Временная шинигами

      К моему величайшему счастью, меня поймал на руки Исида, не то быть мне кровавым блинчиком на асфальте. Порадовавшись своей везучести и реакции друга, принялась восстанавливаться. С этим делом проблем не было, на мне заживало всё как на собаке, потому я не переживала. Переживала вся моя родня и кучка друзей.       Спустя три дня я была огуречиком, правда не зелёной и без пупырышек, но зато совершенно здоровой. Однако кое-что меня по прежнему волновало. Во-первых, очень сильно беспокоил тот приступ кровожадности. Нет, временами случалось так, что хотелось наподдать всем, да посильней, но чтобы прям убивать… странно всё это. А ещё те голоса. Их было два, оба совершенно разных и оба мужских.       Либо я схожу с ума, или это намёк на то, что пора бы обзаводиться парнем и заводить половую жизнь. Вот только, боюсь, папино сердце этого не переживёт, совместно с моими нервами.       Несмотря на всё это, самым волнующим был тот факт, что моё оружие треснуло. Сие вводило в уныние, заставляя тяжело вздыхать и печально смотреть на занпакто, перематывая его бинтами. На всякий случай, чтобы дальше трещины не расползались с таким же успехом. Ещё раз окинув грустным взглядом меч, закинула его за спину и легла обратно в своё тельце.       Вообще, не нравилось мне то, что происходит в последнее время. Менос этот, приманка потерянная, которая точно не могла привлечь столько внимания, моё становление шинигами, мысль о том, что Рукия бы с той тварью не справилась, да и в общем-то… один удильщик чего стоит. Пятьдесят лет поймать его никто не мог, а я смогла. Новичок, причём никем не обучаемый. Ладно, можно свернуть всё на то, что быть шинигами — моё призвание, но сам факт натыкания на таких сильных пустых… напрягает. Такое чувство, будто бы кто-то, чертовски гениальный, просто подстроил всё и играет всеми людьми как марионетками.       В принципе, странный вывод, нет у меня никаких доказательств, даже подозреваемых. Но, хоть ты тресни, не верю я в такие совпадения! И чует моя задница, что всё это только начало, самая «ягодка» ещё впереди.       К такому выводу меня подталкивает странное поведение Кучики. Она ходит печальная, задумчивая, и создаётся впечатление, будто хочет запомнить всё как в последний раз. С одной стороны — странно, с другой — предсказуемо. Не могла же она всегда быть в мире живых, раз сама пришла из мира мёртвых. Её место в заоблачном «там», которое непонятно обычным людям, а не «здесь» в Мире Живых.       Тем более, подозреваю, что подруга должна была вернуться домой уже давно. Не зря ведь приходил тот шинигами, совсем не зря. Спрашивал, почему она всё ещё здесь, из-за чего задерживается. Вот только не нравятся взгляды Рукии. Будто с жизнью прощается. Будто и не встретимся больше никогда.       Пытается запомнить всё, заполнить оставшиеся минуты счастливыми моментами вместе со всеми нами, но в то же время, хочет выкинуть из головы всё это. Забыть, как мифический сон — и меня, и ненормальное семейство Куросаки, и Старшую школу Каракуры, и тех немногих, с кем успела познакомиться. Забыть земную, приземлённую, самую обычную жизнь. Ведь если не сможет вернуться — зачем помнить то, что может причинить боль?       Все эти чувства пожирали меня. Они не мои, но и не чужие. Ощущать, пропускать через себя, видеть всё это в каждом движении Рукии, замечать, как она отводит свои глаза, пытаясь не смотреть в мои, будто знает, что чувствую. Что вижу все её сомнения и переживания.       