***
— Флинн Райдер. Неисправимый преступник, вор, объявленный в розыск. Есть что сказать в свою защиту? Флинн поднял глаза на солдата и покачал головой. — Я бы только сказал, что у вас на редкость кошмарная стрижка. Солдат запнулся и с усилием взял себя в руки. — Уведите его, — наконец произнес он. — Куда? — К художнику. Солдат улыбнулся, и у Флинна ёкнуло сердце, когда его повели прочь. Он оказался в просторной комнате, выкрашенной в белый. У дальней стены стояли в ряд письменные столы, за которыми спиной к Райдеру сидели люди и с усердием что-то чертили на кусках бумаги. С центра потолка спускалась хрустальная люстра, отбрасывавшая блики света на белый пол. Но Флинн обратил на всё это внимание только после того, как увидел человека, стоявшего посреди комнаты руки в боки. Тот смотрел на дальнюю стену. Один из солдат, сопровождавших Флинна, кашлянул. Мужчина, останавливая его, взметнул вверх украшенную драгоценностями руку. — Спасибо, спасибо, я знаю, что вы здесь. — Да, сэр. М-м-м... Что вам... — Спасибо, я не есть нуждаться в вашей помощи. У меня есть подмастерья, хотя они и бестолковые. — С этими словами мужчина повернулся, сопровождая движение взмахом рук. Он кивнул солдатам, однако Флинн предпочитал думать, что тот кивает ему. У мужчины были маленькие тёмные усики и белокурые волосы. Он был одет ярко и вычурно и крутил пальцами в воздухе, пока говорил. — Я есть великий Худо де Ожник. — Худо де Ожник? — попытался повторить Флинн. — Это есть верно. Худо де Ожник. А вы... о-о-о, кто вы? — Это Флинн Райдер, его нужно нарисовать для архива, — сказал один из солдат. — Хорошо, ступайте, — откликнулся мастер, взмахнув руками. Солдаты немного поколебались, прежде чем уйти, но после того, как тот сказал им, что они могут подождать за дверью, и позволил прикрепить довольно тяжёлые кандалы Флинна к крюкам в полу, они удалились. Флинна оставили прицепленным к полу, рядом со странным Худо де Ожником, который его не замечал, скрестив руки на груди и бормоча что-то про себя. — М-м-м... Так что сейчас будет? — спросил Флинн. Его страх испарился, потому что вор пытался не рассмеяться над мастером. — Помолчите! — Худо приложил палец к губам и шикнул на Райдера. — Вам надо молчать. Я как раз... э... как раз... как это сказать? Из глубины комнаты послышался голос одного из подмастерьев: — Он как раз изучает ваше лицо. — А! Точно, лицо! — Худо де Ожник хлопнул в ладоши, и подмастерья вскочили, развернулись и собрались вокруг Флинна. Руки, усыпанные кольцами, хлопнули снова, и подмастерья стали всматриваться в лицо вора, нос к носу, исследуя его глазные яблоки. — Подмастерья есть новшество для этой страны, — пояснил Худо, нелепо размахивая руками. — Сам король пожелал, чтобы я взять этих людей... таких бестолковых... и научить их, как есть правильно рисовать. Худо остановил украшенный кольцами палец в нескольких сантиметрах от носа Флинна. — Вы есть эксперимент. Я полагаю, если результаты будут далеки от удо... удволе... Как это сказать? — Удовлетворительных, — пришёл на помощь подмастерье. — Именно! Возвращайтесь к работе! — Худо снова хлопнул в ладоши. Восемь подмастерьев поспешили вернуться за столы и с жаром принялись что-то рисовать. — Они есть не очень сообразительные, — доверительно сообщил он. — Я не стал бы их держать, будь у меня выбор. Вы первый, кого они рисовать. — Тогда я не очень-то жажду увидеть результат, — отозвался Флинн, в душе озадаченный. Худо покачал головой. — Нет, нет, я буду терять надежду. Они... Как это сказать? — Совершенно бестолковые! — хором закончили подмастерья. Флинн поднял брови и заметил, что люстра висит в двух метрах от