Человек, который построил Эдем

      

Судный день

      «И последние будут первыми, и первые последними…»       Божий Порядок, послание от Симона, глава двадцатая, стих шестнадцатый              1 декабря, 541 год после Освобождения

      — Кажется, я влюбилась, — произнесла Елизавета. Сабрина лишь сильнее прижала сестру к себе, пытаясь не расплакаться. Старшая дочь Аноры уже сгрызла ногти на указательном и среднем пальцах и теперь принялась за безымянный.       Елизавета потянулась и зевнула. На ней сидела аккуратная школьная форма — бежевый пиджак с тёмной клетчатой юбкой и нервущемися колготками. Сабрина забыла, каково одеваться во что-то, кроме рабочего комбинезона. Приют изменил её, подарив кучу дурных привычек. Она начала грызть ногти, хрустеть суставами, кусать костяшки и губы. На второй месяц она закурила, хотя раньше считала сигареты уделом неудачников. Принцесса и не заметила, как втянулась. Горячий, обжигающий дым напоминал ей, что страдания временны. В любой момент всё может стать намного лучше.       Однажды утром в зеркале Сабрина увидела морщины под глазами. Она так психанула, что обрезала у шеи волосы, которые как раз собирала перед работой. Теперь её голова походила на лохматую швабру, сколько бы она её ни мыла и ни приводила в порядок.       — Блин, почему я должна тебе говорить «не грызи ногти»? — отвлёк принцессу голос Лиз.       — Извини, — пробормотала Сабрина.       Они заперлись в кабинке для подключения к Сети — больше нигде не получалось остаться наедине. Вытянутый, покрытый серебристой краской корпус терминала напоминал каркас автомобиля, мягкие сиденья и панели данных внутри только добавляли сходства. Но стоило дверям закрыться и свету исчезнуть, как Сабрина чувствовала себя в гробу. Мигающие экраны рисовали разноцветные линии на лице младшей сестры. Елизавета рассказывала последние новости из школы, свернувшись калачиком и положив голову ей на колени. Истории Лиз казались посланиями из другого мира: где всё хорошо, тепло, где все всех любят и самые большие проблемы не живут дольше недели. Сабрина знала, что ошибается. Для Елизаветы сейчас нет малых проблем. То, как Сабрина к ним отнесётся, укажет ей правильное направление в жизни. Она хотела быть чем-то больше, чем просто хорошей сестрой. Но заменить мать ей никогда уже не получится. К тому же, у неё просто заканчивалось терпение.       — Кто же твой избранник, солнышко?       — Его зовут Вильгельм, — прошептала Лиз. — Вильгельм Коул. Классное имя, да?       — Слышала и получше, — хмыкнула Сабрина. — Он старше тебя?       — Конечно нет! Ему тоже четырнадцать, учится на техника.       — И чем же он тебя так зацепил? — Сабрина еле сдержала вздох. Ноги начинали порядком затекать, но в тесной кабинке развернуться не получалось. Она с безразличием смотрела, как по экрану терминала бегут заголовки новостей — наверное, так выглядят капельки дождя на стекле. Как никогда ей захотелось вырваться наружу. Хорошо ли там или плохо — неважно. Хуже всё равно не будет.       — Ну, мы много времени проводили вместе. Он рассказывал о себе, о своём брате. Вилли тоже любит рисовать, — Лиз смущённо захихикала, — и, надо сказать, у него получается лучше меня. Он такой… настоящий, знаешь?       Сабрина вспомнила Дэниела — его руки, мягкую улыбку, дурацкие шутки. Едва подавив слёзы, принцесса погладила сестру по волосам. Рука сама потянулась в нагрудной карман за пачкой сигарет. Лиз перехватила ладонь и прижала к себе. Бледную кожу Сабрины испещряли шрамы и синяки — следы «заботы» охраны Приюта. Белые полоски остались от разрезов, сквозь которые вынули имплантаты. Она усмехнулась, подумав, что похожа на пятнистое дикое животное, жившее до Освобождения. Его ещё в детских книжках рисовали. «Как оно называлось? Лигр? Тигропад?»       — Они опять к тебе пристали? — грустно спросила Елизавета. Сабрина усмехнулась.       — Они меня больше не трогают. Это я до них докапываюсь.       — У нас в школьном корпусе тоже есть хулиганы. Всякие бритоголовые придурки, которые задирают кого попало. Но с ними всё понятно, а вот ты? Зачем ты постоянно ввязываешься в драки? Тебя ведь оставили в покое.       Сабрина не знала, что ответить. Зачем она делала это? Почему всё никак не могла успокоиться? Вся её сущность превратилась в огромный чёрный комок неистребимой ярости, которая периодически выплёскивалась наружу. Она хотела причинять боль своим мучителям, прекрасно зная, что, в конце концов, ей надерут задницу. Сабрина готова была в одиночку броситься на дюжину стражников, чтобы побить хотя бы парочку. Поначалу, они её не жалели. Однажды даже отправили в Медцентр на три недели — вывихнули несколько костей, ещё парочку сломали, разбили лицо, превратив его в кровавую подушку, и так намяли бока, что она потом кровью писала. Но что-то изменилось, будто Торес приказал страже не трогать принцессу. Теперь охранники даже не распечатывали дубинок, предпочитая бить Сабрину голыми руками. Она не жаловалась. В конце концов, она же первой начинала.       Всё это было обычным результатом несдержанности. Сабрина рассмотрела сбитые костяшки на правой руке. Драки покажутся детскими шалостями по сравнению с тем, что она запланировала.       Сможет ли Дэниел простить её после этого? Она не знала. Скорее всего, он разорвёт с ней все связи. Но разве у Сабрины был выбор?       — Лучше расскажи ещё про своего мальчика, — попросила принцесса Елизавету.       — Вечно ты от темы уходишь, — обиженно пробурчала сестра. Сабрина как можно мягче засмеялась, чувствуя, как болит нос — в последней схватке он опять пострадал. — Ты знаешь, он рассказал мне, что старший брат пообещал вытащить его из Приюта.       — Но ведь он ещё в школе, — возразила Сабрина.       — Ты же знаешь, после неё он окажется здесь. Как и я, — Лиз приуныла. — Брат Вилли хочет забрать его как можно раньше. Как думаешь, мы сможем отсюда когда-нибудь выйти?       — Обязательно, солнышко, — вспыхнула Сабрина. — И даже скорее, чем ты думаешь.       — Хорошо бы, — сказала сестра и бросила осторожный взгляд на Сабрину. — Только не вздумай перерабатывать! Тебе нужно как можно больше отдыхать. И держаться подальше от проблем.       — Конечно, — улыбнулась Сабрина. — Всё будет хорошо. Не бойся. Просто верь мне.       Лиз кивнула, будто и не думала сомневаться.       — Жалко, нас сейчас мама не видит, — произнесла она после некоторого молчания.       «А может и хорошо. Что она бы на это сказала?»       — Ты подготовила скетчи к новой пьесе? — сменила тему Сабрина. — Мы уже всё отрепетировали, ждём не дождёмся костюмов.       — Конечно! — просияла Лиз. Из сумочки она вытащила очки, надела их, извлекла альбом для рисования и начала его листать. Сколько Сабрина себя помнила, сестра носила очки. Поставить протезы всегда было в разы дешевле, чем сделать операцию, но Лиз отказывалась и от того, и от другого, несмотря на деньги короля. Говорила, что своё тело ей слишком дорого. «Странная девочка, — думала Сабрина, глядя, как сестра переворачивает изрисованные листы. — И в кого ты только такая пошла? Ты, родившаяся в Семье предателей и убийц…»       Лиз развернула альбом и продемонстрировала принцессе скетчи. Несколько из них Сабрина вычеркнула сразу — слишком импозантные. Для пьесы ей нужно что-то попроще и эффективнее.       — Мне они тоже не нравились, — без тени печали прокомментировала Елизавета.       Выбрав несколько самых удачных, Сабрина удовлетворённо кивнула. Лиз вырвала нужный лист и убрала альбом в сумку.       — Ну, так что, когда ждать выступления? — с сияющими глазами спросила она. «А ведь ей нравится, что я занимаюсь пьесами, — подумала Сабрина. — Неужели в голову взбрело, что я встала на путь исправления?»       — Может на этой неделе, может на следующей. И ещё кое-что… я хотела бы, чтобы ты там пела.       — Я?! — Лиз так сильно дёрнулась, что ударилась затылком о стенку. Ойкнув, она начала тереть ушибленное место. — Но зачем?       — Потому что это последняя постановка. Нужно, чтобы она была идеальной.       — Раз ты настаиваешь… — начала кокетничать Лиз, но по её взгляду Сабрина поняла — сестра в деле.       — Ну всё, солнышко, — проворковала она. — Тебе пора, да и мне стоит поторопиться.       Лиз, не дослушав Сабрину, бросилась её обнимать. Принцесса похлопала сестру по спине, почувствовав, как та начинает всхлипывать.       — Ну будет тебе, будет… — повторяла она, пытаясь отцепить Елизавету.       — Я обязательно приду репетировать песню! — вспыхнула Лиз, отпустив Сабрину. — Жди меня!       Чмокнув принцессу в щёку, она открыла дверь кабинки терминала и поспешила к лифтам. Рабочая смена ещё не закончилась, так что Сабрина за сестру не опасалась. А вот за себя начала.       В проёме, как всегда без приглашения, возник Диомед. Сухой, высокий мужчина с поблёскивающей лысиной и внимательным взглядом, он отчаянно напоминал Сабрине одного актёра боевиков, имя которого принцесса не могла вспомнить.       — Как прошло? — проскрипел он.       — Весьма и весьма. Глянь, — Сабрина протянула Диомеду листок с зарисовками. Тот без интереса его принял.       — Ты знаешь же, что эти писульки не имеют никакого значения, — заметил он.       — Зато наше шоу становится всё масштабнее и масштабнее, — сострила Сабрина. — Ты поговорил с… сам знаешь кем?       — Десять минут, — отчеканил Диомед. — Всё, что они готовы тебе предоставить.       Сабрина кивнула. Никогда она не думала, что займётся искусством. Писать пьесы, выбирать актёров, придумывать декорации и музыкальное сопровождение — всё это легло на её плечи. Оказалось, творчество намного сложнее, чем командование отрядом боевых девиц. Особенно если ты хочешь разжечь в аудитории жажду свободы.       Она закрыла глаза и вспомнила свой первый день в Приюте. Первую встречу с Диомедом.       ***       После того, как шавки Тореса отделали её и вырезали имплантаты, Сабрина отлёживалась в Медцентре, разрабатывая план побега. Елизавету забрали — поселили на шестой этаж здания, в общежитие школьного корпуса. Все входы и выходы контролировала охрана, технические ходы замыкались электронными и магнитными замками, повсюду висели камеры. Принцесса могла попытаться сбежать по-тихому, но на это ушли бы огромные усилия. Если бы её поймали, шансы на повторную попытку резко бы сократились. Оставался единственный выход — грубая сила. Ей нужно было полномасштабное восстание.       Первое время Сабрина отказывалась работать и просто вела познавательные беседы с Диомедом, который объяснял, что к чему. Никто не мешал ей бездельничать — в конце концов, она могла до скончания дней просто сидеть на заднице, жрать да испражняться. Но на что-то большее нужны были деньги. На койку поудобнее, на шкафчик получше, на одежду, на элементарное подключение к Сети. Для приютских существовала даже отдельная социальная сеть, чтобы чернорабочие не засоряли эфир действующих граждан.       Каждый выбивал себе чуть больше ресурсов, чтобы создать вещи, годные для повторной утилизации. Можно было подрабатывать, сдавая мозг в пользование Информатория — достаточно подключиться через терминал, зайти на специальный сайт и заполнить анкету. Некоторое время мыслительные мощности рабочего уходили на поддержание Сети — Операторы не всегда справлялись сами. Но прибыли едва хватало на пару дней улучшенного пайка, затем снова приходилось возвращаться к зелёной баланде. Рано или поздно, все шли на завод.       Сабрина прекрасно понимала весь абсурд ситуации. Смысл работать, если сборочные машины справляются лучше людей? Но система должна на чём-то держаться. Синдикат обязан подстёгивать своих будущих граждан становиться лучше. Не работаешь в Приюте — не получаешь привилегий действующего гражданина. Может когда-то они и гарантировались с рождения, но те времена прошли. С детьми тех, кто уже купил себе свободу, дела обстояли намного проще. Пока они учились в школах, родители всегда могли накопить нужную сумму и купить ребёнку гражданство, тем самым избавляя его от порочного круга. Но так получалось не у всех. Бывало, что даже с живыми родителями дети попадали в Приют и продолжали надрываться в надежде на свободу. Принцесса засмеялась бы над нелепостью ситуации, если бы всё не было так грустно.       