Резня в эпоху Ренессанса

Холодные лучи февральского рассвета скупо просачивались сквозь белёсую мглу. Далёкие, непрерывные раскаты артиллерийского грома будоражили сонное итальянское небо. Промёрзлая почва мерно хрустела под тысячами кожаных башмаков. Длинные пики полка ландскнехтов прорезали холодный воздух, стремясь навстречу невидимому врагу. Тысячи глаз напряженно вглядывались в молочное марево. В первом ряду, вместе с опытнейшими наемниками, маршировал возвышавшийся на голову над строем великан Свен. Пики у него не было. Вместо неё на широком плече, защищенном латным наплечником, покоился клинок цвайхендера длиной в человеческий рост. Воин придерживал его за рукоять, которую свободно можно ухватить тремя руками, если бы у человека их было более двух. Рукоять и отделенная от неё внушительным перекрестьем незаточенная часть клинка были плотно обмотаны тёмно-коричневой кожей. Из-под железного козырька бургиньота во мглу цепко въедались маленькие зелёные глаза, обрамлённые паутиной морщин. Окладистая светлая борода на левой щеке разрывалась широкой бороздой шрама. Откуда-то спереди донёсся цокот. Поначалу едва различимый, он усиливался. В строю начался тихий ропот. — Стой... — Стой! — Стой! – по цепочке пронеслись выкрики команды. Полк встал. Гул тысяч шагов враз... ослаб. Вместо того, чтобы прекратиться, он доносился спереди, из тумана. Цокот превратился в маршевый барабанный ритм. Через миг из серо-белёсого горизонта выделилась тёмная стена людей. От неё послышалась та же команда, но на другом диалекте. "Швейцарцы...", "Швейцарские свиньи...", "Горные ублюдки", — загудели приглушенные голоса. Сперва тихий, тревожный, гомон нарастал, смелел, перерастал в кураж. Послышались злобные смешки, угрозы, отдельные выкрики: — Эй, скотоводы! Полезайте назад на свои скалы, пока мы вас здесь не закопали! — Побереги свой язык, собачий сын, сейчас я его тебе отрежу! — прозвучал ответ. За рядами швейцарцев протрубил рожок. Те встали наизготовку, направив пики на противника. Между бойцами первого ряда торчали пики второго, третьего рядов. Над строем возвышались алебарды, готовые опуститься на головы тех, кто прорвется сквозь стену копий и первые ряды. В груди мечника всё сжалось от осознания скорой необходимости идти прямиком на этого гигантского ежа. Во рту пересохло. Руки стиснули рукоять двуручника. Сзади донёсся пронзительный свист немецкого рожка – сигнал к атаке. Загремел барабан, диктующий ритм шагов. Строй двинулся в ногу, крича и выбрасывая вперед пики в такт шагам и барабану. Свен вместе с соратниками медленно надвигался на ощетинившегося врага. Глаза его широко раскрылись. Взгляд не мог оторваться от противника. Из глотки его вырывался ритмичный рык. Всё исчезло, кроме стоявшего впереди врага и ритма, задающего шаг. Подняв меч, он внимательно смотрел на приближающиеся дрожащие иглы вражеских пик. Строй сделал еще несколько шагов. Собравшись с духом, мечник внезапно взревел и с искаженным, бордовым от неистовства лицом вырвался вперед, вмиг оказавшись на расстоянии удара меча от игл швейцарского дикобраза. Завидев это, один из супостатов резко поднял свою пику вверх. Другой попытался отвести свою в сторону, но наткнулся на древко соседа. Третий попытался дотянуться наконечником до Свэна, но тщетно: острие двуручника скосило его оружие, как коса пшеничный колос. Миг – и на землю посыпались соседние наконечники – один за одним. Разрубив все доступные его мечу пики, Свэн метнулся к бойцу, успевшему поднять своё оружие. Тот выронил из рук древко, упавшее назад, на строй, и вывернулся спиной к летящему на него лезвию. Клинок впечатал швейцарца в землю, оставив глубокую вмятину на кирасе. Солдаты, лишенные пик, вынимали свои мечи длинною в локоть, которые ничего не могли противопоставить почти двухметровому двуручнику. Смельчак справа от Свена чуть было не застал его врасплох, наскочив с коротким клинком, но руку его пронзила одна из пик подоспевшего ландскнехтского стоя. Взвизгнув, он упал, выворотив наружу окровавленный кусок мяса, а клинок двуручника рухнул на его шею, обагрившись