***
Махариэль лучше любого Ворона. Лучше любого тренировавшегося с ребячества убийцы. Страж чересчур высокий для эльфа, на полторы головы выше Зеврана, поджарый, с широкими плечами. Он ступает тихо, как кошка. Легко и непринужденно карабкается по скалам и деревьям. Он слышит чужие шаги, прежде чем успевают увидеть его. Он умеет прятаться в листве. Его стрела убивает оленя в глаз со ста ярдов. По его жилам течет магия, он колдует взмахом руки и певучим слогом. Одним словом, Зеврану не стыдно было проиграть ему. Но убийца до сих пор ломает голову над теми причинами, которые могли послужить спасением. На плечо опускается чужая ладонь, и Зевран, вздрогнув, выныривает из своих размышлений. Махариэль подкрадывается как всегда бесшумно, протягивает Ворону тонкое лезвие. Зевран послушно принимает нож, зная наперед, что от него требуется, устраивается позади своего командира, усевшегося на валун, поросший мхом. На висках Махариэля уже отрос рыжий пушок, Зевран мягко ведет лезвием, сбривая короткий волос. Ему не совсем понятна такая педантичность: на затылке Махариэль собирает хвост до поясницы. В голове проносится мысль об убийстве и рука с лезвием замирает на мгновение. Но этого мгновения достаточно, чтобы Страж обернулся. Страж хищно улыбается тонкими губами и сверлит изумрудными глазами, будто знает, какие мысли мечутся в чужой голове. Золото на дне глаз колышется, переливается, будто живое. Зевран с трудом отводит взгляд. — У тебя красивая татуировка, — наконец произносит он. Ворон проводит по щеке Стража кончиками пальцев, оглаживая тонкий узор, переполненный изящными витками. — Валасслин. — Ага, — просто соглашается Зевран. Страж цыкает, качая головой. — Не верю, что в тебе нет этого. — Этого? — Ворон, улыбаясь, вопросительно приподнимает бровь. Маг встает, трясет головой, словно пес, обливается водой из ручья, отфыркиваясь от ледяных струй. — Чувства языка, lethallin. — Кто? — Соклановец, если хочешь. Страж кивает, приглашая за собой. Они идут бок о бок, возвращаясь к лагерю. Зевран пытается идти так же тихо, но шаги все равно ужасно гремят. — Какая честь, с чего бы это? Махариэль пожимает плечами. Глаза мага прикрыты, он что-то мурлычет себе под нос, прежде чем ответить. — Теперь вы все — мой клан. Раз уж из старого меня выперли. Зевран спит тревожно. Его сны горят рыжим пламенем, заволакивают серным дымом, топят расплавленным золотом. Со всех сторон несется чей-то плач, тускло звенит в изумрудной листве, перевоплощаясь в протяжный одинокий волчий вой. Насмешливый напев обрывает вой и крики. Он не видит певца, не слышит, откуда несется песнь, но почти кожей ощущает дыхание дракона и ряд острых кольев-клыков. Он тебе лира или клинок?***
Махариэль послушно урчит на орлейском, растягивая слова, распивая их словно мед. — Потрясающе, твой акцент не так ужасен, как я думала! Страж смущенно пожимает плечами, перекатывая, словно чужие, буковки на языке. Он забавно морщит нос, пытаясь произнести особо витиеватое словечко, и задорно смеется над неудачной попыткой. Зевран завороженно наблюдает за лучиками-морщинками, скопившимися в уголках глаз. — Наш Страж решил удариться в орлейский? — Зевран садится у костра, бок о бок с Лелианой, заглядывая в изумрудные веселые глаза. Махариэль улыбается тонкими бескровными губами. — На самом деле я упомянул, что я почти влюблен в антиванский, хотя никогда не слышал его толком. Птичка сочла это несправедливым, и нас знатно понесло, — он вновь обернулся к девушке, важно кивнув ей. — Однако должен признать: орлейский говор чудесен. Лелиана довольно зарделась. Интересно, замечает ли Страж, как девушка смотрит на него? Зевран улыбнулся кончиками губ самому себе. — Уж не я ли стал причиной внезапной любви к антиванскому? — Да. И нет. Страж кивает, подсаживается ближе, глядя на Ворона сверху вниз. — Я всегда мечтал пожить в местах с погодой более гостеприимной, чем Ферелден или Вольная Марка, а Антива всегда казалась мне этаким идеалом. А уж когда я услышал этот акцент. Махариэль довольно прикрывает глаза, почти театрально выдерживая паузу. Лелиана рядом слушает с упоением. — Готов слушать часами, — наконец признается он. — О-о-о, одно слово, мой Страж, и я весь твой. Я прекрасный рассказчик. Зевран наклоняется ближе, обжигает дыханием шею, заглядывает в глаза, растягивая губы в сладкой улыбке. Махариэль улыбается в ответ. Так, как умеет только он. Хищно, опасно. Склоняется к чужому уху, никого не стесняясь, сужает расстояние до жалких миллиметров. — Ловлю на слове.***
Махариэль жжет сухие травы. Над его палаткой, стоящей чуть вдалеке от остальных вьется сизый дым. Он лечит раненых у своего собственного костерка, не запуская никого, кроме мабари, в свою палатку. Когда Зевран ступает в этот серый туман, все его тело будто размякает, превращается в груду костей и мяса. Он блаженно откидывается спиной на бревно, подставляя лицо диким язычкам пламени. В этом тумане Махариэль движется резко, словно зверь. Его движение остры, точны. Костяная игла в длинных пальцах танцует слишком быстро, чтобы уследить. При свете костра Зевран видит, как по вискам, слегка тронутым рыжиной, скатываются капельки пота, оставляя влажные дорожки вдоль шеи. «Туман на него не действует. Этот дым — его питомец» — думает Зевран. Алистер затихает под грудой шкур, зарывается в них с носом, прячась от холодной ночи. Еще секунду назад он бредил, а теперь спокойно посапывает. Зевран не сразу понимает, что Махариэль уже какое-то время стоит над ним. Эльф смотрит с улыбкой, с пресловутыми лучиками у глаз. «Почему?» — хочет спросить Зевран, но вместо этого просто