A Caress of Stars

Саммари: По сюжету ТЕС: Легенд лорд Наарифин внезапно оказывается даэдрапоклонником, который призывает легионы даэдра в Имперский Город. Побеждает его, конечно же, очередной Герой. толкование аркана: карта легла правильно — искупление, жертва; самоутверждение через высшую мудрость; путь между земными интересами и духовными. Перевернутая карта — растерянность, разлука; напрасная трата сил; переоценка собственных поступков. Закат окрасил Башню в розовый. Она носила имя Белого Золота, и сейчас Тит Мид думал, что белый — не цвет, но отсутствие цвета; веками Башня служила императорским дворцом, а прежде была храмом предков врагов человеческого рода, святилищем айлейдских колдунов, и теперь, похоже, возвращались те времена. На закате Башня казалась обагренной кровью. Банальное сравнение. До северных ворот миль десять, не более. Если собрать выживших — всех, включая раненых и почти мертвых; сгодится всякий, кто может подняться с грязных тряпок и обхватить грязными пальцами рукоять меча или посоха. Они войдут в город и дадут бой талморцам. «Безнадежно». Лагерь имперской армии полнился стонами, горячечным бредом и предсмертными хрипами. Алхимики и маги-целители падали в обмороки от усталости, солдаты обливали их холодной водой из ближайшего ручья, и те продолжали работу. Порой появлялись разведчики, докладывали: без изменений. Это означало: Доминион в Имперском Городе. Талморцы не щадят никого, и может статься, подожженная закатом Башня и в самом деле горит. Тит Мид хотел оказаться там: в пламени, наедине с предводителем альтмеров, его губы проговаривали «я вызываю тебя на поединок», и, будто очарованный магией видений, он представлял презрительную усмешку лорда Наарифина и равнодушный кивок: да будет так, человек. «Я сумел бы одолеть его», — думал почти низложенный Император. Подвязанная грязноватыми бинтами рука напоминала: нет. Даже лучшие целители не срастят разрубленную кость за несколько часов, а времени у них мало. Время. Все дело в нем. Здоровой ладонью Тит Мид прикасался к амулету Акатоша на груди. Говорят, Дракон Времени помогал лишь потомкам святой Алессии, и ему нет дела до недостойных. Говорят, он совсем забыл о смертных после того, как забрал Мартина Септима — единственного из линии Драконорожденных, кто не отнимал чужих жизней, а принес свою в дар божеству. Акатош принял эту чистейшую и святую жертву, и навсегда запечатал врата Обливиона… «Навсегда ли?» В дальней палатке у кромки леса маг Синода и один из последних выживших Совета Старейшин, Амон Мотьер, творил чары. Он обещал спасение, Белое Золото со стеллажами книг и удобными креслами в кабинетах вместо солнечно-кровавого зарева, и лишь поэтому Тит Мид согласился. Мотьер намекнул, что использует не вполне традиционную магию. «Вы знаете какое сегодня число?» — издалека начал Мотьер. «Тринадцатое Руки Дождя», — поначалу не понял вопроса Тит Мид. «У меня на родине его называют Днем Мертвых. Созвездие Мага благоволит разного рода… призыву». «Даэдра», — сплюнул Тит Мид. Мотьер отвел взгляд. «Мартин Септим запечатал Обливион, но под влиянием созвездия Мага, особенно в День Мертвых, теоретически возможно нарушить целостность. Ненадолго». Тит Мид едва не сказал: тогда проваливай в Обливион сам. Но затем он вспомнил о разрушенных домах в Дендрарии, о разрубленных кусках тел в одеждах жителей города, сероватой пеной поднимающихся из клоаки, о черно-золотой армии, заполнившей каждый переулок, — и согласился. На горизонте пламенела закатом Башня, когда Амон Мотьер появился, ступая по каменистой почве неслышнее вора; ему пришлось откашляться, чтобы Тит Мид повернулся к нему. — Ваше величество, Ритуал завершен. Тит Мид кивнул. — Хорошо. Я могу поговорить с… — «этой тварью», едва не выразился он, и вовремя