Дорога в один конец

Самый большой и молодой парк Швейцарии — Эла находился всего в нескольких километрах от северо-западной границы Швейцарского национального парка. Комплекс располагался между двумя крупными горными вершинами — Эла и Кеш, привлекая туристов со всего света дикой необузданной красотой и таинственностью. В любое время года и при любых погодных условиях на территории заповедника можно было встретить людей самой разнообразной внешности и профессий. Представители религиозных конфессий, журналисты, географы и простые смертные — список продолжался до бесконечности. Поезд со скрипом остановился на одной из станций дороги «Rhaetische Bahn», распахнув железные двери перед опустевшим перроном. Несмотря на отличную солнечную погоду и тихий осенний вечер ни один человек из местного населения не решился отправиться в путь до конечного пункта, и большинство пассажиров покинули вагоны задолго до героев рассказа. Машинист нетерпеливо прокашлялся и только собрался оповестить об отправлении в туннель, как двое мужчин, сжимая в руках пустые на вид спортивные сумки, спрыгнули с высоких подножек состава. — Чёрт, так и ноги можно переломать! — возмутился один из них, поправив туго затянутый на затылке хвост. — Что, нравится тебе это место, дружище? — поинтересовался Урс, отряхнув с ветровки прилипшую пыль. — У тебя хватает наглости спрашивать меня об этом? — шутливо ответил собеседник. — Ох, Урс, если бы не твоё плохое настроение, то я бы с радостью отвесил тебе пару затрещин. Для профилактики, — в ответ Бюлер лишь довольно улыбнулся и запустил руку в потайной карман. — Чёрт, телефона нет, — растерянно пробормотал он, проверив и сумку. — Ты ничего не путаешь? — нахмурился Себ. Подобные гримасы редко проскальзывали на лице музыканта и совершенно ему не шли. Сейчас мужчина выглядел так, словно проглотил пару-тройку ложек изысканного настоявшегося дерьма, выписанного очередным недоумком, носившим белоснежный халат в качестве профилактики к несуществующей в природе болезни. Изамбару всегда не везло на врачей, и мужчина дал себе слово, что рано или поздно попросит совета у лучшего друга, расхваливавшего направо и налево собственного семейного специалиста. — Скажи мне на милость, я похож на человека, у которого всё валится из рук? — раздосадовано поинтересовался Урс и тут же выронил на землю любимые очки в роговой оправе. Стекло моментально треснуло, дужки на удивление легко погнулись, и окончательно разгневанный Бюлер накрыл испорченную вещь каблуком идеально начищенного ботинка. — Всё! — коротко оповестил он Себа и развёл руками. — Мне с каждой секундой всё больше и больше хочется уехать отсюда. — Это невозможно, — как можно спокойнее пояснил Себастьен. Он старался не показывать, насколько обеспокоен поведением друга и старался держаться из последних сил. «Кто-то из нас должен быть вменяемым, что бы не произошло, так ведь?», — решил музыкант, пусть беспокойство внутри него продолжало накапливаться. — Это ещё почему? — с интересом задал вопрос Урс. — Мы сели на последний поезд, движение закрыто до полуночи, — голос Изамбара предательски дрожал, и порой мужчина сам не мог понять, что с ним происходило. Казалось, что ему на смену пришёл незнакомец, состоявший не из плоти и крови, а из других материальных субстанций, лишь отдалённо напоминавших человеческое тело. — Больше я никогда не куплюсь на твою очередную авантюру, — заверил товарищ и неспешно зашагал по прогнившим деревянным ступеням, врытым в крутой склон, усыпанный множеством пёстрой разноцветной листвы. — Я никогда не обижался на тебя и сейчас не буду этого делать, — тихо произнёс Изамбар, не проследовав за другом, — нравится тебе, что ли, измываться надо мной подобным образом? Урс замер. Казалось, что мужчина собирал в кулак все оставшиеся моральные силы, чтобы обернуться, надеть фальшивую радостную улыбку и успокоить товарища, как он делал множество раз, когда Себ молча терпел все колкие реплики в свой адрес, высказанные совершенно незаслуженно. — Это же я, Себ, на меня, дурака, не стоит обижаться, — заверил Бюлер и тяжело вздохнул. Он сам порой испытывал угрызения совести за собственное