***
Невра с самого начала был против этой затеи. Они все были против, но никто не смог придумать иного решения. Нужно было выбрать, что важнее — безопасность гвардейцев или Рия. И выбор был, конечно же, очевиден. Но сейчас Невра и сам не понимает, почему они всё-таки не решили поговорить с самой Рией. Возможно, потому что это бы звучало как: «пожалуйста, уничтожь себя, чтобы нам всем жилось спокойнее». Но это в итоге лучше, чем: «прости, мы решили, что вонзим нож тебе в спину». Невра понимает, что сам мог остановить эту ложь, пресечь её на корню. Ещё в тот момент, когда Рия, сконфуженно улыбаясь, подошла к нему и попросила помочь с приготовлением зелья «скрывающего следы присутствия». Он мог объяснить ей, зачем действительно нужно это зелье и как оно действует. Рия бы разозлилась и испугалась. Очень-очень сильно. Заперлась бы в комнате на час или на два. А потом вышла бы и сказала, что сделает всё, что нужно. Невра знал, что было бы именно так, потому что это Рия. Это та самая Рия, которая поплыла на небольшом кораблике на незнакомый остров, хотя побаивается воды, которая искала Мери в тёмном лесу, которая согласилась стать приманкой для обезумевшей дриады. Разве после этого они не могли доверять ей чуть больше? Но тогда Невра не нашёл слов. Нет. Слова бы нашлись. Как-нибудь. Через силу, но нашлись. Тогда он не нашёл в себе смелости. Он пообещал себе, что скажет, потом, когда они начнут приготовление. Но Рия слишком быстро нашла все ингредиенты, так что Невра не успел придумать, как ей всё рассказать. И пообещал себе, что расскажет сразу после праздника-сюрприза. Но Рия была так счастлива, что он снова не смог. И пообещал себе, что расскажет сразу после того, как приготовление будет закончено. А потом Рия ворвалась в лабораторию злая и испуганная, с дрожащими руками и с криком: — Это жестоко! И Нерва не смог ей ничего ответить, не смог сделать вид, что не понимает, потому что это действительно было жестоко. Ведь она догадывалась. Ещё в процессе приготовления, она смотрела на него настороженно, с сомнением хмурила брови, но ничего не сказала. Потому что она доверяла ему. А он предал её доверие. Поэтому он слушал, как она кричит на него, кляня и его, и всю гвардию последними словами, нет, не за то, что они хотят «стереть её» (так она это назвала), а за то, что они не сказали ей сразу, не попросили её, не объяснили… — Хорошо. Тогда я прошу тебя сейчас. Пожалуйста, выпей зелье. Это было нечестно. Нечестно пытаться говорить с ней спокойно сейчас, когда у неё тряслись руки и срывался голос, когда она вся была как натянутая струна, готовая вот-вот порваться. — Нет. Подожди, — она нервно сцепила пальцы, чтобы унять дрожь, — мне нужно время, нужно подумать… Я… А потом он насильно влил зелье ей в рот, причём сделал это худшим из возможных способов. Если до этого была ещё хоть какая-то надежда на примирение, то поцеловав её он уничтожил это. Всё потому, что это Рия. Рия, которая рефлекторно отдёргивается даже от случайного касания недостаточно близких людей, которая не так давно стала подпускать его к себе ближе, чем на метр. Невра прекрасно понимает, что испортил всё, что только можно было испортить. А вот как это исправить — нет. Более того, он не понимает, можно ли это вообще исправить.***
