Вкус неожиданной страсти

- РэМун! Какого черта? – закричала МинХа, сунув голову в дверной проём. Звук музыки стал еще громче, едва она открыла дверь в комнату ее сестры-близняшки, РэМун. Причина, по которой МинХа ступила на территорию ее сестры, которую она не пересекала, не постучавшись уже с 12 лет, была довольно весомой: было раннее утро, часов 7, ну минимум полседьмого, и МинХа бы еще часа 2 мирно нежилась в кровати в своей комнате, если бы ее сон не прервали мощные раскаты какофонической тирады, которую ее сестра называла «музыкой». В комнате, в правом углу напротив большого овального зеркала стояла ее сестра. На ней все еще был белый короткий топ и легкие пижамные штаны. Утро после вчерашнего жаркого дня выдалось довольно теплым. РэМун стояла к сестре спиной и не спешила поворачиваться: она вовсю «отплясывала»: прыгала перед зеркалом, неистово трясла головой. В отражении МинХа, на которое была хлопковая сиреневая туника и белые шортики, видела, как корчится личико ее сестры, когда исполнитель пел «Я еду по дороге, прямиком в ад», и строка повторялась и повторялась. РэМун даже пыталась верещать, как делал это певец, но ее голос терялся в битах, и перепеть исполнителя ей не получалось. Да и особо она не старалась. - Ты всю округу разбудишь! – проворчала МинХа, зайдя полностью, но все же демонстративно постучала кулачком. Глаза ее сестры в зеркальном отражении, наконец, сфокусировались на ней. - Заходи, Фиалка! – улыбнулась сестра, повернувшись к ней. Это прозвище МинХа заслужила благодаря необычному цвету глаз – сочно-аметистовый, который она унаследовала еще от своей прабабушки по материнской линии. Мама сказала, что такой цвет глаз – большая редкость. Но, поскольку МинХа была младше своей сестры, которую она горячо любила, несмотря на то, что РэМун всегда задирала ее и всегда подтрунивала ее, но так, по-сестрински, она, когда им было 4 года, как-то сказала, что это у РэМун – самые красивые глаза. И действительно, у нее глаза были темно-синие, как у мамы. Тогда РэМун горячо поцеловала сестренку, а та даже всплакнула, как потом припомнила мама. Сначала та решила, что МинХа испугалась, подумав, что РэМун хотела ее толкнуть или сделать что-то в этом роде, потому что редкие глаза были именно у МинХи, и, выходит, ей, как младшенькой, достались все сливки. Нет, РэМун никогда не била свою сестренку. Толкнуть – могла, выпрыгнуть из куста и погнаться за ней – да, но бить – никогда. Подсознательно, она знала, что обязана, как старшая сестра, взять шефство над мелкой, хотя разница между ними была смехотворной, каких-то полчаса. Но для РэМун эти полчаса значили куда больше. Внешне они, кроме цвета глаз, были идентичны друг другу, но характерами они шли по разные стороны: МинХа – тихая, скромная, а РэМун – бунтарка и пацанка. РэМун никогда не боялась пораниться, карабкаясь по деревьям и крутым склонам, а МинХа – наоборот: домоседка и ботанка, как как-то сказала ей РэМун, пытаясь завлечь ее в лес за ягодами. Тогда им было по десять лет, и МинХа сказала, что там могут быть клещи, что они глубоко засядут, да так, что их можно вытащить только в больнице, и то лежа на операционном столе. И в этом РэМун чувствовала собственную вину. Ее никогда не пугали страшилки на ночь, и она спокойно рассказывала их сестре, а та дрожала, как птенец, накрывшись одеялом. Родители часто ругали РэМун за эти страшные истории, и ей очень сильно досталось в тот день, когда она ночью рассказывала МинХи «сказку» про маньяка в черном плаще, которые рыскает в тумане за холмом, который виден из окна спальни МинХи, в поисках маленьких девчат, а потом выждала момент, когда МинХа закрывала окно и, едва высунулась из окна, РэМун потянулась к ней с улицы, злобно вереща «Маньяк пришел по твою душу!». Бедняжка МинХа так сильно испугалась, что начала задыхаться. После этого случая у нее