Не бойся

— Не бойся крови, кровь боится тебя! Не бойся крови, кровь боится тебя! Не бойся крови, кровь боится тебя! — молитва, мантра, шепот ветра. Яковлев слышит это со всех сторон. Он больше не боится крови. Он не боится убивать. Разве можно вообще чего-либо бояться, когда ты уже несколько раз умирал, отправляясь в ад, и возвращался, подобно проклятой твари? Яковлев не знает. Но он хочет знать. Мысли мечутся одна за другой, когда он стоит перед бретерами, готовый убить еще одного человека, лишь бы скрыть свою подлость, свою ложь, снедающую его изнутри. Он — князь Колычев, представитель одного из древнейших родов. Он — представитель царской семьи. Он — пес и раб, без рода и племени. Яковлев воет хрипло, лежа на полу у камина. Он воет, желая подохнуть поскорее, но сперва добиться поставленной цели. Беклемишев — красная тряпка для него. Он готов вгрызаться в глотки своим противникам, лишь бы добраться руками до графа, лишь бы жать его шею в своих руках, ломая столь хрупкие кости. Яковлев не помнит, чтобы ненавидел кого-то столь же сильно, как графа. А разве ненавидел он до своей ссылки? Тучков появляется неожиданно. Чертовски яркий и счастливый, он поднимает Яковлева из какой-то лодки, в которой тот уснул в очередном пьяном угаре, и благодарит за срыв планов Беклемишева. Первые несколько мгновений Яковлев не слышит его слов, все еще сонно щуря обсидиановые глаза, и смотрит на княжеских детей. Марфа презрительно кривит губы и воротит от него нос, когда ее брат, кажется, восхищен им чересчур сильно. — Хотите, чтобы я был вашим ручным псом, князь? — цедит Яковлев удивительно четко для того, кто не спал нормально неделю. — Я… Я хочу дружить с вами, господин Яковлев! Учиться у вас, ведь о вашем мастерстве говорят многие, научиться столь же метко стрелять по цели. Дуэлянт замирает, прекращая вытирать лицо, и смотрит. Смотрит в лицо счастливо улыбающегося князя, будто тот выиграл не меньше ста тысяч рублей, и кривит губы в подобии улыбки, чисто из вежливости, остатки которой сохранились после Алеутских островов. Ему бы сломать эту наивность, выкинуть к чертям и раздавить самого князя. Его чувства как на ладони, их видит даже Марфа, стоящая чуть поодаль с самым недовольным выражением лица из возможных. Яковлев подходит чуть ближе, фактически касаясь носом носа молодого Тучкова, и провокационно проводит им по острой скуле замершего аристократа, совсем рядом с кожей, но не касаясь. Он не любит, когда нарушают его личное пространство. Но сам с удовольствием постарается поставить человека в неловкое положение. Бретер вкладывает полотенце в руки князю, смотря в чересчур яркие, светлые глаза своими, черными и пожирающими душу, иссушающими сознание. Князь не смеет отвести взгляда, не смеет отойти дальше, он замер, словно рыбка на крючке, и так доверчиво открылся, будто не понимает. Яковлев хрипло смеется. — Посмотрим, князь, — бросает он, обходя юношу по кругу и не реагируя на возмущенно вскинутую бровь Марфы. Княжеские дети такие разные, но такие одинаковые. Дуэлянт сидит в кресле, в особняке Тучковых, и смотрит на звездное небо Петербурга. Он так и не понял, как оказался здесь. Просто на пороге дома появился молодой князь, а Юрий, его слуга, неожиданно проявил прыть, собирая «Его Благородие» на выход. С каких пор жизнь Яковлева стала напоминать балаган, интересно? — Яковлев, — женский голосок выводит его из дум. Марфа смотрит холодно, не на него, а мимо, тем самым, показывая место гостя. Яковлев никак не реагирует на подобную провокацию, даже не вскидывает бровь. Князь ушел за какой-то безумно интересной английской игрой и хорошим вином, оставляя гостя в одной из комнат, хотя Яковлев четко сказал, что вино пить не будет. С ним Яковлев забывал даже о Беклемишеве. Ничем хорошим это не закончится. Чувства могут стать обузой, могут привести к падению Яковлева, положение которого и без того незавидно. — Княжна. — Если вы коснетесь моего