чихает. — Ферелденские ночи чересчур холодны для твоего горячего нрава, lethallin. Он касается чужого лба рукой, сокрушенно качает головой, цокая. — Винн спит, — просто сообщает Ворон. — Пусть спит, — соглашается Страж. Он то исчезает, то появляется. Прикладывает чашу с зельем к губам, укрывает зеленым шерстяным плащом, подбрасывает в голодный огонь дров. Зевран с наслаждением наблюдает за пляской своего командира. Он поднимает плащ выше, утыкается носом в бобровый воротник, вдыхая мятный запах трав. — Я хотел убить тебя, — говорит Ворон, наконец поймав изумрудно-золотистый всполох. — Ты хотел убить другого эльфа, lethallin, — мягко возражает Махариэль. — А чего хочешь ты? Зевран щурится, боясь смежить веки. Без простуды он не за что не задаст этот вопрос даже самому себе, если он сейчас уснет, то никогда не узнает ответ. — Я хочу домик в лесу. Чтобы меня называли странным выдуманным именем вроде «Мужчина-долгих-лет» или «Ужасный Пес». Чтобы черная кровь не пела. Чтобы я гадал заблудшим королям на камнях и картах, попивая отвар травяного сбора. — Это бред, — успевает сказать Зевран прежде чем провалиться в липкий сон. — Открой глаза и уши, lethallin.***
Маг недовольно шипит, словно кот, которому наступили на хвост. Он трясет своей изящной кистью из стороны в сторону, и кожаные браслетики прыгают в такт: вверх-вниз, вверх-вниз. Они сидят в сыром сарае, пережидая грозу. Залечивают раны, и вяло жуют сухари с остатками сыра. — А ты не можешь отрастить себе новые? — Я плохой маг, Алистер. Чертовски плохой. — Интересно, что бы ты делал, будь хорошим магом. Воин кривится, вспоминая, очевидно, недавний бой, который кончился тем, что нерадивых разбойников переломали волшебные лозы, толщиной со стэново запястье. Махариэль мечтательно закатывает глаза и начинает загибать пальцы. — Я бы не ходил, а превращался в птицу и летал. Наколдовывал бы кучу жареного мяса на каждый ужин. Заставлял бы одежду стираться саму. Изучил бы целительские заклятия. Остановил мор взмахом руки… Тут он доходит до больных пальцев и вздрагивает, забывшись. — Ч-черт! Словно ребенок тяжело вздыхает, засовывая пальцы в рот, и кривится еще больше. Зевран отворачивается, сдерживая смех. — Не смефно. — Напротив, Страж. Зевран с усмешкой качает головой, доедая последний кусочек сыра. На секунду Ворон читает в изумрудных глазах вызов. Но Страж отводит глаза, пожимая плечами, и сосредоточенно принимается зализывать раны. Мягко, неспешно проводит кончиком языка по кончику пальца. На губах влажно поблескивают кровавые капли. Махариэль делает тихий вздох. В голове у Зеврана шумит. Маг неспешно поднимает глаза, вылавливая чужой взгляд. Смотрит из-под рыжих ресниц. Ворон прикусывает губу, не смея отвести взгляда. И эльф расплывается в ехидной хищной улыбке, сверкая изумрудными глазами. «Сукин сын» — заключает Ворон. В голове все еще стучит от такой откровенной провокации. И Зевран отчетливо понимает, что совершенно не против провести ночь другую под этим хитрющим доллийцем. — Нашел, на донышке осталось немного зелья. От наваждения убийцу спасает Алистер. Воин протягивает пузырек, и Махариэль тут же меняется в лице, счастливо расплываясь во вполне дружеской улыбке. — Ma serannas, lethallin. Пока Страж возится со своими руками, Алистер задумчиво наблюдает за ним. — Отстриг бы ты свои ногти. — Так я уже! Махариэль счастливо подставляет ладонь тыльной стороной, демонстрируя пальцы с двумя сорванными под корень ногтями. — Знаешь, в таком случае этим разбойником и гарлокам следует открыть свою цирюльню. У них уже есть преданный клиент. Немного рекламы… Махариэль негромко гортанно смеется. Он заканчивает обрабатывать руки и теперь довольно щурится. — Убедил, я отстригу их, — маг негромко вздыхает, глядя на свою руку. — Мне будет вас не хватать. — Ничего, Страж, отрастут новые. Махариэль сокрушенно качает головой, строя печальную мину. — Я ведь могу и не дожить до этого, Зевран. Так ведь? Он смотрит долгим взглядом, склонив голову к плечу. В сумерках глаза мага словно светятся, переливаясь лесным пожаром.***
Командир прекрасный собеседник. Он был умелым слушателем, чутким, внимательным, и, несмотря на лесную жизнь, эльф был весьма эрудирован и подкован во многих вопросах. Впрочем, это не мешало ему морщить нос и с фырканьем презрительно бросать: «шемы». Раненое плечо тупо ныло, мешая сомкнуть глаза, и очень скоро Ворон выбрался наружу, радуясь, что стражу держит Махариэль. Зевран растянулся на плаще, рядом с костром, треща обо всем подряд. — …вскоре их, конечно же, нашли и отобрали. — Тебя до сих пор это печалит? Зевран глядит на Махариэля сквозь костер. Пламя причудливо искажает черты лица, отбрасывает тени и блики, превращая эльфа в языческое божество. Или в огненного демона. Убийца тихонько фыркает. — Я был совсем юнец, а эти перчатки единственное, что связывало меня с миром. Ворон задумчиво рассматривает россыпь звезд, проваливаясь в далекое прошлое. — Это было сродни магии. Я мечтал, как однажды сбегу, представлял, как окажусь среди доллийцев, начну вторую, новую жизнь. По ночам я становился кем-то иным. Лучше и свободней. Счастливей. С утратой перчаток волшебство стало испаряться. Эльф вздохнул, проводя рукой по путаным волосам. Плечо в ответ тут же задергало, и Зевран скривился, приподнимаясь с земли. — Мир и без того открылся во всей красе. Тренировки и работа убийцы. Но не подумай, что я жалуюсь: жизнь Ворона полна своих счастливых моментов. Махариэль хмурится секунду, но тут же расплывается в довольной звериной улыбке. — Я сейчас, — бросает он на ходу. Зевран с удивлением наблюдает, как маг