Замыкая круг

- Иногда так хочется наговорить тебе гадостей. Таких, чтобы ты окончательно возненавидел меня. Совсем. - Что, прости? Камиджо тяжело вздыхает, нервно сглатывает, отходя от окна и зашторивая его. - Только ты потом всё равно вернёшься, да? - Юджи, когда ты перестанешь названивать мне по поводу и без? - Вернёшься, я же тебя знаю. Как будто ничего и не было, только перед этим хорошенько меня… - …встряхну и выбью эту дурь из твоей головы. Если ты это сейчас же не прекратишь, слышишь меня? - Маю. - Что? В какой-то момент Камиджо жалеет, что он не слезливая мягкотелая девка. Тогда он бы сказал Маю всё, что он о нём думает, и что не думает, тоже сказал бы. И всё было бы оправдано. Каждая молчаливая истерика взаперти у себя дома. - Я хочу, чтобы ты вернулся. Камиджо слышит на другом конце провода смех. Маю всегда только и делал, что насмехался над ним. - Ты же сам понимаешь, что это невозможно. У тебя уже давно другая жизнь. Не такая. - Что значит «не такая»? – Юджи начинает выходить из себя. Через минуту или две он будет осыпать своего бывшего гитариста проклятиями и говорить ему о своей ненависти. Эту свою ненависть вокалист выращивал очень долго, старательно, бережно. Маю в свою очередь каждый день подкармливал её своими «не такими» взглядами и улыбками, тихими смешками и упрёками. Ссорами, криками, ударами по лицу и ядовитыми словами. Юджи думал о том, что мог бы прощать всё это, где-то в подсознании он именно это и делал и не держал зла на Маю. Но ненавидеть ему нравилось. Более чем. - Я не стану объяснять тебе это в тысячный раз. - Нет уж, позволь… - Разговор окончен, Юджи. Ещё раз позвонишь мне, чтобы поныть о том, какой ты несчастный – пеняй на себя. - Маю! Короткие гудки в трубке. Камиджо бросает телефон на диван, сам откидываясь в кресле и массируя виски. Погода за окном его раздражает. Ветер из форточки раздувает шторы, проникает в дом, окутывает вокалиста полностью, как бы отрезая от всего прочего мира. Камиджо ненавидит выходные. Камиджо ненавидит дождь и холодный ветер. Благо, дождя пока нет. И не будет, наверное, но выходить из дома совсем не хочется. Хочется только вернуть себе Маю, неизвестно какими способами. Юджи спрашивает себя, почему он теряет всё, что любит? Любит так сильно. Нет, сейчас у него есть Хизаки, например. У него есть Теру, Кисаки, Кайя, и ещё много хороших друзей, знакомых, любовников даже. Здесь ему не на что жаловаться. Но всё это – ничто. Сколько можно жалеть о прошлом, которое было так давно, что и вспомнить трудно – когда? Когда-то, очень, очень давно, у них получалось с Маю сосуществовать мирно. Они даже любили друг друга. И любят до сих пор. Смеётся, закрывая глаза ладонью и закидывая голову. Маю. Любит. Да его уже давно не существует в новой, «не такой» жизни Юджи. Хотя он и появляется – изредка, но появляется. Камиджо не знает, сколько времени прошло с того момента, как разговор был «окончен». Дверь его квартиры распахивается и закрывается с громким хлопком. Юджи успевает испугаться, встаёт с места и идёт к коридору, но едва не сталкивается с Маю. Получает от него звонкую затрещину в знак приветствия и так и остаётся стоять на одном месте, прижав ладонь к пылающей щеке. - До сих пор не можешь избавиться от этой вредной привычки? – цедит сквозь зубы, следя взглядом за Маю. Тот, по-хозяйски проходя в комнату, распахивает окна и освобождает их от штор. - Сидишь как в темнице. - Я вампир. - Прости, я забыл. Идёт дальше, берёт из мини-бара виски и разливает его по стаканам с толстыми стеклянными стенками. - Вышел бы погулять что ли. - Не хочу. Маю закуривает, он знает, что Камиджо это ненавидит, и потому делает это. Юджи подходит, забирая свой виски и недовольно убирая бутылку обратно в бар. - Кто ты такой, чтобы… - Ты знаешь. Они какое-то время пристально смотрят в глаза друг другу, а потом Маю не выдерживает, отводя взгляд. - Чего ты хочешь от меня? - Боли. Мне её не хватает, - вокалист грустно улыбается. Молчание. - Зачем ты пришёл? - Если бы ты не хотел, меня бы здесь не было. Камиджо пожимает плечами, делая крохотный глоток и глубоко вдыхая