исправился. -…Результатом? — Разумеется, ваше величество. Он ждет вас. Возле палатки поджидал Жрец Мотылька. Эти всюду суют свой нос и слепые бельма, с неожиданным раздражением подумал Тит Мид. Жрец Мотылька словно услышал его мысли: улыбнулся своей жутковатой улыбкой слепца — раздвигаются только губы, а верхняя половина лица неподвижна, точно у статуи. Он осенил Императора знаком Акатоша, когда тот входил в палатку. Амон Мотьер скользнул следом. Тит Мид не успел заметить, благословил ли того Жрец. Мокрая от недавнего дождя ткань полога зашуршала о траву. Тит Мид уставился прямо перед собой — на стоявшего перед ним. Призванный Мотьером переминался с ноги на ногу, вокруг него расползалась темнота, будто существо это стремилось сожрать как можно больше живого, настоящего, не-Обливионского. Годился спальный мешок с прорехой на боку, оплывший огарок свечи, ящик, приспособленный под стол для зачарования — символы намалеваны углем и размокли от сырости. Нехитрое убранство палатки померкло от синеватого свечения. Тварь покачивалась взад-вперед, с пятки на носок. Тит Мид смотрел на нее. Тварь когда-то была человеком. Вероятно, даже имперцем — она до сих пор носила доспех, какой надевали сиродильские легионеры Второй Эры. Средний доспех из кожи с гербом Варена Аквилериуса. Тит Мид узнал этот символ. Он сглотнул. Амон Мотьер стоял рядом и улыбнулся, поймав взгляд Императора. Лицо твари до сих пор хранило человеческие черты, даже характерный для потомков недийских племен Хартленда нос с горбинкой; но кожа потемнела и потрескалась, каждое отверстие светилось ярко-синим — глаза, ноздри, рот и разбегающиеся трещины на щеках, лбу, подбородке и шее. Синее зарево будто рвалось из плоти. Тит Мид вновь сглотнул. — Это же… — Лазурная плазма, — услужливо подсказал Мотьер. — Да, именно. Прямиком из Хладной Гавани. Маттиус Флавий прибыл оттуда. Конечно, он все еще часть Нулевого Легиона Второй Эры, присягнувшего Молаг Балу, как и остальные, он был обманут даэдра Молаг Кеной, выдававшей себя за регента Кливию Тарн. Одним словом, Маттиус мертв, его душа принадлежит Молаг Балу, бессмертен — по этой же причине, а самое главное, он по-прежнему верен Империи. И готов сражаться против Талмора. — Так точно, — прохрипела тварь. Маттиус Флавий, его зовут Маттиус Флавий. У него лицо запеклось и залито жижей Обливиона, но он на нашей стороне. В мирное время Тит Мид не доверил бы Мотьеру и гончих со своей псарни, но теперь у него не было выбора. Он выдержал паузу. — Я — Император, Тит Мид Второй. Слушай мой приказ: ты наденешь мой доспех, возьмешь мой меч и войдешь во главе моей армии в захваченный Талмором Имперский Город. Это оказалось просто: командовать древней немертвой тварью. Ничуть не сложнее, чем отдавать приказы офицерам. Главное, не смотреть в ярко-голубые глаза, истекающие вязкой жижей, словно стылыми слезами. Вдоль Имперского Тракта высятся столбы с головами солдат — альтмеры развешивали головы гроздьями, будто плоды на дереве. Половина сёл и деревень выжжена. Если попасть магической молнией в группу людей — например, в отряд, — железо и кожа сплавятся в подобие черно-красного с металлическими проблесками, ковра. Мотьер обещал Ритуал, что поможет вернуть Башню Белого Золота и сам Имперский Город. Похоже, бретон с лисьими повадками лжеца сдержал обещание. Тит Мид говорил. Маттиус слушал. В конце он ответил: — Так точно. Тит Мид кивнул: — Выполняй. Раздутое и лопнувшее от лазурной плазмы лицо? Пусть его страшится лорд Наарифин. Отряды Тита Мида наступали с севера, а на самом деле — неспешно следовали за Маттиусом Флавием. Тит Мид все ловил себя на том, что не может запомнить имя. Против воли называл призванного Ритуалом Мотьера «тварью». Или «этим». Еще можно: Героем. Имперской истории это не в