***
Кто тебе сказал, что я колдунья? Люди злы и лживы, как всегда… То, что я гуляю в полнолунье, — Не порок, мой мальчик, не беда… Люди множат слухи от безделья: Им бы чем-то праздный ум занять… Ты за мной пошел бы и без зелья — Неужели нужно объяснять? * Мной овладела безысходность. Ребёнок… Его больше нет у меня… И единственное воспоминание о нём — это грудь, которая болела от скопившегося молока, но у меня не было сил даже просто туго перевязать её… Потому, что незачем жить больше… Какая теперь разница… Скоро я умру… Завтра, Сегодня… Насколько хватит сил, которые были на исходе… Сквозь сероватую дымку я увидела, как надо мной склонился невысокий человек, который пытал меня в зале, где состоялся Трибунал. Но мне было уже всё равно, что он сделает с моим телом… Однако неожиданно палач приподнял меня и поднёс деревянную чашку, в которой что-то дымилось к моим губам. — Осторожно… Выпейте немного бульона… Это придаст вам сил… — отозвался молодой мужчина. Его тёмные глаза участливо посмотрели на меня, что вызвало недоумение — этот ли человек вообще бил меня плетью? Однако инстинкт самосохранения сделал своё дело. Я жадно прильнула сухими губами к чашке. Один живительный глоток… Ещё… И ещё… Жизнь стала возвращаться ко мне, напоминая о себе болью во всём теле. Когда в чашке не осталось ни капли бульона, я почувствовала себя и лучше и хуже одновременно. — Вот так, — улыбнулся палач. — Почему ты помогаешь мне? — удивилась я. Молодой мужчина покраснел, словно помидор. — Вы очень красивая благородная дама. И мне вас искренне жаль… Иногда я просто ненавижу своё ремесло… — Зачем же ты им тогда занимаешься? — Мой отец занимался этим, а до этого его отец… Это точно такое же ремесло, как и все другие. Есть тонкости, за которые нас ценят, особенно Трибунал Святой Инквизиции, чтобы выбивать нужные признания. С ужасом я посмотрела на этого в целом симпатичного молодого мужчину и, заметив моё состояние, он сказал со смущённой улыбкой: — Ну, ладно. Я не хочу вас больше пугать. Постарайтесь немного поспать. Силы вам ещё пригодятся… — Как тебя зовут? — Очень любезно с вашей стороны, благородная госпожа, — поклонился он. — Меня редко об этом спрашивают… Сами знаете, из-за ремесла. А зовут меня Ори… Это сокращённо от Орион… моя мама считала, что это очень красивое имя… — Она была права, — улыбнулась я. Ори вышел, и я оглянулась кругом. В камере было сыро. Старая погнутая кружка и куча гнилой соломы, которая должна была служить мне постелью. Дневной свет попадал только через маленькую отдушину шириной с ладонь под самым потолком. Хотя я была рада и этой жалкой обстановке, поблагодарив небо, что меня не бросили в какую-нибудь яму, куда солнечный свет вообще не проникал. Однако я бы чувствовала себя намного лучше, если бы ошейник, который приковывал меня к стене длинной цепью, не натирал мою нежную кожу. Недолго думая, я оторвала от рукава своего платья кусочек ткани и просунула под металлический обруч, потом занялась своей грудью. В принципе у меня хватило сил, чтобы немножко подлатать себя — заживить ужасные раны, которые остались на моей спине и сделать так, чтобы они не кровоточили и подзатянулись. Грудь уже не болела, и я направила живительную энергию вниз живота, чтобы предотвратить родильную горячку. По совету Ори я легла на солому и постаралась заснуть. Однако сон не шёл ко мне. Я всё время думала о моём ребёнке и о глазах Тэона, которые смотрели на меня во время экзекуции. Когда часы пробили полночь, я заметила, что за дверью появилась полоска света и в коридоре послышались осторожные шаги. Заскрипели засовы и дверь открылась. Я думала, что это опять пришёл Ори, но на пороге стоял Тэон и держал в руках лампу, подняв её вверх. Увидев меня, лежащей на соломе, он на мгновение застыл, как будто раздумывая входить ему или нет, но всё же, закрыл за собой дверь и поставил светильник на пол. Тэон стоял надо мной в своих белых одеждах, и мне показалось, что я никогда не видела его таким бледным с сероватыми помертвевшими губами и тёмными кругами под