Рия знает, что ничего уже не исправить, знает, что всё кончено. Её стёрли. Её уничтожили. Её больше нет. И никогда не было. Она бежит по коридору, не понимая куда. Натыкаясь на Мико, она кричит ей что-то, что-то очень обидное, едкое, ядовитое, но сама не понимает, что. Всё это как во сне. Страшном-страшном сне. Только вот Рия знает, что не проснётся. Хочется добежать до комнаты, спрятаться, почувствовать себя в безопасности. Но стены давят, а пол шатается под ногами. Рия чувствует, что потолок вот-вот рухнет ей на голову, и она бежит так быстро, словно от этого зависит её жизнь. Мир распадается на отдельные цветные пятна, на звуки, тени и свет. И Рия никак не может связать это воедино, или не хочет. Единственное, чего ей сейчас хочется — оказаться от всего этого, как можно дальше. Поэтому она продолжает бег. Когда она останавливается, вокруг неё не остаётся почти ничего, лишь море шумит тихо-тихо прямо у её ног. Рия не знает, как добралась до пляжа, как не знает и почему направилась именно сюда, но не может придумать никакого иного места, где бы ей ещё хотелось быть. Она в целом не очень уверена в том, что ей просто хочется «быть». Рия бредёт по пляжу так долго, как того хотят её ноги, сама она пока не в состоянии чего-то хотеть. Пляж вокруг становится совсем диким и незнакомым, но это не пугает. Наверно, выскочи сейчас перед ней сумрачный пёс, она бы и его не испугалась. И это скорее плохо, чем хорошо. Море шумит у её ног, холодное, равнодушное, бесконечное. И его близость впервые в жизни успокаивает. Рие хочется плакать, но ей не плачется, поэтому она сидит и смотрит пустыми глазами на то, как солнце медленно тонет в морском мраке. Когда она просыпается уже наступает утро, промозглое, серое и мрачное, совсем-совсем осеннее. Рия слышит голоса где-то вдали, кажется, это её ищут, но ей всё ещё не хочется никого видеть, поэтому она не отзывается. Но вскоре её всё же находят. Её фамильяр приходит тихо, появляясь будто из ниоткуда, ложится рядом на песок, подлезает под руку и тычется мокрым носом в лицо. Рия не знает, почему получается именно так, но уже через пару минут она утыкается лицом в пушистый тёплый мех и плачет, задыхаясь от рыданий.***
Рия возвращается через сутки и четыре часа после исчезновения, Невра знает это точно, потому что это то время, за которое он почти успел сойти с ума. Рия возвращается, но возвращается уже не та Рия, которую он знал. Она входит в зал с кристаллом уверенным и твёрдым шагом, каким-то чудом выгадав момент, когда и Мико, и всё главы гвардий здесь. Она смотрит на них без ненависти или страха, даже, кажется, без осуждения, хотя по её лицу и глазам сложно сказать, что она чувствует. И чувствует ли вообще хоть что-то. — Прошу простить меня за недостойное поведение. Я была обескуражена, поэтому сорвалась. Впредь, прошу, посвящать меня в подробности заданий, дабы избежать подобных происшествий, — она говорит это без какого-либо выражения и уходит, не дождавшись ответа, словно он вообще её не интересует. В зале повисает такая глубокая тишина, что Невра начинает в ней задыхаться. Он думает о том, что лучше бы Рия кричала, злилась, проклинала их всех, лучше бы ударила его ещё раз, или столько, сколько ей захочется. Лучше бы она вела себя, как угодно, но не так.***
А потом Рия начинает притворяться живой. Она берётся за все задания без разбору, она делает всё, что от неё требуется, она правильно пишет отчёты, она ходит на уроки истории, она даже пытается улыбаться, она помогает всем, кто просит у неё помощи, но отказывается принимать помощь сама. — Сложно, наверное, быть местным психологом, да ещё и бесплатно, — говорит она, когда Лейфтан подходит «просто поговорить». Рие хочется вложить в голос немного иронии, но выходит всё так же безэмоционально и ровно, и она сама не знает почему. — Мне не нужна помощь ни от тебя, ни от кого-либо другого, — продолжает она, смотря на Лейфтана, но чувствуя спиной