highway

Machine Gun Kelly feat. Tillie (Grace Kelly) - Everlong (Cover Live From The Blvd)

      Давно ставшая привычной, приятная болтовня ни о чем и обо всем одновременно то и дело прерывалась смехом на разные голоса, периодически звякали стеклянные пивные бутылки и атмосфера, легкая, хрупкая, но незаметно ставшая необходимой, окутывала со всех сторон. Есть люди, с которыми вовсе не нужен ни постоянное жилище, ни стабильный заработок, ни роскошные условия, ведь эти люди – и есть дом, самый что ни на есть настоящий. Рядом с ними тепло, каждый из них искренний с самим собой и друг с другом, у каждого есть свое место, даже если постоянного пристанища, в общем-то, нет ни у кого. Из города в город, постоянство здесь только в пунктирах бесконечных шоссе, в одинаковых заправочных станциях и в боли, той самой, что каждый прячет за усталой улыбкой.       Эта боль – немой вопрос, который никто не может, не хочет озвучивать, не желая разрушить тончайшие грани этой дорожной романтики, душевных бесед и искренности. В трейлере пахнет пивом, травкой и музыкой, пахнет домом, настоящим, тем, что заключен в понятии «близкий человек». В трейлере все еще не стихают малозначительные, но, на самом деле, очень нужные разговоры, а тот единственный немой вопрос продолжает сдавливать ребра изнутри, безжалостно, все сильнее с каждой пройденной милей. И этот вопрос, пожалуй, проще простого прочесть во взглядах, то и дело пересекающихся друг с другом. Что будет, когда закончится этот тур?       Уэсс не имеет ни малейшего понятия. Все его планы никогда не заходили дальше завтра, да и то нечасто. Что хуже, больнее всего, когда ты привык к дороге, привык к этим людям, привык, всей душой прикипел ко всему, что окружает здесь и сейчас? Любая дорога однажды заканчивается, рано или поздно приходится возвращаться, но… Куда? В то место, что только называется домом, но, в общем-то, никогда им и не было? Возвращаться к тягучей стабильности, к рутине, к реальности, к той жизни, что, вроде бы, принадлежит тебе, но ты совсем не принадлежишь ей. Любые дороги заканчиваются. Гитары-люди-кофе. Кому это будет нужно в чертовом Кливленде? Дом – он здесь. В голове и в сердце, вместе с этими людьми, такими чертовски разными, но вдруг ставшими семьей.       Вообще, для Уэсса никогда не составляло трудности найти общий язык с любым существом. Будь то растение, животное, человек – не важно, этот проныра нравился всем без исключения. В чем же его талант? Очень просто: гитары-люди-кофе. В строгом порядке. Вот и все. Наверное, как бы люди ни отрицали, сильнее всего они желают искренности, а от Уэсса только ее и получать. Прямо-таки кладезь искренности, черт его дери. Не то, что Келли Энн…       Она, кажется, все еще та крошка Келли Энн, которая с самого детства старалась мыслить глобально, а на деле-то – витала в облаках, не замечая, как замкнулась в своем маленьком шкафчике в обнимку со скелетами, спряталась от целого мира. Уэсс прекрасно помнит, как прятал близняшку в том чертовом шкафу, когда пьяный в стельку отчим возвращался домой. И Келли Энн тогда ужасно злилась на брата-засранца, кричала, стучала кулачками в стены и двери, желая выбраться и всякий раз думая, что Уэсс попросту издевается над ней, снова его дурацкие розыгрыши. Келли Энн вопила, тщетно пытаясь высвободиться из тесного шкафа, а в это же время Уэсс всегда получал за двоих. Смеялся потом, как и всегда, обращал все в шутку, так же нехотя отбивался от сестры, когда, все-таки, выпускал ее из гребаного шкафа. И шкафов таких было слишком много для нее одной, непростительно много. А Уэсс, каким бы раздолбаем ни был, все-таки, умел принимать решения. Тогда еще, конечно, неосознанные, но уже совсем взрослые. Нет ведь ничего важнее семьи, а его семьей, самой что ни на есть настоящей всегда была, есть и будет Келли Энн. Дороги же закончатся, рано или поздно, любые, всегда. Все закончится, но не Келли Энн.       