Катюша

Шёл 1944 год. Великая Отечественная Война. Наших родителей уже года три, как нет. Наших — меня и моих братьев, Митрофана и Виктора. Три года, после начала войны, наша деревня жила спокойно и мирно. Нас никто не трогал. Мы радовались жизни. То был 1941. Я и братья ушли в лес. Когда мы вернулись, мы увидели солдат. Это были немцы. Они добрались и до нас. Вся наша семья была евреями, а немцы их сжигали. Мы прятались за домом и наблюдали, как наших родителей и ещё нескольких человек, в том числе и детей, привязали к стогу сена и подожгли. Жутко хотелось кричать от боли. От душевной боли. Но я понимала, что это выдаст нас и тогда нас тоже убьют, поэтому я тихо плакала, уткнувшись в плечо Митрофана. Затем они расстреляли всех остальных. Мы переждали, пока немцы уйдут и вернулись в наш дом, взяли некоторые вещи и ушли. Смысла оставаться в деревне не было. Рядом с ней был утёс, а на утёсе стоял старенький дом. Мы отправились туда. По дороге мы встретили два мёртвых русских солдата. Да, война добралась и до нас, и мы окончательно в этом убедились. Мы забрали их ружья и продолжили путь. Вскоре уже был виден старый дом. Рядом с ним росла яблоня. Внизу текла река Волга. Когда-то здесь жил рыбак, который каждое утро спускался вниз, к реке, и ловил рыбу, а потом приходил в нашу деревню и продавал её нам. Он уже давно умер, и дом опустел, и рыбу мы больше не видали, ибо рыбаков у нас не было. Мы поселились в этом доме. Братья ловили рыбу, а я принялась воскрешать яблоню. Жизнь вновь стала спокойней. Братья учились стрелять и, даже подучивали меня. Однажды утром, когда я вышла на улицу, я увидела две могилы рядом с нашим домом. Они были не настоящими, а лишь дл виду. Это были могилы родителей, а хоронить нам было нечего. В 1943 году к нам пришли русские солдаты. Мы с братьями поклялись друг другу, что если вдруг нас разлучат, то мы встретимся здесь, когда всё закончится. Митрофана забрали и увезли неизвестно куда. А меня и Витю увезли в Красноярск. Я была рада, что мы остались вместе. Мне было страшно остаться одной. Из Виктора сделали настоящего солдата. А я готовила для солдат, подшивала им форму и обрабатывала раны. Все они стали мне родными. Но самым родным, конечно, был брат. Шёл 1944. Всё больше и больше солдат уходило на фронт, и всё меньше и меньше возвращалось оттуда. Я помнила всех умерших по именам: Пётр, Костя, Иван, Степан, Серёжа… Их я больше не увижу. С собой у меня была небольшая книга. Она была вся потрёпанная и в ней не хватало листов. Раньше там было много стихов. Теперь же там только один. Все солдаты знали последнюю строчку наизусть: ≪Сколько раз увидишь его, столько раз его и убей! ≫. С каждым днём желание убивать фашистов было всё больше и больше. Я умела стрелять и мне было уже восемнадцать лет — я могла быть солдатом. Мой брат и выжившие солдаты вернулись. Я сразу кинулась к нему. — Витя, я воевать хочу, — с полной уверенностью, встав перед парнем, произнесла я. — Глупая, ведешь же, что там твориться. Да и ты девушка, а девушкам на войне не место, — потрепав меня по голове, сказал он. — Я стрелять умею, — надувшись, пробубнила себе под нос.