악동뮤지션 (AKMU) – 그때 그 아이들은 (Will Last Forever)
***
«У них такие чёрные глаза, прямо как у тебя, И грязное сердце… а ещё очень тёплые руки. А ты никогда не плакал? Даже если в кровь дробя, По твоим рукам стекали красные струйки муки?»
***
Доминус никогда не видел убийц демонов, поэтому, конечно же, представлял что-то более брутальное. Но… как странно было наблюдать за парнем: его движения нежные и плавные, утонченные. Даже когда он разозлен, он все равно остается таким плавным, что демон, наблюдающий из-за окна за собирающим сумку сероволосым, не мог оторвать глаз, словно это был какой-то гипноз… интересно, так люди чувствуют себя под его внушением? Или что-то меньшее? Может, это какая-то особая сила таких, как он… почему-то Доминусу не нравилось называть его убийцей. Потому что… он был слишком прекрасен для этого, и, если бы демон увидел Пака раньше, в других условиях, он бы подумал, что тот ангел. Доминус с самого детства был не таким, как все… он был рождён от человека… его отец влюбился в девушку и ради нее отказался от всего, он… просто показал всему аду, что они сами проложили на себя проклятье и что демоны, какими бы тёмными они ни были, тоже умеют любить… и любят сильней, чем кто-либо другой. Потому что… это чувство… Для демонов это непозволительная роскошь, не все могут сбросить с себя цепи, которые надеваются родителями с самого детства: «Ты не должен любить… любят слабаки». Это правильная позиция… Доминус был с этим полностью согласен, но вот его отец всегда вторил ему о том, что любовь… способна сделать из демона человека и из человека демона. Он стал посмешищем в аду, отчего ушел оттуда и жил со своей женой. Пока она не умерла… намного раньше, чем полагалось, потому что жить с демоном для человека — это… невозможно. Нельзя. Потому что душа человеческая гниет от присутствия такой темной ауры. Доминус всегда был странным. Начиная от его цвета волос, который был белым, как снег, и заканчивая его взглядами на жизнь. А ещё… внутри него всегда что-то… билось. Он никогда этого не понимал… что это за чертовщина такая, но… отец объяснил, что это… сердце. Вообще-то у всех демонов есть сердце, но оно замерзшее, не двигается и не бьется, не живет. А он… чёрт. Но, ему не нравилось это. Не нравились взгляды ровесников и смех: «Смотрите же, это человек». Его никогда не признавали демоном. А его это невероятно злило. Он хотел быть как все… просто обычным, соответствовать стандартам мира, в котором он живет и… Поэтому пошел против всех. Это странно. Странный способ быть как все, но… Просто доказать всем, что он намного выше их, доказать, что в нём намного больше черни, чем в них. Он всегда пытался что-то доказать. Шел против всего ада, потому что он никогда не принимал его. Он всегда был странным, но… как-то раз, ему понравилось таким быть… Доминус склоняет голову на бок, рассматривая шею сероволосого, который постоянно оглядывается и ёжится, ему настойчиво кажется, что на него кто-то упорно смотрит, что, в общем-то, является чистой правдой, но… блондин позаботился о том, чтобы в этот раз точно не попасться на его глаза. За Чимином интересно наблюдать, потому что демон про себя проговаривает: «Сейчас он пойдет и сделает это». Он как бы предугадывал, но… Пак идет и делает что-то совершенно иное или просто остается стоять на месте. Доминус знал, что все люди, хоть и каждый кричит о своей индивидуальности на каждом шагу… все люди одинаковые, с одинаковыми потребностями и с взглядами на жизнь. На Земле до них жили ещё миллионы, все мысли, что кажутся им новыми, уже были кем-то обдуманны, а чувства, которые кажутся новыми, испытаны и выебаны миллионами. Люди жалкие и смешные… у всех какие-то пустяковые дела, планы, мечты, которые являются их смыслом жизни. Люди совершенно не имеют ничего возвышенного. Называют демонов монстрами и пугают детей рассказами об аде с кипящими котлами, но сами намного темнее. Думают только о еде или о сексе, плачут от усталости или от боли. Их кругозор настолько узок, что Доминус думал, что знает их всех… каждого как облупленного. Но… Чимин… что-то в нем не