когда небо обрушилось наземь

      Он не любил жесткого обращения, просто не выносил грубости. Не пил морковного сока, считая кровь овощей дикостью. Он вытаптывал всю сорную траву близ калитки, в его жизни было место лишь для благородных растений. В полумраке и при мертвенно-бледном свете дня он предпочитал не выходить за пределы своей зелёной обители. Если бы мог, он бы круглосуточно, круглогодично обитал под тенистой сенью своих редких яблонь и писал стихи. в мелких расщелинах старых дубов век переждёт всеми брошенный мох       Однако и одиночество было ему чуждо. Был с ним и другой. Такой же как и он — человек! Никто бы не вынес подобного заточения и забвения в глуши. Но он выносил. Их было двое — один постоянно сливался с природой, посвящая ей одной картины, стихи и волшебные слова, другой предпочитал компанию постели, уставившись мутными серыми глазами в стену, заляпанную бирюзовой гуашью. Иногда они говорили, эти два чудака, спорили, дискутировали, а затем надолго замолкали, не досказав чего-то важного. Матс отворачивался, заставляя всё тело последовать движению задумчивой головы, только рука, левая рука, обвитая ниточками синих вен, не подчинялась и касалась спины второго, его старой бежевой рубашки. Марко вздрагивал, но рта не открывал ещё долгое время.       Это был их своеобразный ритуал. Если бы они не придумали странного расписания, то давно бы сошли с ума друг от друга. Если бы кто-то из них был немного смелее, они бы перестали существовать в искусственном аду.       — Рае. — Решительно поправил Матс, закручивая крышку на стеклянной банке, в которую только что засунул седьмого светлячка. Марко не оборачивался, лежал, уставившись в стену.       — Нет этого рая, Матс. Вообще нет в природе. Эти сорняки, разваливающийся дом, кровать, да мы с тобой, приросшие к этому чёртову месту. — Марко говорил сквозь пальцы и, казалось, голос его срывается от беспомощности. Матс поставил чайник и вгляделся в ночь за окном. Однако увидеть смог лишь своё скрупулёзно вглядывающееся отражение и, не выдержав этого взгляда, отвернулся.       — И чайник! — Торжествующе заметил Матс. Марко громко и тяжело вздохнул.       — Верно. — Подтвердил он. Марко чувствовал спиной свечение, исходившее из банки с насекомыми и ёжился от его теплоты. Он привык к мерзкой сырости, поднимавшейся от простыни и готов был покрыться мхом. — Однако этого явно не хватает для счастья.       — Чепуха. — Фыркнув, ответил Матс, наливая в чашку ароматную жидкость цвета пещерной охры. — Чего же ещё нужно тебе для счастья, Марко?       Собеседник замялся. Сотни раз всё шло по одному сценарию, поэтому ему не составило труда заучить ход действий наизусть. Он знал, что после следующих его слов их беседа прекратится вновь, и нового разговора придётся ждать неделю, а может и две. Но второй слишком хотел выговориться. Тишина всё равно не представлялась теперь страшнейшим из наказаний.       — Когда-то я любил тебя. — Начал Марко, впервые за долгое время поднимаясь с серого покрывала на локтях. — Ещё в ту пору, когда в нашем доме была всего одна комната, а за окном открывался вид на вечно забитую машинами магистраль. Я любил тебя, когда мы отправились путешествовать на юг, ночуя в самых диких джунглях и пробуя экзотические блюда в Азии. Я любил тебя, когда ты принял решение оставить большой мир и наслаждаться природой в глуши. Я последовал за тобой. Я любил твои стихи и всё ещё любил тебя после посадки яблоневого сада. Я немного любил тебя в период твоей одержимости цветами, травами и деревьями. Одержимости всем этим, только не мной. Несколько капель нежности к тебе во мне теплились, пока я не превратился в один из этих диких цветов, что ты хранишь между страниц наших старых книг. Больше любви нет. Не осталось. Вся вытекла.- Марко посмотрел на Матса, оцепеневшего с чашкой смородинового отвара в руках. Он пребывал в некоей дымке, словно постепенно исчезал из реального мира, утрачивал родные контуры. Блондин стыдливо отвернулся. — И вместо неё ты теперь мнишь символом счастья уродливый чайник.       Матс заворожённо наблюдал за сверкающими насекомыми и не слишком вслушивался в слова Марко. Отхлебнув немного отвара из кружки, он подошёл к измятой постели, в которой не просыпался уже многие дни, и присел на самый край.       — Раз ты не убежал из этого «ада», значит, что-то в тебе ещё осталось. Жалость, например. Или отчаяние. Возможно, скорбь по моей утраченной душе. — Матс выражался язвительно, явно пытаясь зацепить Марко. — Может, когда-нибудь и любовь вернётся.       — Да. — Ухмыльнувшись ответил блондин, возвращаясь в исходное положение, на подушку. — Это так же возможно, как и небо, обрушившееся наземь.       И вновь тишина. Подкралась, улеглась рядом и мгновенно задремала. Матс посмотрел на неё с опаской, взял стеклянную банку со светлячками и вышел вон, чтобы не оставаться в обществе этой ненормальной всю ночь. А может, и больше.       А днём позже на них обрушилось небо. Матс вышел утром на террасу, запивая морозный утренний воздух яблочным соком. Он делал так каждый день, наслаждаясь чудесным видом на его сад, открывающимся с террасы. Однако осень укрыла от его глаз эту красоту на день. Всё вокруг затопил туман, густой и серый, больше похожий на смолянистый сигаретный дым. Казалось, что кто-то курил всю прошлую ночь подобно паровозу и укутал сад в сероватое пуховое одеяло. Размылись линии между небом и землёй, всё превратилось в единое густое целое. Хуммельс не верил собственным глазам.       — Небо обрушилось наземь. — Удивлённо и с дрожью в голосе провозгласил Матс, влетая в комнату. Он не нашёл Марко на кровати. Тишина тоже куда-то подевалась, а может, он просто забрал её с собой. Но куда? Куда они могли уйти, если небо, вечное небо взяло, и упало сверху просто так, без предупреждения?! Матс упал вслед за ним на пол своей одинокой комнаты и практически заплакал. Значит не было больше у них шанса, даже когда… — небо обрушилось наземь. — Обречённо повторил он уже немного тише, сжимая в руках мокрое покрывало.       — Я знаю. — Послышался чей-то мягкий голос, и Матс тут же повернул голову влево. Ройс держал в руках чайник, действительно уродливый чайник, от которого исходили ленты тёплого пара. Ему сложно было держать равновесие, однако сила, пробудившаяся внутри, не давала упасть. — Я вот заварил твоё счастье.       Матс медленно поднялся с колен, утирая влажное лицо белой ладонью. В его тёмных кудрях застряли обрывки тумана. Он подошёл к Марко и, забрав горячий чайник, поставил его на край тумбы. Их глаза встретились после долгой разлуки, а показалось, что и вовсе виделись впервые. Руки, забывшие прежние ласки, обняли дрожащие тела. И шанс появился. небо обрушилось наземь. и всё началось сначала.