Мы можем попробовать.

Прошло уже несколько месяцев с того момента, как Тимо понял, что его с непреодолимой силой тянет к парню, пришедшему в их группу барабанщиком год назад. Сначала, конечно, вокалист не придал этому особого значения. Рольф и правда знает своё дело, к тому же барабанщик довольно симпатичный. Да и кому он вообще может не понравиться? Кроме привлекательной внешности, ударник обладал харизмой, был энергичен и неглуп. Но когда у солиста начали появляться лёгкая дрожь и желание продлить момент при каждом прикосновении парня, Тимо заподозрил что-то неладное. Ладно бы только это. На второй месяц голова вокалиста была забита мыслями об умелых руках ударника и его манящих губах, а на третий солист дошёл до того, что еле держался, чтобы не прижать этого пацана к стене темным вечером после репетиции, когда они оставались один на один. А таких случаев было немало... Все это, мягко говоря, измотало насквозь натурального Котипелто. Да, у него давно никого не было, но не мог же он из-за этого (да хоть и не из-за этого) влюбиться в парня. Осознание грызло мужчину изнутри, для него это было слишком во всех смыслах. Слишком потому, что он уже и забыл, что значит чувствовать влечение такого рода к кому-то, потому, что он совсем не проникся современными тенденциями толерантности, наконец, потому, что это, черт возьми, их барабанщик. Если Тимо вдруг себя раскроет, словом или жестом, а ударник не поймёт или не захочет понимать, что очень даже вероятно, то группа, скорее всего, развалится. А все из-за него и его непонятно откуда взявшихся пидорских замашек. Вокалист был крайне зол на себя, хотя и понимал, что злобой ничего не исправить. В итоге все переживания и ненависть, скрытность и недосказанность, отчаяние и боль привели к тому, что лидер группы стал чересчур много пить, курить, и даже нередко баловаться наркотиками, которые доставались ему по дешёвке от давнего знакомого. Конечно, все это не проходило просто так. Голос Тимо приобрёл хрипотцу, но это не делало его хуже, так что по этому поводу проблем не было. Но кроме постоянного дыма вокруг солиста, существовало множество факторов, затрудняющих нормальную деятельность группы. Не раз указывающие на это гитаристы были полностью проигнорированны Котипелто. Он и сам все знает, но отказаться уже очень и очень тяжело. Теперь алкоголь действует успокаивающе, расслабляюще, сигареты помогают заглушить внутреннюю боль, а наркотики уводят от непозволительных мыслей и жестокой реальности. Казалось бы, Тимо должно все устраивать, ведь верные средства действительно работают, а из группы его до сих пор не выгнали. Но именно в этом и была главная проблема. Вокалисту приходилось приходить в более-менее нормальное состоянии перед репетициями, чувствовать на себе осуждающие взгляды. Особенно ярко-голубой, пронзающий, как кинжал. Солисту было неимоверно тяжело все выдерживать, держать себя в руках и не начинать орать и раскидывать аппаратуру прямо в студии. Но Тимо не мог. Он любил музыку. Он любил группу. Любил каждую песню и текст. Это была его жизнь, вокалист просто не мог взять и отказаться от всего. Теперь существование Котипелто превратилось в ожидание своеобразной пытки: от репетиции до репетиции. Вот фронтмен в студии, ему стыдно за все те неудобства, которые он приносит ребятам, ему страшно представить то, что с ним стало. Тимо старается не пересекаться взглядом с барабанщиком, что выходит крайне плохо. Буквально каждые 10 минут вокалист оборачивается и впивается взглядом в профессионально исполняющую свои партии фигуру. Солист мучает себя, он впитывает каждую эмоцию, отражающуюся на красивом лице, когда Рольф с непониманием отвечает на чуть затуманенный взгляд Тимо. Котипелто специально медленно себя убивает, получая от этого незаменимое мазахистическое удовольствие. Не заботясь уже о том, как это будет выглядеть, солист каждый раз нагло и как-то даже озлобленно улыбается Рольфу, заставляя парня то ли смущаться, то ли начинать опасаться вокалиста. А потом весь прошедший день