поведение и каждый раз обещал работать над собой, но пустые слова никогда не находили подтверждения в реальности. — Никогда ни перед кем не оправдывайся, — голос Себа заметно потеплел, и напряжённый Урс моментально оттаял. Неужели он реально думал, что кроткий и скромный Изамбар устроит кровожадные разборки? Себастьен поравнялся с другом и добавил: — Думай, прежде чем произносить что-либо вслух. Мысль имеет свойство сбываться в самых неожиданных обстоятельствах, а теперь — пойдём, озеро Марморера ждать не будет, — музыкант похлопал товарища по широкой спине и, забросив на плечо сумку, зашагал по широкой аллее, подняв в воздух красочный осенний ковёр. Бюлер испытывал по отношению к Себу крайне смешанные чувства. С одной стороны Урс порой ловил себя на мысли, что позволял себе слишком резкие высказывания в сторону друга, а с другой — мужчина искренне хотел узнать, что же связывало Себастьена и Рене на протяжении долгих лет жизни, и почему их семейный союз так и не начал трещать по швам. Нет, Урс ни в коем случае не был сплетником, но зависть, засевшая глубоко внутри, порой мешала ему здраво мыслить. Из-за недостатка заботы и внимания со стороны близких мужчина постепенно, шаг за шагом, превращался в человека, не знавшего различий между грубостью и сарказмом, между состраданием и жалостью, между любовью и сексом. Каково же было его удивление, когда мужчина осознал — друг и коллега, его тихий лучезарный Себастьен, внушал Бюлеру нечто большее, чем просто дружба, даже не догадываясь об этом. «Чёрт тебя подери, ну и глупости же лезут в твою отвратительную голову!», — произносил Урс изо дня в день, но от этого совершенно не становилось легче. Музыкант нуждался в откровенном разговоре, но боялся спугнуть застенчивого друга. О, он не ошибался на этот счёт! Озеро Марморера славилось уникальной историей. Ещё в начале двадцатого века на месте живописного уголка природы располагалась небольшая деревушка, смытая с лица земли крупным наводнением. Особенностью данной катастрофы служил тот факт, что она носила исключительно человеческий фактор. Неудивительно, что спустя многие десятилетия местные жители не переставали рассказывать приезжим туристам множество самых разнообразных легенд. Ходили слухи, что накануне затопления стаи ласточек как будто сошли с ума. С тех пор на озере не видели ни единой птицы. Сегодня Марморера была практически безлюдна: пара десятков жителей, крохотная церквушка да неухоженное кладбище в форме перевернутой улыбки, будто с обидой смотревшее на ровную водную гладь, отдававшую ледяным мёртвым холодом. Маленький ресторан на берегу озера пустовал. Входная дверь тихонько скулила от мягких порывов ветра, и путники решили заглянуть внутрь. В животах изголодавшихся мужчин изрядно урчало, и Себ всю дорогу до озера проклинал себя за беспечность — ну почему нельзя было пойти на компромисс и забрать пару-тройку домашних сэндвичей, заботливо приготовленных Рене, не выходя из гостиницы? «Ты уж точно бы не надорвался», — выругался Себастьен, но пути назад уже не существовало. В помещении витал аромат пригоревшего мяса и выпарившегося вина. Зал для посетителей пустовал, но за крайним столиком возле окна располагался набор столовых приборов, бокал красного вина, словно с надкусанным краем, и недоеденный бифштекс в груде позеленевших от плесени овощей. Вентилятор под потолком медленно вращался в такт отвратительно подобранной музыке, а Себ почувствовал, как к его горлу подкатывала тошнота — подобные вещи ему пришлось увидеть в раннем детстве, когда они с прелестной красавицей матерью решили навестить бабушку, жившую на окраине Парижа. В памяти мальчика навсегда отпечаталось работающее радио, порванные котом занавески и сладкий трупный запах, пропитавший его клетчатую рубашку, заштопанную руками матери, состарившимися раньше времени от домашних хлопот. — Я сейчас приду, никуда не уходи, — произнёс Изамбар и, не дождавшись ответа товарища, исчез в подсобном помещении. Шум холодильных установок указал Себу правильный путь. Множество дверей, открытых нараспашку, показались французу отменной ловушкой, и музыкант, ни на секунду не