Чудовище!

В цене упали лавры — кто стремится Стяжать их в дни, когда, гордясь собой, Зло шествует с поднятой головой И каждый жаждет лишь обогатиться.

      Когда я вернулась с бала, было далеко за полночь. Над Петербургом растеклась густая, вязкая тьма; за чёрно-серыми обрывками туч не было видно ни единой звезды. Лишь кроваво-красный диск луны освещал всё вокруг мутным багровым сиянием. Шёл дождь; ледяные струи, словно слёзы, грустно стучали по железным крышам, отбивая мотив скорбной и пугающей песни. Я зажгла свечу и направилась к своей комнате. В оранжево-жёлтых отблесках кривились угольно-чёрные тени. В комнате старой графини раздавались шаги и чей-то незнакомый голос. Я остановилась и вслушалась. Слов разобрать не получалось, но сам тон говорил гораздо больше. Он был ужасающим. В нём слышалась настойчивая мольба, переходящая в угрозу, плаксивый, жалостливый тон, перерастающий в ненависть и гнев. Я замерла, сердце бешено колотилось, а кровь стучала в висках. Руки задрожали, и я неосторожно задула свечу. Всё окружающее пространство сразу же потонуло в туманной тьме. Звуки затихли. Схватившись за ледяную стену, мелко трясясь всем телом и еле передвигая онемевшими ногами, я медленно двигалась к своей комнате. Нащупав железную ручку, я сразу же с необъяснимой быстротой вбежала внутрь и захлопнула за собой дверь. Дрожащими пальцами, я вцепилась в плотно сидевший в петле засов и попыталась его сдвинуть, но всё было безуспешно: он оказался совсем заржавелым. Позади раздался пронзительный плаксивый скрип, и меня обдало холодом. Обернувшись, я увидела, что ветер распахнул форточку. Пропахший сыростью и пропитанный болотной гнилью воздух тотчас же доверху заполнил комнату, пробравшись в самые отдалённые углы. Часы хрипло пробили, нарушая мертвую тишину. Не раздеваясь, я села на постель. Эта жуткая атмосфера произвела на меня крайне болезненное впечатление. Голова кружилась, а мысли путались. Разыгравшееся воображение преобразовывало очертания мебели в мерзких карликов и привидений, тянущих ко мне свои крючковатые сухие пальцы. Луна вышла из-за туч и наполнила мою комнату своим могильным фосфорическим сиянием. Гулким эхом раздались чьи-то тяжёлые шаги. Я затряслась всем телом, холодный пот облепил спину. «Это просто лакей, просто прислуга, ничего особенного, если бы не усталость и слабые нервы, я бы не обратила никакого внимания», - безуспешно пыталась успокоиться я, всё крепче сжимая ослабевшие руки. Шаги были всё громче и громче, деревянные полы протяжно поскрипывали под резкой поступью. Громкий, отчётливо слышимый стук раздался у моей двери, но затем всё замолкло. Я напряжённо прислушалась. Тонкие стены позволяли слышать тихое прерывистое дыхание. Это он! Мелькнувшая мысль поразила меня, я поднялась и зачем-то схватила в руку серебряный подсвечник, стоявший на столе. Дверь распахнулась и, озаряемый лунным сиянием, с судорожной усмешкой на бледном худощавом лице вошёл Германн. - Отчего вы не спите? – спросил он своим сухим голосом. Его тёмные, кажущиеся чёрными в сумраке комнаты глаза ярко блестели. Я отшатнулась. Передо мной был не тот офицер, который каждый день улыбался мне, стоя под окнами, который писал мне такие трогательные и нежные письма. Передо мной был кто-то другой, кто-то, кого я до сих пор не знала. « У него профиль Наполеона, а душа Мефистофеля», - вспомнились мне слова Томского. И верно, в эту минуту в нём было нечто дьявольское и жуткое. Сложив руки на груди, он забрался на подоконник и, отвернувшись, замолчал. Я подошла ближе, холодный страх сменялся в моей душе странным мистическим влечением. - Я знала, что вы придёте. – подсвечник выпал из моей руки и с грохотом покатился по полу, молодой человек в упор посмотрел на меня. На его тонких губах заиграла усмешка. - Вы думали, будто я люблю вас? – холодно спросил он. За окном раздался гром; и сквозь чёрную толщу туч жёлтым языком блеснула молния. Точно плачущий ребёнок, завыл ветер. Страшное лицо гостя потонуло во тьме. - Если нет, зачем же вы пришли? – дрожащим от волнения голосом произнесла я. - Я был в спальне старой графини. Я сейчас от неё. Графиня умерла. – мрачным, но до ужаса спокойным тоном сказал Германн, сложив руки на груди. Всё внутри словно бы оборвалось. Слёзы, стоявшие в глазах, исчезли, а на смену им пришёл ужас. Подойдя ближе, я села рядом с ним на подоконник и дотронулась до его руки. Она была холодна, однако не дрожала. Его лицо было всё таким же серьёзным и невозмутимым, лишь глаза сверкали лихорадочным блеском. - Неужели? Но как такое могло