брата, я вас уничтожу, — удивительно, как с таких прекрасных губ слетают столь ужасные угрозы. Дуэлянт молчит. Он поднимает взгляд обсидиановых глаз, выпуская всю ту клубящуюся тьму со дна, и прищуривает глаза. Юная нимфа, прекрасная леди при дворе великой княгини просто не осознает, с каким зверем хочет соперничать. Внутри все взвилось, забилось в ужасе, стоило представить, что кто-то может отобрать у него короткий миг дружбы с князем. Неужели Яковлев стал сходить с ума? Князь ему безразличен. Определенно безразличен. В комнату ураганом врывается Тучков, абсолютно не замечающий накалившейся обстановки. — Я шел в погреб и споткнулся, Яковлев. Представляете? — князь улыбается ему. Ему. Дуэлянту. — Поэтому я посоветовал вам воспользоваться услугами камердинера, — прохладно отмечает мужчина. — Вы сомневаетесь в грации моего брата? — цепляется девушка. — Нельзя сомневаться в том, чего нет, Марфа, — сам князь смеется, кажется, наконец, почувствовав, что-то не так, и отчаянно пытается это исправить. Не получается. Марфа поджимает свои губы, извиняясь перед ними, и вылетает из комнаты. Она ревнует своего брата. Боится за него. Яковлев бы тоже боялся того, кем он стал, оставайся Колычевым. Поэтому дуэлянт собирается ночью, чтобы уйти. На часах около двух, мужчина и без того задержался, пользуясь гостеприимством юных наследников княжеского рода. Вероятно, он бы действительно ушел, потому как успел надеть на себя полную экипировку и костюм, когда столкнулся нос к носу с юным Тучковым в самых дверях. Кажется, он был младше его лет на пять или шесть, что стало заметно лишь сейчас, при близком рассмотрении. Яковлев вскидывает бровь, окидывая юношу взглядом. Ночная сорочка открывает взгляд на острые ключицы, хотя князь и обладает крепким телом. Яковлев отводит взгляд быстро, не позволяя себе опустить его ниже. — Я знал, что вы захотите уйти, господин Яковлев. Я вам запрещаю. — Вы запрещаете мне, князь? — интонация Яковлева пугающая. Но Тучков больше не боится. Почему-то в тот миг, когда дуэлянт направил орудие убийства в его защиту, в тот момент, когда Яковлев показал свое мало-мальски человеческое лицо, Тучков перестал его бояться. Он смотрит в ответ своими огромными оленьими глазами, которые Яковлев желал бы вырвать, а потом улыбается. — Я принес нам карты. Не лучше ли убийств карты? Яковлев смотрит то на колоду, то на князя. Он точно не мог проходить мимо, так как гостевое крыло, в котором ему выделили покои, находится в другой стороне от хозяйской части. Об этом ему упомянула Марфа, словно невзначай показывая в очередной раз место дуэлянта. Наверное, это было смешно, ведь он никак не реагировал на ее провокации, чем злил еще больше. — Я — убийца. Убийства лучше всего, — жестким ударом выбивая из рук позолоченную колоду, бывший бретер втаскивает князя в покои и вжимает в стену, нависая, подобно дикому зверю, пока дуло упирается в подбородок, направленное дьявольской рукой Яковлева. — Не смейте обращаться со мной, как со старым другом, князь. — Но вы и есть мой друг. — Вашим другом был Басаргин, погибший от моих рук. — Прекратите! Прекратите называть себя убийцей! — Тучков повышает голос. — Вы не убийца! Яковлев на миг теряется, и этого мига хватает князю, чтобы убрать дуло от своего подбородка и податься ближе, совсем нежно касаясь чужих губ своими. Яковлев не столь нежен. Первое удивление проходит за слишком короткий миг, срывая привычную маску спокойствия. Он прекрасно видел желание в светлых глазах, какую-то влюбленность, но не ожидал, что у князя хватит смелости столь откровенно предложить ему что-либо, кроме легких полунамеков, особенно учитывая незавидное положение дуэлянта. Он заталкивает языком стоны князя обратно в рот, сжимая талию, и пьет его душу, целуя страстно, сильно. Руки Яковлева напоминают тиски, а загнанное дыхание Тучкова — предсмертный выдох пойманного в капкан молодого оленя. Пистолет с тихим стуком падает на пол.