ныряет в палатку. Из-под полога на секунду высовывается собачья морда: Страж считал несправедливым самому нежиться в тепле, пока мабари страдает на улице. Махариэль, как и обещал, скоро возвращается. Он по-кошачьи проворно преодолевает разделяющее их расстояние, присаживаясь напротив Ворона. В руках он бережно держит небольшой походный мешок. Эльф развязывает тесемки, роется в недрах, выуживая на свет бесформенные кучи. Зевран придвигается ближе, рассматривает выуженную одежду и броню: зеленая рубашка с серебристыми шнурками на горловине, шарф из полупрозрачной ткани, сапоги из тонкой оленьей кожи с витиеватым зеленым узором, маленькое медное колечко в виде листвы. — Нашел, — наконец-то довольно улыбается Махариэль. На раскрытых ладонях он протягивает перчатки. Зевран смотрит недоуменно, ловит взгляд напротив. В изумрудных глазах нынче чересчур ярко горит золотой блеск. Золото разливается, топит зрачки, превращая их в кошачьи щелки. Махариэль улыбается своей улыбкой. Хищной. Довольно-сытой. Наконец Зевран отводит глаза, рассматривая перчатки. Тянет руки, касаясь мягкой холодной кожи. И восторженно выдыхает. Серебряная нить тянется на черном поле, вычерчивает замысловатые завитушки и маленьких птичек. Вышивка изящней, аккуратней, чем ему помнится. Теперь, повидав настоящий доллийцев, Зевран читает в смутных узорах ветвистые рога галл и крылья древних богинь. Он прикладывает их к лицу, слыша пение тетивы и скрип аравелей на ветру. Чувствует запах деревьев с железной корой и эльфийского корня. Ворон вновь поднимает взгляд. Встречается глазами с кошачьими глазами. С драконьими глазами. И кажется что магия вернулась. Доллиец напротив щурится довольно. Возле глаз появляются милые морщинки, а губы обнажают острые клыки. Татуировка на лице изгибается, тянется вслед за улыбкой-оскалом. И Зевран пропадает. Присаживается вплотную, запуская руку в рыжую копну, клонит голову на чужое плечо, наслаждаясь моментом. Иллюзии настолько реальнее настоящего мира, что сердце на секунду замирает в испуге и тут же срывается на бешеный ритм. Живой ритм. Летящий. Свободный. Махариэль утробно смеется, позволяя трогать себя, где вздумается, и довольно урчит, когда руки Ворона оглаживают затылок. Зевран какое-то время представляет себе дикий лес, аравели плывущие по земле, кучу рыжих охотников в зеленой листве, мага в перчатках с серебряной вышивкой. Он с удивлением замечает, что снова стал маленьким. Он лежит в темноте на жесткой подстилке и вглядывается в черный потолок, а вокруг сопит куча таких же мальчишек, как он. Зев встает бесшумно, прячется в тени, как его учили. Выуживает из-под матраца перчатки, проверяет кинжал на бедре, на миг задумываясь откуда он взялся, но тут же забывает эту мысль. Зев без труда отпирает двери, перелазит высокие городские стены и оказывается окружен диким лесом. В следующую секунду он замирает среди доллийцев. В руках рыжих эльфов луки, натянутые, выгнутые, словно спины кошек. — Я эльф, — говорит им Зев. — Я один из вас! Один из эльфов выступает вперед, лица под капюшоном не видно, но глаза мерцают в сумерках леса, как драгоценные камни. Он бросает перед Зевом камушки, разноцветные размером с куриные яйца, и они скачут по поляне, врезаясь больно в колени и спину. — Прости, daʼlen, но кости твои полы, а душа обернута в чернильные перья. Свист стрел затмевает мир. Зевран резко садится. Плечо отвечает тупой болью и эльф шипит. Он откидывает плащ, выползает из палатки. Желудок урчит, и эльф спешит к костру. Совсем рядом Лелиана и Махариэль тренируются с луками. Зевран кривится, слушая противный свист. Махариэль смотрит на него, приподняв удивленно брови, и Зевран выдавливает вежливую полуулыбку. В голове все еще гремит вкрадчивый голос доллийца.***
— Мне кажется, у большинства эльфов есть что-то такое лиричное в душе, что заставляет их петь песни о прошлом, украшать цветами безликие статуи и давать детям имена с глубокой смысловой нагрузкой. Маг фыркает, впиваясь зубами в заячью ножку. Он трясет головой, откидывая мешающие рыжие пряди и поднимает глаза на Лелиану. — Так что да, птичка: имена имеют свои истории и значения. Лелиана задумчиво дергает струны лютни. — Могу я узнать, что означает твое? Страж пожимает плечами, бросая обглоданную кость своему псу. Он вытирает руки о какую-то тряпку и, растягиваясь на земле, прикрывает глаза от удовольствия. — Era в переводе песня, сказка, мечта. Numin — «плач» или «слезы». Лелиана хмурится. — Довольно безрадостно. Махариэль тихо фыркает, обнажая острые клыки. — Я знавал парня, имя которого буквально переводилось «гигантский стебель», — он изящно взмахивает кистью. — Мое имя меня устраивает более чем, lethallan. Разговор сходит на нет сам собой. Но Зевран еще некоторое время размышляет над именем Стража. Как правильно растолковать? Слезливая песня? Стенающая мечта? Махариэль кладет голову на спину пса, закрывает глаза и замирает. Он лежит так больше часа. Костер скукоживается, все разбредаются на ночлег, и Ворон думает, что Страж заснул. — «Грустная сказка»? Он спрашивает самого себя. Или костер, сонно лижущий хворост и сухую траву. — «Горькая мечта», lethallin. Махариэль открывает глаза. В свете костра они горят янтарем, бронзовым блеском. — Я — соцветье горьких трав. — Бред, — не соглашается, Зевран. Эрнумин улыбается кончиками губ. Тихо, по-галльи кротко, не похоже на старый знакомый волчий оскал. — Ты так и не хочешь видеть и слышать, daʼlen? Зевран хмурится. Пытается сложить в голове сложную мозаику, но Страж не торопит. — Кости полы, а душа обернута в черные перья. — Бред? — Эрнумин Махариэль приподнимает вопросительно бровь, дожидаясь вердикта, щурится сквозь пламя, впиваясь взглядом в чужое лицо. — Не понимаю. — Прошлое — незыблемо. Реку не повернешь обратно, не заставишь солнце встать на западе. Но будущее изменчиво. Оно петляет, как змей, путается во времени и людских решениях. Махариэль встает, неподвижно лежащий мабари тут же вскакивает и зевает, потягиваясь. Эльф приближается к Зеврану, обводит рукой вокруг, принимая весь мир в свои цепкие пальцы, сильные ладони. — В этом разница меж нами, daʼlen. Было и будет.***
