Пока никто не слышит

      Когда небо укрывает ночь, осыпая черноту яркими фонарями-звёзд, Юри невольно прикрывает глаза, склоняя голову набок. Он жутко утомился за сегодняшний день, и как же жутко хочется спать! Но вместо этого он вновь выходит из тонкого тумана сна, отворачиваясь от окна и всматриваясь в умиротворённое лицо своего учителя.       Не так давно они вернулись с тренировки. Не так давно, пренебрегая болью в ногах, они были на горячих источниках семьи Кацуки. Совсем недавно они отужинали в просторном обеденном зале под голоса ведущих новостей, а затем вернулись в гостевую комнату для приезжих. Виктор заверил его, что нужно обсудить завтрашнюю программу-повторения. Но уже через несколько минут разговора спал крепким сном, откинувшись на разбросанные по полу подушки.       Юри сидит, прижав к груди ноги. Он укладывает на них голову, отчего щека прикрыла один глаз. Кацуки без очков и видит не очень хорошо, но лицо Виктора, лежащего подле него, настолько чёткое, что тот поражается сам себе. И какое-то время он просто так любуется, глядя на короткие и подрагивающие ресницы, на выступающие скулы и тонкие губы, через которые мужчина периодически выдыхает воздух. Остывший, кожа его вернулась к бледному оттенку, а платиновые пряди раскидались по подушке. И он похож на уставшего после игр ребёнка. Его кумир и идеал. Столь невинный, когда спит.       Невольно протягивая руку, Юри убирает несколько прядей со лба. Он делает это непроизвольно и тут же краснеет, медленно принимая положение, в котором сидел парой секунд раннее. Как же славно, что он спит.       И внезапно, задумавшись, Юри выдаёт:       — Я по-настоящему счастлив от того, что Вы мой учитель.       На мгновение он вновь затихает, наблюдая за лицом Виктора. Тот продолжает спать. А Юри так и хочется продолжить, не желая держать эмоции при себе. И он не пил, его не нагрело от горячей воды. Просто он, воодушевлённый, чувствует себя на самом деле самым счастливым человеком на земле.       Ведь тот, кто является главным героем детства, теперь был перед ним.       — Когда-то давно я и подумать не мог, что встречусь с Вами, — он говорит еле слышно, так, что даже шепотом голос его назвать трудно. Но так даже лучше. Так его точно не услышат, так он точно не разбудит. — Но теперь Вы здесь. Вызвались меня обучать. Это приносит мне непреодолимое счастье, Виктор.       Он смеётся сам над собой и чувствует, как тепло разливается у него по груди, стоит ему вспомнить об их сегодняшних занятиях. О строгом голосе учителя, о его лёгком смехе и похвале, подкреплённой трепанием по голове. Юри всякий раз краснел, и даже сейчас он залился румянцем, глупо улыбаясь.       — Мне нравится Ваш голос, когда Вы серьёзны, — продолжает Юри, погружаясь в мысли и воспоминания. — Мне нравится Ваша доброта и учтивость, подпёртая строгостью и уверенностью. Ваша улыбка и хмурость, и будто бы каждое движение пропитано изящной грацией.       Он вспоминает сегодняшнее катание и как Виктор показывал ему движения. Как указывал нужную стойку, а касания от его рук до сих пор чувствовались жаром на коже. Он невольно проводит ладонью по руке — тому месту, которое отводил в сторону Виктор — и зажмуривается лишь на мгновение.       — Мне просто нравится говорить с Вами, общаться, — Юри прикрывает глаза, но продолжает улыбаться. — Мне нравятся Ваши истории и рассказы. Нравится Ваш голос и блеск в глазах, когда Вы радуетесь. Мне не нравится смотреть на Вашу грусть, и меня огорчает то, что я не знаю, как могу развеселить Вас. Ведь... мне важно, чтобы Вы всегда были счастливы, потому что... потому что...       — Ты тоже мне нравишься, Кацуки-кун.       Когда чужой голос прозвучал со стороны, Юри как молнией прошибло. Внезапно выпрямившись, он повернул голову и встретился с взглядом голубых глаз Виктора. Юри часто сравнивает его глаза со снегом или льдом, но таким тёплым, что то даже грело сердце. Как сейчас обжигало не только его — всё тело, заставляя Кацуки вогнаться в краску и даже икнуть от неожиданности.       Он слышал его. Он слушал его. Как же стыдно! Как же хочется провалиться сквозь землю!       — Ви...Виктор, прошу, прост!.. простите...       Последнее слово Юри буквально проглотил, смущённо поджимая губы и замирая, не в силах пошевелиться. Просто Никифоров придумал весьма удобный способ заставить того замолчать: приподнявшись, закинул руку через плечо и, притянув того на себя, повалил на пол. Уложил рядом с собой, стискивая в объятиях, и, устроив подбородок на макушке, прикрыл глаза. Спать, всё же, хочется больше всего.       — Виктор?.. — тихо спрашивает Юри.       — Давай спать, Юри. А то, если ты продолжишь столь открыто восхвалять меня, я не выдержу и не усну этой ночью, — и, помедлив, добавляет: — и ты тоже не уснёшь.       Тихое «А?» вырывается от Кацуки, но почти тут же он смолкает, зажмуривая глаза. Тепло тела Виктора, его запах, сильные руки, сжимающие в своих объятиях, и лёгкое дыхание на затылке.       Кажется, даже без какой-либо угрозы он не сможет уснуть сегодняшней ночью.