***
То, насколько Елену ждали в Москве, стало ясно, едва она переступила открытую дверь тамбура Национального центра управления обороной. Караульные при виде женщины вытянулись по стойке смирно, ей, а потом и Шилову, протянули магнитные карты пропуска. Причем Шилову карту выдали, даже не спросив о документах, а просто повинуясь команде-пояснению: - Это со мной. Ординарец также ни слова не говоря распахнул дверь в кабинет министра, и входя в огромный зал, Шилов отметил и покрасневшие глаза генерала армии, и едва слышный облегченный выдох. А потом полковник перепугался, ибо Лена с каким-то звериным воем упала в распахнутые объятия Шойгу. И разревелась. Мужчины взволнованно переглянулись. Шойгу метнул короткий взгляд на один из шкафов. Роман, от души надеясь, что угадал мысль генерала верно, распахнул дверцу, но вместо ожидаемого бара нашел аптечку. В кабинете остро запахло корвалолом. Шойгу, силком влив в Лену рюмку с лекарством, взгляд повторил, и вторую рюмку, в которую Шилов методично накапал вторую дозу, залпом выпил сам. - Можно? - в кабинет, без стука распахнув дверь, вошел Ковалев, увидев которого Роман на секунду остолбенел, а потом в голове связалось все. Он быстро пожал протянутую руку и отошел к окну, предоставив двух министров вниманию медика. А там, за очевидно тяжелым бронированным стеклом медленно перекатывались грязно-серые волны Москвы-реки, почему-то не скованной льдом, а дальше разноцветными веселыми молниями резвились на катке фигуристы. - Накачать бы ее седативами, - услышал Роман обрывок разговора, от которого позволил себе отключиться на несколько минут. Этих нескольких минут ему хватило на то, чтобы понять: он пока остается тут, в Москве. - Нельзя, Андрей, ее Первый ждет. Приказал доставить ее немедленно. - Я поеду с Романом, - глухо уронила Лена, - сейчас машину вызову. - Не дури, Лена. Долго ехать будешь. Твой борт у нас, Гинзбург ждет. Пойдем, я провожу. - Хорошо, - поправляя изрядно помятый китель согласилась Лена. - И еще, Нургалиеву позвоните. - А то без сопливых бы не догадался, - как-то совсем не по-генеральски ощерился Шойгу, - идем.***
Борт. Обнявший Лену пилот. Перелет. Спешно приводимые в порядок мысли и чувства. Вымуштрованная охрана. Очередные тяжелые двери, распахнутые при появлении двух офицеров. Вставший навстречу из-за огромного стола человек. Виновато склонившая голову Елена. - Я готова написать рапорт. - Нет. Короткий взляд на лист бумаги на столе. Лист, на котором несколько рукописных строк. - Роман Георгиевич, вы поможете? - Своих не бросают, товарищ... - Вот и славно. А теперь пойдемте, господа офицеры, пообедаем и поговорим, как дальше будем действовать. Елена Евгеньевна, надо, вы, похоже, все эти дни толком ничего не ели.***
Елена ела, явно не чувствуя вкуса янтарной ухи, с каким-то изумлением наблюдая беседу двух вольготно расположившихся за столом мужчин. Они, выросшие, как выяснилось, в едва не соседних домах, с удовольствием вспоминали особую атмосферу ленинградских дворов-колодцев и, видимо, обед был тому причиной, совершенно пряно-пьяный огуречный запах корюшки. Лена вдруг улыбнулась, вспомнив огромные блюда корюшки, которые специально для нее жарил едва не каждую весну - если, конечно, Лена весной в Питер выбиралась - Филиппов.***