растворяется в потоках крепкого алкоголя, разбавленного пачкой дешёвых сигарет. Если все совсем плохо, если вдруг ударник пустил очередной сочувствующий взгляд в сторону фронтмена или задержал руку на его плече дольше, чем нужно, то в ход идёт содержимое небольшого свёртка, неаккуратно валяющегося возле кухонной раковины. Забытие до следующей репетиции... И все по кругу. Но каждый круг рано или поздно может разомкнуться, для этого нужно лишь совершить ряд правильных действий. Утро. Кажется. Тимо с трудом открывает глаза, поднимается с ворсистого ковра. Еле держась на ногах, музыкант доходит до окна, из которого бьет резкий, причиняющий боль свет. Быстро дёрнув тяжёлые шторы на себя, вокалист избавляется от раздражителя, оседая на пол и оценивая обстановку. Судя по количеству стеклянных бутылок, все плохо. Взгляд фронтмена вдруг натыкается на ещё одну неприятную деталь, которая даёт понять ему, что все хуже, чем просто плохо. На светлом ковре отчётливо проступают капли уже темно-бордовой крови. Своеобразные следы из маленьких пятнышек приводят к причине их возникновения: в небольшой засохшей лужице лежит шприц, выглядящий как игрушка из детского медицинского набора. Обреченно простонав, Котипелто только сейчас почувствовал тянущую боль, сковавшую всю левую руку. Судя по тому, что сознание до сих пор куда-то уплывает, а неприятный зуд распространяется от руки по всему телу, в этом шприце вчера было что-то очень и очень серьёзное. Тимо, которого уже начинало мелко потряхивать и выгибать на полу, с силой стиснул зубы, стараясь вспомнить, где оставил последние крупицы такого необходимого сейчас вещества. Только осознав, что это ломка, до которой фронтмен так надеялся не докатиться, Тимо затрясло ещё и от страха. Неужели он опустился до того, что стал конченным наркоманом? Резко вернулась былая ненависть к себе, которая, впрочем, была бесцеремонно прервана ноющей болью в позвоночнике, который, казалось, вот-вот переломится пополам. Из груди вокалиста вырвался отчаянный хрип, а все попытки встать и направиться на поиски наркотика казались бесполезными. Все же кое-как поднявшись на четвереньки, Тимо прополз по ковру до кровати, попутно сдирая кожу на коленях осколками разбитых в порывах вчерашнего гнева бутылок. Вокалист не замечал этих царапин, его мучила боль куда более сильная, которую мог остановить только этот крохотный пакетик, до которого сейчас пытались дотянуться дрожащие негнущиеся пальцы. Когда наркотик был схвачен, а мелкие крупинки уже наполняли внутренности шприца, Котипелто на миг почувствовал легкое сомнение: а стоит ли? Может, есть возможность перетерпеть? Но эти мысли показались ему крайне глупыми после очередного приступа ломки, едва не выбившего единственное лекарство из рук солиста. Через некоторое время Тимо снова спокойной лежал на полу, чувствуя блаженную расслабленность и спокойствие всеми клеточками тела. Сейчас вокалисту казалось, что в жизни нет ничего страшного, что он способен абсолютно на все, что бояться больше нечего. Подталкиваемый этими непонятными мыслями и ощущениями, Котипелто набрал номер ударника, совершенно точно собираясь взять и признаться во всем. Плевать на то, что будет потом. Он сейчас чуть не умер от болевого шока, что может быть хуже? Раздались характерные гудки, а после них и слегка неуверенный, но такой приятный и знакомый голос: -Тимо? Что-то случилось? Ну вот и почему он сразу думает, что что-то случилось? Обиженно хмыкнув, вокалист ответил, как-то неестественно медленно и мягко выговаривая слова: -Все прекрасно. Я просто решил рассказать тебе все. -Что "все"? И что у тебя с голосом? -Ну, "все"- это кое-что важное. Понимаешь, это началось уже довольно давно... -Ты что, под наркотой? -Да это неважно. Важно другое. Я же только начал говорить. -Ответь мне быстро. - голос ударника вдруг приобрёл несвойственную твердость, которая даже заставила фронтмена слегка вздрогнуть. -Ну да. Но как я уже сказал... -Боже. Я сейчас приеду. -Не надо. Просто дослуш... Тут из горла вокалиста