появилась астма. Врач сказал, что девочка – очень зажата, и из-за этого кислород с трудом поступает в легкие, что и провоцирует приступы астмы. Он выписал ей рецепт и ушел, и едва за ним закрылась дверь, родители очень сильно отсчитали РэМун за ее издевательства над сестрой. И пока РэМун молча стояла, опустив нос, ее сестренка подбежала к ней и закрыла собой. После всего того, что она натерпелась от сестры, она закрыла ее собой, чтобы родители не ругали ее. Разумеется, родители были в шоке от такого поступка, но не так сильно, как сама РэМун. А маленькая МинХа стояла, чувствуя, что астма начинает брать над ней верх. И только когда РэМун предложила ей пойти еще тогда в их общую комнату, она успокоилась. -Прости меня, Фиалка! - сказала РэМун, удобно устроившись на нижнем ярусе их общей двухэтажной кровати. Обе сидели друг напротив друга, скрестив по-турецки ножки. РэМун держала сестру за руки. -Я виновата в том, что у тебя астма. И в том, что ты теперь всего на свете боишься! МинХа слушала ее молча. -Этого больше не повторится, сестренка. Я не позволю, чтобы из-за меня ты пролила хоть одну слезу. -Это – твоя работа, Рэ… - тихо произнесла МинХа. -Я понимаю! Тут РэМун подняла на нее голову и злобно сверкнула глазами. -Нет! Ты не понимаешь! И ты не должна прогибаться под того, кто старше или сильнее тебя! Никогда! Она сказала это так резко и громко, что МинХа чуть отстранилась от нее, а в глазах появился знакомый блеск от созревающих слез. РэМун увидела это и поспешила смягчить пыл. Она крепче сжала руки сестры, но не так сильно, чтобы не причинить ей боль. Больше этого она не могла себе позволить. -Я могу тебе доверить одну тайну, Фиалка? Только тебе, никому больше! - шепотом спросила она. МинХа, без раздумий кивнула, что расстроило РэМун. -Ты никогда не перестанешь меня бояться, Фиалка, сколько бы нам ни было лет, как бы судьба нами не распорядилась, ты никогда не перестанешь смотреть на меня без слез в глазах. И я вечно буду нести этот крест. Для своего возраста РэМун была на редкость серьезной. И неспроста. -Когда я вырасту, я поступлю в полицейскую академию, выучусь и стану копом! - очень тихо раскрылась РэМун. -Я буду первой девушкой из семьи Ли, носящей полицейский значок и гордое звание офицера полиции! Она задумалась и добавила: -А может быть, даже лейтенанта или капитана. Дашь выше, а? МинХа слушала ее, широко открыв рот, но потом закрыла, чтобы не закричать от восхищения. -И, наверное, поедешь в Сеул? Там ведь полным-полно плохих парней! Помнишь, мы смотрели новости по телевизору? Да их там полным-полно! А ты – одна! Услышав это, РэМун усмехнулась. Но тут же стерла улыбку. -Я никого не боюсь, МинХа! И за себя постою, и за всех граждан… но главное… Она протянула ручки вперед и коснулась пальцами запястий Мин. В комнате, которую она потом уступит своей сестре, единственный свет исходил от лавовой лампы, которую отец откопал на чердаке. Но, поскольку лампа была старой, то свечение от нее исходило слабое. Хотя движение масляных капель то вверх, то вниз завораживало. -…я достаточно сильная, чтобы постоять за тебя, милая! И крепко обняла сестренку, и та обняла ее в ответ. РэМун не сомневалась, что та плачет. Ну, или, по крайней мере, держится из последнего, чтобы не разрыдаться, отчего РэМун самой хотелось пустить слезу. Мун еще долго размышляла над таким поведением сестры и потом пришла к такому заключению: либо сестра видит в ней некий идеал и через слезы выражает свою сестринскую любовь, либо она боится, что та потом отыграется на ней, после того, как получит хорошую взбучку от родителей. Но, опять же, РэМун никогда ее не била. -Скорее, мы имеем дело с чем-то более глубоким! - как-то сказала ей школьный психолог. -Ты слышала когда-нибудь о стигматах, РэМун? Ей было тогда 15 лет, и она всерьез забеспокоилась о сестре, которая даже в таком