- Ну так что делать будем, господа офицеры? - хозяин резиденции смотрел заинтересованно. - Служить, товарищ... - начала Лена, но тут же буквально заткнулась, явно что-то прочитав в глазах напротив. - Успеется. Послужат пока Орлов и Шерстов, я вернул его. А мы, я думаю, покатаемся-поохотимся. Вы катаетесь, Роман Георгиевич? Шилов к такому вопросу был не готов. Он вообще был не готов к столь стремительно развивающимся событиям, но, видимо, это Москва задавала такой ритм, в котором лишние вопросы были не в чести. - Лыжи, - одними губами подсказала Лена. - Я больше по охоте спец, причем, на совершенно специфические особи, - попытался скрыть изумление Роман. - Я в курсе, - хозяин глотнул минералки, - собирайтесь. Инструкции у СК будут. - А дети, - Лена только сейчас стала приходить в себя окончательно, вспомнив-очнувшись, наконец. - А дети, Елена Евгеньевна, равно как и Гордеевы, в Светлогорске, у Тима. Так что я бы советовал Вам в Москве остаться, а не мчаться на пустую дачу. Взгляд, которым Елена одарила говорившего, был кричащим. - А своих не бросают, Елена Евгеньевна, - вдруг очень радушно улыбнулся он, - до встречи в порту!***
Обратный перелет. Елена, перекрикивая шум винтов, пыталась рассказать о горных лыжах, а Шилов смотрел на девушку, вдруг непонятно как нащупавшую опору, для того, чтобы жить дальше. Она вдруг бросила взгляд на часы, что-то быстро набрала на планшете, почти сразу же прочитала явно немедленно полученный ответ, и, выходя на вертолетной площадке к пригибавшемуся под волнами ветра Шойгу, она улыбалась так, что стало ясно: ей что-то надо, и отказать ей никак не получится. - Что удумала, Лен, - поинтересовался министр. - Заправлен, - вместо ответа Лена кивнула на борт министра. - Ну заправлен, - усмехнулся Шойгу. - И мой борт в Жуковском тоже заправлен. Только тебе же в Москве предложили остаться, нет? - Предложили. А еще мне как-то в Кемерово на один день слетать предлагали. Чем закончилось, помните? - Еще как помню. И не я один, как мне кажется. Ты чего удумала? - Да как вам сказать, Сергей Кужугетович. На Балтику хочу смотаться. Туда-сюда. К утру вернусь. Мы же не прямо сейчас вылетаем? Кстати, инструкции-то где? - Держи твои инструкции, Лен. Я позвоню, Тим тебя встретит. Снаряжением не заморачивайся, разве что скажи, где твои ботинки. - На даче. А... - Ну и Роману все подберем, - усмехнулся Шойгу. - Ты одна собралась? Лена кивнула, но еще не замерло это движение, когда холодный воздух разрезало резкое: - Нет. - Шилов смотрел мимо, когда в третий раз за день проговорил: - своих не бросают.***
О том, что тут, в огромном готическом замке на берегу Балтики что-то будет происходить, стало ясно как-то вдруг, сразу и резко. Одна за другой, взревев моторами, со двора сорвалось несколько машин, в двух пустых гостевых комнатах зашебуршились горничные, явно готовя апартаменты для гостей, а из кухни потянуло такими ароматами, что у всех присутствующих в доме резко усилилось слюноотделение. - Тимофей, - Гордеев с коротким стуком открыл дверь в кабинет Кольцова, где тот, закончив с кем-то говорить по телефону, кинул короткий взгляд на часы. - Да, Саш, что? - Да пора нам, наверное. Видимо, ты ждешь кого-то. А мы и так тут тебе не загородную резиденцию, а загородный детский сад и санаторий устроили. Давай-ка мы... - Нет, Саш, даже не думай. Поверь, мне есть где работать, и есть где провести приватные встречи, если ты об этом. А этот дом будет в вашем распоряжении столько, сколько потребуется - для Ленки мне ничего не жалко. Но ты прав, гостей мы ждем. Правильных гостей, желанных и жданных. - Ленка? - побледнев и оседая в кресле вдруг понял Гордеев. - Ленка, - улыбнулся Кольцов, - Ленка, Саш. Живая и здоровая, и явно нашедшая в себе силы жить дальше. Только... - Что такое? - еще сильнее перепугался Гордеев. - Да не знаю я, Саш, как сказать. Лена не одна. С ней Шилов. Так получилось, что именно он нашел ее замерзающую в Питере, привез в Москву, и вот сейчас везет сюда. - Везет? - Саша, Лена - министр. С собственным авиапарком и авиапарком Сергея. Ну и с моим скромненьким отрядом. Так что... - Не расплатимся мы с тобой, Тим, - невесело улыбнулся Саша, вставая, на что Тим среагировал остро и резко, как на переговорах: - Дурак!***