И, чёрт, как же хочется схватить её за щёки, заставить поднять голову и посмотреть прямо мне в глаза! Хочется заставить смотреть Кучики прямо, не сожалеть ни о чём, вталдычить ей мысль, что нужно жить тем, что сегодня, а не в будущем или прошлом. Не знаю почему, но эта малявка будто разрывается между этими временами. Живёт вроде как сегодня, а все мысли и чувства, то в прошлом, то в будущем. Они затмеваются лишь яркими мгновениями, которыми полнится обычная жизнь самого обычного человека, у которого в запасе лет восемьдесят, а не тысяча с гаком.       От раздражения, глухо рычу и бью кулаком в стену. Херово. Как же бесит всё это. Мысли, чувства, ощущения, чужие, свои… нахрена мне это всё? Жила как все, а тут — оп! — получите, распишитесь, приключения, о которых я даже не мечтала. Во всех смыслах.       — М-м-м… — запускаю руки в вечно непослушные волосы, которые сейчас почти раздражают.       Вижу, как на улице темнеет. Кучики смылась сразу после школы, сказала - дела. Я тоже только вернулась с пересдачи алгебры, которую завалила из-за побега с урока. А что? Пустые не дремлют, знаете ли.       А взбесила меня одна небольшая записочка с какими-то бурундуками (енотами, если быть точней) и шифром. Шифр-то я уже разгадала, но… надо ли вмешиваться? Это её жизнь, не моя. И место Рукии в этом загадочном Готее, вот только почему, всё моё естество против? Твердит, что опасно ей там, что я поклялась защищать свою семью, а она — её часть, которая как-то слишком быстро влилась в семейство.       Всё. Хватит. Я просто прослежу за ней — будет всё в порядке — уйду, а если там её ждёт западня — чёрта с два, я отдам так легко свою Кучики!       Кстати, а где мой личный извращенец?..       На данный вопрос ответ находится быстро — Рукия. Он мог помешать её планам, если бы громко вопил и носился по дому с криками «не-чан, Рукия ушла!». Секунду раздумываю, после чего резко встаю с насиженного места, открываю шкаф, который теперь можно было смело обозвать музеем зайчиков Чаппи, открываю один из ящичков, где обнаруживаю связанного Кона.       Хватаю игрушку, быстро достаю ножницы из подставки на столе, разрезаю верёвку, скотч со рта срывает он сам.       — Не-чан!..       — Знаю, — перебиваю, только начавшего говорить Кона.       — И что теперь делать, не-чан? А что если Рукия в опасности?!       — Спасём.       Последний раз всхлипнув, на меня уставились бесконечно преданными глазами. Что показательно — на моё лицо, а не как обычно на грудь. Ну и на том спасибо.       — Значит так, если ей там ничего не угрожает — мы просто уйдём, если же нет… Кон, ты отправляешься со мной, я сражаюсь с предполагаемыми врагами, — надеюсь, что не самыми сильными. — А ты в это время хватаешь нашу шинигами и со всех ног бежишь домой, не обращая внимания на её слова, брыкание, угрозы и прочее. Понял?       — Так точно, мэм! — стал в армейскую стойку львёнок. М-м… видимо, ему и правда понравились такие фильмы. Хотя, хентай, конечно, больше. Извращенец, блин.       Хватаю его поперёк туловища и резко сжимаю со всей дури. На меня вылетает заветная пилюля, которую я тут же глотаю, входя в свою «астральную» форму. Командую быть быстрей и выпрыгиваю прямо из окна. Во время бега, на секунду прикрываю глаза, сосредотачиваясь на слабой реацу Кучики. Да, вот она, ушла совсем недалеко. А рядом с ней два источника помощней. И если с одним из них я справлюсь, то вот второй… от ощущения его силы идут мурашки по коже. Нет, с таким мне пока не тягаться. Пока.       Значит, будем бежать и чем быстрее — тем лучше. Я, пускай и гордая, но не настолько. Когда гордость и смелость переходят в безрассудство — это уже дурость. А сие грозит лишением головы одной рыжей особы с милым именем.       Аккуратно приземляюсь на столб. И что я вижу? Да ничё! К моей Кучики (!) докапывается какой-то недоананас с красной шевелюрой. М-да, тут даже рыжий покажется не таким страшным диагнозом по сравнению с этим. Секунда и он хочет… разрубить Рукию пополам?!       