пола. Интересно... — Видите, — сказал Худо, снова качая головой. — От них на самом деле никакого толка. — Он развернулся к ним и завопил: — Вы должны заканчивать прямо сейчас! Поторапливайтесь! Подмастерья закарябали с ещё большим неистовством, чем прежде, если такое вообще было возможно. — А откуда вы? — спросил Флинн. — Вы явно не местный. — Конечно, нет, — сказал Худо в ужасе. — Я бы никогда не стал быть из этой страны. В моей стране нет бестолковых подмастерьев, рисующих бестолковые каракули. — Разумеется, нет. — Разумеется, нет! Что про вас говорили, вы тут уже быть? — Это точно нужно знать придворному художнику? — А! — воскликнул Худо. — Вы есть ошибаться! Я не есть придворный художник! Я был, а потом потерпел крах. С вершин славы я пал в уныние... Впрочем, какая вам разница. Теперь я застрял тут с бесполезными подмастерьями. Что ж, если я могу вам довериться, — тут он приложил руку к уху Флинна, — некоторые действительно довольно хороши, но я им про это не скажу. Не то они напустят на себя тщеславный вид. — Он развернулся и пронзительно заорал: — Эй, подмастерья, вы заканчивать? Вы должны уже заканчивать! Восемь учеников вскочили, и Худо де Ожник подошёл к ним и протянул руку за рисунками. Он просмотрел их, охая и бормоча под нос. — Некоторые действительно есть довольно хороши, — произнёс он. — Отлично. Вы отлично справились. — Я могу взглянуть? — поинтересовался Флинн. — Конечно, вы можете выбрать, который есть ваш, — ответил Худо. Он подошёл к Флинну и с эффектным взмахом протянул один из плакатов. — Как вам этот? Флинн издал от ужаса приглушённый вздох. Подмастерье умудрился превратить его прекрасный, безупречный нос в крючковатую линию. — Что случилось с моим носом? — воскликнул Флинн. Худо, насупившись, вгляделся в рисунок. — Думаю, он есть немного кривой, — сказал он. — Очень хорошо. — Он не кривой! — завопил подмастерье, нарисовавший портрет. — Ты... ты есть бестолочь, — отозвался Худо. — Этот нос кривой. Подмастерье сморщился и выбежал из комнаты. Худо с недовольством развернулся к Флинну. — Это... Это не есть хорошо, он мой лучший ученик! — Тогда вам, наверное, не стоило называть его бестолочью. — Гм! — Это было всё, что смог выдавить Худо, перед тем как схватить следующий рисунок. — А как вам... этот? Он продемонстрировал чудовищное изображение Флинна. С глазами, щеками, ртом и лбом все было в порядке, а нос... Флинн скрестил руки на груди и покачал головой. — Нельзя, чтобы плакат, на котором у меня нарисован утиный нос, был развешан по всему лесу. Извините. — Чепуха! — запротестовал Худо де Ожник. — Этот портрет поместят только в архив. Вас к тому времени уже давно казнят. — Он хихикнул. — Ну же. Это есть великолепный рисунок! Флинн задрал нос. — Извините, не могу. Он ужасный. На землю со стуком упал карандаш автора рисунка. — Это ложь! — завопил подмастерье. — Он не ужасный! — Простите, — пояснил Флинн, — я просто сообщаю вам очевидную суровую правду. Это не мой нос. Подмастерье выбежал из комнаты, задыхаясь от рыданий. Худо де Ожник в гневе развернулся к Райдеру. — Это не хорошо, что из-за вас от меня уходить подмастерья! — Флинн покачал головой, Худо вздохнул и передал ему рисунок с приплюснутым носом. — Что насчёт этого? И всё продолжилось. Ни на одном из рисунков нос не был похож на оригинал, и в душе Райдер ужасался их художественным способностям. Они даже не могут нарисовать нос? Кошмарно! В конце концов, остался только один подмастерье, нервно стоявший около Худо, сжимая свой рисунок. Худо де Ожник клокотал от ярости и почти выхватил бумагу из его рук. — Если вам и это не понравится, — произнёс он угрожающе тихо, — клянусь, я поставлю