Хочу услышать.

Только представьте на минуту. Хотя бы на одну чертову минуту, каково это. Когда липкое, тяжелое чувство охватывает и поглощает тебя с ног и до самой головы. Затапливая этой тягучей жижей легкие, не позволяя продохнуть. Ослепляя и заставляя видеть лишь то, что ему угодно. Страшно? Неприятно? А я это чувствую каждый день. И это называется зависть. Это называется злость на самого себя и на собственную беспомощность. Странно. Я ведь вроде не отличаюсь слабостью, бесхарактерностью, отсутствием воли, но есть некоторые вещи, которые даже мне перебороть трудно, даже можно сказать, что невозможно. А причиной тому стал всего лишь какой-то юнец. Наглый, самоуверенный гений. Заслуживший этот статус лишь тем, что просто природа наградила особым талантом. И ни чем более. Таким, как он, живется более чем прекрасно. Ведь не стоит прилагать усилий к тем вещам, которые надо делать. И ему, конечно же, никогда не понять тех ощущений, когда готов есть стекло, лишь бы Ее Величество Муза соизволила явиться. -Герр Сальери? – я оборачиваюсь, резко покинув свои мысли, возвращаясь в реальный мир. Вижу этого растрепанного юношу и черновик нот, что был в этот момент в моих руках, тихо сминается в пальцах. Я вижу, как переводит взгляд на смятые ноты этот демон и ухмыляется, упиваясь моими чувствами. -Что Вы хотели? – стараюсь отвечать безразлично. Ведь он, как собака, чувствующая страх. Только в отличие от животного, он будет наслаждаться каждой каплей моей зависти, каждой маленькой искоркой моей ненависти, подпитываясь этим и ожидая новой дозы. -Знаете, в последнее время начинаю замечать, к своему огорчению, что наше общение портится, - я прямо чувствую каждой клеточкой своего тела, что каждое слово из его уст наполнено сарказмом и издевкой. Вольфганг не торопится продолжать говорить, что удивительно. Лишь за несколько шагов сокращает дистанцию между нами и, выждав небольшую паузу, продолжил. -Вы обладаете высоким статусом, связями и хорошо зарекомендовали себя у господ сверху. Все-таки мы увлечены одним делом, и мне хотелось бы узнать причину. Почему Вы стараетесь избегать меня? – он вроде далеко не маленький мальчик, а делает вид ни в чем неповинного ангела. Я прекрасно знаю, что он умен и хитер. Но эти игры с его стороны порой переходят все границы. -Цинично. Боитесь, что не хватит возможностей пробиться? – прячу руки за спину, чтобы мой демон не мог видеть, как бумага продолжает сминаться в моих пальцах. -Вы не ответили, - он улыбается, скорее всего, догадываясь обо всем. Наш разговор не имеет смысла и мне остается лишь додумывать, чего от меня хочет добиться Моцарт. Да, я действительно в последнее время стараюсь как можно реже пересекаться с ним, но таким людям, как он, обычно нет дела ни до чего, кроме своего любимого творчества. Одержимый композиторством и любовью к музыке, он бы никогда не заметил, что кто-то там стал реже попадаться ему на глаза. Если, конечно, этот кто-то не стоит в одном ряду с его операми и симфониями. Сдаюсь. -Что Вам надо на самом деле? – тяжело вздыхаю, понимая, что счет явно не в мою пользу. Да и к чему бессмысленная игра смертному с самим демоном. С того момента Вольфганга уже ничего не сдерживало. Он подходит ко мне совсем вплотную, глядя своими светло-карими глазами на меня и тихо хихикает, заводя руку мне за спину, а затем легким движением забирает у меня смятые ноты. - Очень давно хочу услышать от Вас кое-что, - бережно распрямляя помятые листочки, он внимательно изучает каждую написанную мной на них нотку. И на его лице помимо улыбки, я замечаю отблеск насмешки и превосходства. -Потрясающая наглость в совокупности с… -Талантом. Вам не доступному, - чертов наглец не дает мне договорить, перебивая, да и еще так хамски заканчиваю начатую мною фразу. И сейчас я начинаю потихоньку понимать, чего он хочет добиться. Неужели просто вывести на эмоции? Неужели этому мальчишке нужен мой гнев? Он хищно облизывается, быстро окинув взглядом коридор, словно желая удостовериться, что помимо нас двоих, тут больше нет никого. А я в те мгновения не мог и вымолвить слова. Я привык видеть Моцарта ярким лучом солнца средь сумерек аристократии. Звонким смехом на похоронах. Я привык к его легкости и беззаботности, а сейчас передо мной стоял потрясающий манипулятор. -У меня есть то, что п… -Да замолчите, - он совсем расхохотался, вводя меня в полное непонимание ситуации и подталкивая меня к мысли о том, что у этого парня просто что-то не так с головой. -Вы, мой дорогой, маэстро, совершенно не умеете скрывать свои чувства. И я не говорю сейчас о такой мелочи, как какая-то любовь, - он швырнул через плечо мои ноты, но мне тогда почему-то было уже плевать на такие мелочи. Я смотрел на Моцарта, ощущая, как внутри все начинает вскипать о каждого сказанного им слова, как в венах кровь разгоняется до немыслимой