раздумывая, притаился под лестничным пролётом, ведущим на второй этаж здания, где располагались номера для постояльцев, решивших задержаться на берегу. Скрип деревянных ступеней над головой заставил певца задержать дыхание. Судя по звуку по лестнице спускалась женщина — цокот шпилек невозможно было перепутать с чем-то другим. Когда незнакомка застыла на уровне Себа, в её руке завибрировал гаджет, и девушка моментально избавилась от телефона, выбросив его в открытую форточку — воды Мармореры моментально поглотили улику без единого шанса на её обнаружение. — Каждый гость, кто появится здесь в ближайшие десять лет, не найдёт на свою долю ничего, кроме несчастья, — сухо произнесла она. — Я выполнила просьбу предков и со спокойной совестью ухожу в мир иной, да пребудет со мной прощение Господа, — голос неизвестной стих, раздался щелчок предохранителя, и звук выстрела пронзил тревожную тишину. Студёный ветер моментально пригнал серые тучи, солнце, казалось, исчезло, а на его место пришёл ливень невиданной силы. — Что здесь произошло? — голос прибежавшего Урса едва ли не переходил на визг. — Господи, Себ, ты цел? — с ужасом поинтересовался он, помогая другу подняться на ноги. — Нам нужно как можно скорее убираться отсюда, слышишь? — в ответ Изамбар лишь сдавленно кивнул, но не удержался и поднялся на несколько ступень вверх. Картина, открывшаяся перед его глазами, оставляла желать лучшего — молодая белокурая девушка снесла себе добротную часть черепной коробки, а её мозги разлетелись на несколько метров. — Проклятое место, — прошептал Изамбар, когда Бюлер попытался силой увести его из подсобки. — Подожди, нам нужно найти хозяина и неизвестного посетителя, вдруг им нужна помощь? — Это им уже не понадобится, — заверил Урс, подталкивая друга к выходу. — Давай, давай, соображай быстрее, если не хочешь оказаться на месте двух разделанных туш, что я нашёл неподалёку от банкетного зала, идём, — Бюлер понимал, что ситуация, в которую они попали, мало смахивала на хэппи-энд. Конечно, совесть говорила о том, что неплохо было бы вызвать полицию, но инстинкт самосохранения оказался сильнее любых моральных устоев. Когда друзья проследовали в зал погода за окном окончательно ухудшилась. Реки, лившиеся с небес, заставили озеро бурлить, а вода, казалось, поднималась сантиметр за сантиметром. Бюлер снял со стены чье-то семейное фото, разбил стеклянную рамку о край стола, обернув ладонь носовым платком, и спрятал карточку в нагрудный карман. — Не спрашивай, зачем я это сделал, — произнёс он раньше, нежели Себ успел открыть рот, — идём! Свежий уличный воздух показался Себу настоящим эликсиром, но вся прелесть моментально улетучилась, как только ноги музыканта принялись вязнуть в отвратительно чавкающей почве. Земля, пропитавшаяся водой за считанные минуты, превратилась в непроходимое болото, обзор оказался практически нулевым. Изменившиеся погодные условия сделали своё дело — Урс и Себастьен, пробираясь к кромке леса, совершили глупую ошибку, свернув в другую сторону. Путники заблудились и поняли это слишком поздно, лишь, когда за их спинами во всю мощь сомкнулся посеревший от дождя лес. — Урс, сюда, скорее, здесь грот! — радостно воскликнул Себ. Мужчина окончательно выбился из сил, и друзья прекрасно понимали, что им нужен отдых. Бюлер проследовал за товарищем и облегченно вздохнул, едва опустился на холодный пол. — Не сиди на камне, так и простудиться недолго, — возмутился Изамбар и снял ветровку, заботливо постелив её наземь. — Давай, перемещайся, — попросил он, дотронувшись до Урса. К огорчению француза лоб друга покрылся испариной, глаза болезненно блестели в полумраке, а губы судорожно дрожали в приступе озноба. Бюлер достал из кармана украденную фотографию и произнёс: — Присядь, Себ, я покажу тебе кое-что, — заворожённый певец не стал спорить и устроился рядом, поджав под себя промокшие ноги в набухшей от влаги обуви. — Когда-то в детстве отец рассказывал мне о несчастном семействе с достаточно редкой фамилией Пфистер. Никто толком не знал, откуда они родом. Кто-то считал, что из Австрии, кто-то — из Германии, всего не перечислить, но одну фразу я запомнил на