— Верно. Морриган одобрительно кивает головой, щурится золотистыми глазами, рассматривая Стража. Махариэль сосредоточенно шевелит губами, до слуха доносятся лишь обрывки чужих непонятных слов. Кисти плавно шевелятся, словно в некоем танце, кожаные плетеные браслеты подпрыгивают, шепчутся деревянными бусинами. Изумрудные глаза словно остекленели. Где твои мысли, Страж? Махариэль переступает с ноги на ногу и в ту же секунду исчезает. Преображается. Вытягивается и меняется. Алистер рядом тихонько сопит, а Зевран старается не моргать, впитывая все движения. Огромные кошачьи глаза сверкают, подсвеченные солнечными лучами. Рысь мягко переступает с лапы на лапу, дергает розовым носом, впитывая лесные запахи. Рыжая шерсть сверкает золотом и медью. Эрнумин на пробу выбрасывает когти, оставляя в земле глубокие борозды. Делает круг, мягко вышагивая. Алистер восторженно присвистывает. Рысь оборачивается, топорщит усы, дергая маленькими кисточками на ушах. Обводит собравшихся долгим взглядом. И расплывается в хищном оскале. В довольно-сытом. Привычном. Клыкастом. Зевран заливается смехом под одобрительное кошачье урчание и недовольные косые людские взгляды.***
Махариэль каждые пару дней выпрашивает у Лелианы ножницы и садится в углу, отрезая отросшие ногти. Он хмурится, морщится и цедит нечто злобное на эльфийском. А после вытягивает перед собой ладони, тяжело вздыхая, рассматривает корявые короткие ноготки. Зевран смотрит вновь на этот концерт, скрывая усмешку за золотистыми прядями. Дождавшись последнего акта: хмурого созерцания проделанной работы, он поднимается, направляясь прямиком к командиру. Эрнумин поднимает глаза, недовольно кривя рот. Он не любит, когда его тревожат в плохом настроении. Зевран протягивает руку, ладонью вверх. Махариэль вскидывает вопросительно бровь. На фоне смуглой зеврановой кожи серебряный перстень сверкает особенно ярко. Камень же в контраст оправе чернеет еще больше. Зевран думает, что перстень волшебный: камень будто поглощает свет вокруг, впитывает его, гасит малейшие отблески, разжигая свою черноту все острее. Но знать наверняка не может. Надо думать, Эрнумин сам поймет, что к чему. — Что это? — Подарок, мой дорогой Страж. Мне подумалось, он тебе придется по душе. Махариэль расплывается в оскале. Осторожно берет с ладони кольцо. Щурит хищные глаза, разглядывая драгоценность. На длинных эльфийских пальцах кольцо смотрится изумительно. Махариэль довольно улыбается, вытягивая ладонь. Зевран не может оторваться от созерцания. Довольный Махариэль — восхитительное зрелище. Страж переводит взгляд на Зеврана, улыбается, обнажая острые клыки. — Как же мне отблагодарить за щедрый подарок? Он клонит голову на бок, щуря золотые драконьи глаза. — Не стоит, — Зевран пожимает плечами. Махариэль встает, смотрит на Ворона сверху вниз. Золотые глаза оказываются совсем близко: Зевран может рассмотреть узкую зеленую полоску на краю радужки. Он невольно отступает, но Махариэль ловко перехватывает чужое предплечье, удерживая эльфа возле себя. — Любой дар заслуживает благодарности, lethallin. Маг говорит вкрадчиво, урчаще тянет гласные, прикрывая глаза. Губы Эрнумина с трещинками, горькие, с привкусом трав. Дыхание на секунду перехватывает, и Зевран пытается сделать вздох, разевает рот, словно выброшенная на берег рыба. Встречается вновь с золотистыми глазами. На дне зрачков плещется игривая усмешка. Ворон фыркает прямо в чужие губы. Впивается грубым поцелуем, перехватывая запястье, дергает за рыжую копну, заставляя склонить голову ниже. Махариэль охотно поддается, отвечает на грубые ласки лениво, дразняще. Зевран с трепетом проводит кончиком языка по выступающим клыкам, проверяя их остроту. Тихонько вскрикивает, когда сильные руки грубо вздергивают вверх, прижимают к горячей груди. Эрнумин без труда удерживает Ворона на весу. Маг прикрывает глаза, влажно кусает губы, ведет носом по щеке, очерчивает линии татуировки, мягко прикусывая острыми клыками мочку уха. Внизу живота сладостно тянет, Зевран дышит загнанно, вплетая ладони в огненные пряди. Махариэль поднимает глаза. Дикие, опасные. Эльф смотрит ошалело. Дышит тяжело, раздувая ноздри, как зверь. Белоснежные клыки влажно поблескивают. Он проводит кончиком языка по губам, будто слизывает чужой привкус с кожи. Ворон чувствует себя жертвой в руках зверя. Рысь поймала глупую птицу. А она и не против. Но Эрнумин восстанавливает дыхание, вновь улыбается игриво, и бережно ставит Зеврана на ноги, опуская руки. За шиворот тут же забирается противный ферелденский ветер, которого в объятиях не ощущалось вовсе. Блаженное оцепенение спадает, оставляя взамен раздражение и неудовлетворенность. Зевран прикусывает щеку, не позволяя себе хмурится. — Ma serannas, lethallin. Зевран позволяет себе хмыкнуть. — Все доллийцы так благодарят друг друга? Махариэль пожимает плечами, довольно щурясь. — Ma serannas, emma lath, — поправляется он. — И что это значит? Маг гортанно посмеивается, и Ворон с раздражением следит за лучиками-морщинками вокруг глаз. — Где твое чувство языка, lethallin? — он грациозно ведет кистью, изображая нечто витиеватое и возвышенное. — Изящней, emma lath, изящней! Смех Эрнумина раздается в голове трепетом лесных крон и свистом тетивы.***