произойти? Боже мой, скорее объяснитесь, иначе я не знаю, что и думать! – солгала я; на самом деле, я сразу же поняла, что произошло, однако до последнего надеялась, что он опровергнет мои слова. Но Германн молчал, нахмуренно вглядываясь во тьму. - Кажется, я стал причиной её смерти. - не смотря на меня, бросил он. Я вскрикнула и резко откинула его руку. Он отвернулся. Густая тьма за окном расступалась, и сквозь ночной мрак начинали пробиваться прозрачно-голубые лучи света. Я вгляделась в его бледное, ничего не выражающее лицо. Волна холода обдала меня. Как он может так спокойно говорить об убийстве? Как он может сейчас сидеть у окна и смотреть на зарождающийся рассвет, когда его руки перепачканы кровью невинного человека? Меня охватило ощущение невероятной мерзости, я задыхалась от адского смрада, исходившего от его гниющей души. - Но зачем, неужели ради денег? - Да. – без чувств ответил он, едва шевеля губами. Его красивое лицо сейчас напоминало страшную восковую маску со стеклянными глазами. – Это фантастический анекдот. Я услышал его, когда сидел рядом с карточным столом. Один из моих приятелей, которого вы, вероятно, так же знаете, рассказал, будто бы графиня знает великий секрет: три карты, которые стоит только поставить одна за одной, сразу же выиграют целое состояние. Сначала всё это казалось мне вздором, но потом я задумался и, как бы случайно, совершенно не думая, очутился возле вашего дома и увидел вас. План созрел сам собой. Я всего лишь хотел выманить у неё секрет, но старуха оказалась до ужаса упрямой. Я умолял её, едва не стоял на коленях, но эта карга лишь молчала и сверлила меня своим надменным взглядом. Не выдержав, я достал пистолет и приставил к её голове… - Вы её застрелили? – дрожа, вскрикнула я. - Пистолет был не заряжен. Я не хотел её смерти. Мне нужна была лишь тайна и ничего кроме. Но я не получил её, напротив, потерял безвозвратно. – молодой человек с досадой закончил свою речь. Я поняла всё. Ему не нужна была моя любовь, ему не была нужна ничья любовь, единственное, что прельщало его воображение – это богатство. Это горы золотых монет, стопки ассигнаций и многотысячные векселя. Это был жестокий, расчётливый человек, готовый идти по трупам, лишь бы достигнуть цели. Это был безумец, сгорающий в серном огне алчности и гордыни. И я, сама того не ведая, помогала ему; собственными руками вязала верёвки для моей благодетельницы, которая, хоть и была строга, но сделала для меня так много доброго. О, как жестоко я обманулась его дьявольской красотой! Горячие слёзы позднего сожаления тонкими струйками потекли по холодным щекам. Моё сердце ныло от горького чувства, а он всё так же сидел, досадуя лишь на то, что не узнал тайны. Я захлёбывалась от ненависти, бурным потоком кипевшей в моём пересохшем от волнения горле. - Вы – чудовище! – страшно сверкнув глазами, произнесла я. Он мрачно посмотрел на меня и ничего не сказал. Да и что он мог сказать, если ему всё равно нет и никогда не будет оправдания? О, падший человек, сгоревший в пламени собственной ничтожной мечты, дорого ты поплатишься за своё зло! Над городом всходило белое солнце, рассекая полотно туч своими острыми лучами. Дождь почти прекратился, а ветер затих. Лишь густой белесый туман по-прежнему стелился над землёй, и пахло росистой сыростью. Комната озарялась бледным светом. Я больше не могла находиться с ним рядом, чувство отвращения переполняло меня. Если бы хоть малейшая искра сожаления блеснула в его сумрачных глазах, я бы простила его, как учил нас великий Господь, но его чёрное, отравленной жаждой богатства сердце не умело сожалеть. Ему не нужно было любви, ему не нужно было спасения и Бога; он тянулся к огненно-жёлтому свету золота и всё глубже погружался в пучину тьмы. - Уходите! Я бы провела вас, но мне страшно идти мимо комнаты графини. Я объясню вам, где находится лестница. Но не думайте, что всё это сойдёт вам с рук, вы будете наказаны, пусть не людьми, но как-нибудь иначе. Вы прокляли свою душу, Германн. - Дайте мне ключ и скажите, как отсюда выйти. – словно не слыша моих слов, произнёс он. Открыв ящик, я достала ключ и протянула ему. Он быстро схватил его, неосторожно задев мою руку. Я отшатнулась, мне было мерзко от прикосновения к этим грязным, перепачканным кровью и грехом пальцам. Последний раз бросив на меня пристальный взгляд, убийца развернулся и вышел вон. Его твердые шаги ещё некоторое время раздавались в доме, а затем всё смолкло. - Чудовище. – чуть слышно прошептала я и, упав на постель и закрыв лицо руками, горько зарыдала.