всю жизнь. «Некто Пфистер попытался уговорить жителей деревушки отдать им свои земли в аренду, но не смог получить отказа на владения добровольно», — именно так и было, в этом я уверен на сто процентов. Когда мы с тобой, Себ, заглянули в ресторан, над входной дверью виднелась табличка «Добро пожаловать в уютное место рода Пфистер, дамы и господа». Последний хозяин, господин Шульц, о котором мы читали на сайте комплекса, судя по сегодняшним событиям, не приходился даже дальним родственником легендарному роду, а теперь, — Урс выдержал паузу, дабы привести в норму расшалившееся дыхание, — самое главное. Взгляни, — Бюлер протянул слушателю снимок, — никого здесь не узнаёшь? Себастьен осторожно взял фотографию в перепачканные грязью руки. С карточки на него смотрели два человека, судя по всему — брат и сестра. Юноша и девушка были на удивление схожи: белокурые волосы до плеч, слегка завивавшиеся на концах, одинаковая форма скул и зоркий взгляд, от которого Изамбару на несколько секунд стало не по себе. — Та девушка, что застрелилась у меня на глазах, — предположил музыкант, — она здесь изображена? — Да, — выдохнул товарищ и продолжил: — а рядом с ней стоит тот самый посетитель, чьи приборы мы видели в банкетном зале рядом с недопитым вином и испорченной едой, — что ты думаешь по этому поводу? — Я… — Себ не решался произнести вслух те мысли, что роились в раскалывающейся от напряжения голове, — вероятно новый хозяин заведения не соблюдал какие-то определенные правила семьи Пфистер, и последняя наследница рода решила совершить самосуд, но я не могу понять одного — за что тогда она уничтожила собственного брата? — Урс невольно поёжился. — На этот вопрос я ответить тебе не могу, — еле слышно произнёс мужчина. — Быть может, детские обиды или другие семейные передряги, нас это не касается, — ветер за стенами грота не умолкал ни на секунду. Деревья раскачивались в такт порывам, яркая листва осыпалась на землю, оставив ветки дрожать от холода и стыда за собственную наготу. — Ты не здоров, Урс, — произнёс Себ. — Непогода не собирается уступать, как ты себе представляешь дорогу до станции? Мы либо окончательно выбьемся из сил, либо умрем от переохлаждения. — Что ты предлагаешь? — сипло спросил Бюлер, облизнув пересохшие из-за жара губы. — Сидеть и ждать у моря погоды? — Почему нет, разве тебе плохо рядом со мной? — слова прозвучали раньше, чем Себастьен осознал весь смысл, подсознательно вложенный в них. — Что ты сказал? — Урс в одно мгновение нахмурил брови. — Я немного не понял… — мужчина выглядел растерянным. Конечно, он хотел услышать от товарища по несчастью долгожданные слова о взаимной влюблённости и прочей неуместной в данный момент херне, но боязнь ошибиться, оказаться загнанным в угол, слишком сильно давила на психику. — Я спросил: «Разве тебе плохо рядом со мной?», Урс, — терпеливо повторил Изамбар, — более ничего я не произносил, думай, что хочешь, — Себ внимательнейшим образом изучал реакцию Бюлера. Вот его зрачки расширились, дыхание участилось, испарина всё больше и больше покрыла лицо. — Боюсь, что у тебя высокая температура, — покачал головой Изамбар и поцеловал Урса в высокий белоснежный лоб. Ответные действия не заставили себя ждать. Как только Бюлер почувствовал, что всё пошло правильным чередом, то сразу же обжёг лихорадочным дыханием обнажённую шею Себа, моментально покрывшуюся мурашками. — Ты не будешь сопротивляться мне? — осторожно спросил Бюлер, моля небеса, что он услышит лишь положительный ответ. — Не буду, — заверил Изамбар и тут же прильнул к желанным устам Урса, трепетно вздрагивающим при каждом лёгком прикосновении. — Я ждал, когда это случится, — прошептал музыкант, сбросив с плеч ветровку, — не бойся, я не причиню тебе вреда, встань на колени, — Себ послушно выполнил просьбу Бюлера и смиренно опустил голову. Его грудная клетка дрожала и взволнованно поднималась в такт стихии, и на мгновение Изамбару показалось, будто он сам стал частью природы, донельзя растворившись в ней до последней клетки. Урс решил не терять времени зря и оставил осторожную дорожку поцелуев вдоль позвоночника Себастьена, попутно поднимая