возрасте продолжала если не плакать, то дрожать, находясь рядом с сестрой. РэМун пожала плечами. Психолог тогда сказала, что, если кто-то слишком верит во что-то, у того идет кровь. И не просто из носа. -Иногда поры на коже так раскрываются, что кровь может пойти прямо из рук. А иногда и из груди, - пояснила пожилая мед. сестра, слегка похлопав себя по грудной клетке. -Мне уже доводилось наблюдать подобное поведение у близнецов, и вы с МинХой – не исключение. Сестра, действительно, видит в тебе лидера и, таким образом, проявляет к тебе уважение. Подобное явление в психологии принято называть «сиблинговая стигматизация», оно – совершенно новое и только-только изучается. Как я уже сказала, Мин видит в тебе лидера и идеал и хочет соответствовать тебе, но когда ты снисходишь до нее, скажем, обнимаешь, то она испытывает нечто, наподобие экстаза, и заставляет себя заплакать. Иногда такое происходит у тех, кто «сохнет» по какой-нибудь певице или актеру. И, увидев его или ее в реальной жизни, испытывают неописуемый восторг, а если их кумир поздоровается с ними, обнимет или даже поцелует, то могут и в обморок упасть. И, скорее всего, тоже самое и у твоей сестры. Она считает себя несовершенной и хочет подражать тебе. Но подрожать - не обязательно значит «воровать» чью-то личность. Просто, она берет с тебя пример и во всем слушается. Вы с ней, тем более, близняшки, и это объяснимо. Есть вероятность, что она, будучи младше тебя, чувствует вину за то, что ее любят больше, и она чувствует вину перед тобой и хочет дать ее тебе. РэМун уже не могла более терпеть этот «бред», как потом она сказала, глядя в глаза психологу и, бросив «Вы ничего не знаете ни обо мне, ни о Мин!», вышла из кабинета. Ничего нового от «школьного мозгоправа» в тот день РэМун не узнала. Она подозревала, что сестра или боится ее, или любит. Прокручивая снова и снова тот момент, когда из-за нее у МинХи начались приступы астмы, та, почти что, задыхаясь, побежала к сестре и закрыла собой. «Да какая сестра после такой травмы будет с тобой разговаривать после этого, а тем более защищать?» - думала Мун, отправившись с Мин на вечернюю пробежку, сразу после ее визита к психологу. «Я вижу ее каждый день, вижу, какими глазами она смотрит на меня. И даже если я в чем-то оказываюсь не права, она с такой верой слушает меня. Нет, она не поверит мне, если я буду опровергать научные факты, но она всегда верит тому, что я говорю. И это пугает меня». В раздумьях она побежала слишком быстро, даже не заметив этого, а МинХа хвостиком бежала за ней. Когда РэМун обернулась, то увидела, как сестра, задыхаясь, упала на землю. И как назло, они оставили лекарство дома, до которого было добрых 3-4 мили, а бедняжка могла умереть, так и не получив целебной порции. -МинХа! - закричала тогда Мун, побежав по заросшему ячменем полю в ту сторону, где упала ее сестра. Подбежав к ней, она села перед задыхающейся девочкой на колени. МинХа, точно выброшенная на берег рыба, жадно глотала ртом воздух, но из-за зажатых легких не могла втянуть и кубического миллиметра. -Дыши, дыши! - взмолилась Мун, запрокинув руки сестренки над головой. -Давай вместе! Вместе, хорошо? Ты слышишь меня? МинХа моргнула. РэМун закрыла рот и втянула носом большую порцию кислорода. Мин последовала ее примеру, но вышло не совсем удачно. Потом Мун выдохнула часть воздуха через рот. МинХа сделала то же самое. Проделав этот трюк раза четыре или пять, РэМун заметила, что сестре стало намного легче. -Я плюхнусь рядышком, а то у самой голова закружилась? - спросила она МинХу и, не дожидаясь ответа, упала землю, предварительно перевернувшись на спину. Так они и лежали где-то с полчаса, смотрели на небо и говорили о своем. МинХа рассказала ей, что мама хочет, чтобы она, МинХа, выучилась на воспитателя или библиотекаря. По словам мамы, это – нужные профессии. Тем