вырвался неестественный хрип, такой же, как несколько минут назад. Тимо почувствовал, что начинает задыхаться, а горло наполняется чем-то вязким, мешающим пробиваться воздуху. -Эй, что случилось? Рольф мог слышать только сдавленный кашель и странные шипящие звуки, идущие с другого конца трубки. -Тимо?! -ударник тут же перешёл на крик. Парень выронил телефон из рук, срываясь с места и судорожно хватая с прикроватный тумбочки ключи от машины. Только бы не опоздать... Следующие несколько часов запомнились ударнику лишь фрагментами, врезавшимися в память, наверное, до конца его дней. Дорога до дома вокалиста. Бешено колотящееся сердце и паника, захлёстывающая с головой. Дверь квартиры, еле выломанная с помощью соседей солиста. Скорая, вызванная теми же соседями. Разбрызганная по полу спальни кровь. Ещё свежие, тянущиеся по комнате следы разодранных коленей. Прожженный окурками ковёр. И то, отчего дыхание Рольфа резко перехватило, а руки затряслись крупной дрожью непреодолимого испуга. Тимо, лежащий на животе и мелко, но все ещё подрагивающий и извивающийся в слабых попытках вдохнуть немного кислорода. Паника. Голоса приехавших врачей. Бесполезные попытки ударника пробиться сквозь спины медиков, облепивших вокалиста и делающих свою работу. Поездка в машине скорой до больницы. Холодная рука Котипелто, его спутавшиеся волосы, так отчётливо выступающая скула... Обнадёживающие слова врачей. Тимо жив. Неимоверная усталость. Пустота. Вокалист разлепляет отчего-то слипшиеся веки. Как же ему сейчас плохо. Своё тело он чувствует слабо, из руки торчит какая-то игла, а головой он, кажется несколько раз неслабо приложился об стену. С удивлением обнаружив себя в больничной палате, солист старается восстановить события прошедшего дня. В голове всплывает утро, ломка, за которую ужасно стыдно в первую очередь перед самим собой... А дальше что? Все как в тумане. Голова начинает ещё больше гудеть от попыток мозговой деятельности. Неужели передоз? Но как он оказался здесь? И тут взгляд Тимо медленно перемещается на стул в углу комнаты, на котором не очень удобно расположился ударник, тихо посапывая. Почему он тут? После этого вопроса в памяти всплывает остальная часть вчерашнего дня. Отчаянно простонав, вокалист старается хоть как-то унять то дикое волнение, страх и стыд, накатившие на него сейчас. Зачем он вообще стал звонить Рольфу? Получается, парень приехал, привозился с ним хрен знает сколько времени, наверняка испереживался и теперь корчится на деревянном скрипящем стуле. А все из-за Тимо, который мысленно в данный момент поливал себя всей грязью, которой только мог. Наверняка барабанщик будет жутко зол и не захочет больше видеть вокалиста вообще. А ведь этого солист и боялся больше всего. Но он сам виноват, поэтому ему ничего не остаётся, кроме как достойно вытерпеть все, что Рольф захочет высказать, извиниться перед ним, а потом... Тимо не знал, что будет потом. Ему казалось, что потом вообще не будет. В этот момент ударник заворочался на своём месте, просыпаясь и сонно потирая глаза. Фронтмен замер, не в силах оторвать глаз от медленных, плавных движений барабанщика. Но вся неторопливость разом улетучилась, стоило Рольфу заметить обреченно разглядывающего его мужчину. Барабанщик быстро вскочил со стула, в несколько шагов подходя к кровати. Лицо парня выражало ту самую злость, которую так боялся увидеть Тимо. -Котипелто, блять, ты совсем идиот? Вокалист немного удивленно распахнул глаза, но решил просто промолчать. Что и как говорить- сейчас это был самый сложный вопрос всей его жизни. -Не мне тебе объяснять, что за херня эта наркота! Ты уже взрослый мужик, что за хуйню ты творишь?! Ты хоть представляешь, что со мной было, когда ты практически у меня на руках чуть не сдох! Возмущение и негодование барабанщика буквально пропитали каждое его слово. Парню было до сих пор до дрожи страшно вспоминать то, что было ещё несколько часов назад. Он чуть не потерял Тимо... На глаза сами собой навернулись маленькие капли соленой влаги. Ударник старался не кричать до срыва голоса, все-таки вокруг дежурили врачи. Не хватало, чтобы его сейчас выперли отсюда. Столько слов накопилось, но, как назло, все они застряли в горле вместе с постыдными потоками слез, всеми силами пытающимися вырваться наружу. -Ты так волновался за меня?