водолазку всё выше и выше. — Пообещай мне, что, если мы выберемся, эта близость навсегда останется лишь в нашей памяти, — попросил Изамбар, на что Урс охотно кивнул. — Я бы с огромным удовольствием соблазнил тебя ещё раньше, но не мог поверить, что это реально, — вымолвил Бюлер, расстегнув молнию на обтягивающих джинсах Себа. Мышцы над тазовыми костями оказались настолько напряжены, что Урсу пришлось сбавить обороты и действовать гораздо мягче, боясь доставить Себу малейший дискомфорт. Ласковые губы с отменным успехом находили самые чувствительные точки, а горячий влажный язык лишь помогал музыканту двигаться в верном направлении. — Не издевайся надо мной! — взмолился Себастьен. — Великолепный член, — выдохнул Урс и сжал его сильной рельефной ладонью. В глазах Изамбара помутилось. Никогда до этого дня он и подумать не мог, что станет настолько кайфовать от секса с мужчиной. Шаблон, выстроенный за многие десятилетия, окончательно разбился вдребезги, а на его место пришло отчаяние и страх за ближайшее будущее. «Как я смогу смотреть в глаза Рене?», — мысль, возникшая на задворках сознания, ударила под дых. Радужное предвкушение запретного и интимного действа моментально испарилось, уступив стыду и полной потере себя как личности. — Не трогай меня! — внезапно воскликнул Себастьен. — Я не хочу! — его голос оказался неузнаваем. Истерика смешалась с приличной порцией усталости, подарив в итоге коктейль, который мало кому мог прийтись по вкусу. Себ молниеносно оделся, набросил на плечи куртку и вышел из грота, даже не попрощавшись. — Стой, подожди! — Урс, не раздумывая, отправился следом. Дождь шумел, не переставая, и вскоре Бюлеру пришлось приложить много сил, чтобы его реплики оказались услышаны. Липкие листья под ногами не позволили мужчине оставаться на ногах, и несчастный то и дело падал на землю, что ничуть не прибавляло уверенности. — Себ! — швейцарец понимал — он не только переступил черту дозволенного, но и позволил себе оказаться на дне ямы, вырытой собственными руками без посторонней помощи. Изамбар лишь притворялся, что не слышал слов товарища. Себ допускал возможность продолжения их треснувшей дружбы, но с трудом представлял, сколько работы придётся совершить им двоим, чтобы смотреть друг другу в глаза без лишней подоплёки и вести себя так, словно ничего не произошло. — Я всё равно догоню тебя и извинюсь! — засмеялся Бюлер, но его мечте не суждено было сбыться. Едва он оказался в нескольких шагах от раскрасневшегося француза, как почва под ногами внезапно оборвалась, золотой настил расступился, и мужчина провалился под землю, не успев вымолвить ни слова. Шок Себастьена не знал границ. Шум приближавшейся воды заставил музыканта в панике озираться по сторонам — озеро вышло из берегов и холодные волны надвигались с сумасшедшей скоростью, словно стремясь поглотить всё на своём пути. Изамбар отбросил в сторону сумку и осторожно спустился в узкий и скользкий подземный ход. Для каких целей он оказался вырыт — оставалось загадкой, но, судя по всему, выбраться наружу было крайне сложно. — Урс! — позвал Изамбар, не надеясь на чудо. — Я здесь! — воскликнул музыкант. — Кажется, ногу сломал, я не могу двигаться! — Сейчас я тебя вытащу, сукин сын, — пообещал француз, но в ответ Бюлер лишь в панике закричал: — Даже не думай, убирайся отсюда быстрее, идёт большая вода, мы оба погибнем, если ты будешь выделываться и геройствовать! Как чувствовал себя Себастьен, услышав такую фразу? — Не говори ерунды, — начал было Себ, но прикусил язык. Первые струи омыли стены хода, а через пару мгновений безжалостный водный поток с шумом и гамом прорвался в подземное убежище. Себастьен понял — пришла пора прощаться. Одежда моментально намокла, конечности онемели, губы не слушались. До слуха певца доносились жалостливые всхлипы друга, а потом всё стихло. Успокоились нервы, замерло сердцебиение, пропал страх и отчаяние. Состояние полного душевного покоя — неужели оно настигло друзей после смерти? Солнце выглянуло из-за туч, а дождь всё продолжал омывать землю, что впервые за несколько десятков лет смогла отомстить за насилие ценой двух ни в чём неповинных жизней.