более, детей в Sokcho с каждым разом становится все больше и больше, а рук у родителей от этого не прибавляется. Так что их до поры до времени нужно отдавать в детский садик, но, опять же, воспитателей не хватает. -А ты сама кем хочешь быть? - спросила Мун. У нее уже было подозрение, что мать именно навязывает эту мысль МинХе из-за ее астмы. И теперь сестра спрашивает у нее совета. МинХа посмотрела в небо. -Я, если честно, даже не знаю. Ты же знаешь, что я хотела быть балериной или фигуристкой. Но мама сказала, что придется много перенапрягаться, а это давит на легкие. Так и не записала меня в балетную студию. -А может махнем вместе в академию и станем копами? - спросила РэМун, повернув голову к сестре. МинХа с грустью выдохнула. -Но, это ведь твоя мечта! Ты хочешь быть первой из нашей семьи! -Так я и так первая! Я первая, кто подумала об этом… я так думаю! МинХа повернулась к ней. Мин увидела блеск в глазах. Не от слез. Это был блеск восхищения, какой она видела, стоило рассказать какую-нибудь небылицу, и МинХа верила ей, хотя где-то внутри себя она знала суть ее историй. -Нет, это не мое! В семье должен быть один коп. Это – ты, РэМун! Мун внимательно посмотрела на нее и поняла, что, за исключением первой фразы, МинХа говорила искренне. А то, что работа полицейского – не ее, это, действительно, не ее. Не ее слова. Так могла сказать только мама. Именно мама внушила ей, что малышка МинХа сможет работать или воспитателем, или учителем, ну, или, в конце концов, библиотекарем. Работа, конечно, не для тех, кто хочет накопить в скором времени на собственное жилье, а если и удастся, то придется выплачивать кредит не одно поколение. Это и разозлило Мун: мама хочет, чтобы МинХа навсегда осталась с ними, если Мун подастся в город. И она, мама, не сомневалась, что там Мун и останется, а за МинХой нужно следить. Кто еще напомнит ей купить аспирин, прежде чем мигрень застанет ее во время очередной контрольной, или лекарство от астмы, если начальник надумает отсчитать ее за неправильно проштампованные книги. Возможно, страхи матери были беспочвенны, но переживания за дочь не отпускали ее. В ее памяти еще бытовал подобный случай. Дело в том, что год назад МинХа познакомилась с учительницей французского языка из соседней школы и попросилась к ней на уроки. Миссис Мин была тихой, скромной старушкой в очках с толстыми линзами с белыми волосами. Она сильно заикалась, но только когда ученики не проявляли к ней уважение. Когда она говорила на французском, или итальянском, (а у нее был еще и кружок итальянского), то заикание пропадало, будто у нее не было проблем с дикцией. МинХа никогда не смеялась над ней, когда та, заикаясь объясняла ей материал. В учительнице она видела равную себе. Скорее всего, преподаватель в свое время тоже столкнулась с чем-то неприятным, или страшным, что напугало ее до заикания, что опять напомнило РэМун тот злосчастный вечер, когда МинХа рассказывала ей, что они проходили на уроке и даже обучала сестру иностранному языку, что довольно хорошо получалось. Но когда РэМун шла домой после школы (она задержалась на тренировке по гимнастике), она обнаружила сестру, сидящую под большим раскидистым дубом напротив их дома и нервно качающуюся вперед-назад. Оказалось, после очередного собрания директриса сильно накричала на Миссис Мин за ее заикание и пообещала уволить, если та не совладает с собой. И так расстроила ее, что вечером у нее случился сердечный приступ и по пути в больницу та скончалась. МинХа узнала об этом только на следующий день, когда снова шла на занятия по французскому, но обнаружила лишь пустой кабинет, а уборщица с сожалением сообщила эту новость. Ученики, которые с благоговением относились к учительнице, устроили бойкот директрисе: испачкали все стены черной и красной краской, написали «Убийца!», «Здесь живет зло!» и все