Диомед рассказал, что в Приютах мало кто любит бездельников. Каждый рабочий стремится стать лучше, как ему завещал Божий Порядок, каждый хочет откусить кусок пирога побольше, каждый надеется скопить нужную сумму и, наконец, купить гражданство. Как и ожидалось Синдикатом, люди перестали пытаться сломать систему — они начали соревноваться друг с другом, чтобы в неё встроиться. Сидя в общей столовой, Сабрина в шоке слушала истории Диомеда о бригадах, устраивающих друг с другом соревнования по быстроте сборки, и о кровавых поединках, когда кого-то подозревали в жульничестве. Шум от обедающих рабочих стоял такой, что парочка не боялась быть услышанной охраной.       — Это ведь идиотизм! — бормотала Сабрина. — Какой смысл соревноваться?! Ведь намного проще доверить всё машинам!       — Стагнация — это смерть, — жёстко ответил Диомед. — Синдикату нужно контролировать огромное количество людей, которые обделены ресурсами, потому что Семьи заграбастали всё себе. Лучший способ — создать новые рабочие места и обеспечить всех постоянными делами. Ни у кого не должно быть времени на раздумья.       — Но у тех, кто не работает, его полно.       — Они поняли, что нет смысла пытаться победить. Потому просто перестали играть. Божий Порядок приучил нас думать что те, кто не пытается стать лучше — просто паразиты на теле общества. К тем, кто понял бессмысленность происходящего, никто просто не прислушивается.       Сабрина поковыряла ложкой в зелёной жиже, чувствуя неприязненные взгляды. Она была чужачкой, отказывающейся работать. Кроме того, принцессой Синдиката, пусть даже бывшей. Весть разлетелась с быстротой пожара. Каждый знал, кто она такая. Никто не пытался на неё напасть, как та злосчастная троица, но и помощи ей ждать явно не приходилось. Тем удивительнее, что Диомед вдруг решил ей помочь. Принцесса внимательно рассмотрела лицо мужчины. Высохшее от прожитых лет, оно несло на себе печать тяжёлой утраты. В глазах Диомеда прятались боль и плохо подавляемая агрессия. Но стоило мужчине перехватить взгляд Сабрины, как все эмоции отмирали, тонули в океане сосредоточенности и спокойствия. Будто лысый громила видел в ней цель, великую миссию, которая стоила целой жизни.       — А как ты сюда попал? — осторожно поинтересовалась Сабрина. — И почему решил мне помочь?       — Я здесь довольно долгое время, — произнёс Диомед. — И у меня давние счёты с Синдикатом. Подумал, что помогая тебе, смогу помочь себе. Пара ниточек с внешним миром ещё осталась. Мне оттуда сообщили, что ты была пехотным офицером, что ты дезертировала, предала Синдикат. Именно такой человек мне и нужен. Ты ведь изучала тактику и стратегию в Академии. Ты наверняка знаешь, как можно расшатать здесь всё. С тебя идеи, с меня сила. Уверен, мы споёмся.       — Ты тоже понял, что без восстания не обойтись? — устало спросила принцесса.       — Уже давно. Многих положение дел более чем устраивает. Ты должна придумать, как всколыхнуть массы и заставить их работать на тебя. Но сначала — сходи на работу.       И Сабрина отправилась к конвейеру. По одиннадцать часов шесть дней в неделю она стояла у линии, собирая детали, постоянно переходя из одного места в другое и меняя специальности, а седьмой день посвящала просвещению.       Она проделала огромную работу, перекапывая Божий Порядок. Ей нужно было понять язык, на котором думают массы. Она не могла вести активную пропаганду, Торес бы просто пресёк все её попытки агитации на корню. Её бы не убили — просто засадили бы в камеру полтора метра на полтора и держали так на сухом пайке неделю. Нет, ей нужно было действовать аккуратнее. Так, чтобы не вызвать подозрений у охраны, а может, даже привлечь стражников на свою сторону. Не так просто, когда ты дерёшься с ними чуть ли не каждую неделю.       Простейшим выходом оказались пьесы. Она начала с совсем небольшой — нашла группу рабочих, которые держали небольшой театральный кружок, принесла текст и предложила поставить. Диомед помог ей придумать костюмы и порезать самые идиотские моменты. Рабочие отнеслись к идее с нежданным энтузиазмом: до этого они работали с настолько низкопробным дерьмом, что их смотреть отказывались даже родственники. За неделю были готовы декорации, написана музыка, и уже на восьмой день ошеломленные зрители смотрели постановку одной из ключевых сцен Божьего Порядка — восхождения Освободителя на крест.       Театры всегда считались уделом богатеньких ублюдков, в то время как кинотеатры признавались развлечением масс. Но далеко не каждый мог позволить себе купить фильм или билет в рекреационное крыло, где прихвостни Тореса повесили огромный киноэкран, развернули казино и открыли бордели. Маленькая постановка Сабрины имела огромный успех, и даже плохая игра актёров не смогла ничего испортить. Около месяца каждые выходные она выступала в разных жилых блоках, пока Торес не прислал своих громил.       Она сидела в зале, наблюдая за действием на сцене, когда пришла охрана, стащила её со стула и начала топтать ногами. Сабрина рычала, кусалась, пыталась отбиваться, но тщётно. Шокированные зрители ринулись защищать её, но, получив хорошую порцию тумаков, успокоились.       Сабрина пролежала четыре дня в Медцентре. Медики не хотели её отпускать, но принцессе было плевать. Покинув госпиталь, она тут же ввязалась в драку с тремя охранниками, которые кое-как её скрутили и засадили на неделю в карцер. Из чёрной комнаты Сабрина вышла совсем другим человеком. Ей уже не хотелось вообще чем-то заниматься, и только Диомед заставил её написать продолжение пьесы. Они брали ключевые сцены и переносили их на сцену, меняя диалоги, очеловечивая героев Божьего Порядка, задавая аудитории вопросы. Принцессе истории Священного Писания казались слишком однозначными, и она старалась найти гармонию в характерах. Негодяи становились чуть добрее, в то время как стопроцентные хорошисты приобретали низменные черты. Сабрина развлекалась, как могла, пытаясь забыть мокрые чёрные стены и бесконечный вой, начавший преследовать её в снах.       Вторая постановка имела успех даже больше первой — и снова закончилась визитом в госпиталь. Торес явно не собирался оставлять её выходки без наказания. Сабрина злилась всё сильнее, а её пьесы пропитывались ядом — и так же менялась аудитория. Рабочие не понимали, что же становится не так, и это их беспокоило. Они начинали оглядываться вокруг. Они начинали понимать. Но Сабрина не спешила. Она тщательно выстраивала картину создания Первого Города: конфликты Освободителя со строителями, с теми, кто пытался сделать Эдем доступным только для богачей, с взбунтовавшимися рабочими. Она постаралась обрисовать мятеж как можно более романтично и оправданно. Её бунтовщики казались героями без страха и упрёка, и на фоне всяческих подонков, симпатии аудитории оставались именно за ними. Зрители выли от негодования, когда общество заставило Освободителя сослать всех на Нижние Уровни — и именно такой реакции ожидала принцесса.       Охранники пришли за ней ночью, когда она спала, но на этот раз её охранял Диомед. Побитые и злые, шакалы Тореса вернулись с подкреплением, и всё же сумели подавить сопротивление парочки. Искалеченных Сабрину и Диомеда отправили в Медцентр.       Визит в госпиталь показался принцессе возвращением домой. Белые простыни, обезболивающее, обходительные медсёстры удивительной красоты и начинённые аугментикой врачи — всё это казалось неземным, потусторонним. «Как жаль, что они превратили тебя в солдата, отец», — подумала Сабрина, вспоминая Кирстена.       На следующую пьесу реакции не последовало, как и на две другие. Сабрина начала ловить сочувствующие взгляды охранников и периодические томные вздохи рабочих. Даже в столкновениях со стражниками она чаще сталкивалась со сдержанной обидой, чем с открытой ненавистью.       — Король приказал Торесу оставить тебя в покое, — сказал Диомед за одним из обедов. Свежие шрамы, полученные в драках с охраной, плохо заживали. Сабрина вернулась со смены и сил на разговоры у неё еле хватало. Она казалась себе тряпкой, из которой выжали все силы.       — Откуда ты знаешь?       — Птички из внешнего мира нашептали. Похоже, теперь нам ничего не мешает, — сказал Диомед и начал с таким удовольствием поглощать зелёную баланду, будто лучше еды в жизни не видел. Сабрина задумчиво смотрела, как он давится, пытаясь проглотить всё разом. К тому моменту прошло четыре месяца, а она так и не узнала о Диомеде ничего личного. Всё это время его помощь Сабрина воспринимала как нечто само собой разумеющееся. Но кто он? Чего он хотел?       — Тебя ведь наняли присмотреть за мной, не так ли? — выдала принцесса, сама того не ожидая. — Твои… работодатели — они ненавидят короля? Тебя специально приставили, чтобы помочь поднять восстание?       — Нет, — просто ответил Диомед. — Давай закроем эту тему.       Сабрина поспешила кивнуть. «Ты правда думала, что он ответит? Кем бы он ни был, сейчас вы на одной стороне».       ***       Принцесса открыла глаза и посмотрела на часы. Как быстро летит время. Она отогнала воспоминания, попыталась сосредоточиться на настоящем. Диомед всё так же стоял в дверном проёме, дожидаясь гостей. Терминалы мерно жужжали вокруг. «Я уже полгода в этом сраном месте, — подумала Сабрина, — а встречусь с ними впервые…»       — Пришли, — произнёс Диомед и отошёл в сторону. Двое мужчин вошли, поправляя костюмы — один дорогой и деловой, второй заляпанный и рабочий. Сабрина специально выбрала комнату для подключений к Сети — пока смена не закончится, здесь никого не будет. Их разговору никто не мог помешать.       Гостей звали Паркер и Мэйсон. Перед Сабриной стояло двое самых важных после директора Тореса людей в Приюте. Мэйсон закурил, и пепел испачкал рукав серого пиджака. Похожий на дорожный знак, тонкий и высокий, он напоминал Сабрине Дэниела. Из-под тёмных вихров с седыми дорожками смотрели усталые голубые глаза, тщательно выбритое лицо обнажало сетку морщин. Под белой рубашкой бугрились начавшие дряхлеть мышцы. Его утончённое, почти что женственное лицо когда-то улыбалось с половины биллбордов Старого Города, а об уходе из модельного бизнеса жёлтые издания не переставали говорить даже сейчас. Все гадали, что же побудило звезду подиума и любимца глянцевых журналов завершить карьеру. Правда, как всегда, была обидной и простой. Третья молодость мистера Мэйсона подходила к концу, и ему нужны были хорошие деньги на улучшенный пакет операций. А деньги у Тореса были. Когда-нибудь даже омолаживающие процедуры перестают помогать: кому-то раньше, кому-то позже. Срок годности у каждого свой, и у каждого он когда-нибудь выходит.       Но у дедушки он, почему-то, не выходил.       Выбросив окурок, Мэйсон активировал коммуникатор и вывел на экран шлейф синюшных таблиц, захлёбывающихся в цифрах. Съёмный золотой ноготь на его указательном пальце резко контрастировал с умеренной палитрой экрана.       — Ну и публику вы себе собрали, мисс Лоренс, — промурлыкал он, причмокивая тонкими губами. — Давно стоило войти с вами в контакт и монетизировать выступления. Грех такую выгоду упускать. Я, как главный бухгалтер, сильно разочарован.       — А не вы ли пару недель назад говорили, что мои пьесы — дерьмо? — поинтересовалась Сабрина, по привычке хрустя костяшками. Щелчки будто расставляли невидимые точки в её фразе. Язык во рту превратился в ворсистый коврик. Хотелось закурить.       — Они действительно ужасны, — признал Мэйсон. — Но доход есть доход! В конце концов, кто будет меня судить?       — Ближе к делу, — буркнул Паркер. Стоя рядом с Мэйсоном, он казался его прямым антиподом. Сложив мохнатые руки на груди, коренастый толстячок с лицом, покрытым застарелыми шрамами, и лысеющей макушкой, окружённой венчиком жёстких волос, уставился на принцессу. В тёмной бородке прятался маленький рот, исторгающий вонючее дыхание. Грязь, казалось, впиталась в огромные ладони, привыкшие к труду. Плоть от плоти, и кровь от крови Приюта, Паркер возглавлял профсоюз рабочих под названием «Честные трудяги». Для человека, который мог абсолютно ничего не делать, толстяк выглядел заработавшимся.       — И правда, мистер Паркер, — произнесла Сабрина. — Ближе к делу! Вы ведь знаете, что когда я попала в Приют, ваши молодчики пытались изнасиловать меня и мою сестру?       — Они уже понесли наказание, — парировал лидер профсоюза. — Я вкладываю огромные усилия в сохранение морального облика рабочих — и мне больно, когда они так деградируют. Но не будем об этом, мисс Лоренс. Ваши постановки заинтересовали нас, только поэтому мы согласились встретиться. У вас всего десять минут, чтобы рассказать нам, чего вы хотели — и две уже прошло.       — Я просто хотела, чтобы вы посмотрели мою пьесу.       — И о чём же она? — мягко поинтересовался Мэйсон, потирая холёные белые ладошки.       — Об изгнании из Эдема. И о том, стоит ли туда возвращаться.       — Я даже знаю, какие вопросы ты задашь. «Зачем нам стремиться обратно? Зачем нам гражданство и деньги? Неужели мы не можем жить в мире и согласии?» — мягко улыбнулся Мэйсон. Сабрина открыла рот и закрыла. — Надо же, я угадал!       — А, так вот к чему ты вела всё это время своими постановочками! — засмеялся Паркер, и тут же стал серьёзным. — Всё для того, чтобы твои зрители поняли — горбатиться на Приют бесполезно, не так ли? Но ты их переоцениваешь. Никто тебя не поймёт.       — Может и не поймёт головой, — произнесла Сабрина, — зато поймёт сердцем. Неужели вам самим не тошно находиться здесь? Мистер Паркер, вы же создали здешний филиал профсоюза! Наверняка вы хотели представлять интересы рабочих, спасти их от бессмысленной траты времени. Но теперь Торес вас сманил?       Мэйсон засмеялся долгим и протяжным смехом.       — Бедное дитя, — пробулькал он сквозь ржание. — Она так и не поняла.       — Моя милая принцесса, — начал Паркер, — у Дома Торесов никогда не было собственной армии. Зато всегда был профсоюз.       — Вы хотите сказать…       — …что мы личная гвардия директора. Случись что неприятное, не охранники будут расхлёбывать дерьмо, а мы. Ты, наверное, думаешь, что сможешь поднять народную волну негодования, образумить их…       — …повысить самосознание, — добавил Мэйсон, что-то считая в коммуникаторе.       — Да, и это тоже. Думаешь, ты первая? Да таких, как ты, дюжина наберётся. Революционеры хреновы, заступники за мир и порядок. Все вы об одном думаете — только о себе. Что, скажешь нет? Да если бы ты в Приют не угодила, плевала бы на рабочих, как и все остальные! А нам приходится с этим жить. Выживать. Гражданство? Деньги? Семьи всё это так и так сжирают. Этого не остановить, проще присоединиться.       — Торес говорил тебе о Келле? — спросил Мэйсон, отключая коммуникатор. — Она была такой же, как ты — выпустилась из Академии, совершила какой-то проступок, попала сюда вместо тюрьмы. Много что ей здесь не понравилось, но один плюс она нашла, закрутив роман с сааксцем.       — Тайреком Маутом, — тихо произнесла Сабрина. Она вспомнила рассказ Тореса. И она знала прекрасно, чем он заканчивался.       — А синегубый понимал: если его возлюбленная вдруг достигнет цели, то утопит весь Приют в крови, — сказал Паркер. — У неё почти получилось набрать людей. Бог видит — кто-то из моего профсоюза готов был к ней присоединиться, развалить нас изнутри. Но всё обошлось. И поверь мне, дитя, эта сучка действовала намного скрытнее, чем ты. Если бы не сааксец, мы бы узнали о восстании тогда, когда нас поставили к стенке. После Келлы мне конкретно пришлось ряды почистить от изменников. А ты… ходишь, ставишь пьесы. Несерьёзно это всё. Брось. Работай лучше, отвоёвывай себе место под солнцем. Там, глядишь, и гражданство получишь, заживёшь как нормальный человек.       — Тем более директор тебе много скидок и так сделал, — заметил Мэйсон. — Что, заметила, как охрана перестала тебя бить? У тебя блестящее будущее. Зачем тебе его разрушать?       — Потому что так будет правильно.       — Правильно? — толстяк Паркер покачал головой, из-за чего его лысина заблестела. — У меня в двух десятках помещений сейчас тренируются две сотни готовых к бою рабочих. Камеры за нами не следят, микрофоны не подслушивают. Ребят не волнует правильность. Прикажи я, они превратили бы это место в ад.       — И мы бы подняли своё восстание, — добавил Мэйсон, — но Торес понимает: мы мыслим одинаково. В нашем мире нет ничего правильного. Ты либо играешь с системой, либо система больше никогда не играет с тобой.       — Так что подумай хорошенько, дитя, — устало произнёс Паркер, вытерев лоб. — Взвесь всё. Тебе правда так нужны эти проблемы?       — Нет, — покачала головой Сабрина, лихорадочно продумывая варианты. — Но что насчёт пьесы?       Прихвостни Тореса переглянулись, и Мэйсон махнул рукой:       — А, чёрт с тобой. Показывай. Директор сказал больше тебя не ограничивать, так что поступай, как хочешь. Прошу только, не провоцируй никого. Подумай о себе и сестре. Как она расстроится, если тебя опять поколотят? Да и в конце концов, — бухгалтер наклонился вперёд и с улыбкой произнёс, — вдруг тебе всё надоест и ты решишь покончить с собой? Думаю, король примет такой вариант.       Сабрина почувствовала, с какой скоростью забилось сердце. «Ускориться бы и отделать тебя хорошенько», — с ненавистью подумала она. Но охрана вырезала всё её имплантаты. Без них она была обыкновенной девчонкой, всего лишь знающей, как хорошо драться. Одинокой, отрезанной от целого мира. Паркер кивнул, скорчив понимающую физиономию, и ретировался вслед за Мэйсоном.       — Не совсем так, как ожидалось, — сказал Диомед, всё это время стоявший в углу. Сабрина почти забыла о его присутствии. Лысый громила открыл кабинку терминала и развалился на сиденье. — Что ты теперь будешь делать?       — Ставить пьесу, — произнесла Сабрина. А что ещё оставалось? Они не могли обсуждать с Диомедом планы восстания — наверняка их сейчас подслушивали. С другой стороны, её разговор с Мэйсоном и Паркером наверняка записывался. Директор и так прекрасно знал, что принцессе в Приюте не нравится, что она жаждет вырваться и хочет поднять народ на бунт. Но что-то Сабрина не слышала топота сапог в коридоре. Охранники не пытались её поймать. Это казалось почти что оскорблением. Неужели Торес вообще не воспринимал её как угрозу?       Распрощавшись с Диомедом, она пошла на работу с другими снулыми неудачниками. Сегодня её ждал сварочный аппарат и шлифовальная машинка. Хоть утилизаторы могли собрать изделие любой формы, у них стояло ограничение по размеру: ничего больше полторы кубических метров. Поэтому в сборке автомобилей и новых утилизаторов по деталям всё же имелся хоть какой-то смысл. Всё же, Сабрина не сомневалась — если бы фабрика Гефеста поднапряглась, то могла подготовить специальные машины для сборки. Ведь именно на таких автоматических конвейерах и конструировали всё оружие Синдиката.       Время подходило к обеду, и Сабрина, бросив всё, отправилась в столовую. Желание работать у неё напрочь отбило. Диомед уже ждал принцессу за столом. Укрытые шумом обедающих рабочих, они могли спокойно говорить о чём угодно.       — Ты знал про профсоюз? — спросила Сабрина под аккомпанемент стучащих столовых приборов и гомон общительных трудяг. — Знал, что они пешки Тореса?       — Подозревал, — сказал Диомед. — Но не копал так глубоко. Всё же, их всего две сотни на сколько — пять-десять тысяч человек? Капля в море. Даже с оружием, хорошо организованную атаку они не смогут остановить.       — При условии, что она будет хорошо организованной, — приуныла Сабрина. Все её надежды пошли прахом. Она верила, действительно верила, что профсоюз поможет. Любой член «Честных трудяг» мог поднять рабочих на восстание, если бы не слушался Паркера с Торесом. Сабрина видела горячие, полные энергии выступления некоторых лидеров, требующих улучшения условий. Да чего стоил хотя бы эмигрант Георгий — хилый, тонкий мальчишка лет двадцати трёх с выпученными глазами, чьи речи вселяли в толпу уверенность в её правах. Неужели все эти призывы к равенству и братству оказались пустословием?        Сабрина тряхнула головой. Ей оставалось только одно — просто поставить пьесу. Если же у неё ничего не получится, то будь что будет. Она будет работать, как все: будет улучшать рабочие показатели, будет пытаться заработать нужную сумму на гражданство. В конце концов, что ей мешает потратиться не на себя, а на Лиз? А там уже плевать на всё. Сабрина потянулась за пачкой сигаретой, но в последний момент отдёрнула руку. «Надо завязывать, — подумала она, — пока не стану ходячей пепельницей».       — Ах ты маленькая сука! — заорал за соседним столом жилистый трудяга с татуированным лицом. Перевернув тарелки, он набросился на сидящего рядом лысого юношу и начал его избивать. К нему присоединились соседи, тоже с татуировками. Сабрина стиснула зубы от негодования.       Приют постоянно делился на враждующие бригады, банды и группировки. Рабочие убивали друг друга за деньги, грабили слабых, сколачивали целые схемы шантажа и вымогательства. Сабрину эта чаша скорби обошла, благодаря неусыпному присутствию Диомеда рядом. Принцессе начало казаться, что он ей как ангел-хранитель — вечно бдящий, вечно готовый защитить. Увы, с охранниками он ей помочь не мог.       Ребята с татуированными лицами были эмигрантами, что начали появляться у ворот Города примерно сорок лет назад, ещё до расконсервации. Даже поселившись внутри, они не спешили делиться, откуда и зачем пришли. Синдикат прекрасно знал, что снаружи, за стенами, уже возможна жизнь, но почему-то тянул с выходом до последнего. Многих эмигрантов прогнали через Приюты, кто-то даже выкупил гражданство, но таких оказалось очень и очень мало. Сабрина знала разве что одного фокусника при дворе деда. По большей части, эмигранты либо обитали в Приюте, либо сбегали и становились бандитами на окраинах. Или как эти: решали стать бандитами в самом Приюте. Вступая в группировки, они татуировали лица, вещая что-то о традициях и памяти народа.       — Успокойся, — произнёс Диомед. Его сосредоточенный взгляд и спокойный голос не давал Сабрине отвлечься. — Они скоро закончат.       — Да они уже убьют бедного парня! — прошипела Сабрина.       — Это не наше дело.       — Ещё как наше!       Вскочив со стула, Сабрина повернулась и ткнула пальцем в заводилу драки:       — Эй, ты! А ну оставь его в покое!       — Chevo etoi suke nado?! — проскрипел один из драчунов.       — Hren ee poimi. Durnaya kakaya-to.       — Оставь его в покое! — повторила Сабрина, сжимая кулаки и стараясь не обращать внимания на говор бандитов.       — С чего бы мне это делать? — гавкнул заводила. Сабрина не стала дожидаться. В один прыжок она оказалась перед драчуном и апперкотом отправила его в долгую спячку. Очухавшиеся собратья попытались схватить её со спины, но на их головы опустились пудовые кулаки Диомеда. Ещё двое нападавших набросились на принцессу слева. Уклонившись от удара одного, Сабрина перехватила его руку, пнула в живот, а затем разбила нос коленом. Силу второго она использовала против него самого: пригнувшись, она схватила разбегающегося врага за шиворот и перебросила через себя, прямо на стол. Бандит заорал, когда под его спиной зазвенели вилки, ножи и тарелки с горячей едой. По залу прокатился скрип — татуированные уроды покидали столы и стягивались к центру драки.       — Туго придётся, — сухо прокомментировал Диомед, встав в бойцовскую позу. Сабрина тоже приготовилась. На них двигалась толпа в пару десятков человек. Метры неумолимо сокращались, в то время как другие рабочие торопливо освобождали бандитам путь. Принцесса почувствовала, как ногти впились в ладони от напряжения.       И тут за спиной раздалось улюлюканье. Сабрина обернулась. С другой стороны неслась на всех парах группа мужчин и женщин в серых комбинезонах с красными повязками на руках. «Честные трудяги».       Бандиты забуксовали на месте, смешались и начали драпать, теряя по пути бойцов. Но с другой стороны их тут же взяла в клещи ещё одна группа профсоюза. Вооружённые дубинками и щитами, они быстро размешали банду в алое месиво, испускающее кровавую пену.       К побитому юноше подбежал худой паренёк с зачёсанными вперёд тёмными волосами. Сабрина сразу узнала Георгия, что разжигал в толпе негодование своими речами. «Как жаль, что профсоюз прогнил до самого сердца».       Георгий опустился на колени. В глазах эмигранта застыла невыносимая боль, губы и щёки побледнели. Приподняв избитого на руки, Георгий произнёс:       — Vse v poryadke, ya uzhe zdes’.       В ответ юноша заплакал. По размалёванным кровью щёкам потекли солёные реки, и только когда Георгий обнял жертву, Сабрина поняла — перед ней не юноша, а обритая наголо девушка лет двадцати трёх-двадцати пяти. Рыдания сотрясали крошечные плечи под рабочим комбинезоном. Окровавленная, покрытая синяками, несчастная захлёбывалась в рыданиях, пока Георгий гладил её по затылку и скрежетал зубами, сдерживая злость.       — Я пришёл, — сказал он, — больше нечего бояться.       Повернувшись к Сабрине, эмигрант произнёс:       — Благодарю, что спасла мою возлюбленную, принцесса.       — Ты меня знаешь? — удивилась Сабрина.       — Кто же тебя не знает, — ответил эмигрант, нахмурившись ещё сильнее. — Моё начальство не перестаёт твои пьесы припоминать.       Георгий посмотрел на избитых бандитов, и лицо его скривила гримаса отвращения — будто под кожей проползли ядовитые змеи.       — Сукины дети. Перебью, всех до одного. Давно пора их было прищучить, да только повода не было. Почему они напали, Ань?       — Потому что я сказала правду, — пробормотала девушка сквозь всхлипы. Это вдруг напомнило Сабрине сцену полгода назад, ещё в Академии. — Я вспомнила твой рассказ… попыталась договориться, уладить твои проблемы. Сказать им, что они портят всё.       — Надо было предупредить меня, а не идти одной, — ответил Георгий.       Присмотревшись к лицу девушки, Сабрина вдруг поняла, что знает её.       — Анна Пирс? Репортёр Центрального Телеканала?       — Была когда-то, — ответил за пострадавшую Георгий и нахмурился. — Но её арестовали солдаты короля и отправили сюда в середине июня.       «Всего через пару недель после меня».       — Но за что?!       Девушка силилась ответить, но слова ей явно давались с трудом.       — Эй, Джонни! — крикнул Георгий. — Тащи носилки и отнеси девушку в Медцентр, да побыстрее, чёрт возьми!       Погладив Анну по окровавленной щеке, он ласково добавил:       — С тобой всё будет в порядке. Доверься мне.       Двое бойцов профсоюза забрали избитую подругу Георгия, и он остался с Сабриной наедине. Раненых бандитов тоже покидали на носилки и унесли. Рабочие снова вернулись к трапезе, а Георгий сел рядом с Сабриной и Диомедом.       — Анна приготовила репортаж о Дэниеле Роско, — сказал он. Кулаки эмигранта то сжимались, то разжимались. Сырая ярость так и исходила от него. — Королю не понравилось, что он увидел. Статья ещё не успела выйти, а к ней уже ворвались солдаты. Сказали, что-либо убьют, либо отправят на перевоспитание в Приют. Естественно, она выбрала жизнь.       — Но что за материал? Что такого сделал Роско? — произнесла Сабрина, пытаясь не звучать слишком заинтересованной. Эмигрант нахмурился, густые чёрные брови, как два толстых кабеля, сошлись на переносице.       — Арест дяди. Говорят, Дэниел напал на собственный особняк и перебил гвардейцев, слуг, да вообще всех, кто попался под горячую руку. Власти отрицают это, говорят, что внутри Дома Роско произошёл раскол, мол, его дядя пытался завладеть властью, хотя не имел на то права. В таких ситуациях Синдикат позволяет силовое разрешение проблем, хотя дипломатия и предпочтительнее. — Георгий выразительно сплюнул, сверкая глазами. Несмотря на хрупкое телосложение, от него исходила вполне реальная угроза. Сабрина не хотела бы испытывать его терпение. — Но на стороне дяди были солдаты, он устроил покушение на племянника, в итоге Дэниелу пришлось напасть на особняк и подавить сопротивление. Но Аня утверждает, что солдат и слуг никто не предупредил о разборках хозяев. В итоге, Роско перерезал кучу невинных людей. В общем, тёмное дело.       Сабрина почувствовала, как вспотели ладошки, и она положила их на холодный железный стол. «Неужели это правда, Дэниел? Неужели они заставили тебя через это пройти?»       — Короче говоря, у Роско сейчас репутация чернее чёрного. Его все Стервятником кличут, хоть он, может быть, и не виноват в произошедшем. Но я Аньке доверяю. И знаю, что отправили её в худший Приют незаслуженно.       — Худший? — спросила Сабрина, желая переключиться. «Нет, новости о Дэниеле я оставлю на потом. Нельзя сейчас об этом думать. Я могу размякнуть. Нужно сконцентрироваться».       Георгий зло усмехнулся, оглядевшись по сторонам:       — Ты думаешь, в остальных такая же ситуация? Бандиты творят, что хотят средь бела дня, охрана бьёт всех, на кого укажут, а не поддерживает порядок, половина профсоюза на личном окладе у директора. Я профессионал, принцесса. Защита интересов рабочих — мой хлеб. Я был до этого в двух других Приютах, и там ситуация совершенно другая. Но система работает, пока есть места, вроде этого. Никто не захочет здесь оказаться — оттого и будет пахать, пока не выкупит гражданство.       — Такая система преступна, — прошипела Сабрина. — Все могли бы быть счастливы, если бы не Семьи. Они забрали все ресурсы и поделили их между собой! Они заперли людей в Приютах, вынудили выбивать себе место под солнцем! Посмотри на Божий Порядок: раньше мы жили в гармонии и равенстве. Пока что-то не изменилось. Пока не пришёл Синдикат.       — Немногие умеют разумно распределять богатства, — Георгий покачал головой. — Мы не равны с рождения, принцесса. Дай идиоту его долю — так потратит зря или будет сидеть до последнего, пока реально способные что-то изменить страдают от дефицита ресурсов.       — Со всеми можно договориться, — парировала Сабрина. — Главное — начать сначала. Дать всем всего и поровну. Таланты всё равно не пропадут.       — Как не исчезнут и грабители, — пожал плечами эмигрант. — Уж поверь мне, принцесса. Мои родители рассказывали, как им приходилось выживать во Вне, пока они не нашли Город. На нашей земле тоже пытались всем дать всего и поровну — да только нашлись ублюдки, которые посчитали себя равнее всех. Они просто силой отобрали у остальных их долю, так что многим пришлось бежать. Оставшиеся, в конце концов, передрались между собой, пока не осталось вообще никого.       — Можно создать независимую организацию, что будет следить за распределением, — сказала Сабрина. — Пусть они будут наблюдать за всем, сохранять справедливость.       — Ты просто заложишь основы будущей элиты. Рано или поздно, придёт алчный умник, и использует силу в своих целях. Ему тоже нужны будут помощники. Их он отберёт из самых верных, поделит между всеми обязанности — и получит Синдикат.       — Почему ты так уверен в этом? — спросила Сабрина.       — Потому что человечество не меняется, — ответил Георгий. — Даже здесь, в этой чёртовой дыре мы образцы цивилизованности. Но в душе мы другие. Звери с человеческим лицом.       — Ты совсем не веришь в людей, — произнесла принцесса.       — После того, как мои соплеменники избили мою любимую? — зло спросил Георгий, и в глазах эмигранта загорелся огонь ненависти. — Из-за того, что она пыталась убедить их не воевать с профсоюзом? Нет, чёрт возьми. Это место… Оно меняет нас. Оно нужно системе — но не мне. Я уже три года здесь, и я дико устал. Торесу нужна хорошая встряска.       — То есть ты не с профсоюзом? Ты правда веришь в то, что говоришь с трибун?       — А разве по нашему разговору это не было понятно? — возмутился Георгий, скривив маленький некрасивый рот. Его и без того выпученные глаза, казалось, выкатились ещё сильнее. — Многим не нравятся методы директора, но они просто плывут по течению. Если постараться, их энергию можно направить в нужное русло…       — Ты имеешь в виду…       — Твои пьесы. Я слышал, новая на подходе?       Сабрина встрепенулась.       — Я разговаривала с Паркером и Мэйсоном. Они дали добро на показ. Посчитали, что постановка роли не сыграет.       — Сыграет, — убеждённо произнёс Георгий. — Если показать её на правильной сцене. Скажи, что ты думаешь о зале профсоюза?              

28 декабря, 541 год после Освобождения

      Она уже сильно опоздала, хоть и понимала — премьера прекрасно пройдёт и без неё. Сегодняшняя смена, как назло, растянулась на час больше. Наверняка они уже начали. Хорошо хоть актовый зал тоже находился на минус четвёртом этаже, иначе бы она застряла в очереди к лифтам.       Сабрина торопилась за кулисы, проходя по коридору мимо костюмерных и гримёрок. С удовлетворением она отметила, что маленькая комнатка, отведённая под реквизит её пьесы, почти пуста. Принцесса потратила все свои немногочисленные сбережения на печать костюмов, от которых актёрская труппа впала в ступор. Концепты Елизаветы сыграли свою роль, и шмотки получились просто отменные. Но больше, чем тряпками, актёры восхищались новым сценарием. Сабрина чуть-чуть доработала его, прежде чем заново начать репетиции. Благо, времени оказалось полно.       «Всё или ничего», — подумала она. Если её пьеса выстрелит, у Тореса возникнут огромные проблемы. Сабрина потратила полгода, чтобы понять — слово чаще ранит сильнее меча, и одной вовремя сказанной фразой можно добиться большего, чем реками крови.       — Принцесса? — послышался тихий голос за спиной, и Сабрина дёрнулась. Посреди коридора стоял мальчуган примерно одного с Лиз возраста. Из-под взлохмачённых густых тёмных волос на неё смотрели голубые глаза. На мальчишке была школьная форма — пиджак с брюками, да белая рубашка с галстуком. В руке он держал бумажный свёрток.       — Ты ведь Вильгельм, не так ли? Вилли Коул? — поинтересовалась Сабрина. Школьник зарделся.       — Только Лиз зовёт меня так, — произнёс он.       — Что ты здесь делаешь?       — Она просила передать вам…       Он подошёл поближе и разорвал бумажный свёрток. Внутри оказалась алая роза.       — Она её сама вырастила, — сказал Вильгельм. — Сказала, что хочет преподнести её вам, когда придёт настоящий успех. И передала извинения, что не сможет спеть. Скоро экзамены, ей нужно готовиться.       — Настоящего успеха ещё ждать и ждать… — пробурчала Сабрина. — Скажи, что я очень благодарна. Ничего страшного, спеть она ещё успеет.       Сабрина взяла цветок и поспешила отойти. Но не успела завернуть за угол, как Вилли окликнул её. Обернувшись, Сабрина заметила, каким взволнованным кажется мальчишка.       — Мой брат, — сказал он, — обещал вытащить меня отсюда. Но я знаю, что это ложь. Он уже не вернётся за мной. Да и зачем? Но вы… вы сказали Лиз, что сумеете выйти. Это правда?       — Абсолютная, — кивнула Сабрина. Мальчик потёр щёку.       — Вы хотите восстания, не так ли? — Вильгельм побледнел. — Вы можете погибнуть. Все мы можем погибнуть!       — Пока, Вилли, — сказала Сабрина и ушла дальше по коридору. Только дурных напутствий ей сейчас не хватало.       Она обошла сцену и вышла в зал как раз в тот момент, когда постановка уже заканчивалась. Николь и Эйден, её два главных актёра, сидели на полу, окружённые множеством других, игравших их уже взрослых сыновей и дочерей.       — Мы не сами обрекли себя на жизнь, полную страданий и тяжёлой работы в поте лица, — бормотал Эйден, чей герой был при смерти. Он надсадно закашлялся. Под седым париком, фальшивой бородой и богатыми одеждами невозможно было рассмотреть двадцатилетнего паренька, который играл персонажа намного старше. Бутафорский венок на его голове казался почти настоящим. — Нас заставили. А ведь там было всё, что душа пожелает! Он сказал нам: «Плодитесь и размножайтесь!» Но мы утратили рай. Нас обманули. У нас отобрали то, что принадлежало нам по праву! Никто не должен был ни в чём нуждаться! Мы не могли согрешить, если бы нас не увели с пути!       Николь наклонилась к умирающему мужу и повернулась к детям:       — Нам обещали, что мы сможем вернуться, если раскаемся в своих грехах. Я думала, что Он наказывает нас, пока не поняла — это урок. Он не хотел, чтобы мы были послушным скотом. Он дал возможность достигнуть Его вершин — и мы ею воспользовались. Разве это не стоит того, чтобы умереть?       — Даже после стольких лет ты думаешь, что так и должно было быть, жена, — произнёс Эйден. — Но разве мы виновны в преступлении, на которое нас толкнули? Разве мы должны расплачиваться за чужое зло?       Он обнял жену и начал кашлять всё сильнее и сильнее, будто жизнь и вправду утекала из него. Схватив ближайшего сына за алую тунику, он прохрипел:       — Помните: мы не потеряли рай. Его у нас украли.       Эйден откинул голову и испустил дух. Заиграла грустная музыка, жена и дети заплакали. «Здесь должна была запеть Лиз. Ничего, в следующий раз». Сабрина окинула взглядом аудиторию и у неё застыло сердце.       У большинства зрителей к лицу прилипла гримаса непонимания и раздражения. Происходящее на сцене их скорее бесило, чем развлекало. Она услышала чей-то шёпот:       — Господи, ну и бред же!       «Всё пропало», — подумала принцесса и облокотилась о ближайшее кресло. Ни одно не осталось свободным, некоторым зрителям пришлось даже стоять. Но какая разница, если им происходящее не нравилось?       Они с Георгием потратили столько сил, чтобы поставить пьесу в огромном, многоэтажном зале, где мест хватало на две с половиной тысячи человек. Сабрина даже представить себе не могла, сколько ниточек придётся дёрнуть, чтобы убедить профсоюз на такой шаг. Всё это время она ходила рядом с Георгием, смотрела, как он убеждал коллег: подкупом, угрозами или даже унижением. И больше всего её удивил тот факт, что довольных решениями Тореса действительно не так уж много. Большинство активистов состояние дел просто устраивало, но они жаждали намного большего. В профсоюзе работали люди, циркулировавшие между Приютами и следящие, чтобы рабочим обеспечивали удовлетворительные условия для труда. Торес платил Паркеру баснословные деньги, чтобы борцы за права трудяг закрывали глаза на происходящее в его заведении. И даже это не спасало его от энтузиастов, вроде Георгия. Заткнуть их он не мог: слишком сильную репутацию они успели построить в старых Приютах. Директор не мог ни подкупить их, ни убить. Оставалось слушать, как они призывают к восстановлению справедливости, но продолжать гнуть свою линию. Королю нужно маленькое чистилище, которым, в случае чего, всегда можно пригрозить — и никакой профсоюз этого изменить не в силах.       