Махариэль все чаще жжет костры, раскидывает вокруг себя камни и кости. Хмурится, кусая губы. Раздраженно фыркает. Кончики пальцев почернели от сажи, и уже совсем не отмываются. Зато к подаренному перстню присоединяются все новые и новые колечки. Зевран крутится вокруг. Пытается подглядеть, о чем беспокоится Страж. Но он не умеет читать туман и видеть правду в обугленных косточках. На все расспросы Махариэль улыбается, хлопает драконьими глазами и молчит. Этот вечер Страж не посвящает гаданиям. Он садится ближе к общему костру и с ласковой улыбкой просит Лелиану одолжить лютню. Он мягко перебирает длинными пальцами звонкие струны, на пробу тянет короткие ноты. Наконец прикрывает глаза и заводит печальную мелодию. Лелиана садится ближе, следит завороженно за инструментом в ловких руках. Голос Эрнумина звонок и чист. Он смотрит невидящим взглядом в даль, проваливаясь в свои мысли, перепутье дорог.Над болотом туман, волчий вой заметает следы; Я бы думал, что пьян — так испил лишь студеной воды Из кувшина, что ты мне подала, провожая в дорогу, Из которой я никогда не вернусь; жди — не жди, никогда не вернусь…
По коже Зеврана бегут мурашки, он ежится, пытаясь прогнать наваждение. Голос Эрнумина волшебный. Искры костра рвутся вверх, где-то вдалеке волки с воем подхватывают тихую песнь.Словно раненый зверь, я бесшумно пройду по струне; Я не стою, поверь, чтоб ты слезы лила обо мне, Чтоб ты шла по следам моей крови во тьме — по бруснике во мхе До ворот, за которыми холод и мгла, — ты не знаешь, там холод и мгла.
Махариэль поднимает глаза, трясет рыжей копной, скаля острые зубы. В его глазах пляшут языки пламени, жгучие, обжигающие, полные детской обиды.Ты однажды вдохнешь терпкий ладан октябрьской луны, В сердце сдвинется нож, боль поднимется из глубины; Неужели ты ждешь воплощенье беды, духа сумрачной стали, Чтобы снова дать мне напиться воды, этой пьяной хрустальной воды?..
Маг заглядывает в глаза. Печально сверлит взглядом, словно раненый мабари. «Я могу помочь?» — хочется спросить Зеврану. Но он молчит, смотрит в ответ равнодушно. Это просто песня.И не ищи — ты не найдешь следов, Что Воин Вереска оставил, уходя.
***
Страж балансирует на тонком лезвии. Он привычно скалится, обнажая острые зубы, гортанно посмеивается, шутит у костра, щуря глаза дракона. Мертвые глаза. Зелень затопила радужку, заморозила шальные золотистые искры янтаря. Не дает лучикам вокруг глаз распуститься. Эрнумин уходит один в лесные просторы. Стоит долго, глядя в темную чащобу. На фоне необъятного леса, колких верхушек елей и синих крон, его фигура выглядит крошечной и поломанной. Ветер треплет рыжие вихры, расплетает хвост. Он ходит на грани до темных ночей, до черного грязного земляного налета на босых ступнях, до первых волчьих песен луне. Лишь однажды он отвечает. Отвечает ему, Зеврану. — Я хочу вернуться, — просто говорит он. Он вдыхает глубоко воздух, топорщит ноздри, вбирая в себя все краски зелени, неба, свободы. Смотрит долго. Печально. — Домой. — Ты можешь вернуться к своему клану после, — пожимает плечами Зевран. Он не видит в этом проблемы. Это он, предатель, не сможет вернуться в свою милую Антиву. Махариэль не отвечает. Уносится рысью, скрываясь в кружевной тени деревьев. Рыжая тень быстро исчезает из поля зрения. — Я этого не хотел. Эрнумин кладет голову на колени. Зевран с удовольствием принимает чужую тяжесть, запускает ладонь в огненные вихры. — Это Тамлен, дура Мерриль, Маретари и Дункан. Я не хотел. Telʼenfenim, daʼlen! — он тянет слова на эльфийском, словно передразнивая кого-то. Маг зло фыркает, складывая руки на груди и замолкает. Зевран не понимает, а Страж не поясняет. Просто продолжает смотреть застывшим взглядом. Ворон решает, что некоторые тайны Махариэль не собирается открывать никому.***
Он зовет его по-новому. Тянет с наслаждением слова на эльфийском, смакует, перебирает их с материнской нежностью. Зеврана это злит. В основном потому, что он не понимает ровно ни черта. — Ma vhenan, — и улыбается клыкасто и довольно, как никогда. Зевран смотрит в глаза, ищет ответы. Но глаза Махариэля — янтарь, оцепенелые мушки-зрачки в гнездах из листьев. Зеврану чудится, что Страж исчезает. Истончается под тяжестью невидимого бремени. Проваливается в пустоту. Ломается на куски. Кто спасет нас от Мора? Кто спасет Зеврана от Воронов? Но Махариэль все так же дик и свиреп в битвах. Зевран с тревогой каждый раз ищет следы поломки. Но все как прежде. Махариэль стреляет в яблочко, заставляет деревья плясать, убивает умело. С каким-то примитивным удовольствием он превращается в рысь и гоняется за бегущими с поля боя врагами. Зевран боится, что рысь внутри него победит. Съест его мысли, чувства, продырявит нутро бесконечным звериным голодом. Ворон с тревогой смотрит, как по скулам Махариэля срываются тяжелые капли крови, багрово-влажно блестят острые клыки, но в глазах всегда находит человеческое понимание. Пускай застывшее и безмерно опечаленное.***