воздух, отравленный сигаретами гитариста. Ему уже всё равно. Что когда-то было, когда-то ему не нравилось, когда-то он любил. Любая зацепка, любая возможность стать ближе к своей прошлой жизни, которую он не в состоянии отпустить. - Я не могу привыкнуть к жизни без тебя. - Давно пора. Сколько лет прошло?.. - Меньше, чем с тобой. Мне хватает воспоминаний. Я хочу… - Когда ты уже повзрослеешь? Ты всё тот же, каким был. А по виду и не скажешь, - Маю усмехается. Камиджо радуется. - Мне поздно взрослеть. - Брось. - Когда соберёшься снова ко мне прийти, предупреди, хорошо? - Когда снова будешь мне звонить, тоже, предупреди? - Ну Маю! Поёжившись от холода, Юджи всё-таки подходит к окну и закрывает его. Маю могло быть так жарко?.. Снова сдвигает шторы вместе, плотные, тёмные. Так, что в комнате сразу наступает вечер. Камиджо оглядывается, не зная, как продолжить разговор, но не находит своего бывшего любовника. Позвав его и для приличия заглянув в соседнюю комнату, понимает, что тот снова ушёл. Незаметно, тихо и неожиданно. Он очень любит уходить именно так. Юджи сидит за столом, крутит в руках ручку над белоснежным листом. Задумавшись, пишет что-то, и тут же зачёркивает, зарисовывает нелепые, по его мнению, слова. Он вспоминает. Вспоминает всё, что можно хорошего вспомнить о Маю. И плохого тоже. Пока рядом с ним не опускается чашка горячего крепкого чая. - Согрейся. И хватит вспоминать то, чего не было. - Уходи. - Прогоняешь меня? – мягкий приятный голос. Это уже далеко но Маю, но чем-то они всё же похожи. - Я хочу стать нормальным, а ты мне мешаешь. - Выпей чаю. Камиджо поднимает голову, взглядом скользя по человеку перед ним. - Ты – галлюцинация, порождённая моим недосыпом, усталостью и мигренью, которая не проходит уже который день. Ты приносишь мне чай. Значит, чай тоже не настоящий? - Нет, чай вполне настоящий. Ты просто уже не помнишь, как минут пять назад заварил его сам себе. – Жасмин тепло улыбается, подвигая чашку ближе к вокалисту, а тот закрывает лицо руками, болезненно застонав. - Хорошо. Я выпью этот чай, если ты так хочешь. - Пожалуйста. Камиджо делает первый глоток и сразу же обжигается. Окидывает взглядом комнату – мрачно, а по углам затаились неподвижные тени. Иногда Юджи отчаянно желает, чтобы хоть что-то в этом доме было не так, как обычно. Пусть вот эта тень, например, превратится в чудовище и попытается напасть на него. Ну или обои на стенах внезапно загорятся. Но этого не происходит, ничего не меняется, жизнь здесь замерла. Перед баром валяется разбитый стакан, из которого он пил виски. Рядом с ним – кубики льда, уже хорошо подтаявшие и пропитывающие ковёр терпким запахом алкоголя. - Когда это закончится? - А ты хочешь, чтобы это закончилось? Басист садится напротив Камиджо, серьёзно глядя на него. - Тебе ведь это нравится. И ты сам всегда к этому стремился. - Мне это нравится, да, но я никогда не хотел стать сумасшедшим шизофреником. - Видимо, всё-таки хотел. - Думаешь, это от меня зависит? Я вообще ничего не понимаю. Я не хочу, чтобы так было. Я не хочу спать наяву, не хочу видеть ни его, ни тебя, разговаривать с самим собой, я только удивляюсь… как меня ещё в дурку не забрали? - Успокойся. Ты сам сможешь справиться с этим, если… - Кто мне это говорит? Иллюзия! Восхитительно. Я не могу. - Можешь. Махнув рукой, Юджи опускает взгляд, снова погрузившись в воспоминания. Да, ему это нравится. Для него это стало таким своеобразным хобби. Он научился совмещать свой мир, состоящий из него и его иллюзий, и мир реальный. Пока у него это получается – он не собирается ничего менять. - Хизаки? - Да? - Ты настоящий? Камиджо хрипло смеётся, он почти видит, как где-то на другом конце этого города Хизаки недовольно хмурится и чуть сильнее сжимает телефон. - Я настоящий. Почему ты каждый раз спрашиваешь это у меня? С тобой всё в порядке, Юджи? - Совсем не в порядке, но тебе лучше об этом не знать. - Но я знаю. К концу дня ветер на улице немного успокаивается, появляется солнце. Точнее, то, что от него остаётся в конце дня. Вокалист, зажав телефон плечом, смотрит в окно, и найденной на столе кнопкой