трогательно смотрелись на них мягкие темные волоски. Тающе мурлыкнув, Акаме медленно провел кончиками пальцев от колена к стопе. Затем, потянувшись, улегся рядом со своей Жертвой, подперев рукой голову. Игриво накрутил на палец короткую прядь у виска. Близость желанного тела будоражила кровь. Недозволенная близость. Но сейчас Сеймей не мог запретить касаться себя. Он был просто не в состоянии. «Это мне награда все мои мучения». Акаме коварно ухмыльнулся, склоняясь ближе к лицу Сеймея. «Хочешь узнать, что это такое, — вырубиться в разгар вечеринки посреди шумной компании, а на утро проснуться без Ушек и так и не узнать, кто тебя трахнул? Или даже сколько их было… Могу устроить. Хотя ты бы знал наверняка. Ведь мы здесь совсем одни». Он прикусил губу. В глазах вспыхнул азартный огонек. «Совсем одни. И ты не можешь меня оттолкнуть». Прерывисто выдохнув, Нисей стремительно поднялся, заставив затрепетать от резкого движения складки легкого юката. Устроился сверху, сжав коленями бедра Сеймея – алый шелк хлынул поверх мягких белых волокон халата, словно кровь заструилась по снегу. Ощущая сквозь ткань выпуклый рельеф тела Сеймея, Акаме томно опустил ресницы. Возбуждение сладкой волной накрыло низ живота. «Я словно родился тут. Мой любимый цвет и размер… Мы ведь созданы друг для друга, ты помнишь, Сеймей?» Акаме подался вперед, переступая ладонями по одеялу. Прогнулся, вытянулся, нависая над своей Жертвой. Склонив голову, заглянул в лицо. Обвел взглядом четкую линию подбородка, надменно изогнутые даже во сне губы, острые стрелы плотно сомкнутых ресниц. «Как ты красив... Хоть и спесив без меры. Но это холодное высокомерие делает тебя еще более притягательным в моих глазах». Склонившись ниже, он провел носом вдоль изгиба ушной раковины, тронул языком мочку. Пальцы зарылись в волосы, спустились на шею, нежно лаская кожу. Прикосновения – непозволительная роскошь, но такая желанная. Нет, он не будет торопиться – вся ночь впереди. Скользнув щекой по щеке, Акаме нашел губы Сеймея. Обхватил их своими, порывисто сжал, обнимая. Сколько раз он представлял себе этот момент, сколько раз проживал его в своих мечтах. Их первый поцелуй, о котором Сеймей даже не узнает. Однако Акаме мог насладиться им сейчас. Что он и делал – блаженствовал, лаская губы своей Жертвы, игриво водил по ним кончиком языка. Вот только Сеймей был совершенно безучастен к этим ласкам. Он оставался расслабленно-неподвижным. Жесткие и равнодушные – его губы не могли раскрыться навстречу – подчинить себе, впиться требовательно и жадно, как того желал Нисей. Тот замедлил поцелуй. Прервал его. Прижавшись лбом ко лбу своей Жертвы, прямо взглянул в плотно закрытые глаза. Дыхание Аояги источало едва уловимый запах алкоголя, напоминая о том, что Сеймей абсолютно ничего не чувствует сейчас. Совершенно ничего. Вздохнув, Нисей грациозно выпрямился, подавляя разочарование. С ироничной усмешкой взглянул на распростертое под ним тело. «Не хочу так. Вот так не хочу». Он вскинул голову, прикрыв веки. Каскад черных как смоль, блестящих волос хлынул за спину, сплетаясь с перьями вышитых на спине юката траурных птиц. Ему нужно чувствовать возбуждение Сеймея. Ощущать его жар, видеть яростную, темную страсть на дне глаз. Слышать этот голос, низко вибрирующий от желания, подчиняющий, не терпящий возражений… Да-а… У Акаме мурашки начинали бегать по коже от одних только мыслей о властных прикосновениях этих рук. Он так много мог бы дать Сеймею, если бы тот согласился принять. Но когда-нибудь это случится. Сеймей не сможет долго противиться зову Связи. Когда-нибудь Акаме добьется своего. Хищно улыбнувшись, Нисей