такое. Хулиганов не вычислили, и поэтому уборщицам прибавилось работы. После этой истории их мама поняла, что внешний мир для МинХи – опасен, и за ней нужен глаз да глаз, даже если ей стукнет 30, а потом 40 лет. Мать будет заботиться о ней, до последнего издыхания. Когда солнце начала клониться к горизонту, они с сестрой встали и небыстро побежали домой. Теперь РэМун не сводила глаз с сестры и следила за каждыми всхлипами в ее дыхании. Вечером разразился сильный скандал. РэМун попросила МинХу пойти в комнату и надеть наушники и слушать несколько раз подряд одну и ту же музыку, пока та ругалась с матерью, упрекая ее в излишней обеспокоенности. Спор с матерью перерос в спор с обоими родителями, и он закончился в ничью, потому что МинХа, даже с плотно прилегающими наушниками, чувствовала неприятную дрожь по всему телу. Она уже чувствовала это, когда слышала, как кто-то горячо ругается при ней. В школе как-то учительница отсчитывала ученика за его неподобающее поведение и МинХа, чуть ли не всхлипывая, попросилась выйти. Но едва за ней закрылась дверь, весь класс услышал, как она вскрикнула и разрыдалась. И едва кто-то не всерьез сказал, что надо вызвать психушку, РэМун, услышав это, со всего размаху ударила смельчака лапой по носу. Бедняга тогда потерял один коренной зуб и левый клык. То была маленькая рыжая девочка, но Мун не волновал ни пол, ни рост: никто не смел так говорить о ее сестре. Вот и сейчас МинХа молотило так, будто через ее тело пропустили ток мощностью в 220 Вольт. И хотя ругали не ее, а РэМун, она пропускала все через себя. Она на цыпочках выбежала из комнаты, спустилась по лестнице. Когда в поле ее зрения упали две тени, РэМун и отца, она услышала хлопок и стук. Сбежав по лестнице, она увидела распластавшуюся на ковре в общей гостиной РэМун. Ее правая ручка будто приклеилась к правой щеке: папа ударил ее. Поняв это, МинХа ощутила зудящую боль на своей правой щеке, точно ей тоже досталось. Она подбежала к сестре, упала перед ней на колени и помогла ей встать. Та испуганно посмотрела на нее, будто хотела спросить: «Почему ты здесь? Я что тебе сказала?». Родители не сказали ни слова. Папа ударил ее, МинХа это поняла по его трясущейся левой лапе. Мама хотела помочь Мун встать, но та отпрянула от них, едва не задев локтем сестру. МинХа смотрела на нее с широко раскрытыми глазами, но она не заплакала, как делала это всегда. -Я тебя здесь не оставлю, Фиалка! - сказала РэМун, сидя кровати, но уже не в их общей комнате. Эту комнату она оставила МинХе, а сама поселилась в соседней, напротив. -Когда я выучусь на полицейского и поступлю в самый лучший департамент, я увезу тебя с собой. Но библиотекарем ты не будешь! Ты будешь тем, кем сама захочешь. Библиотекарь – не твое. Это мама хочет, чтобы ты ей стала! -Но я даже не знаю, кем хочу быть! - сказала МинХа, прикладывая компресс с кусочками льда к правой щеке сестры. -Не важно. Ты поймешь это! Миновало еще почти 5 лет. РэМун, как и хотела того успешно закончила полицейскую академию и в то утро, когда она включила тут какофоническую музыку, намечался выпускной: в первой половине дня ей предстояло пройти церемонию посвящения и вручения первого полицейского значка, и нужно было одеться официально; во второй РэМун с сокурсниками собирались поехать в клуб в паре миль от академии, так что дома она будет только утром. И хотя родители строго наказали «Никакого алкоголя», и даже предупредили, чтобы РэМун к полуночи была дома, но МинХа-то знала, что она слишком упертая, чтобы исполнить их наказы насчет алкоголя и домашнего «комендантского часа». Более того, РэМун уже в 17 лет попробовала пиво на одной из вечеринок, которое устроила ее подруга, РиГи, и в тот же день РэМун перестала быть девочкой, потеряв невинность с братом РиГи, МаРу, симпатичным высоким брюнетом, но не настолько, чтобы он как-то