замерший взгляд Невры, — и это не потому, что я вас всех ненавижу. Просто мне нужно время, чтобы помочь себе самой. Слова звучат грубо, и Рия это понимает настолько хорошо, что ей становится стыдно. Она даже хочет извиниться, но не успевает. — Знаешь, есть такая порода фамильяров, — вдруг говорит Лейфтан, — они обычно живут стаями, но если их ранят, то они уходят, чтобы не быть другим обузой, и возвращаются лишь тогда, когда их раны заживают настолько, чтобы больше не мешать охотиться. Если вообще возвращаются, конечно. — Намекаешь на то, что я могу не вернуться? — у Рии получается усмехнуться, но скорее горько, чем иронично. — Намекаю на то, что мы — не те фамильяры, а твои раны — не обуза для других, — говорит Лейфтан и уходит, а Рия так и остаётся стоять в немой задумчивости.***
Невра смирился с ролью главного злодея, смирился с тем, что ему больше никогда нельзя даже приближаться к Рие, ведь он это заслужил. Конечно, он хотел бы быть не при чём. Он хотел бы подставить Рие плечо, побыть жилеткой, в которую она смогла бы поплакать. Он хотел бы быть утешителем, героем в белом плаще и рыцарем в сияющих доспехах. Более того, он даже готов был отдать эту роль Лейфтану (у того даже белый плащ имеется, что уж там), только бы Рие это помогло. Но тогда почему он в глубине души почувствовал мелочную, затаённую радость, когда Рия отказалась от помощи Лейфтана? Неужели Невра до сих пор смеет надеяться, что у него есть какие-то шансы? — Ты идиот, — доверительно сообщает ему Эзарель так, будто это какая-то общеизвестная истина, в которую Невра до этого был не посвящён. И Невра послушно кивает. — Нет, слова «идиот» тут недостаточно, подожди, я придумаю другое, способное отразить всю глубину тупости твоего поступка, — Эзарель ненадолго замолкает в картинной задумчивости. — Да оставь ты его, видишь, ему и так плохо, — говорит Валькион, и в его голосе явно слышно сочувствие, но это тоже почему-то не утешает. А Невра тянется за бокалом. Он уже не слишком хорошо помнит, что именно пьёт, но делает это очень уверенно, почти методично. Задавшись целью, напиться в хлам, он не собирается от неё отступать, хотя сейчас ещё только утро, а пить с утра — это уже вообще край. Но на душе так гадко, что Невре кажется — до вечера он просто не дотянет. К несчастью, с каждым выпитым бокалом и выслушанным словом Эзареля становится только хуже. — Не жалей его, — фыркает Эзарель, — он самым наглым образом воспользовался ситуацией для удовлетворения своих желаний. Невра ничего не отвечает, лишь делает очередной глоток, почти не чувствуя, как алкоголь обжигает горло. Может быть, Эзарель прав. Может быть, он действительно «воспользовался возможностью». Может быть, Рия действительно имеет право ненавидеть его всю оставшуюся жизнь. — Может быть, тебе уже хватит? — спрашивает Эзарель, решительно отодвигая от Невры бокал. — Не то, чтобы мне было дело до твоего здоровья, но с похмельем ты ведь всё равно приползёшь ко мне. Только лишней работы прибавится. Невра бросает на него равнодушный взгляд. В общем-то ему уже не важно — пить или не пить. Сознание как назло так и остаётся кристально ясным и отчаянно рефлексирующим. — Эй, может, ответишь уже хоть что-нибудь? — в голосе Эзареля слышно плохо скрываемое волнение. И Невра понимает, насколько паршиво выглядит, потому что если Эзарель всерьёз за кого-то волнуется, значит, дело действительно дрянь.***