Удивительно было, что никто так и не поднял восстания. Но, поближе узнав Георгия, Сабрина поняла: активисты слишком умны, чтобы решать какие-либо вопросы кровью. Они были против бандитских группировок, ошалевших бригад и излишне жестоких охранников. Но бунтовщики пересекали линию добра и зла. Профсоюз таких не любил и предпочитал арестовывать сразу же. Они не могли допустить, чтобы пролилась кровь невинных. Разве что Келла смогла убедить активистов в чистоте намерений — но в её планы вмешался Тайрек Маут, и Приют остался под пятой директора Тореса.       Что до Сабрины, она знала: без крови уже не обойтись. Георгий думал, что сможет удовлетворить её жажду, уступив зал и пьесу. Но он не понимал, насколько далеко она готова зайти.       Выступление закончилось, прожектора потухли, упал алый занавес. Все три этажа зала разразились жидкими аплодисментами, свистками и улюлюканьем. Никто не замечал, что принцесса стоит здесь же, среди них. Сабрина гладила белые шрамы на руках, пытаясь выловить слова из общего гомона:       — Хрень полная, зато бесплатно…       — Помнишь их прошлогоднюю самодеятельность? Ну да, сценарий там был ещё хуже… Да всегда они ставили плохие сценарии! Зато какая музыка!       — А ты что, не понимаешь? Нас обирают! Директор, Синдикат, да даже Эдем — всё это создано, чтобы эксплуатировать людей! Вся эта хрень про «становление лучше» — просто завеса!       Сабрина резко обернулась и увидела окружённую несколькими рабочими Анну. Кинув быстрый взгляд на Сабрину, лысая репортёрша кивнула и продолжила горячо говорить:       — И так было далеко не всегда, как бы ни пытались нас заставить забыть…       Сидевшие рядом мужчины с серьёзным видом следили за её речью, некоторые даже кивали в ответ: непонятно, всерьёз ли, пытаясь ли добиться её внимания или же просто в насмешку.       Сквозь слабые аплодисменты и бурчание толпы, Сабрина услышала грохот распахиваемых дверей. Через главный вход, расталкивая стоящих на пути рабочих, начали затекать охранники, вооружённые пистолетами, дубинками и дробовиками. По прикидкам принцессы, зашло не меньше сорока человек. «Так всё-таки ты понял, про что я говорила, да, Торес?» — мрачно подумала Сабрина, работая локтями и пытаясь утонуть в толпе.       Один из охранников поднёс ко рту коммуникатор и включил режим громкой связи:       — Сабрина Лоренс! У нас приказ арестовать тебя! Выходи с поднятыми руками и тебе не причинят вреда!       — Какого хрена они здесь делают? — возмущался кто-то из рабочих.       — Пришли с оружием? Они что, сволочи, нас так боятся?!       — Ублюдки! Опять всё портят! Будьте вы прокляты!       — Столько мужиков, чтобы арестовать одну девчушку…       — Тише, дорогая, тише. Не бойся, всё будет нормально.       У Сабрины затряслись руки, тело прошиб пот. Ладонь сама потянулась в ботинок за спрятанным лезвием, которое она втайне выковывала, пока была на работе. Она могла долго рационализировать своё решение, искать грань между справедливостью и беззаконием, но реальность оказалась проста: сейчас или никогда. И она сделала свой выбор.       Она ворвалась в поток людей, начала прорываться с фланга. Охранники рычали и тщётно пытались создать вокруг себя свободное пространство. Рабочих оказалось слишком много. Отряд бойцов с пистолетами остался у самого входа, дожидаясь, когда передовая группа схватит принцессу и приведёт с собой. Ощетинившись стволами, они готовы были к любой неприятности, но Сабрину так и не заметили.       Она подошла к ним на расстояние вытянутой руки и спряталась за высоким чернокожим парнем. Стоило ближайшему к ней охраннику отвернуться, она вынула лезвие и резким движением ткнула его в горло. Мужчина захрипел, в глазах промелькнул шок. Вырвавшийся фонтанчик крови перепачкал ближайших рабочих, заставив женщин закричать от ужаса. Охранники встрепенулись, один из них подхватил падающего собрата.       — Сука! Она там, в толпе, пали в неё! — завопил боец, и друзья его послушались, подписав себе смертные приговоры.       К тому моменту, когда прозвучали первые выстрелы, Сабрина почти добралась до передовой группы. Визг раненых людей перекрыл грохот пистолетов, крики заполонили помещение, и толпа зашевелилась, словно гигантские жернова. Один из охранников, которых послали найти Сабрину, обернулся, столкнувшись с принцессой лицом к лицу. Не успел он открыть рта, как она нанесла ему три удара в живот. Клинок легко вошёл между сочленениями брони, и кровь тёмной массой хлынула наружу.       — Не стреляйте!       — Бей их! Бей, скорее!       — Они убьют всех нас! Мы все умрём!       До других охранников Сабрине было не дотянуться. Едва принцесса попыталась прорваться, как толпа снесла её в сторону. Паника обняла людей как вредная тётушка, дающая плохие советы. Взрыв насилия в одном конце зала поджёг фитиль в другом. Сабрина бросилась на кресла, спасаясь от давки. Мелькали озверевшие белые лица, покрасневшие белки глаз, скрюченные руки. Охранников взяли в кольцо и начали давить. Бойцы завопили, заверещали от страха и боли. Их молотили руками, ногами, кто-то выдавливал им глаза и тянул за уши. Их буквально разрывали по частям. У входа ещё пытались сопротивляться вооружённые пистолетами шавки Тореса, но они не протянули и минуты. Сабрина улыбалась, слушая их крики.       Директор пытался предотвратить кровопролитие, но сам же дал ей все инструменты. Она уже чувствовала вкус расплаты. Ничего слаще она ещё не пробовала.       Прыгая через кресла и наступая на чьи-то плечи, она двигалась к сцене, где сжались от ужаса её актёры. Они ей больше не нужны — неспособные драться, жалкие и тупые. Но они сыграли свою роль, создав нужную атмосферу, настроив людей на определённую волну. «Нельзя упускать такой момент, — думала Сабрина. — Если не направить энергию толпы в нужное русло, она просто рассеется».       Ожили рупоры, висевшие под потолком. Из них раздался голос директора, звеневший от напряжения:       — Внимание, всем рабочим Приюта! Говорит директор Зигфрид Торес! Нападение на охранников и сопротивление Божьему Порядку карается смертью! Но я более чем милосерден. Сдавайтесь, выходите из зала с поднятыми руками, и вас пощадят! Я гарантирую вам безопасность и амнистию!       Камеры и микрофоны служили директору, а Сабрине — паника и страх. Принцесса выскочила на сцену, распростёрла руки и начала вещать, что было мочи:       — Не слушайте его! Директор лжёт, чтобы заставить вас подчиниться! Посмотрите, что произошло. Охранники открыли стрельбу, а значит, им плевать на ваши жизни! Думаете, Торес сдержит свои обещания?! Как только он добьётся примирения, все вы окажетесь в условиях худших, чем раньше! Ваши дети и дети ваших детей будут угнетаться в этом поганом месте!       — Она права! — крикнул кто-то из толпы, пока остальные гомонили.       — Нет! Нам нельзя сопротивляться!       — Давно пора, мать его!       — А что будет дальше?!       — Нам некуда идти! Какая разница?       — Сабрина Лоренс — оппортунистка, — громогласно произнёс Торес. — Она толкает вас в пучину ненависти, чтобы спастись самой. Ради такого человека вы хотите умереть?       — Я поведу вас! — закричала принцесса. — Идите за мной! Вперёд! И я покажу вам, как нужно драться! Я освобожу вас от этих грёбаных стен! Давайте!       Она соскочила со сцены, слушая одобрительные возгласы. Толпа расступилась, освобождая проход. Подняв шоковую дубинку и пистолет мёртвого охранника, Сабрина ушла вперёд, слыша, как надрывается директор над микрофоном. Но его никто уже не слушал. Толпа устала. Толпа жаждала крови.       У входа забрезжили серые комбинезоны с красными повязками на руках. Сабрина не ошиблась — её ждали активисты профсоюза. Десять человек во главе с Георгием, вооружённые щитами для подавления восстаний и пистолетами. Повисло неловкое молчание, некоторые рабочие сделали боязливые шаги назад. Сабрина не сдвинулась с места. Нахмурившись, она прицелилась в Георгия.       — Всё-таки выбрал сторону директора, а? — процедила она.       Но эмигрант лишь засмеялся в ответ:       — Нет. Подумал, что тебе может понадобиться помощь. Диомед ушёл дальше.       Сабрина услышала судорожные выдохи облегчения у себя за спиной, но и не вздумала показать, что обрадовалась. Кивнув Георгию, она пошла вперёд, бойцы профсоюза влились в клин толпы. Эмигрант спрятался за левым плечом Сабрины и что-то протянул ей. Принцесса быстро схватила предмет и сунула в карман.       — Это то, что я думаю? — буркнула она.       — Да. Ручная граната.       — Откуда ты её достал?! — зашипела Сабрина.       — Кто-то взломал базы данных утилизаторов, — пробормотал Георгий. — Теперь там можно печатать оружие. Любое, мать его так, вплоть до пулемётов!       Принцесса еле удержалась, чтобы не затормозить. Но нужно было двигаться, дойти до лифтов быстрее, чем туда нагрянут молодчики Тореса.       — А охране?       — Им закрыли доступ. Ребята всегда распечатывали оружие перед тем, как его использовать. Теперь они остались без ничего: только дубинки, да старые щиты. Зато любой рабочий может заказать себе ствол, гранату, а если захочет, то и сраный гранатомёт!       Голос эмигранта дрогнул.       — Сабрина, что ты сделала?       — То, что давно должна была.       По одному взгляду эмигранта Сабрина поняла всё. Обжигающий душу, полный обиды и страха, но при этом понимающий, даже прощающий. Георгий знал — против такой толпы не пойти. А если не можешь драться с чем-то, то присоединись к ним.       — У тебя тоже есть доступ?       — В том-то и дело, — Георгий огляделся. — У меня есть. А у остальных бойцов профсоюза нет. Будто кто-то специально выбрал меня. Так что я по-быстрому напечатал, сколько мог, пушек и щитов для ребят.       — Кем бы ни был наш благодетель, надо сказать ему спасибо.       Тесные коридоры вели их мимо оставленных постов охраны и опустошённых бараков — все рабочие решили прийти на пьесу. Сабрина чувствовала, как напряжение давит железным сапогом ей на грудь. Перестало хватать воздуха, и она дышала всё глубже и глубже. Обшарпанные стены рисовали в её мозгу фантастические картины печального исхода дня. Что же, лучше она умрёт, чем будет жить так дальше. Главное — попытаться вытащить Лиз до того, как Приют закроётся.       Не прошло и пяти минут, как бунтовщики вышли к лифтам. Там их уже дожидался Диомед. Увидев Сабрину, он отошёл в сторону, и принцесса ахнула:       — Это то, что я думаю?       — Если ты подумала о пулемёте на треноге, то да, — огрызнулся лысый здоровяк. — Охрана сейчас попрёт из лифтов — и молись Богу, чтобы не активировались охранные системы, когда драка кончится.       — Почему?       — Тогда весь Приют поделится железными дверями на маленькие комнатки, в которые начнёт закачиваться усыпляющий газ. Держи, — он протянул Сабрине сумку. — Внутри противогаз. Если двери закроются, понадобится что-то для резки металла. Я думаю…       Не успел он договорить, как в длинном белом холле раздались громкие звонки — одновременно прибыло шесть лифтов. Двери раскрылись, и Диомед, не мешкая, бросился к пулемёту. Передёрнув затвор, он нажал на гашетку. Сабрина еле успела прикрыть уши, прежде чем обрушился ревущий шторм лязгающего металла.       Вывалившихся из тесных кабинок охранников срубило как соломинки. Пули пробивали тела насквозь, выворачивали кишки, отрывали руки, ноги, вскрывали черепные коробки. Лицо Диомеда освещалось вспышками, и по его выражению Сабрина поняла: он этим не наслаждается. В его шпиговании свинцом охранников не было жестокости, лишь выверенная, чёткая методичность; будто он, как доктор, на весах отмерял, сколько пуль прописать каждому противнику. Люди дёргались, вопили, извивались в агонии, а затем затихали навсегда.       Громкоговорители захрипели и возвестили женским голосом:       — Внимание! Отказ охранных систем! Отключение…       — Что это? — насторожилась Сабрина.       — Я же только что говорил, — отчеканил Диомед. — В каждом Приюте есть системы подавления бунтов. Торес попытался законсервировать нас — но у него ни хрена не получилось. Нам помогают, и помогают очень активно.       — Не важно! Главное — у нас есть выход к лифтам! — крикнула Сабрина, и жестом увлекла рабочих за собой. — Вместе мы в лифты не поместимся — используйте все доступные лестницы и двигайтесь наверх! Самые смелые идут со мной. Нужно успеть перехватить Тореса, пока он не сбежал из своей норы!       С ней намылилась пара дюжин крепких мужиков с лихорадочными глазами. Диомед схватил пулемёт и тоже протиснулся в лифт. Сабрину тут же придавило к стене, она начала задыхаться от запахов пота и грязной одежды. Лица рабочих светились небывалым энтузиазмом: они умудрялись шутить и подначивать друг друга, будто происходящее было всего лишь игрой, а не массовым кровопролитием.       — Внимание! Доступ на уровни выше запрещён! — известил всё тот же неживой женский голос. — Лифт останавливается на минус третьем этаже!       — А, так всё-таки Торес сумел кое-что придумать, — сказал Диомед. — Какой молодец.       Лифт профурычил наверх ещё минуту, прежде чем остановиться. Как только двери открылись, произошло то, чего Сабрина боялась — появились охранники. Ещё не вышедших рабочих начали давить и бить палками, загоняя всё глубже в лифт. Сабрину зажали так сильно, что ей показалось, будто затрещали рёбра. Она заорала от боли. Палец сам нажал на спусковой крючок пистолета.       Грохот выстрела ударился о стены лифта, что усилили звук в десяток раз. Охранники, явно не ожидавшие огнестрела, замешкались на пару секунд — и они стали решающими. С диким рёвом рабочие вытолкнули охранников обратно в коридор и заработали кулаками. Как только лифт освободился, Диомед подтянулся к Сабрине.       — Ты в порядке?       — Лучше не бывает, — огрызнулась принцесса. — Нам нельзя отставать!       Они побежали вслед за рабочими. Те уже успели отбросить охрану до следующего поворота коридора, но вдруг остановились. Где-то издалека послышались выстрелы и крики.       — Прорывают лестницы, — сказал Диомед.       Со стороны охранников кто-то завопил:       — Нет, стойте, пожалуйста!       — Не бейте!       — Мы сдаёмся, всё!       — Они не думали, что у нас есть пушки, — хмыкнула Сабрина. Прорвавшись вперёд, она увидела побледневших шакалов Тореса. — Свяжите их! — приказала принцесса рабочим. — И отведите в ближайшие бараки! Рабочим там скажите, что пришёл день освобождения!       На ближайших утилизаторах бунтовщики распечатали ремни и построили охранников в мини-караван. Бараки очистились от рабочих так быстро, что Сабрина и не заметила, сколько человек там было — многие, схватив оружие, тут же влились в увеличивающуюся армию Сабрины.       Охранников связали и усадили на пол. Удостоверившись, что ремни крепки, Сабрина кивнула и произнесла:       — Когда всё закончится, вас освободят.       Главный охранник бросил на неё косой взгляд налитых кровью глаз, но ничего не сказал. Сабрина закрыла дверь и закодировала панель доступа. Теперь войти сможет только она — или те, кому будет не лень взломать систему или же вырезать вход.       Бунтовщики делали всю работу за неё. С дубинками и редкими щитами, охранники ничего не могли противопоставить в узких коридорах вооружённым до зубов рабочим. Диомед с методичностью механизма срезал пулемётом пробегающих рядом блюстителей порядка, а Сабрина шагала вслед за обезумевшим воинством. Подошвы её сапог чавкали в крови, задевали отстрелянные гильзы. Среди трупов она замечала рабочих, убитых в спину или затылок. Кто-то под шумок умудрялся сводить личные счёты. Принцессе на секунду захотелось блевануть, но она сдержалась. «Путь крови. С него уже не свернуть».       Рабочие не знали пощады. Она прошла мимо группы бунтовщиков, которые специально отделились от общей толпы, чтобы развлечься со сдавшимися охранниками. Под дулами винтовок те лишь хныкали и просили о пощаде, в то время как бугай, покрытый татуировками, с усмешкой резал их коллегам глотки. Каждый надеялся, что до него не дойдёт очередь — и лишь в глазах последнего промелькнуло что-то, похожее на понимание. Он рыпнулся, попытался сбежать или напасть на своих мучителей, но пуля в голову мгновенно остановила его.       «А ведь у некоторых охранников семьи в этом же Приюте. Они пошли работать на Тореса, чтобы купить родным гражданство». Но попробовавшие крови бунтовщики плевали на всё. Оружие в их руках стало ультимативным уравнителем, способным решить любые социальные проблемы. Пьянящая власть так быстро ударила в головы, что никто и не думал о последствиях. Увидев Сабрину, рабочие заорали:       — Слава принцессе!       До ближайшей лестницы наверх оставалась всего пара блоков, когда Сабрина натолкнулась на Георгия и его активистов. Эмигрант сидел, опёршись на стену. Кровь, вытекшая из десятка ран, насквозь пропитала комбинезон. Остальным повезло меньше — тела выглядели так, будто их рвали голыми руками. Быстрой смертью они точно не отделались.       — Ты ничего не могла сделать, — сказал Диомед. Сабрина кивнула, пропустив его слова мимо ушей. — Похоже, кто-то из рабочих вспомнил старые обиды и синяки. Слишком долго профсоюз поддерживал Тореса.       У Георгия застыло непонимающее выражение на лице, будто он не мог поверить в то, что его убили. Как всегда зачёсанные вперёд волосы не могли прикрыть огромную дыру на месте глаза. Активист никак не хотел умирать, даже после десятка ударов ножом, и его решили упокоить, вонзив клинок в мозг. Сабрина протянула руку, чтобы потрогать холодеющее лицо эмигранта. Она вспомнила Анну Пирс, которую случайно спасла, подравшись с бандитами. Теперь она останется одна, совсем одна. Принцесса тут же отдернула пальцы от трупа. Она не будет жалеть. Смерть Георгия на её совести, но Сабрина стремилась к лучшему, в то время как активисту просто не хватило мужества на действительно решительные действия.       Принцесса поднялась и двинулась дальше к лестницам. Она будто шла по следам катастрофы. Крови и трупов с каждым пролётом становилось всё больше и больше. Охранники, несмотря на численное превосходство бунтовщиков, умудрялись обороняться — среди тел Сабрина замечала рабочих с разбитыми головами. Но в итоге, стражники Тореса сдавались под натиском.       Она не стала размениваться на мелочи. Ей нужен был директор, а не его шавки. Вместе с Диомедом они быстро пробежал минус второй и минус первый этажи, и перед вестибюлем главного входа нарвались на самую крупную драку.       Узкий коридор перекрывали охранники в полной нательной броне, выставившие перед собой щиты. Свет отражался от чёрных потёртых шлемов и пластин. Видимо, где-то всё же нашёлся склад с оборудованием. Но охранников было слишком мало, и пришли они слишком поздно. Рабочие выли и ревели, раз за разом врезаясь в чётко выстроенную линию стражников. Они поскальзывались в крови и выбитых зубах, в упор палили из пистолетов, но бронированные бойцы продолжали их теснить.       — Назад! — взревела Сабрина, расталкивая бунтовщиков и задыхаясь от вони. Запахи пота, крови, пороховой гари и оружейной смазки смешивались в непередаваемый букет ароматов войны. Диомед спешил следом, пробивая путь стволом пулемёта и одиночными выстрелами в потолок. Бунтовщики продолжали тесниться, чей-то кулак угодил Сабрине в нос, только разозлив её. Бодаясь плечом, принцесса сумела прорваться вперёд. Рука потянулась за гранатой в кармане. Вынув чеку, она крякнула и перекинула подарок через строй бойцов Тореса.       Последовавший взрыв разметал людей как вырванные листки блокнота. Рабочие издали победный клич. Подняв вверх руку с пистолетом, Сабрина заорала:       — За мной! — и рванула вперёд. Охранников оказалось не меньше сотни, они заполонили весь холл, но это не остановило бунтовщиков. Они вонзились в толпу стражи, тыкая ножами, стреляя в головы, размахивая дубинками. Сабрина схватила ближайшего бойца Тореса за шиворот, ткнула ствол пистолета в визор и спустила крючок. Пуля пробила шлем насквозь, через дыру в затылке вырвались осколки черепа и кусочки мозга, вперемешку с бронепластинами. Ударами шоковой дубинки принцесса крушила дезориентированных после разорвавшейся гранаты противников, стреляла из пистолета, ревела, вкладывая в свой крик всю обиду, злость и разочарование прошедших месяцев. Эта была её лебединая песня, её кровавая расплата, её большой взрыв, создавший новый мир. «Попробуйте меня остановить, — с ненавистью думала Сабрина, сворачивая шею повернувшемуся спиной охраннику. — Попробуйте — и умрите, как собаки».       Диомед короткими очередями из пулемёта расчищал себе путь, стараясь экономить патроны, но их всё равно надолго не хватило. Врагов было просто слишком много, и все они таскали защиту. Отбросив бесполезное оружие, Диомед невозмутимо подхватил валявшийся щит и начал размахивать им, оглушая и валя оппонентов на пол. На Сабрину с криками нёсся охранник с ножом, но волна бунтовщиков накрыла его, переломала кости, сорвала броню, а затем растоптала в кровавую кашу с визгом и улюлюканьем. Под тяжёлым сапогом треснул хлипкий череп. Очередная жизнь оборвалась в злобе и страданиях.       Рабочие ревели, разрывая врага. Ухали дробовики, пистолеты и винтовки. Дравшемуся рядом с Сабриной юноше разнесло пулей плечо, и он завопил от боли. Его крик прервала опустившаяся на голову дубинка охранника. Принцесса подсекла стражника и ударом в кадык отомстила за несчастного мальчишку.       — Смотрите, куда стреляете! — закричала она. — Цельтесь, вашу мать! Вы так друг друга перехерачите!       Казалось, рабочие послушались — огонь стал более сосредоточенным и точным. Но то тут, то там падали срезанные дружескими пулями бунтовщики. Сабрина не могла с этим ничего поделать, и просто продолжала драться, выплёскивая ненависть на лизоблюдов Тореса.       — Они отступают! — разнёсся над головами чей-то оклик. — Враг сдаётся!       И правда: охранники дрогнули, осознав, что броня их больше не спасает. Кто-то медленно отступал назад, пытаясь обороняться, а кто-то развернулся на месте и сразу же драпанул. Толпа бойцов в вестибюле начала рассасываться — часть бойцов возвращалась на верхние этажи, другие же бросились к главному входу. Как только избранные вырвались наружу, из Приюта, исход был предрешён.       — Не дайте им закрыть двери! За ними! — крикнула Сабрина. Слишком поздно. Тонкий ручеек охранников, тёкший к главному входу, прервался. Последний выбежавший захлопнул двери. Послышалось пиканье — стражники кодировали дверь снаружи, а значит, чтобы вырваться, придётся её вырезать. Оставшиеся внутри ударились о безжалостное железо, забарабанили кулаками, пытаясь достучаться до своих запаниковавших коллег. Бунтовщики, не размениваясь на сантименты, расстреляли их в спины. Как только пал последний боец Тореса в вестибюле, Сабрина оглядела поле развернувшейся битвы.       Мёртвых бунтовщиков оказалось больше, чем охранников — бронированные ублюдки сражались так, будто настал конец света. Вполне возможно, с их точки зрения бунт им и являлся. Сабрина опустила пистолет и дубинку, ощущая боль в плечах и руках. Кровь врагов текла по её бледным шрамам свежими водами по высохшему руслу. Давно она так не дралась, очень давно. Каждый раз, схватываясь с охранниками в коридорах, принцесса знала, что не нанесёт большого вреда. Но сегодня она боролась за свою жизнь. Ни один боец Тореса не пощадил бы её. Не после того, что произошло.       Сабрина двинулась к опустевшим столам администраторш — ей нужно проверить, у себя ли ещё Торес или нет. И только оказавшись совсем рядом, она рассмотрела измочаленные, лишившиеся человеческого облика трупы секретарш и чиновниц, встречавших её у входа. В пылу боя бунтовщики не щадили никого. А может, кто-то посчитал, что убийство ни в чём не повинных девчонок — тоже часть борьбы с системой.       Сабрина сжала кулаки так, что они побелели. Диомед тронул её за плечо.       — Проверь Тореса, — посоветовал лысый громила. — Здесь ты ничего сделать не смогла бы.       Принцесса торопливо кивнула и скрипнула зубами. «Я не жалею ни о чём, — повторила она. — Это мой выбор. Я дойду до конца».       Она пробежалась непослушными пальцами по клавиатуре, вызвала системные файлы и карту. Коммуникатор Тореса был отключен, а камеры в кабинете показывали лишь пустой стол.       — Сбежал, мать его! — вскричала Сабрина, ударив кулаком в монитор. Стекло треснуло вместе с кожей на костяшках. Принцесса, не задумываясь, оторвала кусок материи от рукава и начала перевязывать руку. — Сукин сын!       — Этого следовало ожидать, — всё так же невозмутимо ответил Диомед. — Нам пора уходить.       — Как? Охранники законопатили дверь, — огрызнулась Сабрина и огляделась. Никто из бунтовщиков не остался, чтобы вырезать вход — все устремились наверх. Казалось, на самом деле их интересует не свобода, а месть охранникам и возможность пролить как можно больше крови.       — Торес ведь ушёл не через главный вход, — сказал Диомед. — В его кабинете наверняка должен быть запасной.       Сабрина кивнула и вдруг спохватилась. Осознание серым клинком ворвалось в её разум.       — Елизавета! Она же наверху, в школьном корпусе! Проклятье, нам нужно спешить!       — Отойди, — приказал Диомед и подошёл к другому терминалу. Активировав его, он вызвал схему здания и начал забивать одну команду за другой. — Так, хорошо, лифты снова активировались. Может, у нас ещё есть время.       Сабрина в очередной раз поймала себя на мысли, что не знает, кто такой Диомед и откуда он — слишком уж умным казался её телохранитель для обычного наёмного громилы. Но об этом стоило подумать позже.       — Елизавета сказала, что живёт в общежитии на шестом этаже! — прохрипела Сабрина, хватая пистолет и дубинку. — У нас ещё есть время!       Они побежали к лифтам. Нажав все кнопки, они потратили минуту, дожидаясь приезда кабины. Наконец, погрузившись внутрь, Сабрина ткнула номер шесть, и лифт помчал их наверх.       Как только двери открылись, принцесса поняла, что опоздала. Двери общежития оказались взломаны, охранников и след простыл. Из помещения раздавались истошные крики, топот и грохот ломаемой мебели. Рядом со столом лежала молодая администраторша с десятком ножевых ран. Но бунтовщики сюда ещё не дошли. «Кто же её убил?»       Ответ пришёл сразу же, стоило Сабрине ступить за порог школьного корпуса. Перед ней открылся огромный зал с дорогими, сделанными вручную люстрами. Всё это предназначалось для массового сбора школьников, вроде почётного плаца. На сцене с синими кулисами когда-то наверняка выступал сам директор, читая вдохновляющие речи для нового поколения рабов. Но сейчас место больше напоминало ад.       Бритоголовые парни гоняли других школьников по помещению. Девушек валили на пол, раздевали, изредка избивали, в то время как с мальчишками расправлялись нещадно, с невероятной злобой, на которую способны только дети. У некоторых хулиганов Сабрина заметила в руках ножи. «Не только Приют страдает бандитизмом», — мрачно вспомнила она, рыская глазами в поисках Лиз. Но сестры не было нигде видно.       Принцесса подняла вверх пистолет и нажала на спусковой крючок. Грохот выстрела затопил помещение, и маленькие ублюдки тут же бросили свои дела, сосредоточив переполненные страхом глаза на Сабрине.       — Прекратите! — заорала она. — Посмотрите на себя! Вы же хуже животных! Немедленно оставьте друг друга в покое и разойдитесь по своим комнатам, иначе я начну вас всех убивать без разбору!       Бритоголовые скукожились и начали расходиться. У некоторых ещё доставало наглости на злобные взгляды, но они тут же потухли, стоило Сабрине махнуть стволом пистолета в их сторону. Остальные не торопились возвращаться в свои покои. Побитые начинали подниматься с пола, девушки рыдали, пытаясь прикрыть срам. Среди жертв Сабрина разглядела знакомое лицо:       — Вилли! — вскрикнула она и подбежала к школьнику. Он валялся на полу, разбитая губа раздулась, стала синей. Принцесса похлопала младшего Коула по щекам. Глаза мальчишки открылись. — Быстрее скажи мне, где Елизавета?       — Они схватили её, — прошептал Вилли, пытаясь подняться. — И утащили в туалеты… сказали, что принцессе нужно особое внимание…       — Где находятся туалеты? Где, чёрт тебя подери?!       Вилли лишь сумел махнуть рукой.       — Диомед, возьми его! — сказала Сабрина. — Показывай дорогу!       У них ушло три минуты на путь через общие коридоры общежитий школьного корпуса до женского туалета. Раздающиеся оттуда вопли Сабрину не порадовали. С размаху она вышибла дверь и чуть не поскользнулась на мокром полу.       Трое бритоголовых с ножами и дубинками стояли вокруг распластанного на холодном кафеле голого тела, над которым трудился четвёртый. Сабрину охватил ужас. Неужели это израненное, побитое и покрытое синяками существо — её сестра? Глаза Елизаветы смотрели прямо на Сабрину. В них царили полная отрешённость и безразличие.       Принцесса почувствовала, как ненависть взрывается в ней, накрывает всё, заползает в самые отдалённые участки тела. Дубинка размозжила голову одному из хулиганов, лицо второго разорвала пуля из пистолета. Третий в ужасе заорал и отскочил в сторону, но поскользнулся о кровь своего собрата. Губы молили о пощаде, всё его тело излучало раскаяние. Сабрина размозжила ублюдку лицо ударом каблука. Она обернулась, взглянув в глаза насильнику. Тот улыбался. Выхватив нож, он полоснул клинком по горлу Елизаветы. Девушка даже не вздрогнула, когда холодная сталь вскрыла её.       Сабрина взревела. Крик, полный отчаяния и безысходности, прокатился по всему помещению. Он окружил её со всех сторон. Хлынула кровь. И вот уже четвёртая жертва лежит на полу, а она пытается что-то сделать с сестрой, которая умирает прямо у неё на руках. Остекленевшие зелёные глаза, тёмные пятна на бледной, почти прозрачной коже. Белизна кафеля покрывается багровой жидкостью. Холод и страх. Сабрину трясло, со лба лился пот. «Нужно перевязать рану», — думала она. Быстрым движением ножа девушка отрезала лоскут материи от рукава и перекрыла кривоватый, напоминающий стебель розы, разрез.       — Всё хорошо, — продолжала приговаривать Сабрина, убирая с лица сестры волосы. — Всё в порядке, Лиз…       Позади хлопнула дверь. Диомед отстал из-за Вилли. Но он ещё мог помочь.       Лысый громила, увидев трупы, тут же бросил младшего Коула — тот уже мог довольно крепко стоять на ногах. Быстро оценив обстановку, Диомед подхватил хрупкое бледное тело Елизаветы на руки.       — Придержи повязку! — скомандовал он. Принцесса, всхлипывая, поспешила выполнить приказ. Они вытащили Лиз из уборной.       — Где ближайший отдел Медцентра? — гаркнул Диомед Вильгельму. Пацан молча побежал вперёд.        Они двигались так быстро, как только могли. Но коридоры казались Сабрине бесконечными. Они петляли, обманывали, заманивали в ловушку. Впереди неслась широкая спина Диомеда, по бокам которой торчали бледные руки и ноги Лиз, покрытые кровью. Принцессе казалось, что кожа сестры с каждой секундой становиться всё белее.       — Сабрина, очнись! — крикнул громила. — Постучись к ним!       Двери в Медцентр оказались закрыты. И неудивительно: с разгуливающими повсюду бунтовщиками и школьными хулиганами трудно дышать спокойно. Сабрина забарабанила кулаками о безжалостную сталь.       — Откройте! — закричала она. — Умоляю вас, откройте! Помогите моей сестре! Вы наша единственная надежда!       Она стучала до тех пор, пока не расшибла кулаки в кровь. Всхлипывая, Сабрина рухнула на колени и заплакала. Гладя сестру по лбу, оставляя на белой коже багровые разводы, она шептала:       — Ты обязательно выживешь… У тебя всё будет хорошо. Ты станешь королевой. Обещаю тебе.       И тогда, как по магическому велению, двери распахнулись. На пороге стояла огромная, выше Диомеда, чёрная фигура, подпирающая макушкой потолок. Из-за яркого света за её спиной Сабрина не могла разглядеть лица. Но сейчас медик казался ей сошедшим на землю ангелом.       — Помогите ей, — прошептала она, показывая на Лиз. — Помогите… она всё, что у меня есть.       — С исцелением придёт цена, — громыхнула фигура. Сабрина затряслась — так потряс её мощный голос.       — Я готова заплатить любую! Только спасите её!       — Не тебе придётся платить, — отрезала чёрная фигура. Наклонившись, он подхватил Лиз и понёс её внутрь, к свету. Сабрина протянула руку — и натолкнулась на невидимую стену.       — Что за… — произнесла принцесса, но Диомед дёрнул её за плечо, предупредительно помотав головой.       Фигура исчезла в конце коридора, свечение погасло. Сабрина считала удары сердца — раз, два, три… десять… тридцать… сорок… Казалось, весь мир застыл вокруг неё — лишь воздух резкими толчками то входил в лёгкие, то вырывался наружу.       — Твоя сестра мертва.       Голос донёсся не из коридора. Он прозвучал прямо у неё в голове. Сабрина застыла, не в силах пошевелиться. «Ты убила её, — подумала принцесса. — Ты убила её, тупая, никчёмная сука. Она поплатилась за твои грехи. Теперь ты точно сгоришь в аду».       Вильгельм, стоявший рядом, поперхнулся и сжал кулаки.       — Нет. Нет! Нет, чёрт возьми! — заорал он и начал молотить стену. — Проклятье! Это всё твоя вина! — крикнул он, ткнув в Сабрину пальцем. — Если бы ты не начала всего этого, она могла бы быть жива! Мы могли спасти её!       Диомед тронул Сабрину за плечо. Жест показался ей почти отеческим. Как жаль, что у неё никогда не было отца.       — Нам нужно уходить, — с нажимом произнёс громила. — Если прибудет полиция, мы уже никуда не убежим. В лучше случае, нас казнят. В худшем — я даже боюсь представить.       — Мне плевать, — сказала Сабрина. В её воображении всё висело бледное лицо Лиз, покрытое каплями крови. Вильгельм подошёл к ней и с размаху ударил под дых. Принцесса согнулась пополам.       — Верни её! — кричал мальчишка. — Сделай что-нибудь!       — Я… — начала Сабрина, пытаясь отдышаться, но Диомед покачал головой. Поникнув, принцесса выпрямилась и потянулась к Вильгельму, пытаясь успокоить его. Мальчишка вовсю плакал, размазывая грязным кулаком слёзы по щекам. Ладонь Сабрины замерла на полпути и отпрянула.       — Я обязательно вернусь за тобой, — твёрдо сказала принцесса. — Обещаю.       Она отвернулась и ушла вслед за Диомедом.       ***       Путь до кабинета директора казался сном — старым кошмаром, который так глубоко поразил, что почти и не запомнился. Но вот, спустя десятки лет, вдруг всплыл, заставив вспотеть от первобытного ужаса. Заставив вспомнить, что смерть может оказаться только началом.       Они шли к главной лестнице, не обращая внимания на вернувшихся к своим делам бритоголовых. Как маленькие дикие животные, они огибали опасность, в виде вооруженной принцессы и её громадного спутника, и нападали на беззащитных и обездоленных. Вернувшись в зал, Сабрина увидела среди трупов сидящую на коленях девочку лет десяти в помятой, изорванной форме. На голове школьницы отсутствовал клок волос. Она держала в руках нож и сосредоточенно им тыкала в лежащий рядом труп, приговаривая монотонным голосом:       — А это за то, что называл страшной. А это за то, что называл тупой. А это за то, что называл дурой…       Между ног девочки сочилась кровь.       Сабрина осторожно обошла её, двинувшись к выходу. Спускаясь на четвёртый этаж, они с Диомедом столкнулись с уже поостывшими бунтовщиками. Увидев принцессу, рабочие радостно взревели. Она лишь указала пальцем наверх и произнесла:       — Охранники могли остаться и там. Найдите каждого. Не знайте пощады. И тогда мы станем свободными.       Кабинет директора оказался открытым. Всё, что было ценного, бунтовщики разнесли, изорвали, изгадили. Стоял отчётливый запах испражнений.       — Что мы здесь забыли? — спросила принцесса.       — Выход, — процедил Диомед. Подойдя к одной из стен, он нажал на неприметный камень. Скрытая панель в человеческий рост отъехала в сторону, открыв проход. — Идём!       Сабрина нагнала громилу, когда тот уже спускался по лестнице. Хватит с неё загадок. Достаточно. Схватив Диомеда за комбинезон, она прошипела:       — Кто ты, мать твою, такой?! Откуда ты всё знаешь?       — Просто иди за мной, — произнёс мужчина. — Нечего терять время.       И продолжил путь, как ни в чём не бывало. Сабрина побежала следом. Она хотела остановить его, но тут услышала голоса впереди:       — Что это? Мне показалось или за нами кто-то идёт?       Почувствовав прилив ненависти, Сабрина бросилась вперёд. За поворотом лестницы, как она и ожидала, оказались Паркер с Мэйсоном. Шавки Тореса пытались сбежать вслед за хозяином.       Увидев Сабрину, они остановились и, как по команде, синхронно подняли руки:       — Слушай, если ты хочешь денег… — заговорил Мэйсон, но Сабрина прикрикнула:       — Заткнитесь!       Бухгалтер послушно прикрыл рот. Он сразу стал мелким, жалким, весь его поганый лоск слез, как скорябанная с железа краска. Тут же заговорил Паркер:       — Я сделаю что угодно, если понадобится. У меня есть связи, поверь!       — Твой профсоюз предал тебя, Паркер, — сказала Сабрина. — Как ты думаешь, что тебя ждёт, если ты останешься здесь?       