новинку. Хорошее слово. Герой, который спасет всех. На северных вратах их ждала талморская засада: со стен лили раскаленное масло, а по масляным следам шел магический огонь. Колдовское пламя не боится воды и не унимается, пока не сожрет дотла, знал Тит Мид, и едва не приказал отступать, но вовремя вспомнил — сейчас он не император, на нем закрытый шлем без регалий и знаков отличия, а вместо Императора — Герой. Говорят, Великие Врата во время Кризиса Обливиона закрывал безымянный беглый преступник. Говорят, он потом ушел в План Шеогората — или изначально явился оттуда, но статую Чемпиона Сиродила не разрушили даже талморцы. Герой знает, что делать. Лошадь под ним бесилась, и он спрыгнул, к воротам шел пешим, совершенно не прячась и не закрываясь. Регалии Империи отражали сполохи пылающего масла, что лилось со стен. Герой подошел ближе — талморцы опешили, что ли, пропустили и позволили войти. Или не позволили. Сгусток огня обхватил одинокую фигуру и спалил в одно мгновение. Тит Мид задохнулся и закашлялся от вони горелой плоти. По отрядам пробежал шелест, близкий панике. Император мертв. Империя уничтожена. Вокруг кучки пепла засветилось знакомым синим, и Герой поднялся, словно ничего не произошло. — Колдовство! — выкрикнул кто-то. Тит Мид едва не сорвал неприметный шлем. Колдовство, некромантия и даэдрическая магия. Его люди не потерпят подобного, к даэдра Ритуал вместе с Мотьером, давайте сражаться честно, и да помогут нам Девятеро, лично Талос, которого остроухие требуют запретить. Герой обернулся к армии. — Я принесу победу Империи, — сказал он. — Следуйте за мной. — За Империю! — первым закричал Тит Мид, надеясь, что легионеры поддержат. Долгое мгновение висела тишина. Затихли легионы и талморцы на стенах, даже птицы и шелест ветра в траве замерли, будто все они переместились в план Обливиона, план без времени, пространства, воздуха и жизни. А затем армия Императора двинулась на северные ворота. Генерал Дециан повидал всякое на этой войне. Один его отряд полностью выжгло «огненными минами», альтмерской ловушкой. Другой разорвали на куски ледяные атронахи, и его собственный доспех примерз к телу сквозь кожу поддоспешника от дыхания призванной твари. Дециан отшучивался потом — мол, в Хаммерфелле это даже приятно, немного охладиться, но шрамы на спине остались и напоминали острова. Еще нескольких талморцы свели с ума чарами Иллюзии заставили перебить друг друга, а одну хаммерфельскую деревушку превратили в живых зомби: люди приняли имперцев со всем радушием пустынных жителей, а ночью попытались перебить, и когда им отрубали руки, норовили вцепиться в глотку зубами. Дециану пришлось разбить о камни череп девчонки лет десяти, и порой он до сих пор задавался вопросом: можно ли было исцелить тех несчастных от талморского наваждения? Он видел, как обезумевшие от жажды люди грызут ядовитые хаммерфельские кактусы и давятся иголками. Видел, как пожирают свою жертву гигантские скорпионы — сначала брызжут зеленоватым соком, этот сок растворяет плоть и железо, вооруженный воин становится лужей. Однажды едва не провалился в нору дюнрейсера на границе Краглорна. Генерал Дециан не боялся ничего. Даже повисшей над Имперским Городом наэлектризованной темноты. И без того разоренный город в ней почернел и сам, белое стало сизым, все краски выцвели. Под ногами мерзко хрустело: так хрустит пепел с вкраплениями костей. Очередная талморская выходка, решил Дециан. Проклятые альтмеры придумали новый мерзкий трюк. Все равно недолго им осталось, генерал Дециан получил весть, что сам Император ведет войско с севера. Скоро они вышвырнут захватчиков прочь. Поэтому — даэдра с ней, с темнотой, со странным промозглым холодом и синими искрами в затянутых низкими тучами небесах, и даже пепел в воздухе не причина