***
Аллуре они были нужны солдатами. Спасителями. Земля приняла их обратно и потребовала, чтобы они стали ответами: — Где вы были последние пять лет? Хотите сказать, вы путешествовали по звёздной системе, которую наши учёные ещё даже не открыли? Эти… растения, которые вы привезли с собой, они?.. — Подарок от инопланетной расы. — Не от тех, кто вас похитил? — Нет, не от них. Их встретили не то чтобы как героев, потому что никто не осознавал в полной мере, какая угроза миновала Землю. Много лет назад галра стояли у самого порога — Кербер был не так и далеко, если смотреть на картину мира в общем, — но они необъяснимо отвлеклись, а к тому времени, как их интерес снова разгорелся, Вольтрон был готов дать отпор. Так и повелось. Они отвечали на вопросы. Отдавали учёным для исследования чуждые растения и данные о неземном. Пытались обвыкнуться с новой тяжестью на плечах — давлением атмосферы, без которой они жили много лет, вниманием мира, не спешившего им верить. У Пидж была мама, ждавшая слишком долго. У Лэнса была семья размером с океан, который ему ещё предстояло переплыть, и волны Варадеро у ног, манящие его домой. У Ханка были креветки на гриле, запах ананасов в воздухе и тепло рассвета, почти позабытое. У Кита были километры дорог и рокочущий под ним двигатель. У Широ же были: тихий скрип дощатого пола под ногами вместо уже привычного лязга металлических покрытий Замка Львов. Подоконник, заставленный комнатными цветами. И кактус, который он поставил рядом с кроватью, потому что тот напоминал: некоторые люди, как и дождь, стóят ожидания.***
— Входи, Широ, — тепло говорит врач, и свет в лаборатории яркий. Широ сбрасывает рубашку и кладёт протез на стол ладонью вверх, давая его рассмотреть. — Сожми кулак. Широ сжимает. — Не больно? — Нет. — Хорошо. Они проводят тесты. Сканируют и цепляют сенсоры, считывают температуру, спрашивают: «Ты смог бы рассечь вот этот цементный блок? Твоя рука активируется сама по себе в условиях стресса?» Врачи и учёные не чураются фиолетового свечения. Они восторгаются тем, как бионная рука вживлена в его организм, говорят о модификациях и практическом применении в современной науке. Здесь, на Земле, всё сводится не к тому, что делала его галранская технология — глухой рёв толпы, жёлтые глаза, чемпион, — а к тому, что она может сделать. Разительно отличаются ночи, когда он просыпался в холодном поту, и притихшие сны, которые снятся ему нынче; его пальцы дёргаются не в поисках оружия или горла, но чтобы вспомнить иллюзорные прикосновения другой руки.***
— Он бы всё бросил и вернулся, ты же знаешь, — говорит как-то Пидж, когда приезжает оставить приготовленный мамой пирог и замечает открытки на холодильнике. — Если бы ты попросил. Широ знает об этом. Знает он и о том, что верёвка, за которую тянут, очень быстро может стать привязью. — Потому и не прошу.***
Вселенной было нужно, чтобы они стали её щитом и мечом. А теперь, после всего, они остались оружием без войны. Каждого из них нужно было перековать заново, по-разному. Широ настолько увяз во внутренней борьбе, что ему проще сосредоточиться на том, что в душе, поразмыслить и начать перестраиваться. Кит сумел бы перестроиться тоже, но этот путь не для него. Ему всегда нужно с чем-то сражаться: с напарником на тренировке, с империей галра, с притяжением. — Мы там целые миры видели, — сказал Кит перед тем, как уехать. — Разве не стóит увидеть всё, что можно, и в этом? Он скорее объяснял, чем приглашал. После Гарнизона, после отнятого Кербером года, после пяти лет сражений за галактику плечом к плечу Кит видел готовность Широ остаться точно так же, как Широ видел желание Кита увидеть больше, добиться большего, двигаться. Они понимали друг друга, и это было единственным, что не изменилось со временем и расстоянием — и не изменится никогда.***