Махариэль появляется рядом как всегда неожиданно. Он щерится в улыбке, щурит стеклянные глаза, мягко ступая по земле босыми ногами. — Подстричь тебя? Махариэль качает головой, садится рядом, поджимая длинные ноги. — Я только что вернулся с прогулки. Волосы на висках сильно отросли и в беспорядке топорщились в разные стороны. Зевран нахмурился. — В последнее время ты часто бродишь, мой Страж. Махариэль равнодушно жмет плечами, впивается пальцами в сыроватую влажную землю, перетирает меж черных пальцев маленькие цветочки. — Скоро мы надолго застрянем в Денериме. Наслаждаюсь лесным простором пока могу. Ворон скептично хмыкает. Он не скрывает своего неверия. Эрнумин смотрит вопросительно глазами-бусинами. Улыбается оскалом. Он поднимается на ноги, отходит на пару шагов, в центр раскинувшейся поляны. Разводит руки, обнимая ночной мир. — Разве будет такое хоть в одном городе, еmma lath? Небо низко нависло, рассыпало сахарные звездочки, облив красками весь горизонт от иссиня-черных бликов до фиолетово-черничного потока. Кроны шепчутся, дышат, переговариваются меж собой, под пение цикад и стрекот горящих сверчков. И маленькое травяное поле. Прямо под ногами. Лижет и цепляется за ноги. Благоухает травами, мелкой росой, цветами. — Нет, — соглашается Зевран, — не будет. Махариэль улыбается, обходит его, усаживается, прижимаясь к спине Ворона. Кладет голову на плечо, прикрывая глаза, дышит глубоко, вдыхает аромат. — Только не думай, что я поверил. Они молчат пару минут, дышат в унисон, слушают стрекот, шорохи и ночной вой. — Я просто устал, — наконец тихо произносит маг. — Так устал, Зев. Зевран молчит, склоняет голову, прижимаясь к чужому виску. Эрнумин обрывает несколько бутонов, вертит их в пальцах. — Фиалки. Он отрывается от Ворона, вплетая синие цветы в золотую копну волос. — Цветы фиалки из-за моря я шлю в родные, позабытые края, — Эрнумин тихо мурлычет на ухо. Его пальцы горячие, мягко касаются загривка, заплетают цветы в медовые пряди, нежно оглаживая кожу головы. Зевран откидывает голову, закрывает глаза от удовольствия, подставляясь ласкам. — Я шлю их в память об утрате… Ладони Стража грубые и мозолистые. Он кротко оглаживает скулы, ведет кончиками пальцев по линии татуировки, заправляя за ухо, длинную прядь. Заглядывает в глаза. Зевран с восторгом встречается с драконьим взглядом. С хищным взглядом, полным голода. С тем взглядом, который изначально покорил его. Который тщетно он отыскивал в кусочках янтаря. — И знаю, ты поймёшь меня. Зевран преодолевает разделяющие их сантиметры одним рывком. Впивается в горькие губы, закрывает глаза, растворяется в чужом дыхании. — Ma emma lath. Махариэль выдыхает на эльфийском. Подминает под себя Зеврана. Впивается требовательным поцелуем. Спускается на шею, оставляя влажные метки-укусы. В ночной мгле глаза Эрнумина — драгоценные каменья, горящие кошачьи глаза, завесный огонь. Они пылают, кричат. Маг хрипит загнанно, вжимаясь телом в тело. Жмется, ловит чужие вдохи. Зевран теряется в потоке чувств. Льнет к горячей коже, обводит доллийские письмена пальцами, подставляется под острые клыки, сильные ладони. Он слышит песню цикад и перезвон серебряных звезд. Они трепещут, словно маленькие колокольчики. Поют в унисон с кольцами на черных пальцах и деревянными бусинами на кожаных шнурках. Эрнумин впивается в плечо до крови, и Ворон вскрикивает он неожиданности. Махариэль вздрагивает от крика. Отрывается, заглядывая в глаза. Ошалелый смотрит испуганно. Рыжая копна рассыпалась в беспорядке, ночь проложила на лице тени, а валасслин заострил хищные черты. Ни дать ни взять авварский шаман. Сейчас вырвет сердце из груди и разорвет на куски. Зевран замирает тяжело дыша. Выжидает. Он тянется рукой к плечу, оглаживая место укуса. Пальцы становятся мокрыми от крови. — Прости. Эрнумин качает головой. Отползает, дышит ртом. В темноте Зевран видит, как ходит ходуном его грудь. Ворон открывает рот, хочет что-то сказать, но замолкает, с удивлением вглядываясь в лицо напротив. Татуировка на лице влажно блестит в слабом свете луны. Махариэль дрожащей рукой проводит по щеке, отнимает руку, удивленно подносит к глазам, словно не поймет, что случилось. По щекам мага текут слезы, и он удивленно принимает их в ладони, смахивает, не веря разглядывает мутным взглядом. — Прости, lettalin. Зевран отмирает. Преодолевает разделившее их расстояние. Отводит руки мага в стороны, забираясь в теплые объятия. Вновь прижимается к горячему телу. Проводит мягко по щекам, утирая слезы. Касается губами век. Утыкается в висок, нежно перебирая в ладонях тусклый огонь. Заглядывает в глаза. Драконьи глаза. И выдыхает мягко, сипло, полный нежного понимания: — Этой ночью будь со мной.***
Страж дичает с каждым днем все больше. Чем ближе к Денериму они приближаются, тем явственней Ворон замечает чужие промашки. Зевран клонит голову набок, пытается понять, сложить мозаику, но не может понять, что не так. Он видит изменения, что-то невесомое, но такое близкое. Оно изменилось. Но Зевран все никак не может понять что. Не может ухватить, ускользающую мысль. До тех пор, пока их отряд не попадает в засаду. Махариэль только чудом остается жив в замкнутом кругу врагов. Лишь поспешное появление Стэна спасает его от неминуемой гибели. Зевран протягивает руку, помогая Стражу встать на ноги. Сталкивается взглядом с чужими глазами. И читает в них животный страх и ужас. Ладони Махариэля мелко подрагивают, а с лица схлынули краски. И это озарение вышибает из легких воздух. Ворон впервые видит командира таким… уязвимым. Не было раньше ситуаций, которых Эрнумин боялся бы хоть самую малость. Что же будет, если нагрянут Вороны? Целый отряд высококлассных убийц? Липкий холод растекается внутри, порождая ростки отчаянья.***
