Утонуть

Он почти готов отправиться следом за брошенным в море камнем. Почти. Откинул грязноватые волосы, поправил излюбленную куртку, которая мешком висела на острых плечах, и едва удержался на хлипком марсе. Корабль ощутимо дернули морские руки, словно игрушку, немного пошатали взад-вперед и оставили в покое. Чернел горизонт, чернело дно моря в километрах под ногами, разевало пасть черное небо, выкатывая блеклую горошину луны. Звезды терялись в тучах. Единственный факел — корабль, дрейфующий четвертый день в море. Единственное топливо — его друзья. И он говорит сейчас совсем не о разжигании огня, нет-нет. Должен ли он считать друзьями людей, добровольно оставляющих его одного? Да. Потому что друзья дают выбор. Может ли он считать друзьями тех, кто отказывается уходить из его одиночества? Нет. Потому что… Потому что чертова вина захлестывает этих людей; потому что они смотрят извиняющееся, заискивающееся; потому что они молят о пощаде, когда Нико давным-давно отпустил и плюнул; потому что они надоедают-надоедают-надоедают своим пустыми фразами о товариществе и слишком тяжело молчат. Их молчание превращается в камень на шее, который душит-душит-душит… Потому что от таких людей устаешь. Они не отпускают, не пытаются отпустить. Они крепче впиваются мокрыми пальцами в плечи, они сильнее прижимают тебя к себе, они уговаривают утонуть. Естественно, он тонет. А как иначе? Насильно мил не будешь, или как там? Он шмыгнул носом, плотнее закутавшись в куртку. Собрание команды шло полным ходом где-то в трюме, а он отказался в нем участвовать: без него разберутся не хуже. Перси попытался этому возразить, но замолк под мрачным взглядом. Нико готов отдать ржавые проволоки улыбок друзьям, которые добровольно отпускают его в одиночество. А самой ржавой проткнуть лже-друга, который никак не поймет просьб. Голову холодили порывы морского ветра, и нос совсем замерз, но он с удовольствием слушал возню волн. Марс наверху мачты оказался как раз кстати. Сбоку дернулась тень, и хлипкие доски смотровой площадки всхлипнули от двойного веса - Нико от неожиданности шарахнулся в сторону, испуганно вглядываясь в узловатую фигуру. Фигура уселась рядом, задела плечом и преувеличено жизнерадостно спросила: — Не холодно? — Не для сына Аида, — презрительно хмыкнул Нико, отворачиваясь от навязчивого запаха соли. Настроение испоганено одним присутствием виноватой улыбки. Перси молчал, как он любил: тяжело и душно. Нико не пытался прогнать лже-друга, но ждал его скорейшей скуки и ухода, иначе собственный комок под сердцем взорвется. Только Перси, кажется, намерен завести душещипательную беседу. — Нико, я хотел… Он прервал Перси, даже не глядя на того: — Не начинай. Хоть раз посиди молча. Сбоку замолкли с лишним глотком воздуха. Интересно, Нико когда-нибудь сможет глядеть в лазурные глаза без трепетного разочарования? Попробовать? Можно. Только бы не утонуть. Повернул голову, встречаясь с вечно зеленым виноватым взглядом. Изучил привычный седой локон в черном вихре, опустился к смуглой коже на щеках и задержал внимание на напряженных губах. Темнота сглаживала острые углы и придавала смелости. Перси вопрошающе приподнял бровь, словно ожидая начала разговора. «Придурок, дай мне, наконец, справиться с собой, прекрати мучить меня". И после этого шумного дыхания Перси пытается назвать себя другом? После разъедающего запаха соли Перси пытается назвать себя другом? После гложущего мальчишку комка из презрения и взлелеянных чувств Перси пытается назвать себя другом? — Так становятся только херовыми друзьями, — тихо прорычал Нико. Потянулся к удивленному лицу ладонями, врезался во влажные губы своими, прикусил мягкую плоть до крови. Горячо выдохнул в рот. И в этот момент Нико уже тонул камнем в этом долбаном ошарашенном море. Он проклинал собственную несдержанность и со сладостью в горле проглатывал кровь. Соленая. Сволочь. Его отстранили с полным непонимания и осуждения взглядом, его плечи крепко стискивали мокрые пальцы. Губы немного припухли. — Херовый ты друг, — разочарованно повторил Нико, вырываясь из мокрых пальцев и слетая с марса. — Нико! — донеслось вслед. Утонул он. Утонул.