***
Я вновь вернулся домой. Я дома. Но вместо того, чтобы бежать к своей любимой домой, приветливо улыбаюсь новым пассажирам. С каких это пор «Дева Мария» стала круизным лайнером? Пожилой мужчина, стоящий рядом, приветливо улыбался людям, которые торопились сесть в десятиместную шлюпку, которую к кораблю подвозил молодой юнга. Мистер Сантос, человек железного характера и крепкой хватки. За это я его и уважаю, и не смею отказать в его просьбе. Но корабль нужно для начала проверить перед плаваньем, убедиться в его полной исправности, а времени нет. Ни минуточки, ни секундочки. Старик еще раз объяснил мне, как вести себя с гостями, рассказал правило «клиент всегда прав» и, крепко пожав мне руку, пошел в сторону города, опираясь на свою трость. Меня окликнул юнга, взглядом указывая на то, что на пора. Мысли смешались, но ноги потянули меня к мистеру Сантосу. Он, к моему счастью, еще не успел далеко уйти. В ладони я уже крепко сжимал стопочку писем для своей ненаглядной, как вдруг увидел ее. Тонкий стан и небольшой рост, роскошные рыжие волосы, струящиеся по плечам, веснушки и большие изумрудные глаза. Морской ветерок чуть развевал подол ее платья, вышитого желтыми цветами. Заметив меня, она широко улыбнулась, так же, как и всегда. И я до безумия любил ее улыбку. Она не сказала ни слова, просто бросилась в мои объятья. Мы оба знали — у нас всего несколько минут. Ее волосы пахнут луговыми травами, как же я соскучился по этому запаху. Губы медленно шевелились, издавая чуть слышимые слова, которые я разобрал без труда; : «Мистер Сантос мне все объяснил, я подожду еще, а потом мы сыграем свадьбу». Свадьба. Она так ее ждет. Ждет капитана, который хоть и любит, но не может быть рядом. Чуть отодвинувшись от меня, она достала из своей сумки стопку писем, перевязанных атласной лентой. Я не мог говорить. В такие моменты слова не нужны были. Мои сухие, обветрившиеся губы коснулись ее гладкого лба, а руки крепко обняли хрупкое тело. Я очнулся только тогда, когда мое лицо обрызгала морская вода, а ладони крепко прижимали письма к груди. Она все так же стояла на пристани, как и в тот раз, когда я вновь покидал ее, оставляя совсем одну. Когда мы добрались до корабля и поднялись на палубу, оказалось, что моих парней на два человека меньше, чем гостей. А корабельный кок, между прочим, ежедневно кормит тридцать голодных ртов. Ну и меня еще. Сейчас, как никогда раньше, мне захотелось сесть за свой дневник путешественника и записать пару строчек: «Итак, путешествие с морскими крысами. День Первый. Салаги, будь они моей командой, и дня бы не продержались на плоту. » Но они не моя команда, и я не имею права так с ними общаться. Люди заплатили за все это, ну, конечно, не за все это, а за другое это. Никто не виноват, что «Путеводная звезда» посудина-колымага затонула из-за легкого шторма. Нет, виноват. Инженеры, плотники, капитан и вся, мать его, команда. Округлый мужчина, с большим животом и короткими ногами, с поредевшими темно-коричневыми волосами и маленькими серенькими глазками внимательно рассматривал меня. Да, по сравнению с ним, я не так уж и плох. — Так это вы, Капитан? — спросил он своим противным голоском, который так и резал воздух. — Когда ваша посудина отправляется? Наглость и самолюбие этого человека безграничны, но мне категорически запрещено прикасаться к нему или говорить с ним в язвительном тоне. Мой корабль, точнее корабль, принадлежащий мистеру Сантосу, не так уж и плох. И посудиной его назвать нельзя. А корабль, скоро станет мой, после смерти старого капитана. Взять на заметку: круглый мужчина — ужасный тип, не стоит с ним пересекаться. — Меня зовут Мэтт Уолст¹, и я ваш капитан. Прошу проследовать в ваши каюты, вас проводит юнга. — старался отвечать я, натягивая улыбку на лицо.