потянул за пояс халата, распуская узел. Откинул концы в стороны. Раздвинул полы… «Хочу посмотреть на свой приз». Тяжелая пушистая ткань разъехались в стороны, спадая с боков. Нисей жадно пробежался взглядом по будущему трофею. Кожа Сеймея была матовой, молочно-белой. Худоба делала очертания тела отчетливыми, словно написанными мастихином: крутые контуры ключиц, неправильные треугольники грудных мышц, почти невидимых, плавных… Явственно очерченная линия ребер перетекала в гладкий, нежный живот. Спускающаяся от пупка дорожка жестких волосков привела Нисея в тихий восторг. Он погладил ее ладонью, пробуя на ощупь, затем скользнул рукой вверх, обвел пальцами выступы сосков, наверняка очень чувствительных. Нагота делала Сеймея совершенно иным – доступным для понимания, реальным и откровенно беззащитным. Человеком на все сто процентов… «Нагота всегда уязвима, верно, Сеймей? Не потому ли ты ее так презираешь?» Акаме усмехнулся, в последний раз оглядел распростертое перед ним «сокровище», а затем вернул полы халата на место. Аккуратно завязал кушак. Вздохнув с легким сожалением, соскользнул с бесчувственного тела своей Жертвы. Уселся рядом на постели, небрежно закинув ногу на ногу. — В другой раз, мой сладкий. Сегодня ты явно не в форме. Ухмыльнувшись, он потрепал Сеймея по руке и поднялся. Окинул взглядом спальню. Аояги не сказал, где Нисею следует ложиться, а стало быть, он будет ночевать в этой же комнате. Здесь и диванчик удобный имеется, компактному Акаме как раз хватит на нем места. Раздобыв в шкафу одеяло и подушку, Нисей погасил свет и уютно устроился на облюбованном месте. Засыпая, он видел перед глазами точеные контуры обнаженного тела Сеймея. Он хотел запомнить его таким. *** Утро выдалось похмельным. Для Сеймея. Акаме мог с уверенностью сказать, когда именно тот проснулся, но двигаться или тем более вставать с кровати Аояги явно не спешил. «Голова раскалывается, да? Какая прелесть». Нисей валялся на диване, прикрыв глаза, и откровенно наслаждался почти никак не проявлявшими себя мучениями своей Жертвы. «Не знал, что так бывает, дружок? Welcome to real life». Наконец Сеймей оторвал голову от подушки и сел. Догадаться о его состоянии можно было лишь по тому, что движения Аояги были осторожнее и скованнее, чем обычно. Хмуро окинув глазами комнату, Сеймей наткнулся взглядом на «спящего» Акаме — тот поспешно зажмурился. Если Аояги и испытал хоть какие-то эмоции, обнаружив своего Бойца на соседнем спальном месте, то ничем этого не выдал. Отвернулся и аккуратно спустил ноги с кровати. Наблюдая за ним из-под полуопущенных ресниц, Нисей расплылся в ехидной улыбке. «Давай же. Проверь, на месте ли твои Ушки. Пошевели ими, проведи рукой по волосам. Ну, сделай мне приятное, Сеймей.» Тот лишь медленно поднялся с постели. Распрямил плечи и неторопливо покинул спальню. «Вот самонадеянная зараза», — развеселился Нисей. Беззвучно смеясь, закинул руки за голову. «Ему даже в голову не придет, что я ночью мог сотворить что-то, пока он был в отключке. Настолько уверен в своей власти, в своем контроле… Знал бы ты, Сеймей…» Отсмеявшись, Акаме мечтательно улыбнулся. Жизнь определенно налаживалась. И что-то в ней явно изменилось, неуловимо, но существенно, и подаренные переменами ощущения были очень приятны. Просто до невероятия. Обратно в комнату Сеймей вернулся уже одетым и с чашкой кофе в руках. Он явно успел привести себя в порядок. И обезболивающие, небось, принял, пока никто не видит. — Нисей. Просыпайся. Сухой безразличный голос Жертвы Beloved нисколько не смутил Акаме. Наоборот, заставил широко улыбнуться и распахнуть глаза. — Да-а. Доброе