Невра усиленно делает вид, что с ним всё хорошо. Возможно, даже более усиленно, чем Рия. Дела гвардии помогают отвлечься, и он впервые радуется тому, что у него много работы. Например, заполнять отчёты ночью — это почти эстетика, почти наслаждение, потому что что угодно лучше, чем лежать и бесцельно вглядываться в темноту. А ещё можно так же бесцельно слоняться ночью по штабу, но это только когда отчёты уже совсем осточертеют. Ночь вообще-то хорошее время. Ночью все немного больны из-за несбывшихся ожиданий и ошибок прошлого, немного несчастны, чуть более открыты и почти честны, хотя бы перед собой. И в такой атмосфере Невре дышится чуть легче, чем в занятой суматошности дня. Днём Невра держит дистанцию, честно выполняя приказ Рии никогда больше к ней не приближаться. Но может ведь так случится, что ночью они пересекутся? Совершенно случайно. Он просто убедится, что с ней всё хорошо. Настолько хорошо, насколько вообще может быть. Когда он слышит её шаги, то почти не верит в такую удачу. А ещё он не верит, что среди прочих ночных звуков точно определил кому принадлежат шаги, хотя Рия и ступала почти неслышно. Это уже начинает походить на манию, или на одержимость. Но Невре в общем-то плевать. Он выжидает ровно столько, насколько хватает его терпения и ещё немного, а после идёт за ней. Он находит Рию у вишни, она резко оборачивается, стоит ей только услышать его приближение. Она выглядит слишком растерянной и в то же время настороженно-нервной, словно Невра только что вырвал её из глубокой задумчивости. Ему кажется, что до его прихода что-то случилось, но он не считает нужным спрашивать. — Выглядишь так, словно от кого-то прячешься, — говорит он так, будто до этого они не избегали друг-друга больше недели, и ждёт ответной реакции. — Выглядишь так, словно кого-то выслеживаешь, — парирует она голосом всё ещё слишком холодным, но не таким мёртвым, как тогда в зале с кристаллом. — Один-один, — разводит руками Невра и даже немного улыбается, впрочем, не надеясь на ответную улыбку. — И всё же, что ты здесь делаешь в такой час? — Уверен, что тебя это касается? — вопрос, конечно же, риторический, так что Рия не ждёт ответа. Она бросает на Невру взгляд, отчуждённый, но не презрительный, разворачивается и собирается уходить. — Подожди! — она замирает, а Невра хочет сказать ей что-то такое, что могло бы всё исправить, но не знает что именно. — Кажется, что мне никогда не удастся вымолить твоё прощение, но мне на самом деле стыдно. Я не хотел, чтобы наш первый поцелуй произошёл именно так. Он говорит ей в спину и не видит, изменилось ли выражение её лица, но даже по тому, как дёрнулись плечи, понимает — он снова сморозил глупость. — А я не хотела, чтобы наш первый поцелуй вообще произошёл, — от одной интонации всё внутри Невры покрывается коркой льда. Рия, конечно, могла снова дать ему кулаком в лицо и всё-таки попробовать сломать нос, как изначально и собиралась. Но она умеет делать больно совсем по-другому, одними словами. И какой бы уверенный ни был у неё удар, так получается в сотню раз больней. — Прости, я не это хотел сказать, — Невра извиняется за извинения и чувствует, как сам загоняет себя в тупик. — Уж лучше бы ты молчал, — Рия вздыхает и делает шаг вперёд, но вдруг ноги её резко подкашиваются так, словно она теряет сознание. Невра едва успевает подхватить её. Она смотрит на него расфокусированным взглядом, словно не очень понимая, что сейчас произошло. Прекрасно осознавая, что ей неприятны его касания, Невра всё же не спешит отпускать, боится, что она снова потеряет сознание. Рия говорит, что с ней всё нормально, что она просто устала, но Невра ей не верит. Может быть, это, конечно, лишь лунный свет, но Рия кажется ему слишком уж бледной, да и к тому же подозрительно лёгкой. Когда он спрашивает, когда Рия в