молодой паренек, бывавший в море всего несколько раз, тихонечко вздохнув, отправился исполнять поручение. Мне и самому иногда их бывает жалко, конечно, ведь их капитан такой изверг. И врагу не пожелаешь такого человека встретить. Быть может и я раздаю много приказаний, даю часто советы и никогда не спускаю глаз с работы моих людей, зато имею отличные лидерские качества. Наконец, всех, даже тех, кто не выражал желания идти в свои каюты, покинули палубу. Команда «Девы Марии» могла начать свою работу. Якорь поднят, паруса расправлены, курс намечен. Да, этот корабль вам не лайнер, способный устроить вам «царское путешествие класса двойной экстрамегалюкс», но он подарит вам множество теплых воспоминаний. День шел медленно. Корабль так же медленно скользил по волнам. Ветер был минимальный, волн совсем не было. Итак, что хотелось бы написать сейчас в продолжение заметки в мой «дневник»: «На малышке „Деве Марии“ появился дьявол в человеческом обличии. Полный штиль, ветра совсем нет. Такими темпами мне придется терпеть этих „покорителей моря“ не месяц, а два» Порт покинули всего лишь три часа назад, и как оказалось, я зазря так плохо думал про своих гостей. Среди них оказалось двое медиков, которые, казалось, имели большой стаж. Отлично, мне это только в пользу. Сэр Бурчачос, первый корабельный медик, отравился своим же лекарством. До берега было еще далеко, а вонь стояла редкостная, поэтому тело молодого испанца отправили на благое дело — кормление акулам. Месье Бюжо был на нашем корабле вторым, но его изумительная болтовня и склонность к хорошему вину быстро отправили его вслед за сэром Бурчачосом. Ох, уж эти французы. Его мы, конечно же, похоронили, как следует, уж слишком хорошим собутыльником он был. Был у нас на корабле и русский, странный такой мужчина. Кудрявые черные волосы, вечно зачесанные на бок. Просил называть себя Александром Сергеевичем, хотя по документам его звали Радион Николаев. Когда напивался, прибавлял к своему имени еще и фамилию «Пушкин». Принес на корабль странную балалайку, на которой играл целыми днями. Рассказывал смешные истории о том, что русские не общаются с медведями, а бояться их, о том, что русские тоже бояться холода и прочие небылицы. Несмотря на все это, он был самым крепким доктором из всех. Проплавал он с нами два года, но тоска по родине его губила, и мы высадили его в ближайшем русском порту. А вообще, «Дева Мария» имела второе название, одно из самых мрачных из тех, которых дают кораблям. «Кладбище докторов» — немного грубо, но звучит красиво. Но вернемся к врачам, которые плыли с нами сейчас. Один из них — пожилой мужчина с широкой улыбкой. Его золотые зубы блестели на солнце так же, как и его идеально гладкая голова. Его длинные и худые руки тряслись, а тело так иссохло, что видны были одни кости. Несмотря на это, он носил мешковатую одежду, которая придавала ему хоть какой-то вид здорового человека. На вид ему было не меньше шестидесяти, хотя по его настрою это было трудно сказать: он быстро передвигался по палубе, совсем не использовал трость, как это делал Мистер Санстос, и сыпал интересными историями и смешными шутками. Свое имя он тщательно скрывал, но мне повезло и, человек, хорошо знающий его, рассказал мне, что старикашку зовут Уиллом Киппсом и врач из него так себе. Второй мужчина, хорошо разбирающийся в медицине, был Николас Стивенс и, он честно признался, что совсем недавно закончил медицинский университет. Его живое лицо с острыми скулами, веснушками и кудрявыми волосами выдавали молодого парня. Но, как оказалось позже, он мой ровесник. Он сильно отличался от своего коллеги — его отношение к остальным путешественникам, команде и ко мне было не важно, в глазах читалась некоторая ненависть, а веки подергивались, как при нервном параличе, при разговоре с нами. Ко всему прочему на корабле было немало дам разного возраста. Насчитав примерно восемь, я решил вернуться в свою каюту и поспать, потому что ночью я собирался вести корабль. Прошло уже двенадцать часов после отхода корабля из порта, и меня сильно клонило в сон, ведь я не успел выспаться с последнего выхода в море. Отдав поручения команде и пожелав приятного отдыха гостям, я спустился к себе в каюту. Уснул и минут через двадцать, но как оказалось позже — это было безрассудство с моей стороны. Громкие крики на палубе и сильная качка разбудили меня, но и не только они хотели потревожить мой сон. В