глазами. Сердце моё предательски ёкнуло, а кровь сильно застучала в висках. — Господин Великий Инквизитор собственной персоной, — проговорила я медленно с иронией. — Вы пришли взглянуть на то, во что превратил меня палач или в каком состоянии я нахожусь, ожидая смертную казнь? И хочу сказать, что жду её с радостью, потому что смерть избавит меня от вас и всех подобных вам, жалких лжецов, которые попирают и искажают Истину, прикрываясь ложной святостью. А теперь, когда вы удовлетворили своё любопытство и злобу, можете идти со спокойной совестью, потому что само это понятие мало что значит для вас в принципе. — Нет… — прошептал молодой человек, голос которого звучал неуверенно. — Я пришёл потому что… Потому что не могу иначе… Я молюсь днём и ночью, чтобы побороть своё желание прийти сюда… Но ты преследуешь меня повсюду… Даже во снах, ведьма… Я медленно поднялась на ноги, прислонилась к стене, чтобы не упасть и посмотрела на Тэона в упор. — Ведьма? — расхохоталась я. — Я считала тебя умнее. — Я тоже считал себя умнее… И сильнее… — хрипло ответил доминиканец. — Думал, что вера в Господа защитит меня! Но вот уже долгие мучительные месяцы, как ты преследуешь меня… Отравляешь мою жизнь… Являешься по ночам… терзаешь, мучаешь… Я даже несколько раз думал о самоубийстве, чтобы освободиться от тебя… И если бы не страх за свою бессмертную душу, оказаться в числе проклятых, я бы давно сделал это… Мысль о самоубийстве Тэона показалась мне настолько бредовой, что я саркастически рассмеялась ему в лицо. — Ты хотел покончить с собой? — ехидно спросила я. — А как же «Пути Господни неисповедимы»? Почему вдруг такое трусливое решение? Мог бы убежать назад в свой монастырь и прожить остаток жизни на хлебе и воде, вымаливая прощение. — Путь в монастырь мне закрыт… — ответил молодой человек без раздражения — И даже в уединённой аскетичной жизни нет от тебя спасенья… Я попробовал всё… Постился… Молился и чуть не довёл себя до смерти отказом от еды, но мои братья вопреки моему желанию выходили меня… Отец Син выслушал мою исповедь, но мне не стало легче… Мысли о смерти стали неотступно преследовать меня… Я стал молить Господа, чтобы он поскорее забрал меня к себе, поразил внезапным недугом или направил руку, сжимающей клинок какого-нибудь разбойника… Но Господь лишил меня даже этой последней милости… — И из этих благородных целей ты решил, что смерти угодно быстрее забрать меня? Так? В глазах Тэона промелькнула искра гнева. — Естественно! Потому что ты — ведьма! Мерзость и дьяволица, призванная соблазнять мужчин! И я решил положить этому конец! — И конечно исключительно из заботы о ближнем замучили и убили моего жениха сэра Сайто?! — Ты соблазнила сэра Сайто своим телом и погубила его душу! Даже под пытками он отказался признать тебя ведьмой и рассказать об этой дьявольской книге, что так интересует Его Святейшество! — Жалкий дурак! — воскликнула я в гневе. — Сэр Сайто ничего не знал о книге! Смерть! Ещё одна смерть! Орден Тамплиеров, мой отец… Неужели им не будет конца? И всё ради того, чтобы прочитать книгу? Вы — те, кто называет себя слугами Господа, сами одержимы дьяволом, потому что несёте одни несчастья, страдания и кровь! Мой голос полный отчаянья сорвался на крик. Неожиданно Тэон подлетел ко мне, схватил за плечи и его лицо, искажённое яростью и страхом приблизилось к моему лицу. — Я меньше боюсь дьявола, чем твоих чар, ведьма! У тебя нет выбора. Если ты ничего не расскажешь о книге, то признание вырвут у твоих подруг. Здесь ты никто! Обычная потаскуха, убийство которой угодно самому Господу! Я сделала усилие, чтобы освободиться от сильных рук, сжимавших мои плечи, но безуспешно. Он крепко сжимал меня и трясся от всепоглощающей ярости, как когда-то дрожал от любви и страсти, лаская моё тело. — Отпусти меня! — сказала я, сжав зубы. — Вы ничего не получите! Пусть трижды обрушите все свои пытки на наши тела! Есть вещи, которые недозволенно знать смертным, особенно, таким как Его Святейшество! Лицо Тэона перекосило конвульсией, и что-то сатанинское проглянуло в