так. Он не такой, как все. Блондин не может залезть в его разум, как бы не пытался, прочесть его мысли и… о чем он думает? Как и все люди? «Выключил ли я утюг?», "Она такая сексуальная", «Ненавижу утро», «У меня так много работы», «Я так несчастен». Что в нём? Что он такое? А Чимин сам бы хотел знать. Что вчера было… конечно, это уже настолько обыденно для него, что после всего происшествия он просто ушел в ванную. Долго стоял под теплыми струями и пытался согреться. Теперь в мире так пусто и холодно. Ему нужен, просто необходим Чонгук… Так надоело говорить и признаваться себе в этом, но… чёрт… его нет! Нет, и не будет больше! Как смириться с гибелью близкого человека? Как жить дальше? Черт… А потом Пак решает, что завтра же уедет отсюда… нет, он не бежит от воспоминаний и… он не хочет забыть чёрноволосого. Он… он начнет исполнять план Чона пункт за пунктом. Уедет в Сеул… снимет там какую-то однушку и начнет жизнь с чистого листа, с нуля. Представит, закрыв глаза, что он всю жизнь мечтал… просто мечтал о чём-то, как и Чонгук это делал, был окрылен своими планами на жизнь и бился за каждый глоток воздуха. Но… это сложно, что-то держало его здесь… Поэтому он откладывает собранный чемодан в сторону и садится на кровать. Что-то держало его здесь. На самом деле много всего… квартира родителей… частое пребывание Чонгука на этом диване, который пропах его дешевым одеколоном. Чонгук всегда зарабатывал себе на жизнь сам, не принимая ничего от променявших его на деньги родителей. Кстати о родителях Чона… юноша берет блокнот с планами с тумбочки и открывает ту страницу с закладкой. Пятым и шестым пунктом шла речь о них… Сероволосый сам не заметил, как уже стоял у двери полностью одетый, на плечах пустой рюкзак, в который он закидывает блокнот с не заточенным карандашом и, надевая кеды, выходит. Руки в карманах, а в ушах наушники. Тишина… он никогда не слышал тишину или хотя бы что-то отдаленно её напоминающее. Он не включил ещё музыку, но… Чимин услышал какие-то звуки, какой-то шепот. Переговоры демонов? Как же всё это абсурдно… абсурдная жизнь Пак Чимина, который бросает всё, ради того, чтобы выполнить пятнадцать несчастных пунктов плана своего покойного друга… и… блять. Найти смысл? Найти, блять, смысл? Тогда, когда только что его утратил? Ещё одно их самых грёбаных чувств человека — надежда. Потому что это так тупо… так глупо. Надежда? На что? Чимин никогда не надеялся… Ладно.. бред. Надеялся, конечно. Надеялся, что это просто очередной кошмар. Надеялся, что Чонгук на самом деле не погиб… или хотя бы просто приснился ему. Надеялся, что вся эта никчемная жизнь приснилась ему. Но… что из этого может исполниться? Люди всегда надеются на что-то невозможное, питаются этим лживым чувством. Легче? Ни черта не легче! Ни черта! Ему не легче, только больнее. Он зажег в себе огонечек надежды, маленький, как и должно быть, по правилам, а… это переросло в дикий неугомонный пожар и выжгло его изнутри. Люди просто сами сжигают себя, спихивая всё на спички, на чувства, на… да на что угодно, люди всегда ищут виноватых и крайних. А, на самом деле, во всём и всегда виноваты сами. Он бы предпочел ничего никогда не чувствовать. Но… он не может. Потому что он не в фильме про вампиров, где можно нажать на какую-то кнопку и выключить все чувства, стать таким кровожадным и ужасным.. но… если бы он мог, если бы такая кнопка и правда существовала, парень бы непременно нажал, но… после этого просто лёг бы на кровать и лежал пару часов, глядя в потолок. Ничего.. он не чувствовал бы ничего, и это было бы прекрасно. Убивать кого-то? Зачем? Он наконец обрел свободу и спокойствие… Как бы Чимин хотел ничего не чувствовать. Или хотя бы… почему чувства — это не что-то похожее на… ну, к примеру, мы ходим в магазин за покупками, покупаем еду или одежду. А что, если бы сами могли набирать себе набор чувств? Хочешь страдать? Возьми себе грусть и безответную влюблённость. Больше не хочешь? Просто отнеси её обратно в магазин и верни. Почему нет? Это ведь было бы справедливо. Сероволосый останавливается посреди улицы и