замедлять шаг. — Вперед! — командовал генерал. — За Империю! За Императора! Его люди шептались и переговаривались, он не мог допустить разброда в рядах. Не теперь, когда победа близка. Неподалеку раздался крик и гнусный скрип, из переулка на войско Дециана вывалился отряд скелетов. Позади нежити шагал восьмифутовый дремора с двуручником в половину собственного роста. С меча стекала кровь. Мерзкие талморцы. Конечно. Кто же еще. Дремора откинул от себя половину чьего-то тела. Дециан успел отметить длинные светлые волосы и заостренные эльфийские уши. Сомнение коснулось его, будто упали на плечо хлопья пепла, и он смахнул их. — За Империю! — вновь выкрикнул Дециан. Он не боялся ничего прежде, не испугается и теперь. Войско генерала Джонны шло много дней без передышки — от гор Джерол, из Брумы, через весь Сиродил. Они сделали крюк, чтобы не столкнуться с талморскими отрядами, из-за этого решения генерал долго спорила с Клинком по имени Дельфина; та все требовала, чтобы маршировали напрямик, каждая секунда дорога, говорила Дельфина, с вашей осторожностью вы явитесь к коронации нового Императора — и у него будут острые уши и желтые, как песок, глаза. Мы идем по Красной кольцевой дороге, огрызалась Джонна, а если кому-то не по нутру, то может хоть скального наездника седлать и верхом на нем лететь к вершине Белого Золота. И все же, она боялась не успеть: подойти к Имперскому Городу и узнать, что спасать некого, подписана капитуляция, и столица принадлежит Доминиону. «Мы ведь успели?» Южные ворота стояли полуоткрытыми. Над Имперским Городом нависла странная мгла, похожая на грозу. Плотные облака искрили сгустками молний. — Что за даэдровщина? — проворчала в никуда Джонна. Конь под ней нервно фыркнул и заплясал. Дельфина на своей кобыле обогнала генерала. — Чего вы ждете? Джонна щелкнула решеткой забрала. На многие мили тянулось безоблачное ясное небо, грозовые тучи казались наваждением — или какой-то темной магией. Талморцы, конечно же. Выскажи Джонна сомнения вслух, получила бы обвинение в трусости от сварливой женщины из Клинков. В животе скрутило, но она крикнула: — Вперед! За Империю! И первая вошла в ледяную тьму за южными воротами. От удара секирой иссохший череп раскололся надвое. Скелет покачнулся и рухнул в облаке костяной пыли. — Последний, — удовлетворенно сплюнул генерал Дециан. Позади него лежал труп дремора. Проклятой твари удалось убить шестерых, прежде чем ее отправили в Обливион — тело медленно истаивало, становилось прозрачным. Отчего-то Дециан вспомнил, что можно успеть вырезать сердце, ценный алхимический ингредиент. — Ваше превосходительство, — вскрикнул разведчик-легат Октавиан. — Разрешите доложить! Он торопился. Слова слились в одно. — Говори. — Там… много даэдра. Скелетов. Целые отряды. Генерал Дециан поднял взгляд от дважды мертвого скелета. Улицы Имперского Города кишели даэдра и нежитью, будто все погибшие на этой и других войнах явились сюда, ведомые волей какого-то некроманта. «Мы обречены», — неожиданно спокойно подумал генерал. — Ваше… — снова начал Октавиан. — Быстрее, ну! — Они сражаются с талморцами. Они не трогают наших людей, если мы не атакуем первыми. — Что? — Дециан поднял секиру, будто желая перерубить шею Октавиана. — Это правда, сэр. Даэдра и… мертвецы. Похоже, они на нашей стороне. Темный холод густел. На улицы Имперского Города будто накинули серое пепельное покрывало. В Имперском Городе не падает снег, здесь не Скайрим и не Брума. А еще в Имперском Городе не водятся даэдра и ходячие cкелеты. Но если они убивают талморцев — пускай остаются. Генерал Дециан не хотел задавать вопросов. Не сейчас. Может быть, никогда. Он засмеялся. — Вперед. К Башне. Герой толкнул последнего обороняющего Башню альтмера голыми руками, но на кончиках его пальцев