последний раз ела, она думает подозрительно долго. — Утром, — отвечает Рия неопределённо, всё же высвобождаясь из его рук, оставляя своё тепло на кончиках пальцев. Всё утро Невра торчал в столовой, тщетно пытаясь отыскать истину в вине. Но то ли древние греки врали, то ли он недостаточно хорошо искал. Впрочем, поиски заняли достаточно много времени, и на всём его протяжении он точно не видел Рии. — А ты уверена, что это было сегодня утром? — обеспокоенно спрашивает Невра, идя вслед за ней. — Нет, — пожимает плечами Рия, — и не ходи за мной. — Я иду не за тобой, а в свою комнату, я не виноват, что нам в одну сторону. Больше Рия ничего не говорит, но это скорее хорошо, ведь молчание, на удивление, не кажется тягостным.***
На следующее утро вся гвардия сходит с ума из-за ночного происшествия, а Рия сидит в столовой и флегматично пытается впихнуть в себя завтрак. Она уже вторую неделю почти не чувствует вкус еды и, как следствие, теряет к ней всякий интерес, но голодные обмороки — это уже слишком. На самом деле Рия прекрасно понимает, что у неё самая настоящая депрессия и что с ней надо бороться. И она борется. Как может. Рие даже кажется, что ей помогает. Но, может быть, действительно только кажется. А дальше Рия включает автопилот, который ведёт её в библиотеку, а из библиотеки за чернилами на рыночную площадь и снова в библиотеку, а потом ещё куда-нибудь. С намеченного маршрута её сбивает Мико, случайно попавшаяся на пути. Когда Мико рассказывает, что по зданию гвардии бродит какой-то монстр, пожирающий воспоминания и знания, Рия лишь кивает. Чему тут удивляться? По их гвардии вечно кто-то бродит. В свой первый день она сама вот так же «бродила». Рядовая в общем-то ситуация. Так что Рия спокойно идёт в зал с кристаллом, чтобы спрятаться, а потом всё выходит из-под контроля. Рия не знает, кто страшнее — сумрачный пёс или то туманное существо, что сейчас стоит перед ней и тянет свои огромные лапы, чтобы схватить. Страх захлёстывает с головой. И после столь долгого отсутствия вообще каких-либо сильных ощущений, это её почти оглушает. Но Рия всё же ухитряется уворачиваться, потому что она не зря тренировалась, потому что она готовилась к подобным ситуациям. Но слабость всё же даёт о себе знать. Споткнувшись, Рия падает и сдирает колено в кровь. В это мгновение она понимает, что сейчас лишиться всей своей памяти, но ей не страшно. По крайней мере так говорит себе сама Рия. А в следующее мгновение её спасают. Камерия кажется Рие заслуживающей доверия. Наверно, каждый, кто спасает тебя от монстра, почти автоматически попадает в эту категорию. А ещё у Камерии зелёный румянец, и Рие это кажется милым. И пожалуй, её радует то, что что-то снова может казаться ей милым. Поэтому впервые за две недели она искренне улыбается и даже не сопротивляется, когда Камерия предлагает отвести её в лазарет. Рана на колене пустяковая, но обработать её всё же стоит.***
Несмотря на всё произошедшее, Невра радуется возвращению Камерии, и даже внимательно слушает её рассказ ровно до фразы: «а потом я зашла в коридор и увидела, как монстр нападает на Рию». Дальше он вообще ничего не слушает, только спрашивает, где она, и узнав тут же бросается в лазарет. Что там Камерия кричит вслед, его мало заботит. У двери в лазарет он замирает, взявшись за ручку двери. А что если?.. Да нет, не может быть, чтобы воспоминания Рии были поглощены. Ну в крайнем случае забудет она, как работает какая-нибудь штука из их мира, и всё. Ничего страшного не могло случится. Или?.. Когда Невра заходит внутрь, Рия лежит на кушетке с закрытыми глазами. На правом колене