быстро оборачивается, в него дует порыв ветра и… за спиной нет ничего… а такое ощущение, что там кто-то был, шел по пятам и сверлил взглядом его затылок, где-то между лопатками. Юноша пропустил через себя рой мурашек и продолжил путь. Как же он устал от всего этого. По пути ему встречается демон, который сразу же замирает на месте, как вкопанный, и смотрит испуганными глазами за спину Пака, только увеличивая сомнения сероволосого. Но он больше не останавливается, продолжает идти, ускоряя шаг, словно пытается убежать от всего того, от чего невозможно. Вот оно: наглядный пример неосознанной надежды. Человек так устроен… Чимин ускоряет шаг, думая, что просто так, что он просто хочет дойти быстрее, что он замерз, ищет себе какие-то глупые и фальшивые оправдания, когда на самом деле подсознательно понимает, что идет быстрее, потому что надеется спрятаться от всего пугающего. От самого себя. Юноша доходит к дому Чонгука, который на самом деле не далеко, или ему просто так показалось… или он бежал последние пять минут, но… наверное, это не важно. А что вообще важно… тоже неважно. Чимина волнует мало что в этой жизни. Так было и раньше, но сейчас тем более. Сероволосого, если честно, не пугает тот факт, что выезжающая из-за ворот машина может насмерть его сбить на обратном пути или даже прямо сейчас, можно даже сказать, что мысль об этом его как-то странно взбодрила, но... пугает немного то, что он исчезнет бесследно и никто… никто и никогда не вспомнит о нём. Словно он никогда не жил. Его не было. Хотя… зачем ему это? Ведь, когда он умрет, ему будет уже всё равно на всё. Но… чёрт, это тоже что-то слишком человеческое. Люди эгоистичны, поэтому хотят, чтобы их оплакивали, чтобы кто-то хранил память о них, чтобы умерев, продолжать жить. — Здравствуйте, — кланяется юноша женщине, открывшей ему дверь особняка. — О, Чимин… — торопливо выговаривает чёрноволосая. Она красивая, таким был Чонгук… очень красивым, но... глаза у нее мёртвые, и это не из-за того, что Чимин позвонил ей неделю назад, сообщив о том, что её сына больше нет. Не от этого её глаза такие тусклые, а от того, что они давно такие. Женщина всегда требовала от Чонгука чего-то большего, что он мог дать. «Ты же мужчина, веди себя, как полагается». Она постоянно говорила ему, как жить и… он просто уехал. Уехал и больше никогда не приходил домой. Не приходил и больше никогда не вернётся. А Чимин сейчас так сильно захотел, чтоб она осознала это и пожалела… обо всем… чтобы осознала, что она утратила то, чего никогда не вернуть. Почему только ему больно? Почему только он скучает? А как же мистер и миссис Чон? И пусть эти мысли слишком грязные, ему плевать… — Ты что-то хотел? — держа парня на пороге, спрашивает женщина. — Я тороплюсь, — говорит она, а парень ухмыляется, назло медленно снимает портфель и достает оттуда блокнот. — Наверное, вы не знаете, — начинает Пак, открывая его. — Но это блокнот Чонгука, — говорит он это имя и… так больно… очень больно произносить это имя вслух… потому что в голове сразу звучит это озорное и по-своему взрослое: «Хён, я не ребёнок!» Чёрт. — Здесь он писал планы на день, — объясняет Пак зачем-то, хотя видит в глазах женщины… ничего. Стеклянные. Правда, она напрягается всем телом, когда он говорит о её сыне. О её покойном сыне. — И знаете, он написал план из пятнадцати пунктов на жизнь, — продолжает юноша, всматриваясь в лицо чёрноволосой, и давит на неё своим взглядом. Словно внушает ей: «Ну же, плачь, я хочу, чтобы ты страдала». Мда уж… общение с демонами сделало его им подобным или же наоборот… они такие из-за людей. Это неважно сейчас. — Чимин… — выговаривает женщина, и её голос какой-то не возвышенный… пошла трещина. Но Чимин хочет большего, Пусть лёд расколется, и эта женщина провалится в ледяную воду, окунувшись в нее с головой, пусть с нее смоется весь грим и макияж… Её сын умер! А она так спокойно смотрит сейчас в глаза тому, кто произносит его имя. Чимин сам хочет плакать… но более этого хочет, чтобы плакала она. — Знаете, что было записано под цифрами пять и шесть? — мимолетно пробегая по