сверкнуло электричество. Талморец рухнул на ступени, дергаясь и выпучив глаза, доспех почернел, завоняло горелым мясом. Позади имперского отряда добивали раненых доминионцев дреморы. Джонна отчего-то удивлялась их спокойствию: ни ярости, ни ненависти к смертным. Они словно срывали яблоки с деревьев. Талморцы сражались храбро, но они были всего лишь смертными, и ничего не могли противопоставить полчищу даэдра и поднятых скелетов. Джонна сказала бы: так нечестно. А потом оглядывалась на Дельфину, и перед глазами возникали разодетые в цветные одежды послы, запряженная тонконогими фестхолдскими конями повозка — хрустальная инкрустация дверей и крыши сверкает в полуденных лучах, а когда посол с легким поклоном открывает дверь, выкатываются изуродованные окровавленные шары, в которых сложно опознать человеческие головы. Еще Джонна думала о Восьмом Легионе, о бойне под Сентинелем и о многом другом, и решала: талморцы заслужили. Даже такого — сдохнуть, как тараканы под подошвами даэдрических сапог. Тем более, имперскую армию, словно встарь, во времена самой Алессии-Освободительницы, вел Герой. Как Чемпион Сиродила. Как Нереварин в Морровинде. Как безымянный агент в Даггерфолле — тот самый, что нашел Мантеллу и вызвал Прорыв Дракона. Армии генералов Джонны и Дециана достигли Башни почти одновременно с основными силами. Клинок Джонны был сух, без единой капли крови. Хорошо, когда за тебя делают грязную работу, невольно усмехалась она, иногда зябко передергивала плечами, а когда увидела человека в доспехе с регалиями Императора, устремилась к нему — и отпрянула от пустого лазурного взгляда. Джонна набросилась бы на самозванца, если бы не окрик «отставить». Джонна только медленно кивнула, переводя растерянный взгляд со странного существа на настоящего Императора. Ей объяснили: это не пустоглазое чудище. Это Герой. Джонна согласилась. Дециан — тоже. Они отослали войска якобы добивать выживших талморцев, на самом деле вчетвером — Тит Мид, Амон Мотьер и два генерала, — сопровождали Героя к Башне. С особенным удовлетворением Джонна отправила прочь Дельфину; пусть командует, только не сует нос в чужие дела и не задает вопросов. Клинки — не Легион. Не все им положено знать, шпионам. — Внутри наверняка засада, — проворчала было Джонна. Герой обернулся к ней, и она прикусила язык. — Не волнуйтесь, — поддакнул Мотьер. — Считайте, что мы уже победили. Он поклонился приглашающим жестом вышколенного мажордома, и было непонятно, кому оказывает почести — Императору и генералам, или призванному из Обливиона. Герой прошагал мимо него. «Вот я и вернулся домой», — Тит Мид передернул плечами. Больную руку саднило, она скверно заживала. Зачарованное оружие наносит самые глубокие и болезненные раны, потому что живая плоть с трудом выдерживает избыток энергии Магнуса. Кто это говорил? Амон Мотьер, тот же Амон Мотьер, который призвал Героя из Обливиона под покровительством созвездия Мага, и из-за которого Башня теперь напоминала пустую коробку. В коридорах разносилось гулкое эхо от шагов. Генералы держали наготове оружие, но все защитники Башни легли у входа, их добили даэдра. Герой шел впереди. Внезапно он остановился. — Здесь, — его пальцы в железе перчатки коснулись полуразрушенных колонн. — Стояли клетки. Они запирались изнутри. — Что он говорит? — шепнула Дециану Джонна. Тит Мид промолчал, Мотьер — тоже. Герой поднимался по ступеням. За ним стлался шлейф холода и темноты — но не ночной, а той темноты, что царит в запертом погребе, сыром и поросшем изнутри поганками. Тит Мид кривился под забралом шлема. Герой, будь он неладен. Герой… — Ваше величество, — начал Дециан, и растерянно покрутил коротко остриженной головой. Через все его лицо лежал шрам от альтмерского меча, а выражение было испуганным, как у