его чертах. Поражённый искренностью моего тона, он отпустил меня, и я опять опёрлась о стену, чтобы не упасть. — Тогда может, ты обменяешь секрет книги на жизнь своего ублюдка? — тихо пробормотал доминиканец, не сводя с меня своих горящих, словно угли глаз. Что? Я подняла на него испуганные глаза. Ребёнок жив? Я провела ладонью по опавшему животу и посмотрела Внутренним Взором. О, Господи! Это правда! Мой сын жив! Всё это время я была слишком измучена, чтобы проверить… К тому же, я не питала иллюзий насчёт того, что святые отцы проявят милосердие и хоть какое-то участие к отпрыску ведьмы и еретички. Безмерная нежность и радость затопила моё сердце. — Хороший же ты слуга Господа, раз торгуешься жизнью СВОЕГО ребёнка за какой-то секрет, который не принесёт тебе абсолютно никаких благ! — сказала презрительно я, глядя ему прямо в глаза. — Замолчи! — закричал Тэон. — Ты врёшь! Это не мой ребёнок! Ты перепрыгнула из одной койки в другую, чёртова шлюха, когда я уехал из замка Джубан! Сэр Сайто рассказал, что ты носила ЕГО наследника! А теперь пытаешь меня уверить, что он мой, чтобы спасти своего ублюдка! — Сэр Сайто приехал в замок Джубан, когда я была уже на пятом месяце. Ты можешь расспросить всех слуг в замке, и они подтвердят это. Он любил меня, и даже зная о моем положении, предложил дать своё имя нашему ребёнку… А всё что сделал ты, замучил до смерти этого благороднейшего человека… Взгляд молодого человека упал на мой живот. Отпрянув и вздрогнув, он впился в меня глазами и лицо его смертельно побледнело. Ему пришлось откашляться, прежде чем он смог снова заговорить. — Так ты… Но… Но когда же? — Разве ты забыл? Последний раз, когда мы были вместе… Тот день в лесу… На поляне, полной полевых цветов… У маленького родника… Мои слова повисли в воздухе ярким переливчатым кружевом. Глаза наши встретились, воскресая в памяти тот жаркий июльский день, который был наполнен бесконечной любовью, объятиями и поцелуями… Его нетерпеливые пальцы на моем податливом теле, чёрные глаза, горящие от страсти… Слова, которые он шептал мне «Миа, любимая». Время, казалось, остановилось. Недоверие, удивление и бурная радость отразились в глазах Тэона… Я протянула к нему свои руки, словно в мольбе, и он уже слегка подался вперёд, как волшебное мгновение исчезло. Тэон взял себя в руки, выпрямился, и на лице появилось выражение всепоглощающего гнева. — Всю душу из меня хочешь выпить, чёртова ведьма?! Я не верю ТЕБЕ! — процедил молодой человек сквозь зубы. — Ни один сеньор не признает побочного бастарда СВОИМ! Ты отдавала ЕМУ своё тело за моей спиной! Шлюха! Если ты не расскажешь о книге, я придумаю для тебя самые изощрённые пытки и сумею развязать твой лживый язык! Я стояла, не шелохнувшись, и смотрела на своего любимого и Инквизитора. И вдруг расхохоталась. Мой резкий и пронзительный смех заставил Тэона вздрогнуть. Я смеялась, смеялась и никак не могла остановиться. — Замолчи! — прорычал он. — Нет, я не буду молчать! — сквозь смех проговорила я. — Если ты считаешь, что с моей смертью освободишься от меня, то вынуждена разочаровать, глупый монах! Смерть ничего не значит! Это только начало! Мёртвой я буду в тысячу раз страшнее для тебя, потому что мой образ в твоей памяти и сердце не одолеет даже твой Бог, которому ты молишься! Зато ко всему прочему у тебя появятся угрызения совести. Ты будешь знать, что я любила ТОЛЬКО ТЕБЯ, а ты замучил и убил свою единственную любовь… Молодой человек бросил на меня безумный взгляд и с нечеловеческим криком кинулся к двери, позабыв лампу на полу. Дверь хлопнула, и я услышала его быстрые шаги, раздающиеся эхом в тёмном подземелье тюрьмы. — Беги, мой мальчик… Беги… — прошептала я сама себе, обессилено сползая вниз по стене. — Твой Бог давно от тебя отказался… Хотя ты, в сущности, никогда ему и не принадлежал…***