этим пунктам глазами, хотя… он выучил уже весь план наизусть. Слово в слово, а, закрыв глаза, может воспроизвести почерк Чона в памяти. Юноша поднимает глаза и встречается со всё такими же стеклянными глазами женщины. — Пятый пункт плана: «Сказать родителям, что я их простил», — цитирует сероволосый, не отводя глаз от женщины, боясь пропустить хотя бы одну эмоцию. — Шестой пункт плана: «Простить их», — хмыкает юноша и словно слышит тихий треск. В глазах у женщины можно что-то прочитать и… это что-то не сожаление о сыне. А… что-то вроде: «Какой же он был ребёнок». Или: «Глупец». Но это не со злобою, и… — Вы заметили, что первее стоял пункт, где говорилось о том, что он скажет вам и мистеру Чону о том, что простил… и только потом простит? — спрашивает юноша чёрноволосую, ухмыляясь. — Он очень хотел простить вас, я видел, как он смотрел на ваш номер в контактах телефона. Я не знаю, хотел ли он сам позвонить или ждал звонка от вас… но ему было важно, чтобы вы знали, что он простил вас. А ещё очень больно, — говорит юноша, а женщина делает выдох и её ровная аристократическая осанка исчезает. — Хотя я не знаю, смог ли он… сделал ли он это… мы никогда не узнаем, но он, наверное, хотел бы, чтобы здесь стояла галочка, — тыкает он в пятый пункт и лезет в портфель за карандашом. Очень волнительно делать это, но он старается унять дрожь в руке и ставит галочку. — Вы не достойны этого, — говорит Пак. — Я хочу, чтобы вы знали, что Чонгук был самым прекрасным человеком, которого я знал, — проглатывая ком в горле, говорит Чимин. Сейчас он и сам исповедуется этой меняющейся на глазах женщине. — И вас не было рядом с ним, потому, что вы не достойны… — говорит он это снова, отчего чёрноволосая вжимает шею. — Я не поставлю галочку напротив шестого пункта, — говорит он и закрывает блокнот, разворачиваясь, оставляя женщину с блестящими глазами утопать в ледяной воде. Лёд надломлен, но… надолго ли? Пак отлично знает, что, как только он уйдет, женщина выпьет успокоительного и отправится на работу, наверное, даже не расскажет об этом разговоре мужу, но… лёд больше никогда не будет ощущаться под её ногами, как бы она этого ни хотела. Чимин уходит и оставляет женщину утопать. Утопать извечно, оставаясь живой. Он хочет, чтобы одним утром она проснулась с осознанием, что никогда не имела ничего. Была так бедна и уродлива. Живя в таком роскошном особняке и одеваясь в самые дорогие платья… Пак очень хотел, чтобы однажды она взяла альбом с детскими фотографиями Чонгука и плакала так горько, как только возможно. Чтобы однажды проснулась так же, как и Чимин просыпается каждое утро: с пониманием того, как она ничтожна и что… нет никакого смысла. Что она столько всего не сказала и недодала своему малышу Гуки. Чтобы называла его так, как никогда не называла и… пусть так же, как и Чимин, не слышит ответа… такой нежный голос Чонгука от которого, казалось, исчезало всё: все проблемы и вся боль, а когда он пел… Пусть она поймёт, что этого голоса не услышит мир, девушки-фанатки не будут писать баннеры с его именем и признаваться в любви… Пусть она мечтает услышать его. Пусть она страдает. Чимин уходит и оставляет женщину утопать в ледяной воде. Когда-то всё это точно случится. Но… даже если сейчас, прямо сейчас… всё равно поздно. Он тоже не идеален. Конечно же, где вообще идеал? И эти грязные мысли такого светлого Чимина удивили бы Доминуса, который все это время был где-то рядом. И.. хоть он и не мог прочесть этого парня, не мог влезть в его голову и порыться в его воспоминаниях, перевернув всё вверх дном. Блондин почему-то считал Пака каким-то божеством, потому что он выглядел, как какой-то бог из своего собственного измерения. Слишком не преступен и не понятен. Демон стал замечать, что длительное присутствие рядом с седоволосым не причиняет ему такой сильной боли… словно все его клетки привыкают к юноше и начинают существовать в такт ему… словно Чимин, сам того не зная, примерял и усмирял демона. Который всё равно чувствует себя обезоруженным рядом с ним. Ему, тому, кто жил и существовал до этого только одной лишь