заблудившегося мальчишки. — Что он делает? Герой в этот момент открыл дверь, ведущую в покои боевого мага Империи. Амон Мотьер кашлянул. — Силой Обливиона и Мага, заклинаю тебя… — начал он. Герой провел тыльной стороной ладони по покрытому слоем пепла стеллажу. Талморцы вынесли из Башни все сколь-нибудь ценное — книги, гобелены, картины, даже мебель. Банальное мародерство или хотели спасти ценные вещи? Тит Мид не удивился бы, если ими руководило второе: высокие эльфы с легкостью рубят головы и печально вздыхают, раздавив красивый цветок. — Эй ты. Слушай моего приказа, — Тит Мид говорил медленно и четко. Так приручают диких зверей. Герой стоял посреди пустой круглой залы — спиной к остальным. — Это было здесь, — сказал он. Он присел на корточки, снял шлем Императора. Его будто обугленное лицо потемнело сильнее, на пол стекали густые капли. Лазурная плазма шипела, соприкоснувшись с камнями Башни. — Что? — спросил Тит Мид. Герой выпрямился. За его плечами надулся и лопнул пузырь искаженного пространства, выпуская огненного атронаха, вроде тех, что призывают маги — только пламя было под цвет лазурной плазмы и заполонившей Имперский Город мглы. — Однажды ты потерпела поражение, — проговорил Герой… или тот, кто выдавал себя за Героя. — Но мы закончим начатое теперь. Займись пока этими смертными, Планарный Ингибитор. Герой засмеялся — высоким и звенящим, почти женским хохотом. Тит Мид открыл рот, чтобы приказать Джонне и Дециану атаковать его. Эту тварь. Мерзкую тварь с расползающейся на куски рожей. Атронах повернулась полыхающим телом к Императору, придворному магу и генералам. — Я сожгу ваши души, — прошипела она. Мир внизу казался подделкой. Высота стирает реалистичность. Союзники, враги — все сливаются в черные фигурки насекомых. Обломки домов — разворошенные палкой еловые иголки и засохший сероватый секрет муравейника. Военачальник Альдмерского Доминиона тоже когда-то был ребенком, и сейчас воспоминания почти двухвековой давности вернулись; он стоял на вершине и ждал. Мир казался подделкой; не только внизу. Набрякшее от даэдрической магии небо, разреженный грозовой воздух. Дреморы и скелеты на улицах. Безумие, сотворенное человеческими руками. Отец лорда Наарифина сражался на осколках Хрустальной Башни, и погиб, проткнутый пылающим мечом дреморы Валкин Скории, одного из приближенных вельмож самого Мерунеса Дагона, но успел вернуть того в Воды Обливиона, — этот подвиг вплелся в рутину тех дней. Но солдаты лорда Наарифина не должны умирать из-за людской глупости. Поэтому он сказал: уходите. Постарайтесь выжить. Не возвращайтесь ко мне. Глупец, называющий себя Императором людей, совершил ошибку. Лорд Наарифин даже не винил его, в ловушку чужих предков попадали и более мудрые; в конце концов, сам Маннимарко когда-то был псиджиком. Для даэдра мир — подделка; нет времени, события тысячелетней давности ярки, как вспышка молнии; Наарифин словно бы видел Имперский Город глазами того существа, что направлялось к нему. Гигантский якорь и близость Слияния. Якоря больше нет, но чужие предки не сдаются — упрямства у них не отнять. Поддельная личина сползала клочьями трухлявой ткани. По доспеху Императора струилась лазурная плазма. Наарифин не мог не усмехнуться. Ирония, ее всегда с избытком, если речь идет о даэдра или людях — а в особенности, о тех и других. — А. Молаг Кена, одна из дочерей Принца Лжи. Ложь всегда была твоей ипостасью: насколько я знаю, в прошлый раз ты выдавала себя за регента Кливию Тарн, — произнес лорд Наарифин. Он заложил руки за спину и взирал на рогатую тварь, зивкина, почти свысока — хотя даэдра нависла над ним всем восьмифутовым ростом, более не скрывая истинного облика. — Теперь все сложнее. Видишь ли, в нашем мире многое изменилось, ты уже не призовешь якоря