на них крест. Флинн нахмурился, разглядывая портрет. Он был лучше предыдущих, это точно, а вот нос… он выделялся на его лице, как жёлтый зонт от дождя среди красных зонтиков от солнца. Райдер так и сказал, что весьма оскорбило автора, так что тот выскочил из комнаты с криком: «Я отказываюсь работать!» И Худо де Ожник был недоволен. — Как вы сметь! — завопил он Флинну в лицо. Тот просто пожал плечами. — Все они были недостаточно хороши. Я бы не обрадовался, если бы такое было расклеено по всему лесу. И раз рисунки не прошли этот тест, значит, ничего не годится. — Не могу поверить... Я не могу поверить, что вы смогли так поступить. Я уязвлён. Вы меня сразили. — Худо де Ожник залился слезами. Флинн похлопал мастера по спине. — Ну, ну, уверен, вы однажды ещё поймаете удачу. В эту минуту двое солдат — они были порядком удивлены из-за рыдающих подмастерьев, покидающих мастерскую, — вошли в комнату. — Что здесь происходит? Худо де Ожник распрямился и направил на них палец. — Почему вы их не остановили? — Кого? — Моих учеников! Они оставили меня, оставили наедине с королевским гневом! Вы! Это есть ваша вина! Мастер выпрямился, собираясь с силами, и бросился на солдат. Те, не ожидав, что он их атакует, побросали оружие и со всех ног выскочили из комнаты. Худо де Ожник погнался за ними. Он оставил Флинна Райдера, неисправимого преступника, вора, злодея, объявленного в розыск, одного в комнате с оружием у ног и люстрой над головой. «День становится ещё страннее», — подумал Райдер перед тем, как взломать замок и залезть на люстру. Когда солдаты вернулись, они не поняли, куда делся вор. Пока тот не прыгнул на них сверху и не атаковал. После этого было всего и делов: только похитить королевскую карету и преодолеть двадцать три лестничных пролёта в обоих направлениях. Это позволило ему покинуть дворец, вернуться в лес и обрести свободу. Позднее в тот же день глава дворцовой стражи в отчаянии просматривал восемь портретов. Каждый из них был похож на Райдера, но носы были все разные — и как ему в них разобраться? Солдаты, сопровождавшие вора, были разжалованы до уборщиков туалетов (и не было ни малейшей возможности, что глава стражи спустится и допросит их: будет слишком неловко, если их увидят вместе). Худо де Ожник был уволен сразу после случившегося, и что до него, то у мастера была отвратительная память на лица, а в особенности на носы. Но какой был правильным? В конце концов глава дворцовой стражи решил, что нужны копии всех восьми рисунков. Пожалуй, Райдер этого заслуживал. После всех причиненных им неприятностей, дворцу ещё нужен был новый художник-портретист!***
— Конец, — говорит Юджин, и Рапунцель со смехом прислоняется к нему. — Чудесная история, — откликается она, — если бы только я тебе поверила. — Эй, это правда, — возражает Юджин. — Почему это ты мне не веришь? — Не знаю, на мой вкус это слишком. — Ты никогда не веришь в мои рассказы, — надувает губы Юджин. Рапунцель только улыбается. — Ну, может, в этот раз и поверю, — говорит она. И тогда Юджин понимает в глубине души, что Рапунцель неважно, что его нос нарисовали неправильно, и ему тоже не стоит об этом думать, потому что это не имеет значения. Потому что рисунки не настоящие. Он остаётся Юджином, с ними или без, и они ничего не меняют. Его нос — совершенство, а Рапунцель тем более. (Ну, или, может быть, это совсем немного имеет значение. Ночью, когда все портреты сгорели, он почувствовал, как вместе с дымом, поднимающимся к небу, его покидает раздражение. Наконец-то в архивах больше нет неправильных рисунков его носа и прекратятся неприятные слухи о том, что «у Флинна Райдера нос, как у свиньи!»)