первой кровью. Зажимаемый между своими и чужими, Свэн ловко отступил на своё место в строю. Перехватив свой меч, он нацелил остриё в сторону врага. Противники врезались. Началась кошмарная сутолока. Вопли, ругань, хруст копий и костей упавших, растаптываемых своими побратимами и врагами, звон железа сливались в оглушительный адский гул. Ландскнехтов наступающие товарищи толкали вперёд, на пики врага, швейцарам задние ряды не позволяли увернуться или отступить. Две армии насаживались друг на друга. На участке перед Свэном швейцарцы, обезоруженные двуручником, пытались защищаться своими короткими мечами, но это было бесполезно – они неизменно напарывались на клинок Свена и пики его собратьев. Счастлив был тот, кто получал укол в глотку, иначе кирасы и шлемы защищали от быстрой смерти, воины падали под ноги сражающимся на проколотых ногах, теряли равновесие от тяжелых, но неопасных ударов в грудь, превращаясь в живой настил под ногами сражающихся. Благодаря цвайхендеру соратники мечника вклинились в строй противника, легко одолев первые его ряды. Но на место павших вставали новые враги во всеоружии. Рубить свежие пики мечом было уже затруднительно – братья по оружию, сдавливавшие Свэна со всех сторон, не позволяли размахнуться. Можно было только колоть. Первые ряды ландскнехтов быстро теряли свои пики: в сутолоке не представлялось возможным вытащить их из ран. Пикинеры бросали их и доставали короткие мечи с широким лезвием и гардой в форме восьмёрки - кошкодёры. Свен колол, почти не двигая клинком. Одного горца вражий строй натолкнул на острие, нацеленное ему прямо в горло. Брызжа кровью в лицо убийцы, он продолжал нанизываться, толкаемый следующим рядом швейцарцев. Свэн резко дернул клинок вправо – тело с наполовину отрубленной головой упало под ноги. Наступив на тело, дёрнул лезвие влево – лицо шедшего за несчастным оказалось рассечено. Через миг он тоже оказался под ногами немецкого великана. В следующую секунду колоть мечом оказалось невозможно: Свэн оказался придавлен к противнику вплотную. Занеся меч над головой, он принялся колотить навершием по макушкам прыщущих слюною ему в лицо супостатов. Оглушенные ударом пятикиллограмового меча, они теряли равновесие и валились под ноги. Это позволило опустить эфес на уровень груди и защищать себя клинком. Чтобы сократить длину меча, Свэн взялся одной рукой за незаточенную часть лезвия. Опустить меч, чтобы добить упавших, было невозможно. Те сопротивлялись, хватали мечника за ноги. Он отдавливал им руки, ноги, лица, с силой налегая на каждый шаг. Одно из уцелевших в свалке копий проткнуло широкую розовую в белую полоску штанину бриджей. Тем временем кто-то из соратников обрубил его наконечник, но это едва ли помогло. Пришлось двигаться вдоль древка, стараясь прорубиться к его концу, режа лезвием лица, тыча в них перекрестием, ударяя рукоятью в промежутках между парированием неуклюжих ударов коротких клинков. Размахнуться было негде. Кровь залила Свэна с ног до головы. Несмотря на морозное утро, мечник весь покрылся потом. Лицо его было бардовым от напряжения. Глотка охрипла от воплей. Очередной споткнувшийся враг упал и начал неистово брыкаться, полностью блокировав и без того связанную древком ногу. Хрипя, Свэн колотил по шлему сменившего его швейцарца, стараясь резануть ему лицо. Тот, уворачивая голову, вонзил кинжал во внутренниюю сторону правого бедра. Ужаленный, Свэн осел на землю и, падая, обрубил большой палец вражьей руки, державшей кинжал. Подступивший сзади союзник тут же вонзил ему в глотку острие кошкодёра, и истекающий кровью швейцарец рухнул на спину Свэна. На их тела тут же вскарапкались ландскнехты и швейцарцы. Боль в ноге теперь не так беспокоила матёрого мечника, как невозможность сделать вдох под грузом нескольких тел. В отчаянии он пытался подняться, но ничего не выходило. С каждой попыткой освободиться силы покидали его. Всё тело горело, лёгкие разрывала боль. В глазах потемнело, грохот боя стих, уступая место мерному звону в ушах. Гигант-мечник потерял сознание, чтобы никогда больше в него не придти.