и не затянешь Храм Предков в Хладную Гавань. — Не мечтай, червь,  — зивкин наклонила вперед рогатую голову. — Я справлюсь. Лорд Бал желает эту Башню. Я принесу ее в дар моему господину. Вы, смертные, всего лишь отсрочили неизбежное. Вокруг нее заплясали сполохи электричества. Лорд Наарифин шагнул навстречу. Молаг Кена замахнулась черным клинком. Искрящее лезвие вскрыло украшенный доминионским орлом доспех с легкостью иглы, вошедшей в игольницу. — Смертные так слабы, — прокомментировала Кена. Лорд Наарифин улыбался, лежа у ее ног. Кровь вытекала и жгла хуже молний. Кровь ползла к Молаг Кене. — Сдавайся, смертный. Войди в мой свет. — Не сомневайся, я так и сделаю. Он закашлялся. Потеки крови стекали с Башни витками плюща. — Я — наследник Хранителя Цириона. Мой предок сумел запечатать одержимого даэдра Кинлорда в себе. Я… Лорд Наарифин закрыл глаза. Он еще был собой — и почему-то думал о розовых облаках цветущей ауридонской вишни. Вишня цветет поздней весной, под благословением созвездия Мага. Как жаль, больше он не увидит вишневого цвета. Ледяной шип воткнулся в раскаленную спину атронаха со звуком, похожим на треск ветки в костре. Мгновение спустя лед испарился и поднялся к потолку облачком белого пара, зато Джонна успела нанести удар. Ступни атронаха коснулись пола. Синее пламя погасло. — Нет. Нет, только не снова, — выдохнула Ингибитор и осыпалась горстью серебристых кристаллов. Кажется, это называется «огненная соль», очередной алхимический ингредиент. Точно, вон Мотьер аж облизнулся, но на полу скрючился и подвывал Дециан, Ингибитор успела превратить его в кусок запеченного в собственном соку мяса. Мотьер окутал раненого золотой аурой Восстановления. По переносице мага стекала капля пота, надо отдать ему должное — сражался он недурно, Джонна никогда не любила чародеев и бретонов, а особенно бретонских чародеев, но после битвы с даэдрической тварью была готова сделать для Мотьера исключение. Вот только понять бы, откуда взялась даэдрическая тварь. Они угодили в ловушку, верно? Словно глупые кролики в силки. — Быстрее, — торопил всех Тит Мид. В здоровой руке он держал покрытый гарью меч и морщился — должно быть, открылась и кровоточила полузажившая рана. — Эта тварь наверху. Амон, я надеюсь, ты объяснишь, какого даэдра вообще происходит. «Даэдра». Джонна фыркнула. Слишком много даэдра, куда больше, чем за всю ее предыдущую жизнь — и раз в пять больше, чем хотела бы встретить. Она села рядом с Децианом. — Как ты? Наскоро залеченный ожог обескожил правую половину лица. Джонна помогла избавиться от расплавленного в бесформенную плюху наплечника. — Разок подмерз, сейчас - согрелся, — буркнул Дециан. Мотьер разрезал ледяным шипом, миниатюрным близнецом того, что добил Ингибитора, потекший наруч. Дециан прикусил изуродованную губу, не выдержал и глухо застонал. — Проклятье. Обливионские твари, они же убивали талморцев. Они были на нашей стороне. — Мы поговорим об этом после, Амон, — тон Императора был холоднее ледяных шипов. Мотьер покрылся красными пятнами и дважды шмыгнул носом. — Д-да, ваше величество. Я думаю… — После, — перебил его Тит Мид. — Вы готовы? Дециан скривился, но поднялся на локте. Джонна подала ему руку. — Так точно. — Отлично. Давайте поймаем этого… Героя. В день тридцатый месяца Руки Дождя, что под знаком-покровителем Мага, на вершину Башни Белого Золота поднялся Император и верные ему генералы Дециан и Джонна и придворный маг Амон Мотьер. Их ждала битва с могущественным противником, военачальником Доминиона Альдмери, лордом Наарифином. Им предстояло остановить ужасное Талморское Пророчество, ведь на вершине древнего Храма Предков высоких эльфов Хартленда лорд Наарифин распахнул портал Обливиона, дабы принести в жертву жителей Имперского Города. По правде, Тит