упорно пытается проколоть свой палец. Он не хочет этого и боится на самом деле, но ему нужно убедиться в том, что это – реальность, и он правда разговаривает с Хизаки, а не лежит на диване, разговаривая сам с собой. Тихо шипит, вздрагивая, когда на подушечке пальца появляется капля крови, и отбрасывает кнопку. - Юджи, не молчи! – лидер уже в который раз пытается обратить на себя внимание, уже перебрав в мыслях всё, что только могло случиться с вокалистом. - Да здесь я. - Просто скажи, что ты набрался в каком-нибудь баре вчера вечером, и до сих пор не можешь… - Нет, Хизаки, тут всё хорошо. Мне просто кажется, что я… - Ты дома? - Да. - Я могу приехать. Не сейчас, правда, но часа через два. - Не надо. Камиджо слышит, как Хизаки в свою очередь устало вздыхает. Ему уже надоело возиться с Юджи, как с маленьким, выслушивать его каждый раз и бережно хранить все эти тайны, чтобы никто не узнал. Ему известно всё, что происходит с Камиджо, он просто отказывается в это верить. Обычно так именно дети рассказывают своим родителям, что видели поддиванного монстра. Вот только у Камиджо были совсем не монстры, и он их, кажется, любил, и совсем не хотел, чтобы они исчезали. - Я, наверное, буду в студии. – Тихо говорит Юджи, посмотрев на часы. – Если хочешь – приезжай туда. - Хорошо. Камиджо слышит в голосе Хизаки безразличие. Камиджо слышит его дыхание. Камиджо слышит, кажется, слышит, как бьётся сердце принцессы, и думает, что Хи – самый близкий человек для него в этом мире. Пока что. - Ты не знаешь хорошего способа убежать от своего прошлого? - Забыть его? - Не могу. - До встречи. Короткие прерывистые гудки. - Ты не сможешь убежать от прошлого, пока не отпустишь его. - Ты всё ещё здесь?.. Он не хочет петь. Совсем. Совершенно не хочет петь. Он даже говорить с кем-либо вряд ли хочет. Хорошо Хизаки. Или даже Теру. Любому музыканту, который может играть на любом инструменте то, что у него на душе. Камиджо любит наблюдать за своими гитаристами, когда так происходит. Это действительно завораживающее зрелище. Петь Юджи не хочет. Поэтому он подходит к синтезатору и, выбрав нужный режим, берёт когда-то очень хорошо заученные аккорды, на автомате, не задумываясь. Пробегает пальцами по клавишам, понимая, что ничего у него не получится. Потому что он не в настроении. Оборачивается на звук хлопнувшей двери и не верит своим глазам, когда видит на пороге Маю. - Уходи. – Камиджо окончательно прекращает это нравиться. Его видения, галлюцинации, призраки его прошлой жизни – он не знает, как это назвать, уже вышли за пределы его квартиры и преследуют его. - Это ты меня так приветствуешь? - Мне совсем не улыбается ещё и на работе видеть тебя и разговаривать с тобой. - Что?.. - Я имею ввиду, это будет странно выглядеть со стороны. Юджи почти не отвлекается, даже не глядя на Маю, продолжает одной рукой наигрывать старую почти забытую мелодию. - Что именно? Я не собираюсь приходить сюда, когда ты здесь не один и на самом деле занимаешься делом. - Это радует. - Вы уже тут? Я опоздал немного, но даже пришёл раньше, чем обычно, - Хизаки улыбается, заходя в студию и переводя взгляд с наручных часов на растерянного Камиджо. Камиджо отворачивается от инструмента и всматривается в Маю, который стоит на расстоянии вытянутой руки. - Хизаки… - Я настоящий, да, Юджи. - А… - Маю тоже. Вокалист несколько раз меняется в лице, берёт руку Маю в свою и с силой сжимает её, пока гитарист не отстранится, освобождаясь. - В чём дело, Юджи? Не рад встрече? – усмешка на губах Маю кажется Камиджо совсем нереальной. Но, кажется, это действительно он. Либо Хизаки уже тоже превратился в призрака, что маловероятно. - Хизаки, зачем?.. В помещении повисает плотная тишина. Как стена, отделяющая всех присутствующих друг от друга. Камиджо кажется, что его мир с иллюзиями идёт трещинами, ломается, рушится под ударами. Сдвинув брови, он снова начинает что-то наигрывать, пальцы легко скользят по клавишам, пока его руку не накрывает тёплая, осязаемая рука Маю. - Ты, кажется, хотел от меня избавиться? - Маю, я не… - Ты не сможешь избавиться от меня, пока я – твоё настоящее.