Зевран прогуливается по грязным улочкам Денерима неспешно. Он обходит лавки с мятым списком в руке, торгуется с купцами, флиртует с официанткой из таверны. Ворон чувствует себя в своей тарелке. Бурная текучая городская жизнь, со спешащими людьми, затхлым смрадом отбросов, нищенствующими стариками и детьми — это его дом. Он расправляет плечи, уверенно лавируя в толпе. Зеврану кажется, что впервые за долгие месяцы, а то и годы, он наконец-то счастлив. Он замирает у стены, оглядывая бурный поток людей. Ворон стоит один, вглядываясь в лица, словно непоколебимый островок в живом море. Он вдыхает полной грудью, и воздух кажется пьяняще пряным. Убийца прикрывает глаза от удовольствия, в ушах приятно звенит, как после хорошей драки или приятной ночи. Как же он до этого докатился? Зевран грустно обводит взглядом площадь. Возвращаться обратно в замок не хочется. Он задерживается. Стоит на месте, под навесом, наслаждаясь ветерком в тени. Снова и снова обводит взглядом площадь. Сердце на мгновение замирает. Зевран с тревогой различает в толпе знакомое лицо. Рука привычно тянется к рукояти на бедре. Эльф думает о том, что успеет ускользнуть, отвернуться, накинуть капюшон и исчезнуть в переулках. Но скоро понимает, что ничего не выйдет. Старый друг смотрит в упор. Кривит губы в усмешке. Мужчина отступает в тихую улочку с магическими лавками, манит пальцем, щурит глаза. Зевран замирает. Рядом с Тальесеном кружит ворон. Он противно каркает и садится на бельевую веревку прямо над мужчиной. Птица вертит головой, пялит золотистыми глазами-бусинками по сторонам. Впивается в Зеврана долгим взглядом. Каркает насмешливо. Какая ирония. Зевран прикрывает глаза. Волшебное ощущение единения и свободы испарилось. Он почти физически ощущает, как затягивается на шее ошейник, тянет, впивается больно в нежную кожу. Зевран открывает глаза. Тальесен стоит все там же, сложив руки на груди. Он улыбается, иронично выгибает бровь, посмеиваясь над ним. Зевран отлипает от стены, направляясь прямиком к старому другу.***
Неделя тянется долго. Алистер и Страж сновали туда-сюда в компании Лелианы, заключали какие-то договора, переговаривались о чем-то. Они уходили с рассветом, а возвращались нередко глубокой ночью, редко снисходя до разговоров. Быть оторванным хоть от какой-то деятельности оказалось довольно мучительным испытанием. Зевран не находил себе места, скитаясь в мрачных переулках замка. Слуги шарахались от одной его тени, а вельможи морщили свои задранные носы. Вдобавок ко всему Махариэль взял в привычку сверлить его взглядом. В те редкие минуты, когда Страж оказывался в поместье, он начинал настойчиво глазеть на Зеврана, до тех пор, пока один из них не покидал помещение. Ворон хмурился, спрашивал, но в ответ получал лишь мрачные кивки. Под таким пристальным наблюдением в голову приходили мрачные мысли. Приходилось уговаривать самого себя, что все в порядке, он не мог догадаться, не мог узнать, а гадать и колдовать в замке Эамон ему запретил. Не мог-не мог. Не мог.***
Чужая тень нависает над ним неожиданно. Зевран запрокидывает голову, расплываясь в довольной улыбке. — Мой Страж? Махариэль улыбается в ответ кончиками губ. Ворон невольно подмечает залегшие под глазами тени, исхудалые, заострившиеся черты. Совсем уработался. Лесных эльфов нельзя запирать в каменных комнатушках и просить разгребать бумаги. Или они неумолимо увянут. — Я собираюсь пройтись за город. Составишь компанию? Маг смотрит устало, но тепло. Вокруг глаз собираются привычные морщинки, и у Зеврана тянет под ложечкой. Он невольно откашливается, поднимаясь со стула, и отводит взгляд. — Конечно. Они идут неспешно. Страж легко выбирает дорогу, продираясь по затихающим улицам. Зевран ловит чужие любопытные взгляды: Махариэль для горожан та еще диковинка. Но эльф не обращает внимания. Или, быть может, просто привык. Они выбираются за городские ворота как раз в минуты заката. Чем дальше за спинами оставались надежные укрепление, тем ярче окрашивало заходящие солнце черные пики елей, раскинувшегося в низине леса. — Пришли. Махариэль приподнимает тяжелую еловую лапу, позволяя спутнику первым пройти по звериной тропке. Ворон с восторгом оглядывается. На ум приходит их ночь. «Их ночь» даже в мыслях звучит настолько интимно, что Зевран прикусывает нижнюю губу, прогоняя навязчивые думы. Открывшаяся взору поляна цвела мелкими синими цветочками и была надежно укрыта частоколом деревьев. Должно быть, Страж наткнулся на нее, когда рыскал рысью на окраине леса. Забывшись, Зевран не сразу замечает, как Страж оказался рядом. Со всей своей появившейся неосторожностью и неловкостью Махариэль не утратил умения двигаться мягко и бесшумно. Как кошка. — Нравится? Махариэль сверкает глазами, рассматривая эльфа напротив. Небо уже совсем потемнело, рассыпав по синей глади первые звездочки. И в нависших сумерках глаза напротив вновь приобрели былое сияние. Живые звериные глаза. Голодные и кроткие одновременно. — Знакомые цветы. Махариэль кивает. Приближается, обхватывая сильными руками талию, устало вздыхает, опуская голову на зевраново плечо. — Фиалки, — подтверждает он. Они стоят в обнимку какое-то время. И тьма вокруг них постепенно сгущается. Зевран с интересом следит, как из зарослей травы мерно поднимаются сверкающие сверчки. Волшебство момента подогревает жар чужого тела, без труда ощущаемый сквозь тонкую ткань рубашки и легкий кожаный нагрудник. Ворон запускает пальцы в рыжую копну, перебирая в пальцах шелковый огонь. — Я умираю. Зевран приподнимает голову, отрывается от чужого тела, с сомнением заглядывая в золотистые глаза. — Я скоро умру. В конце месяца, вероятно. Я не совсем уверен. — Что? Ворон пытается переварить услышанное, но получается плохо. Информация никак не желает укладываться в голове. Махариэль улыбается, заглядывает в глаза, выискивая что-то во взгляде. Он обхватывает черными пальцами смуглое лицо, нежно очерчивает