- вопрос был до крайности глупый, но это единственное, что пришло в голову солисту. Его поражали слова барабанщика, его раскрасневшиеся глаза, в которых влажно поблескивала влага. Неужели парень это из-за него? Сердце Тимо сжимали тиски стыда, смешиваемого с болезненными чувствами, не утихающими в нем уже который месяц. -Да я же...- ударник сам осекся, не понимая, что собирался сказать дальше. Впрочем, это и не было так важно сейчас. Необходимо было убедиться в том, что все хорошо, что фронтмен живой, тёплый, что он спокойно и ровно дышит. Рольф буквально рывком приблизился к солисту, крепко сжимая его плечи и прижимаясь губами к ещё недавно холодным и почти неживым губам Тимо. Вокалист, буквально задохнувшийся от неожиданности и нахлынувших на него ощущений, осторожно обхватил руками крепкую спину барабанщика, все ещё не до конца веря в реальность происходящего. Когда же дыхания обоим стало катастрофически не хватать, парень первым оторвался от уже тёплых, даже горячих, сухих и, без сомнения, желанных губ. Глаза уже высохли, а взгляд, до этого испуганный и потерянный, стал уверенным и почти нахальным. Вдруг голова Котипелто резко мотнулась в сторону от довольно сильного удара в челюсть. По энерции мужчина уже поднял руку, чтобы ответить, но тут же её опустил, понимая, что получил не просто так. -Это тебе за то, что чуть не угробил себя. А ещё за то, что собрался рассказать мне все, только когда был под наркотой. Вокалист, до этого потиравший ноющую щеку, вдруг уронил руку на покрывало. Так он все знал. Знал, что Тимо влюбился в него, как хренов подросток и глушил все это так, как умел. Знал о том, как мучается вокалист, как ненавидит себя за все. Ещё бы, это было очень сложно не заметить. Тимо отчаянно захотелось ударить парня в ответ, но все тело сейчас было настолько ослаблено, что нормального удара точно бы не получилось. -Пошел ты. - фронтмен буквально выплюнул эти слова в лицо ошарашенному Рольфу. Глаза барабанщика опасно расширились, наполняясь непониманием и гневом. Музыкант резко вскочил на ноги, делая несколько быстрых шагов по направлению к двери палаты. -Стой. -железный и непоколебимый голос солиста заставил ноги ударника прирасти к полу, повинуясь воле мужчины. -Я люблю тебя. - эти слова были произнесены так уверенно и серьезно, что колени Рольфа затряслись, готовые в любой момент подкоситься, как у малолетней девчонки. Глаза вновь наполнила такая мерзкая для любого мужчины влага, но сдерживать этот поток у барабанщика уже не было сил. Он просто стоял к Тимо спиной, стараясь не выдать свои постыдные и глупые рыдания. А что, если бы врачи не успели? Что, если бы все оказалось слишком серьёзно? Что, если бы он умер? Эти мысли никак не давали парню покоя, вырывая из него все новые и новые приступы неконтролируемого страха и слез. Вдруг Рольф почувствовал сильные руки, обхватившие его поперёк груди, горячее дыхание, успокаивающе опаляющее щеку, и мягкие волосы, щекочущие основание шеи. Вдруг стало так тихо и спокойно, так светло и умиротворенно, что ударник невольно подался назад, опуская голову на плечо Тимо. Парень понимал, что не может с такой же уверенностью и точностью сказать, что любит вокалиста. Для него это чувство было чем-то новым, пока что непонятным и неизведанным, о чем он решил незамедлительно сообщить мужчине: -Я не могу сказать, что я люблю тебя. Кольцо рук тут же разжалось, а такое приятное тепло отхлынуло от тела Рольфа. Парень тут же развернулся, придвигаясь обратно и притягивая фронтмена к себе за пояс. -Пока что. Для меня это сложно. Ты и сам все понимаешь. Но... Мы можем попробовать. -Мы можем попробовать. -эхом повторил вокалист. Ради этих слов он проделал такой нелегкий путь... И совершенно об этом не жалеет.