каюту вбежал юнга, громко зазывая меня за собой. Его худые ноги быстро побежали наверх, и единственное, что я успел сделать перед тем, как бежать за ним, это засунуть ноги в кожаные сапоги. К моему удивлению, я увидел на палубе совсем не ту картину, которую ожидал увидеть. Бушующее море со всех сторон накрывало палубу пенистыми волнами, хотя с утра море было абсолютно спокойное, ветер бушевал и сломал одну из мачт, парус уже был сложен. Корма корабля билась о волны. Гости успели убежать в каюту, а команда привязать себя веревками ко всему, что должно было прочно удержать на месте. Такой бури я никогда не видал в своей жизни. Мне оставалось только взбежать на капитанский мостик и взять управление кораблем на себя. Мой помощник, до этого момента ведущий корабль, рассказал мне, что мы сбились с намеченного маршрута и, никто не знает под какой мы сейчас широтой. Волны хлестали неуемно, иногда поглощая людей из моей команды, утаскивая их с собой. К пяти часам шторм стих, но мы так и не смогли определить наше местоположение.***
Буря стихла, и у каждого немного отлегло на сердце. Хотя я все еще чувствовал тревогу в душе, и не зазря. Впереди показалось большое облако, которое стелилось по морю пушистым одеялом. Корабль медленно приближался к нему, а когда мы вошли в него, то оказалось, что это всего лишь туман. Туман, который нес нам еще гору всяких опасностей и трудностей. К нашему счастью, грот-мачта не сломалась, как это сделала бизань-мачта, которой уже занимался плотник. Туман был плотный, и не было видно ничего в сорока шагах. Приходилось маневрировать полностью в слепой зоне. Голос сверху иногда доносился, а иногда затихал так, что можно было слышать только лишь плеск волн о неизвестную землю. — Капитан, рифы! — вдруг донеслось сверху. Взглянув в глаза своего помощника, он уже успел понять ситуацию. Веревка, защищающая его от бешенных волн была перерезана и молодой парень побежал к носу корабля. Кормовой фонарь был зажжен и сделал обзор шире шагов на двадцать. — Должно быть совсем близко земля, — предположил голос наверху. Такая мысль пробежала и у меня в голове, но сейчас я был полностью отдан своему делу. Рифы, появляющиеся то справа, то слева, участились, а мой помощник совсем не затихал, как и голос сверху. Приходилось поворачивать огромный корабль то влево, то вправо. — Капитан, мы входим в бухту! — прокричали наверху. — Сделаем остановку, туман скоро должен рассеяться. - Остановка была отличной идеей. Такое плаванье было опасно для нас. За это время можно будет заняться сломавшейся мачтой. Якорь был спущен, работа началась, а гости корабля высыпались наружу, мешая команде своими криками и суетой. В тумане мы провели еще часа три. К восьми вечера туман полностью рассеялся, и мы смогли сняться с якоря. Плыть среди рифов стало намного проще, хотя не безопаснее. Огромные камни возвышались над водой, как гиганты-исполины, морские чудовища или же непонятные, космические существа, про которых нам рассказывает НАСА. К девяти часам мы вышли в большую бухту, которая простиралась вдаль лазурной водой. Солнце полыхало ярким розовым светом, отпускаясь в море. Проплыли еще километров десять и решили остановиться из-за сильной усталости команды. На палубе остался лишь я, окружаемый мусором, оставшегося с починки мачты, которую удалось восстановить. Я не ожидал попасть в такую бурю, а потом и ужасный туман. Эта бухта кажется такой пустой и безжизненной, а вода здесь такая же спокойная, как и в час нашего отправления. Ночь была безлунной, хотя все небо было усеяно звездами. Я и сам не заметил, как вновь уснул опираясь о нижнюю мачту, как вдруг меня разбудил бархатный голос такой же, как и у моей невесты. — Доброй ночи, Капитан. — сказала девушка, присаживаясь рядом. — Вы не против? Раз уж села, то сиди. Я качнул головой, давая понять, что нет. Уголки губ немного приподнялись, а потом вновь отпустились. Черные волосы были очень странно собраны. С одной стороны был выбритый висок, а с другой нет². Девушка завела разговор о звездах, искусстве, о здоровье. И я сам и не заметил, как быстро пролетела ночь.