Меня разбудил солнечный свет и звуки гитары. Я потянулась среди белых и серых мехов, которые наполовину прикрывали моё обнажённое тело. Тайки в спальне не было. Выбравшись из кровати, я отправилась на звуки чудесной мелодии. Молодой человек сидел на диване в гостиной и с закрытыми глазами играл на акустической гитаре. Его лицо спокойное и безмятежное. Он был полностью сосредоточен на восхитительных звуках, которые извлекали его пальцы. — Что это такое? Очень красиво… Музыка замолкла, а Тайки поднял на меня глаза. — Я разбудил тебя? — спросил он, внимательно меня разглядывая. — Нет… Наверное, это просто утро… Так что же это за мелодия? — Я сочинил её сегодня… Называется "Equinox"** — Равноденствие? — Да, — кивнул он, откладывая гитару в сторону. — Как ты себя чувствуешь? Я ночью не перестарался? — Нет, — смущённо улыбнулась я. — Я очень рад, — мягко ответил Тайки. — А что это за обряд был вчера? Это ведь был обряд? — спросила я, присаживаясь на диван рядом. — Да, он называется "Арабеска"… — А для чего он был нужен? Пауза. Я с недоумением смотрела на Тайки. Молодой человек слегка нахмурился, как будто обдумывая, что мне ответить. — Для того чтобы мы были вместе, для чего же ещё, — ответил он, наконец, пожимая плечами. — Я же обещал, что всё решу. — А как же твой отец? — Он на две недели уехал по делам. И к тому времени, когда он вернётся, всё уже решится… Единственное неудобство ритуала состоит в том, что нам придётся какое-то время теперь не заниматься сексом, чтобы силы, которые мы призвали, действительно сработали… — А как долго? — спросила я, внезапно погрустнев. Сама мысль, что я не смогу к нему прикасаться, хоть и временно приводила меня в отчаянье. — Недолго… Я думаю где-то недели две, — задумчиво ответил молодой человек, потерев пальцем переносицу. — Так долго?! — Да. Придётся потерпеть… Поверь, так надо… Я тяжело вздохнула. И это после такой замечательной ночи… — Хорошо, если ты считаешь, что обряд поможет, то я согласна ждать. Я подалась вперёд, и хотела было поцеловать молодого человека, но к моему удивлению он отстранился и подскочил с дивана, как ужаленный. — Тайки, что с тобой? — удивилась я, глядя на него во все глаза. Он неожиданно побледнел, а на лице отобразился испуг. — С поцелуями тоже придётся пока повременить, потому что… Потому что я не ручаюсь, что смогу сдержаться. — Хорошо… — недовольно пробурчала я. — Как скажешь. Я судорожно скрестила руки на груди и сжала кулаки. Что это со мной? Я просто схожу с ума. Мне страшно хотелось до него дотронуться… — Я думаю тебе лучше пойти в душ, а то опоздаем на завтрак, — сказал Тайки, вырывая меня из моих переживаний, направляясь к шкафу с одеждой. Я устало вздохнула. Ну что ж… Другого ведь всё равно не остаётся… Освежившись в ванной, и высушив волосы, я надела своё синее платье, в котором была вчера, и мы с Тайки отправились в столовую на завтрак. Наше появление не прошло незамеченным. Все только и делали, что смотрели, как мы шли, держась за руки, разинув рты. Однако избыток внимания меня больше не волновал. Тайки сказал, что мне не о чем беспокоиться, и я чувствовала себе более чем уверенно. Мы выбрали себе завтрак и с подносами отправились к столику Алхимиков. Я чувствовала зверский голод, поэтому к овсяной каше, яичнице с беконом и слойке с сыром, я взяла ещё грушевый штрудель и яблоко. Чёрт, эта ночь совсем вымотала меня! Заметив, сколько всего громоздится на моём подносе, Тайки прыснул от смеха. Нисколько не смутившись, я показала ему язык. Да, я всегда любила вкусно поесть, хотя по мне и не скажешь. К тому же потраченные калории нужно возвращать. За столом нас уже ждали Сейя и Ятен. Братья вели себя как обычно, как будто это вовсе и не они вчера присутствовали на этом странном обряде и видели меня обнажённой. Но с другой стороны, если бы начались шуточки и намёки, я бы точно больше не смогла смотреть им в глаза, поэтому я тоже сделала вид, что ничего такого не случилось, и расслабилась. Однако моё беспокойство вернулось, когда за наш столик присела Минако Айно. Я с удивлением обнаружила, что от сногсшибательного образа блондинки не осталось и следа. Золотые волосы были спутаны и стянуты в неаккуратный хвост. Её лицо казалось бледным, а красные губы искусаны до крови. Прекрасные