зацепил Мун. По секрету РэМун призналась МинХе, что сделала это по собственной инициативе. «Никогда не позволяй парням самоутвердиться за твой счет. Покажи им, что ты – альфа, и тогда они не осмелятся шептаться в раздевалке со своими друзьями по поводу того, какая ты смирная в постели или как ты визжала, стоило им овладеть тобой». Мун говорила это, совершенно не смущаясь, в отличие от МинХи. Разумеется, она знала, как это происходит и иногда они с сестрой просматривали ролики для взрослых, как тогда оправдалась МинХа, для теоретического познания, вызвав у РэМун взрыв смеха. -Извини, если разбудила, МинХа. Но сегодня у меня выпускной, и сегодня я делаю первый шаг во взрослую жизнь, - объяснила Мун, убавив звук на самый минимум. -Я думала, ты в нее ступила еще года 2 назад! - усмехнулась Мин, подойдя ближе к сестре. Эту фразу она произнесла шепотом, чтобы родители не услышали. Она хранила этот секрет все это время и никому не раскрывала. Она любила сестру и делала все, что та ей говорила. Мун захохотала. -Как у вас дела с МинСоком? - все так же тихо спросила МинХа, садясь на край. С МаРу, ее первым партнером РэМун больше не виделась. Конечно, он иногда давал о себе знать звонками или сообщения в соцсети, но, как сказала РэМун, он ее не зацепил. Да, с ним она стала женщиной, но «был как бревно, так что пришлось все делать самой», но на нем Мун не остановилась. Она уже успела поменять несколько парней, что выставляло ее не в лучшем свете в глазах сокурсников. Но МинХа никогда не считала свою сестру шлюхой. Так о ней она никогда не подумает, если ей предъявят неопровержимые доказательства. МинСок был первым парнем, с которым РэМун задержалась дольше. Более того, к ужасу МинХи, он был бабником. РэМун тогда, без стеснения, сказала, что подобные отношения дает неописуемые ощущение, и она еще до конца познала их, поэтому они несколько раз уединялись с ним после занятий. МинХа краснела, как помидор, когда Мун рассказывала такие истории ей, но не слушать их она не могла. В каком-то смысле, такие истории завлекали, но и ужасали. -Ты же меня знаешь! - сказала РэМун, делая растяжку. -Но ты ему нравилась! - ответила МинХа. -Он иногда путал меня с тобой, а когда я говорила, что я – не ты, спрашивал, могу ли я передать тебе, что он хочет тебя видеть. Иногда он с подозрением смотрел на меня, думая, а не обманываешь ли ты его, может это – ты! Мун задумалась. «Я – не ты!», - мысленно прокрутила она в голове. Так ли они стали непохожи друг на друга? Да, Мун раньше «повзрослела» и выросла на пару дюймов из-за постоянных тренировок. Но она все не отпускала мысль о том, что МинХа могла пойти по ее стопам, поступить в академию, а не подрабатывать уже второй год ассистентом преподавателя в младшей школе. Мама все же устроила ее в эту школу, чтобы МинХа накрутила опыта, а заодно подзаработала. РэМун тогда почти безвылазно училась в академии, а когда приехала домой едва сдержалась, чтобы не начать истерить. Она уже заготовила речь, вроде той, что произносят опытные работники стажерам «Я вышла только на 15 минут, а ты что тут устроил? Я же просила тебя ничего не трогать, а если что-то пойдет не так – немедленно звони мне». Но она не решилась. Не хотела пугать сестру, которая хоть и стала смелее и более открытой, все еще казалась зашуганной маленькой мышкой, которую прижали в угол и теперь ей некуда бежать… -Разве ты его не любишь? Знаю, он не красивый, но он славный! - добавила МинХа. -Вот именно: со славными парнями и нужно заниматься сексом, а не любовью! - полушутя заявила Мун, повернувшись к ней. -Обожди меня здесь, я быстренько сбегаю в душ и приду, втолкаю тебе в голову пару мудрых советов. Она сняла с себя одежду и, спокойно разгуливая нагишом перед сестрой, достала из шкафа шелковый халат, белую комбинацию, не потрудившись накинуть на себя халат, вышла из комнаты.