утро, — сев на диване, Нисей с удовольствием потянулся, словно большой кот. По-прежнему не глядя на Акаме, Сеймей буднично продолжил. — Твой поезд отходит в полдень. Так что поторопись. У тебя не так много времени. — Конечно, как будет угодно, — небрежно забросив руки на спинку дивана, Нисей томно подался вперед и расслабленно облокотился на нее. Ворот алого юката словно невзначай соскользнул с плеча. — Ты ведь у нас главный, — вкрадчиво проворковал он. Аояги бросил на него внимательный, цепкий взгляд. Сонный, изнеженный Нисей являл собой дивное зрелище. Черные прядки волос струились по телу в тщательно продуманном, художественном беспорядке. Алый шелк подчеркивал хрупкое изящество открытого плеча. В целом вид Акаме был настолько откровенно чувственным и эротичным, и одновременно уютным, что это навевало на мысли о теплой, мягкой постели, в которую не плохо было бы вернуться. Причем желательно не в одиночестве. Дерзко закусив губу, Нисей поднял взгляд на свою Жертву. На дне глаз плескались ирония и вызов. Нисей знал, как производить впечатление. Как, когда и какое. Обозревая все это, Аояги насмешливо выгнул бровь, во взгляде мелькнула искра интереса, уголки губ слегка дернулись. Сеймей отвернулся, скрывая улыбку. — Собирайся, Нисей. Не хочу, чтобы ты и на этот поезд опоздал. — Как скажешь, — улыбаясь шире некуда, Акаме проводил Сеймея сияющими глазами. Тот спокойно вышел из комнаты, прикрыв за собой дверь. «Тебя зацепило, так? Погоди, это еще цветочки. Скоро я возьмусь за тебя всерьез». Откинувшись назад, Нисей победно вскинул руки, плюхнулся обратно на диван и мечтательно вздохнул. «Почему мне так хорошо? Откуда такая легкость? Меня словно стало больше... Что за кайф это чувство — в самом себе я не скован ничем, и, спорю на что угодно, ты тоже это почувствовал. Кажется, я невольно узнал один секрет, Сеймей. Ты и впрямь просто человек. Не то, чтобы я прежде думал иначе, но ты всем своим видом, каждым поступком отрицал это. Невозможное, недостижимое совершенство – вот кем ты хотел быть для всех остальных людей. Но теперь я знаю, что ты можешь заблудиться в лесу. Можешь, как и все прочие, замерзнуть до смерти. Ты способен напиться до потери сознания и наутро мучаться головной болью. И твое тело такое же мягкое, теплое и уязвимое, как и у любого другого. Ты не божество, а человек. Необычный, но все таки… » Нисей удовлетворенно вздохнул, видя перед глазами неуловимую улыбку Сеймея. Мысль о ней продолжала согревать его на протяжении всего обратного пути до железнодорожной станции. Стоя на платформе, он довольно жмурился, вспоминая удивленно-насмешливый огонек на дне глаз Аояги и иронично приподнятую бровь. Шелкнув зажигалкой, Нисей закурил. Оперся локтями о перила. Вскинув голову, прищурился, глядя на небо. Где-то вдалеке мерно стучали колеса. Покинув депо, его поезд приближался к станции. Еще минута и он увезет Акаме обратно в Токио. «Я даже не понимал, что все это время играл в ту же игру — хотел, чтобы Сеймей ценил меня, а сам при этом смотрел на него с низу вверх. Богам принято молиться. И не в их привычках снисходить до простых смертных. Меня ослеплял его чертов нимб. Выходит, я сам себя дурачил». Грохот поезда становился все отчетливей. Акаме небрежно бросил недокуренную сигарету под ноги. Затушил носком ботинка. Нисею нравилось обретенное им понимание. Оно дарило легкость и ощущение свободы. «Но он такой же, как я. И мне достаточно этого, чтобы не принимать всерьез его заскоки. Я не смог бы приблизиться с совершенству. Но близость к человеку не такая уж недостижимая вещь. Так что мы еще посмотрим, кто кого. Сеймей…»