жаждой крови. Доказывал всему аду и себе в первую очередь, что он демон… так заигрался и увлекся, что зашел так далеко. Отец пытался его остановить. — Нам не обязательно убивать людей! — кричал мужчина тогда. — Мы просто должны искушать их, показывать всё их несовершенство, давить на их слабости, оставаться самыми ужасными в то время, как стараемся их изменить, сделать сильными, — взывал он к сыну. — Мы не должны убивать их, Намджун! — Не называй меня так! — воспылал блондин. Так назвала его «мать», Земное имя, но… он не злился на нее и не ненавидел, ему было на неё плевать, но… он ненавидел себя и всё в себе человеческое. — Не смей, ясно? — хмыкнул он тогда так холодно. Он так стремился доказать всем, что он могущественный… что он не человек… но, сердце своё унять так и не смог. И до сих пор, когда он приказывал людям убивать себя, писать на руках ту самую фразу про душу и ад, черт… сердце всегда ускоряло ритм. И его это очень раздражало. Поэтому продолжал убивать. Хотя… всё это надоело, он просто хотел, чтобы все в аду, все те, кто смеялись над ним, боялись его. Глупо… по-детски в какой-то степени. Но… Доминус просто хотел убежать от себя. Будучи таким особенным, не таким, как все, он ненавидел себя. Хотя стоило бы научиться этим пользоваться.***
Чужой город встретил Чимина холодно… хотя не исключено, что этот холод принес с собою Чимин. Он не был здесь с тех пор, как родители умерли, и… думал, что никогда сюда не вернется, потому что больно. Больно возвращаться в тот домик, в котором он был так счастлив… родители купили этот дом, когда Чимин закончил школу, потому что думали, что он захочет открыть для себя больше возможностей, но… ему было плевать на свою жизнь и то, что он с ней делал… поэтому остался в Пусане с родителями и… просто хотел, чтобы так было всегда. Большие города не для него. Он любил тихую размеренную жизнь. Как можно реже выходить на улицу и как можно меньше общаться с людьми. Хотя и с собою бывать не любил… не хотел. Все эти его странности, все голоса в голове, чёрт… что это? Он так хотел быть слабым, слабым и плакать по ночам, закрывать уши руками, кричать… может, от этого было бы хоть немного легче терпеть всё это? Одним из пунктов плана Чонгука было «Исполнить мечту», этот пункт заставил Чимина задуматься. Чью мечту? Хотел бы Чонгук, чтобы Пак из-за него бросил всё, вот так просто забрал документы из своего университета, вот так просто без всяких сожалений уехал в другой город, вот так просто… Чонгук бы хотел этого? Только вот… бросить всё… смешно. Чимин ничего не бросал, потому что у него ничего не было. Он ни разу не подумал о том, что он может исполнить свою мечту, а не мечту Чонгука… но он не знал её. Знал мечту чёрноволосого, а свою не знал. Похоронил себя раньше времени и просто не думал, что он может жить. Юноша входит в пустой дом и не включает свет… бросает свой портфель на пол, отпускает сумку с вещами туда же и просто стоит так у двери. Что делать дальше? Ему так сложно… сложно притворяться сильным… перед кем, он старается? Зачем он делает всё это, просто… легче было бы умереть. Но… что-то каменной рукой держит его за руку. Как холодно, по телу бегут мурашки, вылезшие изнутри. Как одиноко. Чимин раньше никогда не задумывался о том, говорил, что не боится остаться совсем один, даже льнул к этому. И что же сейчас? Вот, пожалуйста, ты совсем один, тебе не с кем поговорить, ты думал, что это чушь и тебе и не нужны люди, но… сейчас тебе холодно и ты хочешь быть кому-то нужным. Ты, дурак, ведь знал? Потому что человеку необходим человек для жизни. А знаешь, что сейчас делаешь ты? Просто существуешь, даже от животного больше пользы, чем от тебя. Юноша делает шаг назад и, разворачиваясь, выбегает на крыльцо дома. На улице темнеет, а ещё темнеет у него на душе… он срывается на бег и бежит куда-то… бежит со всех сил, не глядя по сторонам и не останавливаясь. Он ищет смысл, ищет силы, ищет... что-то, что сейчас не позволит ему сдаться. Это так глупо. Юноша сгибается пополам и, ставя ладошки на колени, тяжело дышит, глядя на асфальт. Так никчемно