большими пальцами скулы, ведет по линии татуировки. — Гадание имеет свои недостатки, emma lat. — Может ты… — Нет, я все перепроверил. Я сотни раз окунался в будущее, читал руны, ходы костей и камней, пытался исправить, направить время в другое русло, но я не могу этого изменить. Это решено не мной. Он говорит тихо и спокойно, словно давно уже примирился с роком. Словно уже сто раз отчаялся, разочаровался, воспрянул духом и обессилил вновь. Круг за кругом. В одиночестве. Зевран закусывает губу. Он не может сказать, что должен чувствовать сейчас. Но ему… горько? Имеет ли он на это право? Махариэль оглаживает ладонью загривок, прикосновение холодного металла колец действует отрезвляюще. Зевран поднимает упрямо глаза. Смотрит в ответ, подавив в себе волну печали, закусив губу сильнее. Страж будто замечает эти маленькие манипуляции, усмехается, проводя пальцем по губам, стирает выступившие капельки крови. — Есть еще кое-что. Он молчит, смотрит выжидательно, дожидаясь пока все внимание Ворона не будет приковано к нему. — Я люблю тебя. Страж говорит спокойно и размеренно, улыбается коротко. Он произносит это легко, без запинки, не коверкая своими эльфийскими словечками, не пряча их за непонятной ширмой. У Зеврана перехватывает дыхание и предательски щиплет в носу. «Будь ты проклят, сукин сын». Ему хочется кричать в лицо, хочется избить, разбить кулаки в кровь о его точеные скулы и тонкий нос. Гнев и злость переполняют Зеврана так, что тот трясется от сдерживаемых эмоций. Он выдыхает со свистом, затравленно глядя в драконьи золотистые глаза. «Почему сейчас?» Ворон ощущает себя как никогда беспомощным. — Сердце мое… Ma vhenan. Я влюбился, — говорит он. Зевран фыркает, трясет головой, вырываясь, убирает чужие ладони. — Сейчас? Именно сейчас? Зевран не знает, кого он ненавидит больше, себя или… — Я не солгал, когда сказал, что вы, вы все, — уточняет он, — заменили мне клан. В своем клане я был Вторым. Навряд ли кто-то всерьез рассматривал мою кандидатуру на роль Хранителя, но я всегда ощущал за собой какую-то… ответственность. Он обходит Зеврана, вновь заставляя смотреть в глаза. Хочется отвести взор, спрятаться, но Махариэль будто пригвоздил его к месту, зачаровал, не давая возможности скрыться и ускользнуть. — Я отожествлял себя со стеной, преградой, единственным щитом меж опасностями и моими людьми. Тем горше было изгнание. Он молчит пару секунд, собираясь с мыслями — Но старые привычки трудно выветрить. По большей части я сражаюсь не для того, чтобы выжить или победить, мне плевать на Мор, я не знаю, как с ним бороться, — признается эльф. Он качает головой, приближаясь к Зеврану вплотную. — Я боролся за вас всех. Он улыбается, обнажая острые клыки. Проводит нежно ладонью по щеке. Зевран ощущает, как чужую ладонь прошивает мелкая дрожь, и сам отчего-то невольно вздрагивает, поднимая испуганно глаза. Махариэль склоняется ниже, к самому уху. Шепчет совсем тихо. Треск цикад и ночное уханье почти совсем перекрывают его вкрадчивый голос. — Но если бы мне выпала честь, если бы я стал Хранителем, я никогда бы не позволил своим привязанностям встать меж мной и моим кланом. Зевран со свистом выдыхает. Опускает взгляд, недоверчиво глядя на рукоять кинжала торчащего из-под ребер. Эрнумин мягко подхватывает его сильными руками, опускает нежно на землю, отводя золотистые пряди кончиками пальцев. — Зачем ты предал? Он спрашивает почти обиженно. Смотрит с немым укором, гладит по голове горячей ладонью. Зевран выдыхает с хрипом, пытается зажать рану, но пальцы скользят, перед глазами вырастает туманная пелена, а тело бьет крупной дрожью. Ворон закусывает губу, пытаясь подавить тихий стон. Страж сидит неподвижно. Над его головой кружат мелкие хищные птички. Запах крови привлекает и манит ночной лес. Эльф безотчетно тихо мурлычет старинную колыбельную, обрывает черными пальцами маленькие бутончики. В золотистой копне они смотрятся слишком хорошо. Эрнумин проводит рукой по лицу, закрывая неподвижные глаза с отражением тысячи звезд. Поднимаясь на ноги, он уходит прочь, не оборачиваясь. Пролезает меж косматых лап елей, выныривая из-под крон деревьев. Сделав несколько шагов, Эрнумин пригибается к земле, словно зверь, оборачивается вокруг себя, опадает, исчезая, и в следующую секунду легко расправляет крылья. Стук в окно отвлекает Морриган от чтения. Она недовольно поднимает голову, сталкиваясь взглядом с маленькими золотистыми-бусинками. Отложив фолиант, она неохотно встает, приоткрывая тяжелые створки окна. Холодный ветер просачивается внутрь, теребя тяжелые бархатные занавески и заставляя ведьму поежится. Ворон с мягким взмахом крыльев проскальзывает внутрь.***
Аноре претит идея возвести статую дикаря посреди города, так что она с радостью соглашается возвести мемориал поближе к лесу. Королева принимает скорбный вид, слушая своего новоявленного мужа. Надо признать, что за короткие месяцы правления, он неплохо научился толкать речи. Однако его жалкий раздавленный вид портит всю картину. Анора тихонько вздыхает, но ее все равно никто не слышит. Все слишком увлечены провожанием «Героя Ферелдена». Королева уже совсем окоченела на ветру, было бы здорово поскорее забраться в теплую карету и вернуться в замок. Ее ждут дела куда важнее. Составить договора, провести аудиенцию, проверить корреспонденцию, обсудить дела на заседании совета. Ей остается утешать себя лишь тем, что было бы в разы хуже, если бы Страж выжил. Чего бы потребовал здоровенный эльфийский дикарь за свой подвиг? Страшно представить. Серебристая табличка тускло сверкала на постаменте.Эрнумин Махариэль. Хранитель.