Вот только со шкафами он, все-таки, наверное, переборщил…       Келли Энн сидит чуть поодаль от всех, устало улыбается. Пытается поддержать разговор, изредка смеется, скорее грустно и тоскливо, чем весело. Уэсс и не заметил, как сестра постепенно сама заперлась в гребаном шкафу, но перестала пытаться выбраться, а даже если и пыталась иногда – то были лишь жалкие попытки, будто напоминания о том, что она все еще жива, не более того. Будто каждая попытка только затем, чтобы сказать: «я все еще здесь, не ищите». Но Уэсс же чувствует, насквозь видит, ему даже не нужен этот чертов талант хорошо разбираться в людях. Это Келли Энн. Его сестра, близнец, Келли Энн, черт возьми! Снова прячется в своем шкафу.       Келли Энн переглядывается со всеми, поддерживает беседы, но старается, изо всех сил старается не замечать Уэсса. Все еще злится? Ненавидит? Нет, совсем наоборот. Келли Энн совсем не глупая, еще поумнее некоторых будет. Она же прекрасно понимала, для чего Уэсс запирал ее в чертовом шкафу. Но перспектива быть слабой и беззащитной сестренкой, особенно учитывая тот факт, что она-то старше Уэсса на целых шестнадцать минут, разрушала Келли Энн гораздо сильнее, чем что бы то ни было еще. Это ведь она должна была защищать брата, или, по крайней мере, делить всю ту боль, которую он получал, по-честному, на двоих, но в итоге получалось совсем иначе. И, в конец концов, получилось так: Уэсс, несмотря ни на что, всегда был в центре внимания, в любой, даже незнакомой компании всегда очень быстро находил себе место, Уэсса же любят, Уэсс нужен людям, а Келли Энн… Келли Энн снова в своем шкафу. Лишняя. Ненужная. Но винить в этом следует уж точно не Уэсса, вообще никого, кроме самой себя. Только тот чертов момент, когда она добровольно забралась в дурацкий шкаф.       Разговоры постепенно стихают, в окна бьет мелкий, надоедливый дождь и Келли Энн выходит из трейлера, когда тот останавливается на очередной автозаправке. Наверное, примерно так же будет потом, когда закончится тур. Техкоманду распустят, все разъедутся по своим городам и атмосфера, хрупкая и теплая, исчезнет. Останутся только тягучие воспоминания, приятные до дрожи, доводящие до слез, в сердце останутся лишь непрерывные шоссейные пунктиры и шкафы, снова шкафы. Келли Энн потирает плечи, вздрагивает, с тоской наблюдая за командой, вывалившейся из трейлера и махнувшей в придорожную забегаловку. Надо же… Интересно, насколько быстро люди могут залечить раны от потери близких, семьи? Могут ли вообще? Келли Энн вот так и не залечила. - Эй, хоть бы куртку взяла! – Голос звучит за спиной и Келли Энн снова вздрагивает, когда тяжелая кожанка повисает на хрупких плечах.       Уэсс не умеет злиться на Келли Энн, никогда не умел, хоть и готов иной раз всю вселенную вдребезги расхерачить. Он, черт возьми, вымахал почто под два метра, высокий и худой, а миниатюрная крошка Келли Энн никогда не могла понять, чем они вообще похожи, только сейчас осознала. Глаза серо-голубые, как у отца. Совершенно одинаковые, вот только во взгляде брата есть что-то такое, чего в собственных глазах Келли Энн так и не могла никогда разглядеть. Келли Энн, конечно, пыталась, даже сейчас пытается, в зеркала глядит и недоумевает, в чем заключается это внутреннее различие между ней и Уэссом.       