- Сам учил. — Учил я тебя так, на всякий случай. — Вот этот случай. Витя, — я вцепилась в его рукав. — Я помочь могу. — Ты и так помогаешь: готовишь, стираешь, подшиваешь, раны обрабатываешь… — Не то это. Я немцев убивать хочу. — Эх, не знаешь ты, что значит людей уби… — не успел брат договорить, как я его перебила. — Немцы не люди! Они фашисты! Они звери! — у меня уже начиналась лёгкая истерика. Виктор прижал меня к себе. — Вспомни наш дом на утёсе. Яблоню. Волгу внизу. Скоро всё закончится и мы туда вернёмся… — А вдруг Митрофана больше нет, а мы и не знаем. — Он жив. Я в это верю. А ты иди, Катюша, приготовь нам ужин и иди отдыхай. Парень отпустил меня и я, поцеловав его в лоб, отправилась готовить похлёбку для солдат. Мы все дружно отужинали. Нас было человек двадцать: кто-то пел песни, кто-то рассказывал истории, а кто-то уже ушёл спать. Я тоже ушла спать. Ночью меня разбудил брат. Я услышала жуткий грохот. Как я умудрилась не проснуться? Я слышала, как над нами летали самолёты, как стреляли из ружья. Виктор и я вышли из палатки, и тут-то и начался самый хаос. Было темно и освещение давали только горящие трупы или палатки. Нас уже успели побомбить. Видимо я сплю очень крепко, раз умудрилась не проснуться. Парень потянул меня за собой, но я не успела понять, что происходит и наши руки расцепились. И тут Виктор замер. Было темно и я не сразу заметила, что ему выстрелили в голову. Когда он упал, я закричала и, чуть погодя, кинулась к нему. Мне было всё равно, убьют меня или нет. Я прижалась к нему и взвыла, как хотела взвыть тогда, когда убили родителей. Нас снова начали бомбить и бомба упала недалеко от нас. Меня откинуло и я потеряла сознание. Я очнулась в какой-то яме. Не глубокой, что было хорошо, ведь из неё можно было выбраться. Судя по тому, что было уже светло, я пролежала тут всю оставшуюся ночь. Сев и облокотившись на стену ямы, я стала вспоминать, что было ночью. Умер Витя и все остальные. Скорее всего, никто не выжил. Кроме меня. Немного посидев, я всё-таки выбралась из ямы. Вокруг были трупы, опаленные и местами даже сгоревшие. От нашего лагеря не осталось и следа. Некоторые кусты ещё горели. Проходя мимо одного из них, я заметила, что огонь прицепился к моей руке. Сначала я испугалась, что горю. Но боли не было. Я рискнула и сунула руку в огонь. Боли всё так же нет. Он был на моих руках. У меня был шок. Это магия? Люди не могут управлять огнём! Тут я услышала шорох. Обернувшись, я увидела немца и тут же направила на него руку и тот загорелся. Во мне появился азарт. Я направилась в Германию. Всех немцев, которых я встречала на пути, я сжигала. Достигнув Берлина, я сожгла там всё. Дотла. Когда с Германией было покончено, я вернулась домой. На тот утёс, в наш дряхлый домик, где до сих пор росла яблоня, а внизу текла река Волга. В доме, во время нашего отсутствия, явно кто-то бывал. Я наделась, что это Митрофан. Я вскопала ещё одну могилу. Это была могила Виктора. Вечерело. Я вновь перечитала тот стих. Ужинать не стала. Утром я проснулась, потому что услышала шаги. Я тут же схватилась за ружьё, но тут же выпустила его из рук. В дверях стоял Митрофан с рыбой. По моим щекам потекли слёзы. Я кинулась к брату. Он крепко обнял меня. Мы сели и стали говорить: он рассказал о том, как прошла его война, а я рассказала, как жили мы с Витей, как я помогала солдатам, как нас разбомбили, и его не стало, как у меня появилась магия и я сожгла всю Германию. Я была героем, но мне не нужна была слава. Я хотела спокойной жизни. И она у меня теперь была. Мы зажили как раньше, только уже вдвоём. И никто нам не был нужен. Только я и брат. Только Митрофан и Катюша. Магию я теперь направляла на бытовые дела: костёр, печь. Нашу деревушку вскоре снова обжили люди. Россия оправилась от войны. Всё кончилось.