Наступает вечер, а с ним приходит запах грозы. Кактус возле кровати словно важничает, гордится, что чувствует её тоже, и крохотные иголки смягчаются в лунном свете, нежные белые щетинки на зелёной подушечке. Широ расценивает это как знак, натягивает куртку и обувается, и волосы на затылке поднимаются, наэлектризованные, когда он выезжает в пустыню. Над головой висят тяжёлые, как задержанный вдох, тучи. Чуть вдали от города стоит монумент — или мозоль на глазу, смотря чьего мнения спросить. Его возвели восемь месяцев назад, одна из мер по облагораживанию хайвея. (— Зачем строить водяную горку посреди пустыни? — спрашивает Лэнс, когда приезжает в гости. — Это не водяная горка, это скульптура, — говорит Широ. — Называется «Электрический угорь». — Да коне-е-ечно, — говорит Лэнс таким тоном, что становится ясно: он не оценил.) Если говорить откровенно, то «Электрический угорь» действительно выглядит как водяная горка с непомерным самомнением: металл и прозрачный пластик, плавящиеся под солнцем пустыни. Но по ночам он превращается в замысловатый маяк, одни плавные изгибы голубого света, так похожего на планетные проекции Корана и глаза Аллуры. Сегодня Широ едет туда по прямой и приглушает фары, когда приближается к монументу. Под рёбрами ещё жива память об аварийной посадке в пустыне тогда, столько лет назад. В том же месте у него саднит и сейчас, когда тёмный силуэт у подножия оборачивается, подсвеченный со спины неоном. — Ты подстригся, — говорит Широ Киту первым делом после целого года разлуки. Кит поднимает руку, пропуская сквозь пальцы укороченные пряди на затылке. Его взгляд неотрывный и задумчивый. Вдвоём они стоят так какое-то время, жадно всматриваясь друг в друга. — Это что-то новенькое, — говорит наконец Кит, оборачиваясь к громадине, нависающей над ними. Широ делает шаг вперёд, чтобы встать с ним рядом, почти касаясь плечами. — Ага. Лэнс его называет «электрическая горка». — Выглядит так же, как пространственный разрыв ощущается, — говорит Кит, и сравнение это такое неожиданное и поэтичное, что Широ не может сдержать рвущийся из груди смех. — Ну да. И правда, похоже. И они расслабляются наконец, льнут друг к другу, прижимаются плечом к плечу, незыблемые, будто стояли так всю свою жизнь. Краем глаза Широ рассматривает запрокинутое лицо Кита, рисует заново собственную карту его черт. Под правым глазом у того новая россыпь веснушек, на подбородке — почти зажившая царапина. — Я остальным сказал, что буду здесь завтра, — нерешительно начинает Кит через некоторое время. — Подумал… было бы здорово собраться вместе снова. — Так ты собирался меня удивить. — Вроде того. — Ты надолго приехал? — Я как раз собирался тебе об этом сказать. — Кит тянется к подолу куртки Широ, хватается за него ловко. — Я остаюсь. У Широ перехватывает дыхание, и в это мгновение он думает, что, может, «Электрический угорь» как-то виноват в том, каким его сердце становится рядом с Китом: запутанным и сияющим. — Пока меня не было, — говорит тем временем Кит, хмурясь и пытаясь собраться с мыслями, — я много думал над тем, что чувствовал. Когда был частью Вольтрона. Я привык, понимаешь? Всегда было шумно — ты, Ханк, Пидж, Лэнс, Красная. А потом мы вернулись, и вдруг стало так тихо, и это… выбило меня из колеи. Мне нужно было время, чтобы разобраться, кем быть, без подсказки ваших голосов в голове. Но когда я разобрался, — продолжает он, поднимает голову и встречает взгляд Широ, — с остальным стало очень просто. Широ тянется взять Кита за руку, которой тот держится за куртку, притягивает его к себе, пока не зарывается носом в волосы. Кит фыркает — в плечо получается глухо, но потом он говорит: «Широ», и это предложение («если ты его примешь»), извинение («я не собирался пропадать так надолго»), вопрос («что нам делать теперь?»). — Кит, — говорит он, и это звучит как «конечно», и «ты вернулся», и «всё, что захотим». Вдали с треском прорезается молния. Кит бросает взгляд в небо и отстраняется. Широ по потере тоскует не особо. У них полно времени, в конце концов. Кит впереди улыбается, серебро в тени. — Давно наперегонки с тобой не гоняли, — бросает он через плечо, уже подбегая к своему байку, и перекидывает через него ногу; рёв мотора вторит рокоту над головой. Он оглядывается лишь единожды, чтобы убедиться, что Широ сел и готов принять его вызов. А потом он срывается с места, и песок пустыни вьётся ему вслед звёздной пылью. Широ бросается за ним, и как током его пронизывает знание, что Кит — та буря, за которой он всегда будет гнаться, которую встретит с распростёртыми объятиями. Позади них на землю падает первая капля дождя.