скорости, а сердце начинает отбивать бешеный ритм. -Вам может казаться, что вы камень в таких делах, а я все вижу и мне смешно. Но мне безумно лестно, что ваш гнев направлен на меня. Я Вас задел? Вот, что я хочу услышать, - в его глазах вспыхнуло это дьявольское пламя. - Понимаете? Ведомый одними эмоциями, я в пару шагов прижимаю Амадея спиной к стене, хватая того за ворот камзола. И словно разъярённый бык на красную тряпку, гляжу на него. -Да как Вы смеете говорить такое? Ваши догадки нелепы и оскорбительны. -Уже ближе. Но все равно не то, - а он продолжает спокойно говорить, как будто не понимает, что еще несколько сказанных слов и ему может просто прилететь неслабый удар. Но вместо слов, он начинает делать. Его руки ложатся на мои запястья, но совсем не для того, чтобы попытаться разжать хватку и освободиться. Он просто обхватывает пальцами кисти, прижимая свои пальцы к моим венам. - Ваше сердце бешено бьется. Из-за меня, - он это практически прошептал, но мне казалось, что это буквально проорали, пытаясь добиться чего-то. - Ну же, скажите же уже! – настойчиво повторяя просьбу, Вольфганг, в конце концов, добивается желаемого. Все, сдаюсь и срываюсь. -Я Вас ненавижу! – отпускаю его, отходя на шаг назад. И теперь уже плевать, есть ли кто рядом или нет. Видят ли нас, слышат ли. Все, что было на тот момент у меня внутри бешеной волной просто выплескивается наружу. - Всей душой! Вы – причина моих бессонных ночей. Вы – причина десятков уничтоженных нотных черновиков в камине, - кровоточа всем этим кошмаром, я теперь буквально распят перед Моцартом. И понимаю, что делаю, но уже остановиться не могу. - Вы - причина моих ночных кошмаров. Мне будет проще убить Вас, чем жить с этой чернотой внутри меня. И в этот момент я с ужасом понимаю, что сделал тот самый несчастный шаг от ненависти до… -И все? – смеется, нарываясь на самое опасное. Прижимается, скользя своей ладонью по моему камзолу, прямо очерчивая путь от самого сердца до низа живота. И я остро чувствую эти касания, даже сквозь одежду. Мне уже больно дышать, потому что кажется, что воздух накалился от огня этого демона. А тот не прекращал издеваться, видимо, ожидая продолжения представления. Но и пускай. Значит получит. Хватаю крепко его руку за запястья, не позволяя опускаться ей ниже. А свободной рукой обнимая юношу за талию, плотно прижимая к его себе. И под аккомпанемент собственного забивающегося сердце, целую Моцарта. Глубоко и жадно, словно отыгрываясь за все те мучения, что пришлось пережить. Слышу прекрасно, как он тяжело дышит сквозь этот поцелуй, но не хочет прерываться. Чувствую, как он жмется ко мне, всеми способами показывая, что нужно что-то большее. Ну, а я никто, чтобы отказывать этому гению. Даже не оглядываясь на наличие посторонних, утягиваю его в ближайшую комнату. Это было гримерная оперных певцов, и она великолепно подходила по всем критериям для успешного уединения. Лишь оказавшись в помещении, даже не замечаю, как захлопываю за собой дверь. Наверное, автоматически получилось. И возвращаясь вновь к Вольфгангу, подхватываю его за талию и заставляю усесться на широкий стол. Юноша же в ответ обнимает мои бедра своими стройными ногами и только еще плотнее прижимает меня к себе, совсем не оставляя мне шансов на то, чтобы сохранить трезвый рассудок. -Скажите это еще раз, - пришёптывая просьбу, он попутно развязывает тугую ленту на моем воротнике и расстегивает верхние пуговицы рубашки. -Ненавижу Вас, - покорно выполняя желание Вольфганга, помогаю ему избавиться из одежды. Как так получилось, что мы двое оказались в таком обжигающем положении? Насколько же сильно была размыта грань в моем сознании между ненавистью и желанием, что сам неподражаемый Моцарт заметил это, оценил и решился показать мне мои истины.

***

-Маэстро? – я оборачиваюсь даже не сразу. Во всей этой суматохе к премьере моей оперы, я слабо реагирую на внешние раздражители, больше погружаясь в себя и отдаваясь последним сосредоточениям перед выходом на сцену. -Да-да? – и вижу перед собой Моцарта. Сияющий от счастья юноша протягивает мне какие-то смятые листы бумаги, и я даже поначалу не совсем понимаю что это и зачем они мне. -Вы, наверное, вчера обронили, - точно. Вспоминаю, как прошлым вечером наглец их швырнул себе за спину. И хотя там были лишь некоторые наброски, которые особой ценности для меня не представляли, я был приятно удивлен. -Благодарю, - забираю бумагу, аккуратно складывая ее вдвое, и убираю за пазуху. -Мне кажется или… - он начинает говорить достаточно тихо, чтобы его слышал только я. А народ, занятой своими делами и последними приготовлениями, к счастью, не имел такой возможности. - Или этим вечером Вам нужен будет собеседник? Ухмыляюсь, догадываясь, о чем говорит мой демон. - Что Вам нужно на самом деле? -Очень давно хочу услышать от Вас кое-что.