У Уэсса руки теплые, он намного чаще улыбается, ему так проще, словно бы в жизни вовсе не было и никогда не будет никакого дерьма, а Келли Энн так не умеет. Точнее, наверное, и не хочет уметь. Келли Энн не привыкла ничего скрывать, это факт. Она считает правильным говорить только правду, какой бы та ни была, но, чаще всего, Келли Энн молчит. Хочет быть ближе к людям, быть интересной им, быть открытой, как книга, которую будут читать взахлеб, но она все время забывает, что так и не выбралась из чертова шкафа.       Потому что Келли Энн страшно. Ее пугает неизвестность, она настолько боится обжечься, что полностью отгораживается от любого тепла. Но, когда грани привычной атмосферы постепенно стираются, становятся чертовски тонкими, перспектива замерзнуть в одиночестве становится гораздо более пугающей, чем однажды сгореть.       И Келли Энн, неожиданно даже для самой себя, молча обнимает Уэсса. Крепко, что есть силы, прижимается к брату, к единственному родному человеку, который никуда не исчезнет, даже если закончатся все дороги. Макушка едва достает до плеча, а Уэсс тихо выдыхает, смыкая руки чуть выше лопаток Келли Энн. Нужно бы сказать что-то ободряющее, поддержать сестру, произнести банальные «все будет хорошо», убедить Келли Энн, что она так просто никогда от него не отделается, рассмеяться, снова перевести все в шутку, но… Нет, не сейчас. Грани и без того слишком тонкие, прозрачные, и дождь все такой же мелкий, будто бы и сам не может определиться, хочет или нет пропитывать сыростью это шоссе.       Техкоманада шумно высыпается из забегаловки, желая поскорее вернуться в теплый трейлер, а Келли Энн все еще не отпускает Уэсса. Здесь ведь грани еще более хрупкие, почти невидимые, но крепче них ничего не существует. - Уэсс, не пропадай надолго, ладно? Никогда. – Келли Энн произносит тихо, так и продолжая цепляться за брата, совсем как ребенок, как малышка Келли Энн, что вечно старалась быть серьезной, злилась на Уэсса за чертовы шкафы, но всякий раз беззвучно плакала, когда брат вздрагивал от боли, стоило только его обнять.       Она же знала, что у него были повреждены ребра, знала о синяках и ссадинах, знала, что Уэсс будет вечно получать за двоих, а она этого не изменит, какой бы сильной ни пыталась казаться. Келли Энн и сейчас все знает, все чувствует, и сердце под ребрами брата, все-таки, важнее всего. - Да куда я от тебя, Келли Энн? Ты же знаешь, мне даже почту самому разобрать лень. – Уэсс, все же, не сдерживается и тихо смеется, пожимая плечами, Келли Энн выдыхает, вдыхает и чуть вертит головой, когда эта долбаная длинная сережка Уэсса снова путается в ее волосах. – Идем? Еще всю ночь ехать. - Да. – Келли Энн чуть отстраняется, кивает, глядя в глаза брата и все еще пытаясь разглядеть в них то, что рознит их с Уэссом, но снова не может этого понять.       Или не хочет. Впрочем, разве это так важно?       Белые пунктиры шоссе пропитывает разыгравшийся ливень, в трейлере снова звучит смех, беседы ни о чем и обо всем, снова пахнет пивом, травкой и музыкой, пахнет теплом и домом, тем самым, что заключен в понятие «близкий человек». Келли Энн садится рядом с Уэссом и длинные пальцы привычно путаются в ее волосах, как бы невзначай, между делом. Они все здесь, сейчас, все рядом, и немой вопрос, все еще витающий в воздухе, отражающийся в каждом взгляде, постепенно перестает иметь значение.       Что будет, когда закончится этот тур? Об этом Келли Энн будет думать позже, потом, когда вернется в Кливленд и будет пересматривать фотографии. Об этом и Уэсс будет думать, смеясь над каждым снимком, об этом будут думать все, каждый, но потом.       Потому что дороги-то, на самом деле, никогда не заканчиваются, если истинные пунктиры шоссе отпечатываются внутри, в сердце и в памяти.