По щекам толстяка потекли слёзы:       — Я не виноват! Это всё Торес! Поверь мне, я всегда был за благополучие рабочих! Пожалуйста, умоляю тебя…       — Убей его, — приказала Сабрина. — Убей Мэйсона.       Бухгалтер замотал головой, кидая взгляды то на принцессу, то на главу профсоюза.       — Что… что ты имеешь в виду? — спросил он дрожащим голосом. — Нет, слушай, я…       Но не успел он договорить, как Паркер с покрасневшим лицом схватил его за горло и начал бить о стены. Мэйсон хрипел, пытался вырваться, пинался — но силе толстяка он не мог ничего противопоставить. Хрипя и выплёвывая пену, Мэйсон осел на пол. Паркер поднатужился и одним коротким движением сломал бухгалтеру шею. Безжизненное тело покатилось вниз по лестнице и замерло на пролёте.       — Так я и знала, — прошипела Сабрина. — Ты всех сожрёшь, лишь бы остаться в живых, не так ли, Паркер? За это тебе Торес и платил. Ты паразитировал на людях, выпивал их них все соки. До тех пор, пока даже самые верные тебе не поняли, какой ты урод.       Принцесса нажала на спусковой крючок, проделав хорошую дыру в громадном животе Паркера. Лидер профсоюза крякнул и побледнел. Облокотившись на стену, он начал сползать вниз.       — Сука, — прошептал он. — Маленькая сука…       — Если доползёшь до выхода, может, тебя ещё кто-то найдёт, — прошипела Сабрина. — Молись, чтобы это были команды Медцентра, а не бунтовщики.       Она быстро сбежала вниз, стараясь оставить тела как можно дальше. Оставить кровь позади, больше к ней не возвращаться. Но она знала — это только начало. В её жизни будет ещё много трупов.       Диомед обогнал её. По лицу громилы Сабрина поняла, что он готов говорить.       — Кто ты? — снова спросила она, не сомневаясь, что тот заговорит. Должен был заговорить. Иначе, какой во всём смысл? Он разыграл свою роль до конца, так пусть соизволит ответить, в чём она заключалась.       — Меня зовут Диомед. А раньше называли капитаном Диомедом. Я был одним из Двенадцати. Тем, кто диктовал свою волю Башне Правосудия. Когда-то я служил Эдему, следя за Синдикатом.       — Ты был копом?       — Да. Пока мой друг, Джулиус Керн, не предложил план, как заставить Синдикат плясать под нашу дудку. Был один банк, куда не было доступа даже у короля, и мы решили обнести его. Захотели понять, что же находится такого важного внутри. Понять, что заставляет Синдикат так трепетать. Целью был один из банков Дома Торес.       — Директор чем-то заведовал там?       — Нет, наш директор Приюта — мелкая сошка. Лишь один из десятка носителей имени Торесов. Да и сами они всего лишь слуги у куда более важных игроков. Есть сила, которая тайно бдит над Старым Городом. Старые деньги, старые семьи, старые связи. Кое-что древнее Синдиката. Некая организация. Культ, состоящий из фанатиков Освободителя.       — Но кто они такие? — спросила Сабрина.       — Я не знаю. Знаю лишь, что важнее маски, а не то, что под ними, — за всё время разговора Диомед впервые соизволил повернуться к принцессе. — Ты их видела постоянно, но не обращала внимания, так же?       Сабрина пыталась понять, о чём он. Осознание новорождённой звездой взорвалось в её голове.       — Вигиланты, — выдохнула она. — Фанатики Освободителя, все до одного. Защитники униженных и обездоленных с окраин.       — Просто мясо для машины войны, — покачал головой Диомед. — Мы тщательно подготовили ограбление. Мы были копами, могли позволить отличное снаряжение. Всё прошло без сучка без задоринки: весь персонал подчинился, посетители не стали протестовать. И вот, мы с коллегами вскрыли хранилище. Керну, как изобретателю плана, доверили посмотреть, что внутри главной ячейки, открываемой только золотым ключом менеджера.       — И что же там было?       — Абсолютно ничего. Но Керн… Керн сказал, что понял всё. Мы свалили из этого чёртового банка. А потом все члены Секции Двенадцать начали умирать, друг за другом, по странным стечениям обстоятельств. И я бежал. К единственному человеку, желавшему меня защитить. Королю.       — Но зачем деду тебя защищать? Вы же хотели шантажировать его.       — Потому что я знал, на что способны маски. Я знал, что он боится своих покровителей — и ненавидит их. Мы начинали как враги, но в итоге оказались в одной лодке. Он принял и спрятал мою семью, интегрировал в Синдикат. А в качестве платы, я стал работать на корону.       — Подожди… ты хочешь сказать… — Сабрина выдохнула. — Он сунул меня сюда с умыслом?       — Да. Чтобы ты подняла восстание против Тореса. Ни у кого не возникло бы подозрений, всё свалили бы на тебя. Думаешь, оружие появилось в системе просто так? Я дал отмашку, техники Дворца доделали всё остальное.       — А если бы Торес убил меня? Что бы он тогда сделал?! — вскрикнула Сабрина.       — Что же, для короля невелика потеря, — жёстко произнёс Диомед. — Тогда у него появился бы повод наказать директора официально. В любом случае, ты принесла бы пользу.       — Он просто использовал меня… — тихо выдавила Сабрина. — Ему было настолько плевать… И всё это время ты лгал мне?       — Я не лгал ни о чём, принцесса, — ответил Диомед. — Я просто не говорил правду. Разве она тебя тогда интересовала? Да и потом, стал бы я делиться тем, что говорю сейчас?       — Что дальше? — Сабрина встала на месте. — Я выполнила свою миссию. Теперь я никому не нужна.       Диомед так резко развернулся на месте, что принцесса рефлекторно вскинула кулаки. Бывший коп лишь усмехнулся.       — Выполнив миссию, ты искупила свою ошибку. Ты можешь спокойно вернуться обратно. У короля ещё множество дел. Нам нужно работать вместе, чтобы достичь наилучших результатов. Снаружи тебя будет ждать Дэниел с моим сыном Реджинальдом.       Сабрина дёрнулась, услышав имя любимого. Но удивило её больше другое.       — Реджи? Реджинальдом Кински? Но он ведь всё это время учился с нами, совсем рядом… он был твоим сыном?!       — Хорошую они выбрали фамилию. Неброскую. Всё это время спрятанный на виду, вблизи отпрысков самых могучих Семей Синдиката, — улыбнулся Диомед. В голосе его прорезалась гордость. — Фанатики до него никогда бы не добрались — в вашей тени Реджи всегда был в безопасности.       Сабрина сжала кулаки. «Дэниел… дед и тебя опутал своими сетями». Теперь они оба утонули в крови из-за Карла. Она так жаждала встретиться с ним, и теперь боялась, что не сможет посмотреть любимому в глаза. Пара убийц, пара пешек короны. Нет, не так она представляла себе их воссоединение.       — Идём, а то опоздаем, — махнул рукой Диомед. Принцесса всё же решила послушаться.       — У меня совсем нет выбора? — спросила она больше себя, чем экс-копа, но тот покачал головой.       — Конечно есть! Ты можешь остаться и сгореть со всеми, когда прибудут основные силы Башни Правосудия, а можешь вернуться к деду, искупив все свои грехи, и продолжить борьбу. Разве ты не понимаешь? Всё это дело — оно намного больше, чем твои детские обиды. Нам придётся пролить океаны крови, чтобы вернуть себе контроль над Старым Городом. Эдем был создан не для того, чтобы быть недостижимым идеалом. Он должен был служить людям, народу. Твой дед это понимает. Я это понимаю. Но чтобы всем выбраться из ямы, нужно хорошенько постараться. Нам нужен сильный лидер.       — И кто же им станет? — саркастически процедила Сабрина. — Дедушка? Кем бы ни были эти люди в масках, эти культисты, я скажу одно — сомневаюсь, будто они хуже Карла.       — Ты рассуждаешь как дитя, — сказал Диомед. — Тебе жаль всех этих рабочих? Под Торесом они не могли сделать со своими жизнями ничего полезного. А теперь, благодаря их жертве, мы на шаг ближе к победе. К всеобщему освобождению Старого Города.       — Пока мой дед король, никто не будет свободен, — выдавила Сабрина. Они уже почти дошли к выходу. Диомед указал на дверь с кодовым замком.       — Введёшь «0451», выйдешь наружу и будешь ждать. Дэниел приедет, чтобы забрать тебя. Вы отправитесь к королю.       Потерев подбородок, экс-коп добавил:       — И передай привет Реджи. Скажи, что я скучаю.       — А ты останешься здесь?       — Моя работа ещё не закончена, — нахмурился Диомед. — Когда прибудет полиция, я должен убедиться, чтобы все беспорядки утихли. А потом отправлюсь дальше, может быть, даже присоединюсь к вам во Дворце. Ступай вперёд, дитя, и не оглядывайся назад. Не на что тут смотреть.       Сабрина ввела код и захлопнула дверь. Как и просил Диомед, она не обернулась. Она не собиралась прощаться. Злость кипела в ней огнём бесконечной войны, пышила обещаниями расправы. Она вспомнила маму, её аккуратное, вечно сосредоточенное лицо. По какой бы причине Анора ни предала короля, Сабрина приняла бы её сторону. Дед использовал её, использовал Дэниела, использовал всех. Он обагрил её руки, превратил в чудовище. Убил Елизавету.       Мысль о том, что она сама могла быть виновата, Сабрина старалась отогнать. «Если бы дед не послал меня в Приют, Лиз была бы жива. Лучше бы казнил сразу».       Она вынырнула из входа в самом низу здания, у торца. Принцесса оказалась у заброшенной технической дороги, которая могла служить для обслуживания канализационных каналов под Приютом. Над головой проходила магистраль, пешеходных дорожек рядом не было видно. Сюда можно было приехать только с определённой целью.       Не прошло и минуты, как из-за угла послышался визг колёс. К входу подрулил алый седан с затонированными стеклами. Дверь распахнулась, и Сабрина приготовилась столкнуться с кипучим взглядом голубых глаз Дэниела.       Но внутри оказался не её любимый. Дверь раскрыл юноша, не старше её самой, со светлой шевелюрой, одетый в строгий серый мундир и белые перчатки. Глаза его скрывали очки расширенной реальности.       — Садись, — произнёс он.       — Кто вы такие?       — Те, кто тебе поможет. Ты же не хочешь работать на короля? Ты жаждешь ему отомстить за всю ложь?! Так присоединись к нам!       По мундиру мальчишки Сабрина догадалась, что он наёмник.       — Ты служишь Карфилдам? — спросила принцесса. Парень стушевался.       — Вопрос не в том, кому я служу. Важнее, что я не работаю на Его Величество.       Из темноты салона показалось ещё одно лицо. Женщина с кудрявыми чёрными волосами, собранными в хвост. Чётко очерченное лицо истинной аристократки, но взгляд бывалого солдата — такой же, как у мамы. Несмотря на недостаток света, Сабрина умудрилась рассмотреть руки женщины — покрытые тёмными пятнами, старые, прошедшие не одну процедуру омоложения.       — Я знаю, как с тобой обошлись, — раздался её голос с лёгкой хрипотцой. — Я знаю. Тобой просто воспользовались и такое прощать нельзя, какими бы высокими ни были мотивы. Твой дед говорит, что хочет освободить Старый Город — но он сделает всех своими рабами. Ты можешь предотвратить такой исход — если просто сделаешь один шаг.       Перед глазами Сабрины возникло бледное лицо Елизаветы, её остекленевшие глаза, кровь на губах. Она вспомнила звонок мамы на крыше, ещё в Академии. Она вспомнила Дэниела, говорившего, что не хочет служить Карлу.       И сделала шаг к машине. Юноша подвинулся, уступая место. Внутри пахло дешёвыми сигаретами и оружейным порохом.       — Валим отсюда, Марстон, — произнесла незнакомка, помахав водителю. Тот не заставил долго ждать и дал по газам. Машина рванула вперёд и после нескольких поворотов оказалась на магистрали, затерявшись в общем потоке. Сабрина заметила, что за рулём пожилой мужчина в чёрной куртке и берете Дома Роско. Она могла поклясться, что видела его среди гвардейцев Дэниела.       — Не бойся, он больше не работает на Стервятника, — женщина повернулась к Сабрине и тепло улыбнулась. — Давай познакомимся как нормальные люди. Моё имя — Арден Карфилд, но все называют меня Мамой.       Открыв карман, Сабрина дрожащими пальцами вынула пачку сигарет. Она не стала спрашивать разрешения, чтобы закурить. Едкий дым проник ей в голову, смягчил мысли, ослабил ноющие мускулы и заставил обеспокоенное сердце биться ещё сильнее.              — У меня есть своя мама, — процедила Сабрина, выпуская дым. Наёмница усмехнулась.       — Ты свыкнешься.       На сиденье перед принцессой замерцал экран — кто-то пытался дозвониться.       — С тобой хочет поговорить один человек, — произнесла леди Карфилд и приняла звонок. Увидев собеседника, Сабрина дёрнулась назад и вжалась в кресло.       Он постарел лет на двадцать и покрыл лицо татуировками. Но принцесса всё же узнала мужчину по глазам и волосам, зачёсанным вперёд. Как в день их первой встречи.       — Здравствуй, Сабрина, — прохрипел Георгий. — Выглядишь так, будто призрака увидела.