Быстро срываюсь с места, тут же принимая удар катаны на свой меч. Бедняга трескается ещё сильней. Не-е-ет, не надо милый мой! Не подводи свою нерадивую хозяйку в такой ответственный момент, лапа ты моя. Ну, а что? Говорят, что даже неодушевленные предметы имеют душу, так почему бы мне и не поговорить с занпакто? Авось услышит.       — Ты кто такая?! — рявкает этот ананасоголовый.       — Не твоё дело, ананас недоделанный! — рявкаю в ответ.       — Чего-о-о?!.. — сделав огромные глаза, протягивает охреневший враг.       — Чего слышал, ананас глухонемой! Если ты собирался навредить Кучики, то катись лесом, — неопределённо махнула левой рукой куда-то в сторону. — Я своих в обиду не даю; самоуверенных-идиоток-шинигами — тем более.       — Да кто ты такая?! — полностью вошел в непонимание, отчего и в злость, красноволосый.       — Я?! Я — водяной! — нести бред, это, между прочим, очень полезное свойство. Противника сбивает с толку, а я не могу перестать так гаденько ухмыляться. — Знаешь песенку такую, «Я водяной, я водяной, поговорил бы кто со мно-о-ой…» — протягиваю противным голосом.       — Сейчас я с тобой поговорю! — и вот, этот грубиян кидается на меня с катаной на перевес, а я ржу. Мне просто ржачно с ситуации, в то время как Кон быстренько зажал рот подруги, закинул её на плечо и дал дёру. Беги, Кон, беги, мы в тебя верим!       — А то мои подружки — пиявки, да лягушки, — уворачиваюсь от удара, нанося свой собственный, попутно ставя подножку. Приседаю вниз, провожу своим тесаком внизу, застав слегка не успевшего противника врасплох и поцарапав тому колени, заодно разрезав косоде. — Фу, какая гадость!..       Удар, удар, ещё удар. Чёрт, мой занпакто понемногу трескается, я чувствую это.       — Всё, надоела! Ты, наверное, и есть та человечка, что отняла у Рукии её силу? — отстраняясь, поправляет очки на своём лбу парень.       — Во-первых, не отняла, она мне её сама дала, а во-вторых, побольше уважения в голосе, господин-не-знаю-как-вас-там-шинигами.       — Моё имя — Абарай Ренджи, запомни его!       — С чего бы это? — ехидно приподнимая бровь, интересуюсь.       — С того, что именно человек, носящий это имя, убьёт тебя!..       — Не зарекайся, Ананас, — рычу, а наши клинки вновь пересекаются. Мой ломается всё больше, а раздражение кипит.       Как бы я не старалась скрыть раздражение и глухую злость за маской ехидного веселья, у меня это не очень-то получалось. Раздражает. То, что кто-то осмелился напасть на часть моей семьи, навредил кому-то дорогому и близкому. Всё внутри переворачивается, просыпаются какие-то странные инстинкты, что так и кричат: «Убей!».       Не выдерживаю, злюсь, выпускаю реацу по максимуму. Не просто не сдерживая, нет, пытаясь придавить к земле, растоптать, показать насколько он ничтожен перед моей силой, какой он слабак. Вижу, как движения что-то говорящего Абарая замедляются, а его меч становится другой формы. Не слышу, ни слова не слышу. Лишь красная пелена перед глазами, злоба, жуткое желание доказать, что королева здесь я. А ещё эти расширенные в ужасе глаза врага.       Его движения всё медленнее, мои всё быстрее, бью не мечом — ногами. Пинаю безжалостно, пытаясь выбить душу. Не прощу никого, кто покусится на мою семью, любого загрызу. До смерти.       Вот уже власть над чужой жизнью пьянит разум, злоба всё так же застилает глаза, вижу картинку, как этот ублюдок хотел убить Рукию. Мою Рукию. Но… мгновение, я замечаю движение лишь в последние моменты, когда сделать уже ничего не успею. Зато после чувствую боль, то как рвётся ткань косоде на спине вместе с кожей, и хлещет кровь. Забыла, я забыла о том втором противнике.       А ещё меч… окончательно сломался. Просто развалился напополам, оставив в моей руке какой-то огрызок. Я же падаю на землю. Потому что больно. Потому что кровь течёт из раны, и я не могу стоять на ногах. Больно. Надеюсь, что Кон успел убежать с Рукией подальше.       — Т-тайчо? — говорит Абарай, голос которого я узнаю.       — Эта девушка — Куросаки Ичиго, именно она на днях единолично уничтожила меноса-гранде, — сообщает другой голос. Холодный, равнодушный, глубокий. Слышно, что говорит уже не парень, а мужчина. Взрослый и равнодушный. Льдышка какая-то.       — Да быть того не может! Такое ничтожество не могло… — тварь, сам уже сдох бы, если бы не твой капитан, а меня ничтожеством обзываешь. Знаешь, в таком случае ты гораздо большее ничтожество нежели я, слизняк.       — Едва ли не убить вас, Абарай-фукутайчо? — холодно замечает этот мужчина. Ха, да ты прям читаешь мои мысли, сосулька.       — В… в любом случае нам надо поймать Кучики Рукию, а она… а где она?! — идиот, только заметил, что Рукии нет. А я, почему-то, совсем не могу шевелиться. Ничего, сейчас, ещё чуть-чуть и я встану.       — Я здесь!       Мои глаза в шоке распахиваются. Идиотка! Какого чёрта ты творишь, Кон должен был… чёрт, Кон! Очень надеюсь, что с ним всё в порядке, так как моё тело мне дорого. Но сейчас не до этого, я должна встать. Собраться и встать. Всё равно, что вместо меча у меня обрубок; плевать, что рана на всю спину; плевать на боль. Я должна защитить Кучики. Как никак, в какой-то степени, я её должница.       — Я… я переосмыслила своё поведение, прошу пойдёмте обратно, ни-сама, — а вот здесь становится не до размышлений. Ни-сама?! Это не может быть тот красноголовый, значит… тот, кто ранил меня? Это брат Рукии?       — Не дури, Кучики, — с горем пополам встаю. Опираюсь на свой огрызок, поднимаюсь. Удивительно, но у меня даже ноги не дрожат, просто спина болит. Впрочем, пофиг на боль, стерплю.       — Это ты не дури, Ичиго! Ты ничего не сможешь сделать, — кричит она, с мольбой глядя на меня. Знаю, что просишь просто сдаться, не переживать за тебя и не рисковать жизнью. Прости, но я так не могу.       — Всё равно, — выплёвываю вместе с кровью и пытаюсь атаковать этого… аристократа. По-другому его просто не назовёшь. Красивый, бледный, утончённый и совершенно холодный. Но глаза странные какие-то. Серые, как сталь меча, равнодушные, замёрзшие, словно льды в Антарктиде. Но притом, странно-живые. Сожалеющие. Не по отношению ко мне, нет, по отношению к кому-то другому. На меня ему всё равно и это правильно. Мне тоже на него всё равно. Мне важна лишь моя подруга.       Вместо атаки получаю пинком под дых, не видя ни малейшего движения, и снова удар мечом. В этот раз особо болезненный, полностью лишающий движения. Падаю лицом вниз, чувствую, как растекается кровь. Больно. Не могу пошевелиться. Чёрт.       — Ни-сама, прошу не тратьте своё время на такую как она, — вообще-то, это было жестоко, Рукия. Вот только твоя дрожь в голосе выдаёт волнение.       — Хорошо, Рукия. Всё равно она умрёт, я повредил важные точки, поэтому нет ни малейшего шанса на выживание.       — Не надейся, — выдавливаю из себя эти слова, кашляя кровью. Чёрт, кровь всюду, даже волосы у меня в крови. Отмывать потом будет трудно. Впрочем, не важно, надо будет — отмою. Мелочи жизни.       — Молчи! — кричит. — Молчи и береги силы, Ичиго! Пока можешь, поживи чуть-чуть подольше! На несколько минут, но живи дольше! Поживи ещё немного, пожалуйста, Ичиго…       — Тц, ближайшие пять лет умирать не планирую, а дальше посмотрим, — вкус крови во рту, а сама нахожусь в таком унизительном положении. Потерять бы сознание, чтобы не так сильно било по гордости… Лежать лицом вниз, в крови, не имея и шанса пошевелиться… унизительно.       — Прощай, — тихо говоришь, а я… кажется, моё желание сбывается. Просто теряю сознание, то ли от кровопотери, то ли от боли. Чёрт его знает.