Meds

Сознание потерялось в волнах боли. Тусклые бинты стянули руки маленькому мальчику, не позволяя нанести себе какого-либо вреда. Или польщы. Что в данном случае одно и тоже. Больничный стерильный потолок двоится перед глазами- самая острая фаза ломки только началась. Ближайшие двенадцать часов тело Шерлока будет полосоваться жилистыми ремнями судорог, и единственными его помощниками станут те самые безразличные к своему пленнику бинты, и странного цвета неприглядный тазик под кроватью. А тело будет в очередной раз сгибаться от спазмов, пока у разума будет шанс обдумать хорошенько происходящее. Последний шанс. Из такого дерьма пути назад нет. Тёплые серые глаза бесцельно прочертили трещины на стенах, не видя перед собой ничего. Ожидаемо и скучно. За пеленой слёз ничего не увидишь. Иногда, в такие из крайних минут, Холмс задавался вопросом: оттуда, где Джим сейчас, видно, как Шерлок мучается? И ловил себя на мысли: ему не хотелось бы, чтобы Джим видел его в таком состоянии, сломленного и наверняка жалкого. Как он до такого скатился? Целью стояло лишь забыться, а теперь он лежит в старой одинокой пустоте безликого места. Зато забыться и забыть получилось сполна и всех, кого знал. И сейчас память качалась, воспоминания мелькали в диком танце. Больше всех было моментов с Мориарти. В основном памятные моменты записывались на фотографиях, где сам Шерлок был лишь фигурой на плёнке. Только когда потрешь, тогдашние ощущения сваливались мелкими кусочками. Со временем кусочки становились все меньше, бумага съеживалась по краям и в конце концов сгорала. А фотография, которую Шерлок сейчас рассматривал, была почти новая, только серая липкая дымка струилась вокруг, распространняя затхлый запах сырости. Лица Шерлока видно почти не было, зато Джим с прижмуренными глазами отчётливо проявился. Холмс нахмурился. Он любил это выражение лица одноклассника, когда тот был похож на млеющего на солнце чёрного дикого котёнка, обычно недоступного для человеческих ласк. Шерлок на фотографии обвивал Джима за шею, притягивая к себе покрепче. Кусочки с края стали отламываться, чтобы затем загореться в воздухе, согревая его. Холмс с грустью смотрел им вслед- так от того мига скоро ничего не останется. Всё пеплом уйдет в ветер. И тут он почувствовал теплое прикосновение к своим губам, затем ещё и ещё. Ощущения растворились в воздухе, а Шерлок растворился в ощущениях, как растворялся в ЛСД. Да, этот поцелуй тоже был наркотиком, только отвлечься помогал по-другому. С ним присутствие Джима чувствовалось так, как будто он здесь был. Действительно был, не разлетаясь при первом касании в сладкий дым. Боль отошла на второй план. Сейчас здесь были только Джим и Шерлок, Шерлок и Джим, и мокрые листья плюща скрывали их от посторонних глаз. Кажется, Холмс отдал бы все, чтобы эта секунда длилась вечно. Чтобы не открывать колючую дверь реальности. Чтобы не открывать следующее воспоминание. Где фамилия Мориарти была аккуратно выведена на крышке бездушного ящика. Где директор их школы стоял склонив голову, а учитель высказывал соболезнования безутешным родителям. Где его собственные глаза не закрывало такой же пеленой слёз. Рак не смотрит на слёзы.

* * *

Трещины на стенах сотряслись. Пучки молний пронзали всё его существо, заставляя беспокойно метаться по кровати. Сестры в белых халатах озабоченно переглядывались. Днём к Шерлоку, апатично смотрящему в окно, зашёл врач и неодобрительно покачал головой, увидев кровавые капсулы на прикроватной тумбочке. - Дорогой, вы забыли выпить ваше лекарство. Если б Шерлок мог, он бы ухмыльнулься краешком рта. С каких это времён морфий стал считаться лекарством?