- Ром, ты прости, - Ленка, удобно откинувшаяся в кресле самолета, смотрела виновато. Шилов потягивал дрянной бортовой кофе и неожиданно приличный коньяк. Он уже пережил дичайший ор Димы, которому из министерства сообщили, что какое-то время, причем какое - неизвестно, ему придется обходиться без Шилова. Он как-то пережил перелет к ВВ и обратно и дикую скорость решений. И он уже как-то привык, что Елена решения принимает сама, не оглядываясь на окружающих. - За что? - А за все, Роман, - Елена улыбалась грустно, но в глубине глаз поселились первые лучики радости, - за все, что было, и чего не было. Но и за самоуправство. - Да пока не за что тебе прощения просить, - Шилов смотрел серьезно, - ты на своем поле, играть в эти игры тебе привычнее, так что - ходи. - Только бы не превратить королеву в пешку, - невесело усмехнулась Елена, - но ты прав, поиграем. - Вам принести шахматы? - Вдруг раздалось от двери. Замершая в проходе стюардесса смотрела внимательно. - Неси, - кивнул Шилов, - и еще кофе с коньяком. Поиграем.***
Тонкие пальцы замерли над черной фигурой пешки. Лена обдумывала первый ход. Шилов смотрел удивленно. Он ожидал, что Емельянова будет играть быстро, если не блиц, то на грани блица, а она уже несколько минут подряд все никак не могла сделать первый ход черными, которые выбрала для своей игры сама. Роман уже хотел что-нибудь сказать, но тут Лена вдруг отдернула руку от фигур, и словно в первый раз в жизни увидела тонкое кольцо на безымяном пальце. Медленно, словно под гипнозом, Лена сняла кольцо, с ужасом посмотрела на тонкую полоску светлой кожи, потом, уже более решительно, сняла кольцо с левой руки, переодела на правую руку, а безымянный палец левой словно сам собой принял полоску белого золота. Льдисто блеснул бриллиант. Лена сделала первый ход. Шилов молчал. - Ваш ход, полковник, - посмотрела ему в глаза Емельянова, и Шилов, которому в этих словах почудилось несколько большее, чем просто предложение продолжить шахматную партию, двинул слона, запретив себе даже малейшие размышления о словах Елены. - А вот так? - Елена теперь быстро, не думая, сделала ход. - Поиграем, - улыбнулся Роман. Хотя... Наблюдая за Еленой, забавно сморщившей лоб после очередного хода Шилова, Рома вдруг подумал, что Ленина манера игры резкая, четкая, логичная, какая-то совершенно не женская, напоминает ему давно забытые стрелки, ярко выделенные на картах военных действий в учебниках истории. Ему даже эти самые стрелки стали видны на квадратах шахматной доски. А потом ему показалось, что такие партии Лена расчерчивает, когда думает о чем-то, на страницах своего ежедневника. - Шах и мат, - голос Емельяновой вырвал Шилова из его размышлений, - ты о чем думал-то, Ром? - О построении конструкций, Елена Евгеньевна, - улыбнулся Шилов, осознавая, что снова проиграл. - Ты свою конструкцию построила. Почти, - грусто проговорила Елена, складывая резные фигурки в коробку. - И не начинал еще, - Шилов решил, что фраза предназначалась ему, и даже не обратил внимания на женский род примененного глагола. - Что? - изумление Емельяновой яснее ясного говорило о том, что Роман Елену не понял. - А, ты о построении конструкций? - Шилов кивнул. - Не бери в голову, это так, стихи из прошлого. Мне написали, когда я сюда, в Москву переехала. - Прочитай, - даже не попросил, а приказал Роман, и Лена, на несколько секунд прикрыв глаза, негромко, почти неслышно в самолетном гуле, начала: - Раз в четыре месяца, под перезвон часов Площадь трёх вокзалов распахнёт свои крыла. Ты приедешь в Питер хоть на несколько часов, Посмотреть, в каком красивом доме ты жила. Город нарядится, чтоб принять гостью, Огоньки рассыпав на себя горстью, Что теперь поделать, так легли кости На доску, именуемую "Жизнь". Жизнь, в которой не было тебе тесно, Жизнь, в которой ты нашла себе место, Жизнь, в которой ты