он никогда себя ещё не чувствовал. «Чонгук, вернись», — умолял парень про себя. «Умоляю, ты мне нужен», — какой же он жалкий. Юноша выпрямляет спину и оседает на пол, затем ложится на спину, глядя в небо… здесь совсем не видно появляющихся постепенно звёзд… большой город ограничен в этом. Большой город променял небо. — Эй, парень… ты там в порядке? — слышится какой-то голос, и Чимин никак не реагирует, потому что уверен, что это не ему… к нему больше некому обращаться. Нет ни одного человека на Земле, кто обратился бы к нему по имени, кто бы знал его имя. Чёрт. Юноша открывает глаза и смотрит в темнеющее небо и усмехается своей никчемности. — Эй, — слышится снова, на пару с шагами, а Чимин лишь откидывает руки в разные стороны, больно ударяясь костяшками об холодный и пыльный асфальт. Но в следующую минуту, открывая глаза уже с трудом и без всякого на то желания. Видеть такое грустное небо нет смысла. Небо должно вдохновлять на жизнь, а не на смерть… Сероволосый моргает и видит над собой лицо склонившегося над ним человека. «Это что?» — удивляется парень про себя. «Ангел?» — смотрит он в глаза незнакомцу, на лоб которого падает чёлка цвета снега, такие светлые волосы, что, кажется, от них исходит какой-то свет и сияние, которые смогут осветить дорогу Чимину. — Может тебе помощь нужна? — улыбается блондин, а Чимин просто рассматривает его лицо, ямочки на щеках, черты лица… совершенно незнакомые ему, но… такое ощущение, что где-то он встречал его. Почему он появился именно сейчас и… может ли быть так, что это знак свыше. Он хотел сдаться, упал так низко, что лежит на асфальте, по которому ходят ногами, и не против слиться с ним, не против, чтобы кто-то прошелся по нему. Ведь даже асфальт несёт какую-то пользу, а он… бессмысленный и бесполезный. Сероволосый не отрываясь смотрит на нависающего над ним незнакомца и не может понять: сошел ли он с ума окончательно? Потому что он сейчас так глупо думает о том, что этот юноша такой прекрасный и что… он побудет слабым кретином ещё пару секунд. — Что-то болит? — продолжает задавать вопросы Намджун, а у Чимина от каждого вопроса по телу мурашки бегут. Чёрт… и он не может понять: от тембра голоса ли это или от того, что с ним заговорили... спросили, болит ли у него что-то. Черт, какой-то незнакомец просто вот так взял и вернул в нём желание продолжать бороться, вернул в него на миг что-то тёплое, что дарил ему лишь Чонгук. Айщ. Каждый человек имеет право на слабость. Каждое существо имеет право на ошибки. И все имеют право на прощение. И как абсурдна была первая мысль Чимина, когда он увидел Намджуна. Спутать демона с ангелом. Да уж, Чимин. Ниже падать уже некуда. Хотя... твоя вторая мысль: желание жить и тепло, которое дарить тебе мог лишь Чон.. ты почувствовал это знаешь от кого? От того, кто убил его, понимаешь? А ни черта ты не понимаешь... потому что обманываешься, потому что не знаешь ничего, наверное, и не хочешь. На самом деле ты жить хочешь, сколько бы не говорил, что тебе плевать на всё. В каждом человеке есть это: в каждом существе. Желание жить, не смотря ни на что. И эта мимолётная слабость всегда сильного Чимина... это просто глоток утопленника, такой жадный, такой надорванный. В каждом сильном человеке заперт слабак, а в каждом слабаке заперт сильный. Люди ничего из себя не представляют, пока не понимают, почему всё то, что происходит с ними, вообще происходит. В этом и есть смысл жизни. Зачем сероволосый живёт, зачем он теряет тех, кого любит, зачем сейчас смотрит в глаза блондину, который терпеливо ждёт какого-то жеста от него. В этих глазах Чимин видит что-то необъятное... на самом деле в этих глазах нет ничего, но Пак смотрит в них с такой надеждой, отчего сам придает им такой смысл... в глазах других людей мы на самом деле видим отражение своих собственных. Чимин видит целые миры и измерения, какие-то дороги и... Намджуну кажется, что, в отличие от него самого, сероволосому удалось влезть в его душу... в его чёрную, как смоль, душу. И в который раз Доминус спрашивает себя и Чимина заодно: «Что ты такое, черт возьми?»