-- Ты бы могла жить в Имперском Городе,
Огни зажженных фонарей отражаются в глади ста тысяч луж, разбросанных по городу, точно осколках разбитого зеркала. Золотистые и молочно-пепельные блики пляшут в озерцах дождевой воды, которая мало-помалу утекает в частично перекрытую откуда-то взявшимся деревянным ящиком канализацию. В этом ящике, от дождя намокшем, и оттого темно-каштановом, лежали: платье, изорванное и изрезанное безжалостно, малахитового цвета; несколько пар туфель со сломанными каблуками; красивая склянка с узором, которая когда-то была наполнена морской водой, а теперь надколота с боку и немогущая более удерживать в себе жидкость; и, наконец, малахитовые бусы.-- подрабатывать в местной кофейне.
Лазули на миг останавливается, залюбовавшись собственным отражением в стекле, и пытается разглядеть сквозь саму себя очертания знакомой фигуры, Джаспер сидит на краюшке тротуара, вытянув ноги, в ее густых и длинных волосах капли дождя блестят стеклярусом при лучах уличного фонаря, а накаченные широкие плечи устало опущены. Ляпис не видит лица когда-то близкого человека, но вязкое чувство боли и отчаяния заставляет официантку повести плечами, ощутив мелкую дрожь во всем теле, прилив крови к щекам, слабость в коленях. В голове эхом отдаются голоса посетителей и обслуживающего персонала, но она, Лазули, не может и слова разобрать, словно утонувшая в отраженном на витрине кусочке Имперского Города. -- Иди уже домой. – Вздыхает Перл. – Я отработаю за тебя.— И добавляет – И воспользуйся черным ходом, если не хочешь столкнуться с этой помешанной. -- Спасибо. Я так и сделаю.-- И снимать квартиру
Девушка устало упирается лбом о дверь своей квартиры, наслаждаясь ее прохладной поверхностью. Жарко, наверное, Лазули все-таки подхватила простуду, когда отдыхала вместе со Стивеном на корабле. Она жмурится, воспроизводя в памяти зеленовато-синий оттенок волн, ненавистных ею, и испытывает чувство тошноты, чтобы его сдержать прислоняет к губам ладонь и чувствует ударивший в нос приятные запахи какао бобов и рафинада, оставшиеся на ее пальцах. Ляпис нравится сладкие ароматы: они заглушают воспоминания о бризе и морской соли. Потом официантка выпрямляется и со вздохом отпирает дверь, вваливаясь в прихожую и запинаясь об чужие сандалии, такие маленькие и желтенькие, словно на ногу маленькой девочки сделанные, сандалии. Ляпис тихо произносит парочку непечатных выражений, но не швыряет милую обувь в какую-нибудь стену в порыве злости, а аккуратно переставляет в угол рядышком с прочими.-- вместе с чокнутой соседкой.
-- Ох, Лазули, ты уже вернулась! – Перидот вскакивает с дивана, предварительно поставив на паузу видеопроигрыватель и приостановив просмотр любимого сериала. – Почему так рано? – В голосе соседки слышно беспокойство, которое та скрывать и не думает, несмотря на то, что знает о нелюбви Ляпис к жалости для самой себя. Особенно в последнее время. И Хризолит уже сощурилась, ожидая очередной щелчок в лоб или по носу, но того не последовало. Девушка с выкрашенными в синий цвет волосами присела на диван и, молча, похлопала место рядом с собою, приглашая присоединиться. – Это «Лагерь Купидонов». -- Пояснила Перидот, осторожно устраиваясь подле официантки. – Третий сезон.