Мид вздохнул с облегчением, увидев старого врага — и врата Обливиона позади него. Все встало на свои места. — Талморцы. Все подстроили талморцы. Амон Мотьер хлопнул глазами и ртом одновременно, сделавшись похожим на лягушку, и быстро проговорил: — Да, ваше величество. Похоже, он обманул нас. — А ты и не сообразил. Ладно. Поговорим позже. Эй, остроухий! Лорд Наарифин обернулся к Императору. Длинные светлые волосы растрепало порывами ветра. Над Башней мерцали молнии. Темно-синяя дыра портала вспыхивала, готовая то ли исторгнуть, то ли втянуть в себя целый мир. — Император пришел сразиться со мной лично, — проговорил лорд Наарифин уже знакомым голосом, похожим на искаженный женский. Джонна и Дециан переглянулись. Амон Мотьер пожал плечами. Тит Мид отмахнулся: какая разница. — Именно. Не знаю, что ты задумал, но я тебя остановлю. Наарифин засмеялся. — Конечно, Император людей. Твои историки запишут великую победу над ужасным злодеем. Молния ударила позади Наарифина. Он даже не шелохнулся. — Таковы люди: знают очень немногое, и никогда не правду. Даже твой маг играл с Обливионом, как ребенок с куклой. А если бы и сознавал… Вы понимаете только силу, уважаете силу и подчиняетесь силе. Нулевой Легион добровольно пил лазурную плазму. Тайбер Септим стряхнул пыль с мертворожденного бога и отпустил его размахивать медными кулаками. Здесь, на этом самом месте, вы сломали Дракона. — Довольно! В левой руке держать меч неудобно, но Титу Миду помогали его генералы и придворный маг. Предводитель альдмерской армии обречен. Императору показалось даже, что бой оказался слишком легким — словно Наарифин хотел поражения. Кончик меча уперся в горло эльфа. — Убей меня, — просил тот. Тит Мид покачал головой. — Не так быстро. Ты должен быть наказан за… за все, — он указал раненой рукой в пространство. Над Башней рассеивалась грозовая туча. На лезвие лег солнечный луч, отчего клинок засиял зеркально и почти нестерпимо. — Это ведь вы устроили. Ты. Даэдрапоклонник. — Хочешь я расскажу тебе правду, Император людей? Тебе она не понравится, но… — Мне не нужна твоя правда, талморец. И не надейся на легкую смерть. Наарифин зажмурился и кивнул. — Я не сомневался в тебе, человек. Тит Мид пнул его, а затем приказал приковать к вершине Башни. «Пока не издохнет», — сказал он. Джонна и Дециан поддержали. Тит Мид поискал взглядом Амона Мотьера. Тот пропал без следа. Даэдра с ним, решил вернувший свой город Император. То есть, нет. Больше никаких даэдра. Заточенная в теле Наарифина Молаг Кена беззвучно вопила. Ее злоба помогала отвлечься от нестерпимой боли в затекших мышцах, от жажды и голода, от медленного умирания. «Жалкий смертный, если бы ты сдох сразу…» «Знаю. Ты вырвалась бы и закончила Слияние. Вот только я хорошо знаю людей, а ты — нет». «Я сожру тебя изнутри». Наарифин качал головой. Солнце ослепляло его, но порой он смотрел вниз, на Имперский Город — вновь обыденный до скуки. Он надеялся, что его солдаты выжили. Хоть кто-то. «С каждым часом твоя сущность, то, что заменяет вам душу, крепче сплетается с моей плотью. Я скоро освобожусь, а ты останешься внутри моего трупа, и никогда не вернешься в Хладную Гавань. Есть участь хуже смерти, правда, дочь Принца Насилия?» На этой стадии «беседы» Молаг Кена начинала пронзительно визжать. Лорд Наарифин безучастно отмечал, что уже не чувствует боли, а голод и жажда пропали давно. Ему осталось недолго. На тридцатый день замерло дыхание. Птицы выклевали глаза Наарифина, поэтому он лишь слабо ощутил остывающей кожей разрыв пространства. «Лорд Сумеречный Страж», — торжествующе заорала Кена. — «Я знала, что господин не бросит меня. Я вернусь. Слиянию Планов быть». Ссохшиеся губы исказились. «Не забывай, в мире смертных есть время. Может быть, люди выучат урок. Может быть».