у неё наклеен достаточно большой пластырь, но других повреждений вроде нет, по крайней мере физических. — Рия? — тихо зовёт он, опускаясь на колени рядом с кушеткой. Она открывает глаза с явной неохотой, а открыв, смотрит на него, напряжённо хмурясь. И Невре совсем не нравится этот взгляд. — Я просто хотел узнать, как ты себя чувствуешь, — оправдывается он, словно совершил что-то постыдное. — Спасибо, хорошо, — отвечает Рия, и голос её кажется немного удивлённым. — А вы кто? Невра всё ещё твёрдо стоит на полу, но ему кажется, что он падает. Куда-то очень-очень глубоко. — В смысле? Хочешь сказать, что не помнишь меня? — Невра очень старается не показывать паники, но получается так себе. — Простите, но нет, — Рия сконфуженно опускает взгляд, выглядя очень виноватой. Невра счёл бы этот жест милым, если бы в этот самый момент не сходил с ума. — Вас послала Мико? Или кто-то из глав гвардий? Эзарель? Валькион? Невре хочется смеяться, потому что это безумно иронично. Она могла забыть что угодно, но забыла именно его. Всё же у судьбы на редкость тонкое чувство юмора. — Нет, я просто… впрочем, не важно, — он встаёт и собирается уходить. В конце концов всё к лучшему. Она не будет помнить той боли, что он ей причинил, а он будет держаться подальше, чтобы не причинить новой. Так будет правильно. Да, в кои-то веки Невра поступит правильно. Но уже одна мысль об этом начинает угнетать. — Шутка. Голос Рии раскалывает эту звенящую тишину. Невра разворачивается и ещё пару секунд просто стоит, смотря на её острую, злую улыбку и вспоминая, как нужно дышать. — Шутка? — глупо переспрашивает он. — Да, — Рия передёргивает плечами. — А что, не смешно? Невру терзают противоречивые чувства, с одной стороны, ему хочется придушить её на месте, потому что так зло не шутит даже Эзарель. А с другой, ему хочется стиснуть её в объятьях в приступе безумной радости, потому что она его помнит. — У тебя отвратное чувство юмора, — говорит он, снова опускаясь на колени рядом с кушеткой, потому что силы резко оставляют его. Рия садится, свесив на пол босые ноги, и смотрит на него сверху вниз. Прямо в глаза, внимательно, но без особого выражения. Они так близко, что теперь Невре кажется это странным, почти запретным, но Рия не отстраняется, и Невра не понимает, в какую игру они играют теперь. — Будем считать, что это была моя маленькая месть, и я выпустила пар, — говорит она наконец, так и не разрывая зрительного контакта. — Это значит, что я прощён? — наверное, сейчас он смотрит на неё глазами побитой собаки, за что сам готов отвесить себе подзатыльник. — Это значит, что мои раны зажили настолько, чтобы больше не мешать охотится, — Рия улыбается, совсем чуть-чуть одними уголками губ. — В конце концов ты действовал во благо. Правда избрал для этого крайне идиотский способ, но намерения твои были благими. В последней фразе столько ядовитой иронии, что ей можно убивать. — Если оценивать ситуацию здраво, то так будет лучше для всех, не только для гвардейцев, но и для всех, кто знал меня на Земле. — И для них тоже? — удивляется Невра. — Конечно, они же переживают за меня вообще-то… переживали… — Рия чуть поворачивает голову, смотря куда-то в окно. Прядь тёмных волос падает с плеча, почти касаясь лица Невры. Ему хочется заправить её Рие за ухо, но он сдерживает этот порыв. — В общем, сейчас они спокойны. Живут размеренной жизнью, в которой всё так, как должно быть. И если такова цена за их спокойствие, то я её заплачу. Она заправляет выбившуюся прядь и встаёт. И пока Рия идёт до двери, Невра думает, а какую же цену нужно заплатить за её спокойствие?