нашла свою песню, Песню, называемую жизнь. Ты сменила веру, значит так тебе теплей. Это хоть и грустно, но и правильно, увы. Поклонились на прощанье мачты кораблей. Ты теперь москвичка, хоть целуй гранит Невы. Шилов резко выдохнул, попытался взять ладонь Елены в свою руку, но та, отрицательно качнув головой, обняла себя за плечи и продолжила, ни на секунду не сбившись: - Этот сон закончился, ушёл в небыль. Пусть Атланты держат над тобой небо. Город растворился, словно он не был. Словно лёд растаял по весне. Как-то незаметно приползла осень, Ветром от залива хмарь в лицо бросив. Так уж получилось. Кто же с нас спросит? Мы с тобой остались в стороне. Солнце поднимается над башнями Кремля. Этому светилу всё равно, на что светить. Ты на карте расчертила стрелками поля, Ты свою конструкцию построила почти. Мы уже не встретимся. Зачем, право? Видишь? На обочину легли травы. Слышишь? Под асфальт уже кладут главы Чьих-то ненаписанных томов. Ты ушла весной, когда пришли птицы, Ты ушла на юг, где хорошо спится, Ты ушла совсем, и пусть тебе снится Город под названием Любовь.* Лена замолчала, перевела взгляд в иллюминатор, где под крылом самолета уже катила свои воды Балтика, потом, словно очнувшись, посмотрела на Романа, улыбнулась, глотнула капельку коньяка. - Я завидую ему, - с грустью сказал Роман. - Кому, Ром? - Тому, кто тебя так любил, и кого так любила ты, что спустя даже двадцать лет помнишь его стихи. - Стихи, Ромочка, к любви отношения не имеют. Я вот почти всю школьную программу стихотворений наизусть помню, это же не значит, что я люблю Горького или, скажем, Рыленкова, верно? Шилов вдруг расхохотался, громко, почти до слез, вдруг представив Елену, маниакально влюбленную в Горького. - Ты не спеши, Роман, - попросила Лена, снова глядя в иллюминатор. - Я подожду, - неслышно согласился Шилов, - я умею ждать.***
Черный кадиллак на взлетном поле был ожидаем. Шилов, сбежав по трапу, помог спуститься Елене и решительно подал руку крупному, грузному даже мужчине, вышедшему из машины. - Роман Георгиевич, - с вопросом приветствовал гостя Кольцов, - я таким Вас себе и представлял. - Он самый, Тимофей Ильич, - ответил Шилов, - мне проще: я видел фотографии. - Поедем или полетим? - Кольцов кивнул на масенький вертолет. - Поедем, - решил Роман. - Полетим, Тимофей Ильич, если можно, конечно. Детей скорее увидеть хочется.***
Немного более бледная, чем обычно, Лена сделала первый шаг в огромный холл знакомого загородного дома. Детские голоса были слышны наверху, и Лена почти побежала через холл, туда, к лестнице, когда сзади услышала тихий голос: - Елена... Емельянова развернулась, глянула в угол, скрытый от нее изначально широкой дверью. Из огромного кресла поднимался ей навстречу белый, как мел, Гордеев. - Лена... Девушка в несколько шагов оказалась рядом с ним, прижалась, прячась в могучих объятиях, и выдохнула, глядя в наполненные ужасом серые глаза: - Даже не вздумай извиняться за то, в чем не виноват! Жизнь - штука сложная. Так уж получилось, так легли кости... - Лена даже сама не поняла, что снова процитировала старое стиховорение. - Но я обещал... - Саш, обещание ты давал в совершенно других обстоятельствах. И хватит об этом. Это надо проехать, пережить, перетерпеть. Как - пока не знаю, но надо. Мне скорее самой извиняться надо. За то, что пропала, за то, что сейчас прилетела не одна, за то, что снова улечу уже завтра. Троектарное "дура", раздавшееся одновременно от Гордеева и чуть задержавшихся на вертолетной площаке Кольцова и Шилова заставило Лену буквально подскочить. - Что это за день-то такой, все меня дурой считают, - немного притворно возмутилась Елена, но развить мысль ей не дали. Раздался топот маленьких ног, и радостные крики "мама" заполнили весь дом. *Стихи (традиционно) - Д.Эстрин