Двое

Суицид — это не самая ужасная вещь в мире. Я скажу вам, что на самом деле является таковым. Доводить людей до того, что они хотят покончить со своей жизнью. Доводить их до распутья, когда вроде вы вполне адекватный человек, задумывается о том, как бы стереть себя, изжить в одну секунду. Чтобы раз и навсегда. Это как порез. Небольшой разрез вечности. Представьте прямую натянутую нить, которую стерли посередине. Два отрезка по сути одного целого. До и после. После и До. Было и не было. Момент разреза — одна оборванная жизнь. А дальше пустота. Я не идеальный, наоборот, во мне туева куча недостатков. Но я — Я. В напрочь прокуренных пальцах, сжимаю тонкое лезвие, оно уже давно теплое. Момент истины, я готов. Провожу ладонью, по запотевшему стеклу. Больно. Ведь я всё тот же. Тот же. Но уже не твой. Когда я пропустил все? Почему я был счастлив? Разве мне, с моим формальным диагнозом, можно было быть чьим-то? Твоим. — Детка, не переживай, я рядом. Усмехаюсь. Нечем дышать. Боже, это моя кровь? Слезы? Аккуратнее надо с лезвием, хотя, какая разница? По венам и сразу к унитазу. Ненавижу удушливый запах крови. Слабак. Страшно. Как я позволил себе дойти до этого? Еще утром, я был счастлив. Твое тепло гуляло по моему телу, и я был готов бросить весь мир под твои ноги, как бы это наивно не звучало. Жутко. Я ощущаю твои поцелуи на своих щеках, Боже, ну почему ты трахал его! Он не я! — Детка… Не надо жалости. — Дер… — Я рядом, Стайлз. Твой язык теплый и шершавый и твое лечение больше похоже на прелюдию, но… — Нет! Не трогай меня! Тебе больно? А каково мне наблюдать за тобой было? — Стайлз, я не могу разъединять Вас. Пойми, вы одно целое и ему так же больно. Он — это ты. Мой волк видит в вас одного тебя! — Не я! Он — человек! На мне всегда всё замыкало. И обращение тоже. Глубже! Ему должно быть больно! — Отдай лезвие, — надсадно. До икоты. — Кровопотеря не убьет таких, как мы, родной. Ты только мучаешь себя. — Дерек, поцелуй меня. И снова. Все по кругу. До новой луны, когда моё прошлое, вновь настигнет нас. Когда моя человеческая сучность возьмёт вверх над волком. И мне остается лишь надеяться, что я позже смогу снова завладеть своим телом. Живым телом, бессмертным. — Ты мой омега, Стайлз, я люблю тебя. — Я знаю, и он тоже.