васильковые глаза опухли и покраснели, как будто она проплакала всю ночь. Её потухший взгляд, в котором притаился ужас, скользнул по мне и Тайки, потом снова по мне… Я ожидала бури, криков на всю столовую, но… ничего такого не произошло. Она молча села рядом с Сейей, пробормотав "Доброе утро", и сосредоточилась на своём завтраке. Братья Коу опять-таки сделали вид, что ничего такого не произошло, и продолжили обсуждать расписание репетиций своей группы, как ни в чем не бывало, не обращая на девушку никакого внимания. Глядя на Минако, на её тихую истерику и дрожащие пальцы мой аппетит пропал напрочь. Она сидела, сцепив руки в замок и буравила взглядом свою нетронутую тарелку с овсянкой, а тихие слёзы текли по её щекам. — Эй, почему ты ничего не ешь? — спросил Тайки, заметив, что я перестала есть. — Что-то аппетит пропал… — пробурчала я. — Тогда возьми мой вишнёвый пирог. Тебе нужно восстановить силы, иначе заболеешь… С этими словами он отодвинул мой поднос и поставил передо мной свой. — Эй, Минако, будь добра, передай Ами сахарную пудру, — сказал молодой человек, уставившись на девушку немигающим взглядом. От звука его голоса блондинка вздрогнула, как от удара. — Тайки не надо… — пролепетала я. — Тише, девочка, — обратился он ко мне ласково. — Я хочу, чтобы ты хорошо поела, а вишнёвый пирог лучше всего есть с сахарной пудрой… Я посмотрела на Минако и сердце моё дрогнуло. Она дрожала всем телом, опустив голову. — Минако, я жду, — спокойно сказал Тайки. — Передай. Сахарную. Пудру. Ами. Немой плач, истерика с надрывом… Что-то рвётся в глубине пополам… В той глубине, в которой не увидеть… В той глубине, в которой не потрогать… В той глубине, в которой душа и вой… Её рука медленно потянулась к сахарнице, но на полпути остановилась и сжалась в кулак. Быстрый взгляд, блёклая ядовитая улыбка, короткий кивок. Неприязнь, смешанная с отвращением. Девушка одёрнула руку, резко встала из-за стола и бросилась вон из столовой. Я, было, хотела последовать за ней, но Тайки удержал меня. — Не нужно за ней ходить. Побесится и придёт, — сказал он, пожав плечами. — Не думаю, что она бесилась! — воскликнула я. — У Минако была самая настоящая истерика. А ты тоже хорош. Зачем было поступать с ней так жестоко? — Ты плохо знаешь Минако, раз купилась на её спектакль, — усмехнулся Тайки. — Она виртуозно умеет давить на жалость окружающих, используя красные глаза, плачевный вид и прочий арсенал. Это её любимейший приём получать желаемое. Мы с братьями уже давно привыкли к подобным театральным исполнениям. Я говорил отцу, что сцена по ней плачет, так нет ведь, засунул её на менеджмент, в котором она ни черта не смыслит. — Но она плакала… Я сама видела, — не сдавалась я. — Минако не умеет плакать по-настоящему. А изобразить она может даже обморок с припадком, — усмехнулся Тайки. — Лицедейство у неё в крови. Никогда не обольщайся насчёт того, что касается Минако Айно. Я взглянула на Сейю и Ятена. Те ничего не сказали против, но я заметила, как незаметно от всех остальных Сейя грустно посмотрел вслед убегающей девушке. После завтрака братья отправились на репетицию, а я в библиотеку, где прозанималась несколько часов, работая над своей частью доклада для "Science and Research". И только когда буквы перед глазами стали расплываться, я решила, что на сегодня уже хватит. Тайки был всё ещё занят на репетиции и перед обедом, я решила зайти к Зою. Он не отвечал на мои звонки и сообщения всё утро, и я решила, что рыжий мог ещё спать, потому что хорошо знала — в выходные молодой человек любил понежиться в постели подольше. Я поднялась на третий этаж, прошла длинной вереницей коридоров и оказалась перед комнатой Зоя, вежливо постучав в дверь. В ответ — ни звука. Я прислушалась — может, он принимает душ и поэтому не слышит стука или опять спит непробудным сном. Я дёрнула за ручку, и дверь со скрипом отворилась, впуская меня в тёмную комнату с задёрнутыми портьерами. Мне хватило одного единственного взгляда. — Зой, о Господи! — в отчаянье крикнула я, бросаясь вперёд к своему другу.